Шанс (гет)

Алек всегда подчиняется правилам и не задает лишних вопросов. Он солдат, выполняющий приказы. Да и к чему ему детали? Дела Конклава его не касаются так же, как Конклав не особенно интересуют способы охоты на демонов. Иерархия для того и придумана, чтобы каждый находился на своем месте. Иззи фыркает, когда он напоминает ей об этом, и стремительно уходит, иногда хлопая дверью. И в этом вся она — воплощенный вызов и ураган страсти. Иззи не задумывается о последствиях, дружит с нижними и бунтует почем зря. Ощущение, что при рождении ему досталось все благоразумие, а ей — безрассудство. А отдуваться, естественно, Алеку.

Он вздыхает и на секунду прикрывает глаза. Когда-нибудь Иззи повзрослеет, и он сможет расслабиться, а сейчас... Алек любит сестру и смотрит сквозь пальцы на ее выходки, пока они не влекут за собой серьезных последствий. Так что он не удивляется, когда ему поручают одиночную миссию. Он вполне в состоянии справиться. Джейс занят в Идрисе, когда вернется, неизвестно, а Иззи найдет, чем себя занять.

— И что именно от меня требуется?

Мама говорит, что он идет один, но не уточняет, за чем или за кем. И это слегка настораживает. Пока слегка.

— Миссия засекречена. То, что выбрали тебя, — честь.

— Мама? — вопросительно выгибает бровь он, ожидая подвоха: если уж она ходит вокруг да около, хорошего или по меньшей мере легкого ждать не приходится.

— Конклаву нужна банши.

— Я думал, их уже не осталось.

— Почти всех перебили во время восстания, но парочке удалось спастись, как оказалось. — Она открывает сейф и достает оттуда папку. — Лидия Мартин. Мы недавно узнали о ней. Дерзкая, своенравная, не признающая авторитетов. Почти уверена, что она подружилась бы с Изабель.

— Поэтому я и должен найти ее в одиночку, — хмыкает Алек. Как же он устал от противостояния сестры с матерью. Нет, чтобы попытаться друг друга понять, только фыркают и отворачиваются. — А Мартин не особенно скрывается, — замечает, просматривая не такое уж и толстое дело: всего пара листов.

— Это и удивляет. Будто хочет, чтобы ее нашли.

— А если так и есть, то для чего? Видимо, Конклав интересуют эти вопросы. Ну и откуда она взялась, собственно. — Мама кивает. — Когда выхожу на миссию?

— Сегодня у нижних вечеринка. Скорее всего, она будет там.

— Понял. — Он собирает документы, чтобы еще раз просмотреть. Должен же знать, с кем имеет дело. Банши — почти миф в сумеречном мире. — И не говори Иззи, куда я пойду, иначе она тоже захочет.

— Разумеется. Когда Изабель могла отказаться от вечеринки, да еще в нижнем мире.

Алек видит, как презрение скользит по лицу матери, но ничего не говорит. Бесполезно. Он уже столько раз пытался, но заканчивалось все скандалом. В лучшем случае.

К счастью, он никого не встречает, готовясь к заданию. Оружие не нужно, экипировка тоже. Его задача — слиться с толпой, не привлекать внимания, пока не найдет банши, а после ненавязчиво убедить ее пойти с ним. Не так уж и сложно на первый взгляд, но тогда не было бы и секретности. Конечно, это можно списать на сущность Мартин, но интуиция подсказывает, что все окажется куда труднее, чем Конклав хочет показать. Даже маги так активно не проявляют себя, а тут вымирающий вид. Алек морщится. Кем бы ни была Мартин, она человек. Алеку не нравится, когда его заставляют думать иначе, но с точки зрения сумеречного охотника он не должен отождествлять себя с целью охоты. Черт! Он трясет головой, отбрасывая ненужные мысли, кидает последний взгляд на фото и убирает документы в безопасное место.

А она красивая, думает Алек, надевая кожаную куртку.

* * *

Когда он заходит, веселье в самом разгаре. Туда-сюда снуют официантки с подносами, на которых всеми цветами радуги переливаются коктейли. Музыка грохочет так, что закладывает уши, и Алека это совершенно не радует. Эффектная, яркая девушка просто обязана быть в центре внимания, поэтому он обшаривает взглядом помещение и отмечает несколько групп людей. Им явно весело. Алек берет первый попавшийся коктейль, чтобы не выбиваться из общего настроения. Девушки смеются, парни так или иначе пытаются прикоснуться к ним: все, как и на любых других тусовках, которые он видел. Видел, но не принимал участия. «Сумеречным охотникам не положено получать удовольствие на заданиях», — звучит язвительный голос Иззи в голове. Неудобно как-то и неловко, возражает он. Уже подходит к первой группе молодых людей, когда гаснет свет. Алек подбирается ближе, радуется, что все-таки взял с собой лук, — на всякий случай! — и уже тянется к нему, но в этот момент меняется музыка, свет софитов пробегает по сцене, а в самом центре она. Лидия Мартин собственной персоной, бросающая вызов и упивающаяся всеобщим любованием. Она словно предлагает себя поймать, но в то же время ускользает, и это одновременно вводит в ступор и вызывает уважение. «Смотрите, но не трогайте», — говорит Мартин глазами. И ему на руку такой подход чуть больше, чем полностью.

Алек расслабляется и ждет, пока она вдоволь напоется и спустится в зал. Мартин обязательно придет. Ей нужно обожание, ощущение власти над другими. На лице читается жажда признания, потому что слишком долго была в тени. И что-то Алеку подсказывает: именно поэтому она и не скрывается. Хочет изменить что-то в своей жизни, бросает вызов консервативности. Ей жизненно необходимы эмоции, драйв, и она берет их с лихвой. Просто выходит на сцену и завладевает всеми помыслами толпы. Алек склоняет голову набок, изучая Мартин с ног до головы, пытается понять, что испытывает, и не находит ответа. Как бы она ни старалась, в ней нет порока, только бурлящая энергия, выливающаяся через край. Банши не понаслышке знают, насколько коротка жизнь. Так, может, она решила по максимуму взять от своей? Он настолько задумывается, что подносит к губам коктейль, и приходит в себя, когда почти отпивает из бокала. Чтоб его! Это Иззи предпочитает действовать, а Алеку лишь бы подумать да соотнести мотивацию и цели жертвы, чтобы вычислить наиболее эффективный способ выполнить миссию. И эта склонность играет с ним злую шутку: он теряет Мартин из поля зрения. Внезапно приходит мысль, не владеет ли она гипнозом и не целенаправленно ли одурачивает, но у Алека нет времени ее обдумывать. Не сейчас. Он должен найти банши! Алек в который раз окидывает взглядом помещение, когда над ухом раздается мелодичный голос:

— Не меня ищешь?

Он оглядывается и видит перед собой именно ее. И почему-то совсем не удивляется.

— С чего бы? — выгибает брови он, и она прищуривается.

— Похож на тех других, что Конклав уже присылал. Холодный взгляд, отстраненный вид, кожаная куртка. Как бы ни пытался смешаться с людьми, не выходит.

Она усмехается, а Алек наконец понимает, почему задание не подлежит разглашению. Он далеко не первый. До него никому не удавалось с ней совладать. И Мартин становится на порядок интереснее, чем еще секунду назад.

— И никто не смог тебя заставить пойти с ними? — спрашивает прежде, чем успевает заткнуть себе рот.

В ней определенно есть что-то ведьмовское.

— Я уже достаточно делала того, чего мне не хотелось, — пожимает она плечами, забирает его бокал и делает глоток. Прикрывает глаза от удовольствия и бросает на него взгляд из-под ресниц. — Впрочем, у тебя может получиться.

«На что ты готов пойти ради этого?» — читается в каждом движении.

— И что мне нужно для этого сделать? — Алек наклоняется ближе, улавливая мелькнувшее в глазах удивление.

— Потанцуй со мной.

Она хватает его за руку и тянет в гущу уже толкающихся парочек. Алек не хочет быть частью дурацкого столпотворения, но он должен выполнить задание, и, если танец поможет, значит, так тому и быть. Мартин обнимает его за шею, прижимается, но не переходит границы. Она не соблазняет его — дает свободу действий. Странный способ решить, пойдет ли она с ним. Проверка на прочность? Сможет ли он держать себя в руках, устоять перед ее уловками? Естественно. Он же сумеречный охотник, сдержанность у него в крови.

— И скольких ты обвела вокруг пальца?

Она невинно улыбается, словно совсем ни при чем. Как же! Он не купится на невинное выражение лица и честный взгляд. Иззи и не на такое способна, если не хочет признаваться в очередной проказе!

— Троих? — надувает губы. — Пятерых? — приподнимает уголки рта. — Семерых? — игриво ухмыляется. — Понятия не имею, — наконец говорит честно, — не считала. Следующий вопрос, пожалуйста, — щурится, запуская пальцы в его волосы.

— Зачем ты приехала сюда?

— С чего ты взял, что я не местная?

Не в бровь, а в глаз. Никаких пауз и заигрываний. Складывается впечатление, что она и сама устает от них, поэтому переходит к сути. Алек почти уверен, что она прячется за дамскими ужимками, пускает пыль в глаза, проверяет, стоит ли хотя бы попытаться довериться.

— Конклав вышел бы на тебя намного раньше.

— Если бы я пряталась по углам, вряд ли, — фыркает, но не убегает. Уже хорошо.

— Возможно, — уклоняется от ответа Алек. Ему хочется узнать, что в действительности прячется за этой оболочкой.

— Я не скажу тебе больше, не надейся, — смеется она и резко оказывается намного ближе, чем стоит. — И соблазнять тоже не буду. — Ее дыхание касается его шеи, и Алек вздрагивает. — А вот проверить границы дозволенного — всегда пожалуйста.

Она заглядывает в глаза, словно дает возможность остановиться, но он ничего не говорит. Молчит и наблюдает, что же она сделает дальше. Так похожа на Иззи, мелькает в голове, но он отметает эту мысль, совершенно неуместную сейчас. Лидия — когда она перестала быть Мартин? — наклоняется и легко касается его губ. Едва ощутимо, почти невесомо. Так, что в первое мгновение он думает, не померещилось ли.

— Ты напоминаешь мне сестру, — вырывается помимо воли, и Алек готов ударить себя по губам.

— И часто целуешься с сестрой? — хихикает Лидия — да Мартин же! — и облизывается.

— Идем! — рявкает он, ругая себя на все лады.

Она путает мысли, смущает своей открытостью. Наверняка наигранной! У нее определенно свои мотивы пойти с ним. Не из-за его красивых глаз она внезапно уступает, отшив черт знает сколько охотников.

— Раз уж выполнил задание, или как вы там это называете, дай куртку, будь человеком. Мне холодно!

Она обиженно надувает губы, когда он не реагирует. Алек закатывает глаза, скидывает кожанку и протягивает ей.

— Довольна?

— На данном этапе вполне, — она кутается в нее, закатывая рукава. Похоже, и впрямь замерзла. Странно, в клубе невыносимая духота. Или ему так только кажется? — Надеюсь, с сестрой познакомишь. — Алек удивленно приподнимает брови. — Ну а что? Если меня с кем-то сравнивают, хочу знать, что это за человек.

Он хмыкает, признавая, что толика логики в этом есть.

— Посмотрим, — передергивает плечами.

В конце концов, до отбытия в Конклав они вполне могут встретиться. Уж Иззи-то не упустит момент. Особенно если узнает о поцелуе. Ни за что! Алек не допустит, иначе это поставит крест на его карьере. Но Мартин же все равно. Он удовлетворенно улыбается. Она снова становится Мартин. По итогам вечера это уже можно считать победой. Ведь так?

Алек берет ее под руку и ведет за собой, да она и не сопротивляется. Пока. Лишь ехидно улыбается, наводя на мысли, что игра только начинается, и далеко не по его правилам. К сожалению. Ненадолго, обещает он себе. Алек должен вернуться в Институт вместе с банши, и только это сейчас имеет значение.

* * *

Лидии все равно, чего от нее хочет Конклав. Она достаточно о нем знает, чтобы хитрить и изворачиваться, но не давать нужного, да и достаточно умна, чтобы выкрутиться. Она соглашается просто потому, что ей скучно. А еще Алек Лайтвуд слишком загадочный, чтобы она прошла мимо. За несколько месяцев, что она здесь, чего только ни слышала о нем. Ходят слухи, что он отшил Магнуса, и это, пожалуй, интереснее всего прочего. Лидия знакома с ним: будь она на месте Алека, вряд ли смогла бы устоять.

Она облизывает губы и плотнее запахивает куртку. Порыв ветра почти сбивает с ног, и Алек крепче сжимает ее локоть.

— Да успокойся ты. Я уже согласилась идти с тобой, — она складывает руки на груди и, глядя исподлобья, фыркает: — Не убегу. А вот синяков бы очень не хотелось, знаешь ли.

— Прости, — мгновенно разжимает пальцы он. — Я...

— Перетрусил, — подсказывает она.

Лидия готова поклясться, что видит в свете фонарей, как его скулы чуть краснеют.

— Ты всегда такая язва? — раздраженно бросает он.

Злится скорее на себя, чем на нее, замечает она и разве что не прицокивает языком.

— Шутишь? — Ей нравится его будоражить. — Это я еще милая. — Он приподнимает брови. — И, между прочим, мог бы представиться.

— Алек, — нехотя откликается он.

Во взгляде явно читается: «Я мог и не говорить, но мне неудобно, что сделал тебе больно». Лидия расплывается в дьявольской улыбке.

— Знаю.

— Тогда зачем спросила? — хмурится он, и на переносице залегает складка.

— И не спросишь откуда?

— Какая разница, — Алек пожимает плечами. — Сути не меняет.

— Бука, — хмыкает она, утыкаясь в воротник куртки.

Лидия вдыхает его запах и на секунду растворяется в нем. Она почти видит, как Алек мотается в ней по городу, выслеживает демонов, а когда возвращается домой, устало вытирает рукавом лоб, стягивает куртку с плеч и откидывает в дальний угол. Она чувствует древесные нотки одеколона, но запаха Алека больше — терпкого и дразнящего. Он буквально пропитывает ее, забирается в поры. И Лидия ощущает себя в безопасности, как бы странно ни звучало. Словно вся ее беготня от себя приводит именно в то место и к тому человеку.

Она вскидывает голову и жмурится. Совершеннейший бред же! Последний раз у нее было такое чувство рядом с Эллисон. А сейчас ее нет! Лидия сжимает кулаки, закусывает нижнюю губу до крови, пытается выкинуть из головы мысли об Эллисон, потому что боль возвращается и грозит заслонить собой все остальное.

— Эй, — Алек осторожно касается ее щеки, и тело прошивает электрический ток. Лидия наверняка застывает, а он... Что ему нужно? Она поднимает больной — знает, что почти безумный, он каждый день отражается в зеркале — взгляд, но Алек не пугается. — Время уходит, — неуверенно тянет, лишь бы что-то сказать.

Ее губ касается горькая усмешка.

Как она позволяла себе докатиться до такого?

В мире, где никто ее не знает, можно сделать вид, что и прошлого нет. Смертей нет, леденящего душу ужаса нет, всепоглощающего чувства вины тоже нет. Ничего нет. Каждый справляется со смертью близких, как умеет, а Лидия попросту сбегает. Она не в состоянии выстоять. Ей неоткуда черпать силу. Больше неоткуда.

Она смотрит на Алека и сглатывает ком в горле. За его спиной лук и стрелы. Странно, что она их не заметила раньше... Лук и стрелы, мать их! На глаза наворачиваются слезы. Лидия, не отдавая отчета своим действиям, тянется к ним. Едва касается кончиками пальцев, когда Алек больно сжимает запястья и шипит.

— Не тронь, — в его голосе явственно звучит угроза, но Лидию мало это волнует.

Что он ей сделает? Она нужна Конклаву, а значит, нужна и ему.

— Не терпишь вторжения в личное пространство? — ядовито цедит она. — Лук — продолжение тела, да?

— Откуда?..

Он ошарашен и понятия не имеет, как себя вести. Лидия слишком быстро переходит от одной эмоции к другой. Алек не успевает. И она бы поняла, если бы не была настолько взвинчена. Она выплескивает на него шквал накопившихся чувств, не задумываясь, что он подумает. Ей плевать!

— Не такой уж ты и уникальный, как думаешь, — выплевывает Лидия ему в лицо. — Ну так куда идти?

Она и сама не особо понимает, с чего вдруг взбесилась. Алек ни в чем не виноват. Его право не позволять прикасаться к своим вещам. Просто Лидия на секунду — всего на мгновение — подумала, что может приблизиться к Эллисон. Чуть-чуть.

— Ничего не хочешь сказать? — Алек заглядывает в глаза, но она отворачивается.

— А должна? — грубо огрызается Лидия, не глядя на него. — Слушай, я понимаю, что веду себя, как ненормальная истеричка, но рассказывать, как и почему, у меня нет никакого желания, так что либо мы уходим отсюда, либо я возвращаюсь. Способ скинуть лишние эмоции я найду.

— А если сначала выплеснуть негатив, а потом пойти? — осторожно начинает он, и Лидия пялится на него во все глаза.

— С чего бы?

— С того, что понятия не имею, чего ожидать, — просто отвечает он, не выдумывая ненужные отговорки. — А Институт мне дорог, знаешь ли, — копирует ее интонацию, ухмыляясь.

— Дай угадаю, в той папке, что тебе дали прочитать, прежде чем отправить за мной, были сухие данные обо мне, но не о банши и том, на что они способны. — Лидия выжидающе смотрит, но Алек упорно молчит, и она усмехается. — Ожидаемо.

— Ну так просвети, — закатывает он глаза.

— Я бы и сама послушала, — передергивает плечами. — Увы, и мне не оставили инструкцию по применению.

— То есть как?

— Не все с рождения осознают свои силы и учатся с ними справляться. На кого-то они сваливаются, как снег на голову, Алек. — Она разводит руками, но тут же ежится. — Еще немного, и меня обвинят в том, что надежда сумеречного мира свалится с ангиной или чем похуже.

— Я совсем тебя не понимаю, — он склоняет голову набок и окидывает Лидию оценивающим взглядом с ног до головы.

— Тебе и не нужно, — впервые она улыбается искренне.

Он всего лишь случайный попутчик. К чему посвящать в свою и без того запутанную жизнь? Лидия и сама-то в ней едва ориентируется. По крайней мере, она получает кратковременную отдушину и совсем скоро узнает, чем это для нее обернется. В конце концов, всегда можно оглушить своим воплем и сбежать. Главное — не предвещая чью-то смерть. Лишь бы не пережить заново то, от чего убегает. И ни к кому не привязаться. Хотя едва ли она успеет.

— Обещаю, что напьюсь горячего чая и закутаюсь в одеяло.

Он что, флиртует? Лидия выгибает брови и хмыкает. Похоже, и сам удивляется.

— В таком случае моя совесть будет чиста.

Алек кивает, и они идут молча. Слишком насыщенный день не хочет заканчиваться, а Лидии в общем все равно. Она вымотана и истощена. Напади на них сейчас демон, она вряд ли отреагирует. Воспоминания об Эллисон бьют под дых в самый неожиданный момент, и она пока не решила, как к этому относиться. Пока она довольна и тем, что рядом с Алеком чувствует себя почти спокойно и почти тепло. Могло быть и хуже. Всегда есть самый крайний вариант — Магнус. Уж он-то вытащит. Верховный маг Бруклина не любит быть обязанным, тем более банши, появившейся из ниоткуда и вытащившей его упругую задницу из лап Конклава.

* * *

Алек больше не отпускает ее руки. Говорит что-то про руну невидимости и осторожность, она кивает и не спорит. Апатия закономерна. Сейчас ей хочется залезть под одеяло, свернуться клубком и проспать несколько дней. Лидия даже не сразу замечает, когда они приходят то ли в церковь, то ли в заброшенный замок. Краем сознания понимает, что это и есть Институт. Ей безразлично.

— Где моя комната, или камера, или что еще?

Алек бросает косой взгляд, но ничего не отвечает. Совсем. Ну и ладно. Он ведет ее в какую-то комнату с множеством компьютеров, оглядывается по сторонам, явно ища, на кого ее оставить. Лидия хмыкает, но совершенно не собирается ему помогать. Никого нет, а в святая святых Лидии нельзя. Она хмыкает и облокачивается на стойку с книгами. Ведет кончиками пальцев по корешкам. Ей нравится запах и иррациональное ощущение сопричастности.

— А ты кто? — почти оглушает резкий голос.

— Привет, — оборачивается с усмешкой. Высокая, темноволосая, эффектная. — Значит, ты и есть сестра Алека.

Та не подает виду, что удивлена или озадачена. Притворяться умеет явно лучше брата.

— И это все, что ты скажешь? — упирает руки в боки, принимая угрожающую позу.

— А ты у брата спроси, — фыркает Лидия и зеркалит ее выражение лица.

— Не уверена, что мне понравится ответ, — несмотря на грозный тон, в уголках губ мелькает усмешка.

— Не мои проблемы, — пожимает плечами Лидия.

— Ты всегда такая разговорчивая?

— Только когда достают, — огрызается она и опирается бедром о стол, выгибая бровь.

Какой теперь твой ход, милая?

— Изабель, — с вызовом вздергивает подбородок та и протягивает руку.

Лидия переводит взгляд с нее на лицо и обратно. Оценивает возможную опасность. Слишком легко для охотника идет на контакт, хотя она на своей территории. Чего бояться? Даже если банши выйдет из-под контроля... А Лидия уверена, что она понятия не имеет о задании Алека. Изабель видит в ней просто девушку, которую приводит брат. В гости? На чай? Познакомить с родными? Вариантов масса, на самом деле.

— Подходящее имя. Запоминающееся и броское, — наконец откликается и пожимает протянутую руку. — Лидия.

— Такое же холодное, как и ты, — отвешивает встречный сомнительный комплимент Изабель, и они обе усмехаются.

— Ты меня не знаешь, — сухо говорит Лидия и уже хочет отвернуться, когда та останавливает.

— Слишком не похоже на Алека — привести девушку и бросить ее в одиночестве.

— Видимо, за дальнейшими инструкциями ушел.

Лидии жизненно необходимо сделать больно кому-то другому. Она ощущает себя вещью, которую переставляют с места на место, не спрашивая разрешения. Плевать, что она сама пошла с Алеком. Раздражение комом подступает к горлу. Больше из-за себя, меньше из-за Изабель. С чего она вообще решила, что он чем-то отличается от остальных. Минутное помутнение или слабость перед щенячьими глазками? А может, она просто устала. Погоня за адреналином настолько входит в привычку, что становится второй натурой.

— Расслабься, я всего лишь его задание, — все-таки отвечает на повисший в воздухе вопрос.

Да, она попадает прямо в цель. На пару секунд с Изабель слетает маска пренебрежительной уверенности, но она слишком быстро справляется, чтобы Лидия насытилась. Она чувствует, как внизу животу собирается знакомое тянущее чувство. Только не сейчас. Не здесь. Черт! Внутренности скручивает, кости ломит, в висках стучит. Она сжимает зубы, но гул в голове только нарастает. Лидии кажется, что ее насильно провоцируют на приступ. Кожей чувствует подвох. И это точно не Изабель. Она в недоумении пялится на нее, аж приоткрывает рот от удивления. Алек не стал бы, потому что... она просто уверена, что не стал бы. Кто-то еще? Кто-то из-за Конклава? Черт, а кому еще это нужно! Хотят сделать ее подопытной крысой? Черте с два угадали! Лидия впивается ногтями в кожу ладоней до крови и зажмуривается. Практически все силы уходят на то, чтобы не упасть и не закричать во весь голос, разрывая барабанные перепонки всех, кто находится в Институте.

Ты сильная, ты справишься, уговаривает себя, и на секунду она и сама верит. Пока из-за нового спазма — сильнее предыдущего — не темнеет перед глазами. Лидию шатает, и она почти сразу ощущает впившиеся в поясницу полки. До ушей доносится стон, и она не сразу осознает, что он ее.

Дыши, Лидия, дыши.

— А она стойкая. — Боль исчезает, словно по щелчку пальцев. — Молодец, Алек.

Лидия открывает глаза и видит довольную увиденным высокую темноволосую женщину. Видимо, мать. Прелестный семейный бизнес.

— А еще я могу своим воплем всех здесь убить. И что с того, правда? — цедит Лидия, каким-то чудом сдерживаясь, чтобы не сорваться на крик. Злость раздирает на части. Она уже достаточно была марионеткой в руках психованного кукловода. Не понравилось. — Обмен любезностями закончен, я могу идти? — вскидывает брови, наслаждаясь выражением лица Алека и Изабель.

— Мы только начали, — усмехается их мать, а Лидия кривится.

Все только начинается, да? Что ж, долги Магнуса за разведку в стане врага только растут. Развлечемся, Мариза. Ты же понимаешь, в отличие от детей, что ставки растут, но знаешь в разы меньше, чем думаешь.

— Последствий не боишься? Неуравновешенная банши — не чересчур большой риск?

— Цель оправдывает средства, — возвращает колкость та, не моргнув глазом.

Она определенно знает, чего хочет, но Лидия не намерена ей это давать.

— Я хочу спать, — спокойно откликается.

Отступать некуда, только идти ва-банк.

— Изабель тебя проводит и поможет устроиться, — удовлетворенно заключает Мариза.

И Лидия уверена, что ни она, ни Алек не довольны сложившимся положением дел, но не возражают. Им тоже некуда деваться.

Удавка затягивается. Первый раунд за охотниками. Ожидаемо-предсказуемо. Очко в пользу расчета Магнуса.

* * *

Алек не понимает, что происходит. Какие игры ведет Конклав, что мама наслаждается процессом? Одно дело выполнять приказ, другое — получать удовольствие от чужой боли. Вызывать реакцию, почти пытать, чтобы посмотреть, сколько Лидия продержится. Кем бы она ни была, она в первую очередь человек. Алека коробит это отношение. Лидия ничего не сделала, чтобы поступать с ней так.

— Ну и что это было?

Обычно он старается не спорить с мамой, но промолчать сейчас выше его сил.

— Могу то же самое спросить у тебя, — невозмутимо парирует она. — Что смущает?

— Ты не хочешь отвечать, ведь так? — Алек прищуривается и внимательно рассматривает ее, изучая позу, выражения лица, каждый жест. Мама умеет притворяться, но он достаточно ее знает, чтобы разглядеть недовольство им. Он бы даже сказал, оно бросается в глаза. — Сошлешься на секретность? Не поможет. Мы оба знаем, что ты нарушаешь правила чаще, чем хочешь признавать.

— Тебе-то откуда знать, — она явно раздражается, а злиться она может по одной причине — он попадает в точку.

— Глаза и уши повсюду, ты сама меня этому учила.

Она обхватывает локти ладонями и прижимает руки к груди. Типичная поза и высокомерный взгляд. Мама готовится к борьбе. Будет стоять не на жизнь, а на смерть.

— Хоть один из моих детей слушает, что я говорю, — хмыкает она и продолжает: — Приятно.

— То есть ты не отрицаешь? — Алек бьет в лоб. У него есть только один шанс застать врасплох. Измором ему маму не взять, не хватит опыта и навыков. Лучшая тактика — объективно оценить сильные стороны соперника и прикрыть свои слабости. — Мы же оба знаем, подтверждать напрямую не обязательно, достаточно намека, чтобы я сделал выводы.

Она пожимает плечами и усмехается.

— Конклав не особенно распространяется. Я знаю немногим больше тебя.

Она откровенно дразнит и забавляется. Стратегия проработана давно, Алек только пешка в этой партии. И он готов смириться, вот только с каждым словом крепнет ощущение, что Лидии отведена еще более низкая, если не сказать бесправная, роль.

— И почему мне кажется, что из приближенных руководства мы превращаемся в цепных псов?

Алек улавливает, как у мамы дергается веко, а пальцы сжимаются чуть крепче. Он еще никогда не хотел так ошибаться, но вместо этого думает о самом худшем. Впервые он жалеет, что не провалил задание. А следом вспоминает слова Лидии в клубе, что он далеко не первый за ней приходит. Простой план на глазах превращается в многоходовку со слишком большим количеством переменных, и Алек, судя по всему, знает меньше всех.

— Мы почти ничего не знаем о банши, — констатирует факт мама, а между строк слышно: «Нужно больше».

Алеку категорически не нравится интонация. В ней слишком много скрытого смысла — опасного, темного, зябкого. По коже бегут мурашки. Он впервые действительно боится за чью-то безопасность в Институте. Впервые всерьез сомневается в законности действий Конклава. Впервые задумывается, на той ли он стороне.

— Какая именно нужна информация?

— Вся.

Жестко и по существу. Никакой пощады и сантиментов. Никто и не подумает о Лидии как о человеке, только как об источнике необходимых сведений, которых она и сама толком не знает. Она не сможет ответить, значит, будет следующий шаг. Мама уже продемонстрировала, на что она пойдет. Для Алека неважно, выполнение приказа это или собственная инициатива: Лидия вряд ли выберется из Института невредимой. Он с детства слышит: «Закон суров, но это закон», а где он сейчас? Разве правильно пытать без суда и следствия ради политических или личных целей?

— Утром я поговорю с ней. Узнаю все, что смогу. Без камер. Без слежки. Такой вариант устроит?

Мама кивает, и он тут же молча выходит. Видит во взгляде, что это не последнее слово. Если данных покажется мало, допросом не ограничатся.

Он идет к Лидии не оглядываясь. Понимает, что здорово рискует, но иначе не может. В ней и так слишком много скорби и боли, чтобы он позволил причинить еще. Не потому что чувства или долг: потому что справедливость. Лидия не виновата, что она та, кто есть. Никто не выбирает, кем родиться. Никто не имеет права за это осуждать.

Ему не нужно спрашивать, куда ее провожает Иззи, и так знает: это может быть только одна комната. В дальнем крыле здания, где редко кто-то бывает.

— Я тебя ждала, — встречает его Лидия, как только он открывает дверь.

Его со всех сторон обступает темнота. Она не включает свет, сидит в углу кровати и смотрит на него. Усталая, одинокая, но поразительно спокойная.

— Зачем?

— Убедиться, что я в тебе не ошиблась, — чуть улыбается, склоняя голову набок. — Чертовски рада, что оказалась права.

Вся решимость тут же испаряется. Алек не знает, что сказать. Он не позволит причинить ей боль? Защитит? Утешит? Даже в собственных мыслях звучит жалко. А она понимает, читает по взгляду, но терпеливо ждет. Чего? Он шумно сглатывает.

— Почему я?

Она вскидывает брови и улыбается.

— А почему нет?

— Всегда есть причина.

«Мне нужно знать!» — кричит внутренний голос. И она слышит. Ему кажется, для Лидии он открытая книга. Улавливает эмоции по взмаху ресниц, и это удивляет, если не сказать ошарашивает. Они только встретились, а она уже ощущает его как себя. Разве такое возможно? А может, один из талантов банши?

— Ты ни разу не принимал необдуманные решения? Не шел на поводу у сиюминутной прихоти, да?

Алек задумывается, но почти сразу кивает. Он всегда поступает так, как от него ждут. Руководствуется правилами, редко вспоминая о себе. Сумеречные охотники рождены защищать. Ведь так? И кому он задает этот вопрос? Себе? Привычная картина мира рассыпается под натиском сомнений, а Лидия лишь мягко улыбается.

— Нет, — все же роняет в темноту он и, повинуясь порыву, заходит в комнату, закрывает дверь и садится на кровать.

С ней он может себе это позволить. С ней это кажется естественным и правильным. С ней все, во что он верит, неважно. Словно... она показывает Алеку, сколько он упускает.

— И я никогда, — горько вздыхает. — Каждый день был распланирован, а потом меня укусил оборотень, но я не обратилась, а стала банши. И, если честно, не знаю, что хуже: убивать самой или чувствовать приближение чьей-то смерти, понятия не имея, кто умрет в очередной раз. Пытаться спасти каждого, но снова и снова смотреть на трупы и ощущать бессилие в каждой клетке тела.

Алек протягивает к ней руку и сжимает холодную ладонь. Она дергается, как от удара, судорожно втягивает воздух, но не отстраняется.

— Что изменилось? — тихо, на грани слышимости.

Он не уверен, что поступает правильно. Полагаться на интуицию в новинку, но Лидия уже начала говорить, значит, ей это нужно. Алек не знает, будет ли ей легче, но это может стать первым шагом к избавлению.

— Она тоже была охотником. И у нее были лук со стрелами. Иногда я ходила с ней на тренировки в лес. Ее убили, а меня не было рядом, я не успела попрощаться, только сорвала связки, крича ее имя за несколько секунд до смерти. Ты напоминаешь мне Эллисон.

Алек теряется. Как вообще относиться к таким откровениям? Под кожей набирает обороты липкое чувство, забивающее легкие. Он не знает, как его определить. Грусть? Разочарование? Огорчение?

— Ни с кем больше я не чувствовала себя умиротворенной и защищенной. Только с ней. — Внезапно ее пальцы крепче сжимают его. — Не думала, что это чувство вернется, пока не встретилась глазами с тобой. — Алек вздрагивает и глупо пялится в темноту, кажется, даже не моргая. — Это тебя ни к чему не обязывает, если что. Просто если признаваться, так до конца и во всем. Кто знает, что случится дальше.

— И почему мне кажется, что ты знаешь намного больше меня? И уж точно больше, чем говоришь?

Его чертовски настораживает смирение Лидии, словно все уже решено и ничего не изменить. Как будто она согласилась на все возможное и опустила руки. А в ее голосе — и наверняка взгляде — непоколебимое знание...

— История повторяется, — словно заканчивает его мысли. — Все это уже было. Люди всегда боялись того, чего не понимали. Что во времена Святой Инквизиции, что сейчас. Цели изменились, методы те же. Я была к этому готова. — Ему кажется, что она улыбается: тембр слегка меняется, дыхание прерывается.

— Лидия... — Она накрывает его губы своими пальцами.

— Мне нравится, как ты произносишь мое имя, — чуть сдвигается и замирает. — Ты не против, если я обниму тебя? В чужом месте всегда чувствую себя неуютно и мерзну.

Вместо ответа он притягивает ее к себе и крепко прижимает, опуская подбородок на макушку. Алек не знает, почему так близко подпускает к себе именно ее. Да, она похожа на Иззи. Да, она старше на целую жизнь. Да, она пережила столько боли, сколько он и представить не может, но при этом осталась сильной. Алек не склонен верить всему, что говорят, но у него даже не возникает мысли усомниться в ее словах. Ощущение, будто они знакомы с сотворения времен, но только сейчас впервые встретились. Это противоречит всему, что он знает. Отрицает здравый смысл и логику. На грани суеверий и мистики. Он обязан опираться лишь на знания и опыт, но рядом с Лидией он только и делает, что задумывается, а так ли непоколебимы каноны законов, как настаивает Конклав. Из любых правил должны быть исключения!

— Ты думаешь, что допросом не ограничатся?.. — выдавить из себя большее не получается. Произнести вслух — все равно что подписать приговор, а он еще хочет надеяться.

— Я почти ничего не знаю. Они захотят узнать все. И сколько бы я ни убеждала, что правда больше ничего не знаю, мне не поверят. Когда человек боится, мораль уходит на второй план, срабатывает инстинкт самосохранения. А когда человек боится наказания за невыполнение приказа, он думает только о себе. При любом раскладе невредимой я вряд ли останусь. К сожалению или к счастью, с какой стороны посмотреть.

— И ты так спокойна?

— Хочешь, чтобы я заламывала руки и билась головой о стену? А смысл? Рано или поздно это бы случилось. Не здесь, так там, откуда я приехала. Я сверхъестественное, не контролирующее свои силы, которые представляют возможности. Тут даже теорию вероятностей не нужно знать, чтобы рассчитать расстановку сил. Я понимаю, что для тебя это странно, но ты воспитан иначе, смотришь на жизнь с другой стороны, мыслишь другими категориями. В конечном счете все будет хорошо, не переживай. Так или иначе, силы мои изучат, а меня отпустят.

— Если бы я знал...

— Ты бы отказался от задания, поругался с семьей, подорвал свою репутацию и вместо тебя послали бы кого-то другого. Я бы еще долго бегала, возможно, совсем уехала, возможно, кто-то силой приволок меня сюда, и было бы хуже. Никогда не жалей о сделанном. — Она прижимается чуть крепче, Алек чувствует судорожный вздох. Ее дыхание пускает по всему его телу мурашки. — Зато мы встретились. И я поцеловала тебя просто потому, что мне понравился парень, а не потому, что хотела отвлечь или подразнить.

— А что если я помогу тебе сбежать? — выпаливает Алек, потому что... просто потому что он не может сопротивляться этому желанию, не может выбросить из головы

— Поможешь, — легко соглашается она, — если я об этом попрошу, — кладет голову ему на плечо и... мурлычет? — А сейчас я хочу раствориться в эмоциях, которые испытываю рядом с тобой.

И снова она ставит его в тупик. Алек не знает, как реагировать на половину из того, что она говорит. Чувствует себя несмышленым мальчиком, впервые оказавшимся наедине с девочкой. Впрочем, не так уж это и далеко от истины. Его жизнь складывается из бесконечных тренировок и миссий, ему некогда общаться и уж тем более встречаться даже с сумеречными охотниками. Превыше всего долг, чувства второстепенны. Он даже не уверен, что испытывал что-то к кому-то, кроме семьи. Родители, Иззи и Джейс — его вселенная, родные ему люди, а остальные... коллеги. У него и друзей-то не было. Единственным исключением был Магнус, но Алек испугался и сбежал. Его не пугало, что он мужчина: ошарашивали напор и ориентированность на угоду себе в первую очередь. Он вызывал в нем когнитивный диссонанс. Разве можно быть таким? Можно, потому что у каждого своя история, а Алек его и не постарался узнать, даже не допускал мысли об этом. Чем больше он думает, тем больше уверен, что Лидия с Магнусом не так уж и не похожи. Он всего лишь провел с ней больше времени и смог разглядеть душу, еще до ее откровений и признаний. Возможно, если бы он дал шанс Магнусу... Но он уже не дал, а теперь поздно. Все мысли занимает Лидия. Доверчиво прижимающаяся к нему и вдыхающая его запах. Алек не умеет признавать свои ошибки, а Лидии понадобилось всего несколько часов, чтобы этому его научить. А она ведь даже не пыталась.

— Как тебе удается подбирать слова так, чтобы переворачивать все с ног на голову?

— Я всего лишь говорю то, что есть. Без прикрас и скрытых смыслов. — Она глубоко вздыхает и напрягается. Ей явно не хочется говорить что-то еще. Что-то, что ему, скорее всего, не понравится. — К тому же у меня был хороший учитель, и я пойму, если ты сейчас отшатнешься и упрекнешь в неискренности.

— Магнус Бейн, — заканчивает за нее Алек и даже не удивляется. Она из нижнего мира, красивая, эффектная, в центре внимания, а Магнус любит все редкое и развлечения. Закономерно, что они встретились. И им наверняка было, о чем поговорить. Алек готов к такому повороту сюжета и даже не злится. Каждый выживает, как может, а Лидии нужен был кто-то, кто бы помог в незнакомом городе. — Не поэтому ли ты так легко доверилась мне? — в горле застревает горечь. Алек понимает, но осадок все равно остается.

— Только отчасти. Он не так много рассказывал о тебе. Да и я мало слушала, если честно. Не особенно люблю лезть в чужие отношения и делать выводы на основании взгляда с одной стороны. Я просто знала, что тебе можно доверять. И это далеко не основная, — акцентирует она, — причина, по которой я здесь.

Ей важно, чтобы Алек поверил, он чувствует по дрожи пальцев, слышит в голосе. Ей важно, и этого достаточно, чтобы он не отвернулся. Он убежден, что невозможно настолько виртуозно подделать искренность.

— Все всегда сводится к выбору, — продолжает она, — а верный он или нет, понятно далеко не сразу. Да и, если честно, не уверена, что неверные вообще бывают. Все принятые мной решения сделали меня такой, какая я есть сейчас, а я вполне себя устраиваю.

— Даже если тебя будут пытать или того хуже? — еле слышно спрашивает Алек.

— Даже если, — она пожимает плечами. — Я сделала выбор, когда пошла с тобой. Ты сделал выбор, когда пришел ко мне после разговора с матерью. Когда она узнает, то примет свое решение, а за ней Изабель, за ней Конклав, возможно, даже Магнус. И никто из нас не знает, как наложатся эти решения на других, как повлияют на нас, к чему приведет цепочка закономерных случайностей. Из этого складывается жизнь, поэтому я глубоко убеждена, что лучше жалеть о бездействии, чем о желании что-то изменить.

— Ты самая странная из всех, кого я встречал, — только и может сказать Алек.

— Спасибо, — она утыкается носом ему в плечо, на секунду замирает и отстраняется. — А сейчас тебе пора. Уже поздно. Ни к чему лишние вопросы, а я и так уже сказала слишком много.

Алек соглашается. Ему и правда нужно многое обдумать и, скорее всего, сделать еще один выбор. Он почти уверен, что не в пользу своей семьи и Конклава. Почти. Еще остается Иззи, которую он не сможет бросить, но выход же есть всегда. Он искренне надеется на благоразумие матери, хочет верить, что не увидит, как над Лидией издеваются, чтобы выведать неизвестно что, отказывается разочаровываться в правилах, по которым жил, сколько себя помнит. Алек пытается быть честным с самим собой, и ему совершенно не нравится картина, которая вырисовывается. Как он мог быть так слеп? Правда всегда плавала на поверхности, а он предпочитал не замечать. Все они закрывали глаза на очевидное и думали, как им велели. И только Иззи бунтовала. Младшая сестра-бунтарка оказалась куда умнее, чем он считал. Намного мудрее его самого.

Алек устало падает на свою кровать, раздевшись на ходу, и закрывает глаза. Завтра будет длинный и сложный день. Очень длинный.

* * *

Алек почти не спит, ворочается с боку на бок и даже не удивляется, когда по глазам бьют первые солнечные лучи. Утро наступает, и ему этого не изменить. В его силах только не допустить самого страшного, но он не уверен, что справится. Когда дело касается приказов Конклава, мама безжалостна. В последнее время ему упорно кажется, что своей беспрекословной верностью она пытается смыть старые грехи. Что она такого могла сделать? Чем чаще это приходит в голову, тем меньше он хочет знать, так ли это на самом деле. Что если даже для нее окажется слишком? Что если он окончательно разочаруется? А что если, пока он тянет, случится непоправимое, и станет поздно что-то менять?

Алек запускает руки в волосы и прикрывает глаза. Ему нужно собраться с силами и расставить все точки над «i». Не позволить перейти границы разумного, защитить Лидию, дать пусть и минимальную, но не выпытанную информацию Конклаву.

Возьми себя в руки, тряпка!

Алек вздыхает и садится на кровати, опираясь о спинку.

— Ну, и что ты сделал? — Иззи вихрем врывается в комнату и плюхается рядом с ним.

— Ничего, — пожимает он плечами.

— Мама с утра уже рвет и мечет. Ни разу не слышала, чтобы она кричала, что ты «безответственный мальчишка» и «как он посмел». — Иззи очень точно пародирует ее интонации и закатывает глаза. — Колись.

— Видимо, посмотрела записи с камер видеонаблюдения, — отмахивается он. — Вчера после разговора с ней я заходил к Лидии.

— Ого! — Иззи округляет глаза, приоткрывает рот и выглядит до того комично, что Алек усмехается. — Неужели наконец нашлась та, что пробила глухую стену вокруг моего ненаглядного неприступного братца?

— Язва, — беззлобно фыркает и лохматит ее волосы.

— Эй, не порти прическу! — возмущается та, уворачиваясь. — Я требую подробностей в качестве компенсации за причиненный ущерб.

Она садится напротив него, складывает руки на груди, тем самым давая понять, что не отстанет.

— Да нечего рассказывать. Мы просто говорили. — Иззи недоверчиво щурится. — Ничего такого, что было бы тебе интересно.

— Алек, ты ослушался мать, это уже из ряда вон! Что в Лидии особенного? Ну, кроме шикарных волос и красивой груди, естественно.

— На тебя похожа, — хмыкает он и наслаждается удивленным выражением лица Иззи. — Да не знаю я! — поднимает руки вверх, признавая поражение. — Мне хочется ее защитить. — Он чуть ежится под посерьезневшим взглядом Иззи. — Я ей верю.

— Ты думаешь...

— Допросом дело не ограничится, — заканчивает Алек ее мысль и тяжело вздыхает. — Лидия сама мало знает о банши, а Конклаву нужно все.

— Мама не остановится, пока не выжмет максимум, — почти шепчет Иззи, — любыми средствами.

— Именно, — кивает он и сглатывает ком в горле.

— И что ты собираешься делать?

— Понятия не имею. Придется ориентироваться по ситуации.

— Она не позволит вмешаться.

— Тогда буду действовать на свое усмотрение.

Иззи прикладывает руку ко рту и охает. Она боится последствий, Алек понимает, но он уже сделал свой выбор. Еще когда обнимал ищущую его поддержки Лидию. Принял решение, уверенность в котором только крепнет. «Правильно» и «законно», увы, не всегда совпадают.

— Нельзя позволить, чтобы тебя изгнали.

— Когда речь шла о Мелиорне, ты не ждала помощи извне, а взяла все в свои руки.

— Я знала его больше одного дня. Я любила его. А ты ее впервые увидел только вчера.

— Иногда не нужно много времени. Иногда достаточно взгляда. — Он знает, как это выглядит. Осознает, насколько не похоже на него. Слишком импульсивно и безрассудно, но он не простит себе, если отойдет в сторону. — Пока еще я надеюсь на благоразумие мамы. Пока еще.

— Тогда пошли, — Иззи резко вскакивает на ноги. — Допрос уже должен начаться.

Алек быстро собирается и всю дорогу до аппаратной старательно отгоняет картины кричащей или, того хуже, истекающей кровью Лидии. А если ее отправят к молчаливым братьям? Он внутренне содрогается.

— Вам сюда нельзя, — их останавливают у самого входа.

— Почему? — Алек грозно сводит брови, стараясь затолкать поглубже страхи. Сейчас они ему не помогут.

— Приказ Маризы Лайтвуд, — бесстрастно отвечает охранник. — Ничем не могу помочь.

— Я уверена, что нам можно, — выходит из-за спины Алека Иззи, обольстительно улыбаясь. — Она наша мать, если вдруг не в курсе, — в ход идут сдержанное высокомерие с нотками угрозы.

— Вам нельзя в первую очередь, — чеканит тот.

Алек судорожно соображает, как можно обойти систему безопасности. Выход есть всегда, нужно просто отодвинуть панику и найти его.

— Да как ты!..

Он хватает Иззи за руку, извиняется и тащит ее за собой, пока она не устроила скандал. Пока не стоит подключать тяжелую артиллерию. Стоит попробовать провернуть все по-тихому. Он и так наделал много шума, придя вчера к Лидии.

— Ты же знаешь пароли от системы? — Утвердительный кивок. — А у меня есть ключи от черного входа в архив. Все знают, что там хранятся резервные копии записи, но мало кто в курсе, что там и в реальном времени можно посмотреть съемку, если знать код доступа.

— Алек, — Иззи останавливает его на полпути, — ты уверен, что готов рискнуть всем ради нее?

Вопль боли отметает последние сомнения.

Иззи вздрагивает и больше не задает вопросов, они отпадают сами собой. В ее глазах застывает шок, его легкие сжимаются от страха. Он боится увидеть, что происходит, но в то же время должен. Он обязан быть уверен, прежде чем действовать дальше. Ему необходимо убедиться, даже если это перечеркнет отношения с мамой.

После все происходящее вспыхивает яркими пятнами, Алек не дает себе времени перевести дыхание, чтобы передумать. Позже. Если он все-таки ошибается? Он надеется, пока не видит все собственными глазами маму с шокером и судорожно всхлипывающую Лидия. И больше никого. Даже через экран напряжение можно резать ножом.

Вот так умирают кумиры. Он ею восхищался, брал пример, а сейчас этот образ рассыпается в труху.

— На что ты способна? — Удар током. — Что еще, кроме предсказания смерти? — Еще один. — Что? Я не отпущу тебя, пока не расскажешь все.

— Но я ничего больше не знаю, — заплетающимся языком лепечет Лидия.

— Врешь, — шипит мать. — Говори! — увеличивает мощность на приборе. — Конклав всегда получает то, чего хочет.

— Я всего несколько месяцев банши. Предчувствую смерть и кричу. Мне не выдали учебник, чтобы во всем разобраться. — Она заходится хриплым кашлем. — Хоть убей, мне больше нечего сказать.

— Ты должна знать! — срывается почти на вой мать, глаза сверкают безумным блеском.

Она буквально втыкает шокер в незащищенную шею Лидии. Ее тело дергается, словно кукловод тянет за нитки, и она обмякает в кресле, что-то беззвучно шепча. Иззи вскрикивает и отворачивается, по щекам текут слезы. Они многого ожидали, но такое и в страшном сне не приснится. Алек уже выбегает из подсобки, когда уши раздирает нечеловеческий вопль. И ему не нужен звук через динамики: стены Института содрогаются от его силы. Он бежит, сбивая с ног тех, кто попадается навстречу.

Успеть. Лишь бы успеть. Не опоздать.

Он не вспоминает об Иззи, забывает о матери, главное — остановить Лидию. О такой мощи банши лучше бы и не знать, в первую очередь, ей самой.

Охранник у допросной сидит на полу, зажимая уши. Здесь крик практически нестерпим. Алек выбивает дверь и подскакивает к Лидии, не обращая внимания на корчащуюся в углу мать.

— Лидия! — встряхивает ее, отмечая отсутствующий, остекленевший взгляд. — Лидия! — Никакой реакции, крик только набирает силу. — Посмотри на меня! — умоляет, обхватывая ладонями лицо. — Лидия!

Она вздрагивает, смотрит на него и, кажется, узнает. Вопль стихает, и она обессиленно падает на его руки.

— Алек, — едва шепчет и теряет сознание.

Он подхватывает ее, бережно отводя от лица мокрые волосы. Мертвенная бледность пугает до чертиков, губы неестественно ярко выделяются на лице.

— Вот и показала свои силы, — мать поднимается, опираясь на стену. — В камеру ее, — отдает приказ, ничуть не сомневаясь в незамедлительном исполнении.

Алек сжимает зубы, лишь бы не ударить.

— Нет, — резко, жестко, с расстановкой. — Ты уже сделала достаточно.

— Да как ты...

— Хватит, — обрывает ее. — Я тебе не позволю.

— Она нужно Конклаву, — упрямо повторяет как помешанная, испепеляя его взглядом, но не двигается с места. То ли ослабла, то ли понимает по выражению лица Алека, что с ним сейчас лучше не связываться.

— Мне плевать, — отрезает он. — Никто не имеет права так обращаться с людьми.

— Она не человек.

— Мы тоже, — чеканит по слогам. — Ангельская кровь не оправдывает зверское отношение к нижним.

— Грядет война, мы должны знать, как защититься от таких, как она. Валентин вот-вот вернется, и тогда...

— Валентин такой же сумеречный охотник, как и мы. Ты поступаешь так же, как и он. Чем при таком раскладе Конклав лучше него?

— Он соберет армию вдвое больше, чем раньше. Я знаю, на что он способен. Я видела!

Алек складывает два и два, морщится от понимания.

— Так вот почему ты пытаешься выслужиться. — Осенившая догадка уничтожает последние остатки сожаления, оставляет только горечь. — А где же метка? Недостойна?

Мать кривится, словно от удара.

— Мы перешли на сторону Конклава до восстания, — с вызовом вскидывает подбородок.

— Как удобно, — выплевывает Алек и отворачивается. — Делай, что должна, но к ней приближаться даже не пытайся.

Алек выходит, ногой захлопывает дверь и идет к себе, не глядя на ошарашенных сумеречных охотников. Ему безразлично их мнение. Родственные узы разрываются. Он не желает быть частью такого общества. Если уподобляться врагам, то против кого воевать? Цель не оправдывает такие жестокость и бессердечие, она лишь жалкая попытка обелить себя в глазах остальных. Удобное прикрытие. Бессмысленное и бесполезное.

Конклав хочет такую победу? Пожалуйста! Но без него.

* * *

Последнее, что видит Лидия, — обеспокоенное лицо Алека. Первое, что улавливает боковым зрением, когда открывает глаза, — силуэт Алека на фоне окна. Она слабо улыбается, приподнимается на локтях, но тут же охает и падает обратно. Все тело бьет дрожь. Воспоминания возвращаются вспышками, ослепительными и пугающими. Боль, крик и снова боль сливаются в одно пятно, и Лидия сдавленно стонет.

Что она натворила?..

— Как ты?

— Все живы?

Вопросы звучат одновременно, а на заднем плане раздается смешок Изабель.

— Кому что, — хмыкает она. — Но раз спящая красавица очнулась, я пойду. — Она выдерживает паузу, продолжает: — Алек, время, — кивает на часы и выходит.

— Звучит как сигнал к отступлению, — замечает Лидия, рассматривая его: как дергается глаз, хмурятся брови, кривятся губы.

— Не особо далеко от истины, — наконец говорит, тяжело вздыхая. — Очень скоро Конклав узнает о случившемся, за тобой придут, а я не смогу наблюдать со стороны.

— И что это означает для тебя? — ее голос срывается. Лидия абсолютно точно знает, что не от эмоционального истощения.

— В лучшем случае изгнание.

— А еще?

— Лишение рун.

— И ты не сможешь видеться с Изабель и заботиться о ней.

Желчь наполняет рот, разъедает пищевод и плавит внутренности. Лидия не стоит того. Кто она такая, чтобы он жертвовал карьерой, семьей, будущим?

— Слишком большой риск ради меня одной, — хрипит, заходясь кашлем. Связки не слушаются. — Ты ведь меня даже не знаешь.

— Кем бы ты ни была, никто не заслуживает такого.

— У страха глаза велики. Твоя мама думает, что защищает вас с Изабель. Всеми доступными средствами. Она просто боится, что Валентин будет мстить ей и придет в первую очередь за вами.

— Ты ее оправдываешь? — Алек неверяще смотрит на нее, а в глазах такое непонимание, что она чуть улыбается.

Он подходит и осторожно садится на край кровати.

— Я ее понимаю, — она сглатывает и касается его руки кончиками пальцев. — Сейчас ты видишь черное и белое, но есть еще и серое. Иногда кажется, что жизнь загоняет в угол, и тогда человек идет на самые отчаянные меры. Потом жалеет, но уже поздно. Я знаю, я проходила это.

— Хочешь сказать, что...

— Каждому есть, о чем жалеть. Степень тяжести вины лишь отличается. — Она сжимает его ладонь в своей, собирается с силами и все-таки садится на кровати. У нее получается. Алек выдыхает с облегчением. — Все не так плохо, как выглядит, — не особенно уверенно заверяет Лидия.

— Ты хочешь что-то сказать? — Алек прищуривается, в глазах блестит настороженность и подозрение.

— И тебе вряд ли это понравится. — Лидия закусывает губы и тщательно выбирает слова. — Я пойму, если ты разозлишься, просто... не делай поспешных выводов, пока не узнаешь все детали.

— И ты решила сказать только сейчас?

Алек напрягается. Пальцы сжимаются чуть крепче, на щеках играют желваки. И Лидия усмехается. Горько и обреченно.

— Я и не собиралась, пока не узнала тебя ближе. Сейчас промолчать было бы нечестно и эгоистично с моей стороны.

— Говори.

Его ожесточившийся взгляд режет по сердцу. Она знала, на что шла, вот только сюрпризов в виде чувств не ожидала. Не предполагала, что еще способна на них.

— Когда я приехала, то за несколько дней наделала шума среди нижних: умудрилась насолить и магам, и оборотням, и вампирам, и даже благим. Меня не беспокоили последствия, хотела забыться и не вспоминать ни о чем. Как ни странно, в конечном счете из-за этого и жива, пожалуй, до сих пор. Чем опаснее была авантюра, тем охотнее я в нее ввязывалась. Так и нарвалась на Магнуса: наорала на него, залепила пощечину, а через пару секунд разревелась на его плече.

— Магнус Бейн ничего не делает просто так.

Алек едва заметно дергается и отходит к окну. Она горько вздыхает. Оказывается, это больнее, чем она думала.

— И у него есть слабое место. — Она запинается на мгновение и продолжает: — Ты. Ему нужно было с кем-то говорить, а мне молчать. Я окунулась в его эмоции с головой и почти забыла про свою боль. Так было легче. Переключиться и притвориться, что ничего в моей жизни не изменилось. Эллисон жива, просто не со мной. Иногда я даже верила, что так и есть. Подозреваю, что это дело рук Магнуса, хоть это и не имеет особого значения, потому что в те моменты я ощущала себя почти человеком, а не выпотрошенной смазливой куклой. — Она тяжело вздыхает. Говорить почти физически больно. — В очередной безрадостный день Валентин добрался до одного из убежищ магов и истребил две трети тех, кто там был. Когда Магнус узнал, спасать было почти некого. Он слетел с катушек: беспомощность, злость, боль, разочарование захлестнули, и Магнус едва не убил не только людей Валентина, но и выживших колдунов.

— Почему я ничего не слышал в сводках? — удивленно спрашивает Алек.

Лидия ищет признаки недоверия, но, как бы пристально ни смотрела, не видит. Она еле сдерживает облегченный вздох.

— Потому что банши остановила выплеск магии. Оглушила криком до того, как стало поздно.

— Ты всегда разделяешь себя и банши. Почему?

Лидия вскидывает брови.

— То есть сейчас это тебя важнее?

— Просто не понимаю, — пожимает плечами Алек. — Это часть тебя, как можно разделять? Все равно что я без лука.

Она усмехается такому нехитрому и совершенно нелепому сравнению.

— Она сидит в моей голове и разговаривает. Вполне себе одушевленная и своенравная. Магнус говорит, что это пройдет, когда я перестану себя винить в смерти Эллисон, но я, если честно, не особенно верю. Пожалуй, самое странное, что слышала. Я и сама не до конца понимаю все, но в данном случае выбор небольшой. Справлюсь, — Лидия отмахивается скорее от своих мыслей, чем от сожаления в его взгляде. — Мы отошли от сути, — встряхивает волосами, открыто глядя ему в глаза. — Я не обманывала тебя, когда говорила, что не особо слушала Магнуса. Я воспринимала его эмоции, а не слова. Но я не сказала, что хотела узнать тебя сама, чтобы понять, не идеализирует ли тебя Магнус.

— А говорила, не любишь лезть в отношения, — невесело усмехается Алек. — Противоречишь сама себе

— Я не собиралась влезать, поэтому и не собиралась признаваться. Мной двигало банальное женское любопытство. К тому же ты сам меня нашел.

Алек хмыкает, склоняет голову набок и задумчиво смотрит. Сквозь нее. Переваривает информацию, сопоставляет, оценивает поступки. Лидия не торопит. Он сам должен принять решение, она смирится с любым. Свой выбор она уже сделала. Что бы Лидия ни планировала раньше, уверенность растворяется за сутки, выворачивает наизнанку все, что знала раньше. Она оттаивает и открывается, не ожидая ничего взамен. Алек уже дал ей намного больше, чем она могла попросить: поддержку, заботу, тепло. Она благодарна, хоть он и вряд ли готов об этом услышать.

— Что ж, так даже проще. Магнус спрячет тебя, нужно только найти способ встретиться с ним, а это несложно устроить.

Лидия вздрагивает от резких интонаций и колкого взгляда. Она не обижается — понимает. Алек закрывается от нее. Естественная защитная реакция.

Она сглатывает и кивает.

— Алек... — Лидия запинается, не зная, как деликатнее попросить и не подлить масла в огонь.

— Я ничего не скажу Магнусу, — и Алек выходит из комнаты.

Хотя бы дверью не хлопает.

Лидия закрывает глаза и считает до десяти. Она ощущает себя в эпицентре урагана, который сама и создала. И почему поступать правильно всегда тяжело?

«А будь ты на его месте, как бы отреагировала?» — ехидничает банши. И правда, как?

Под веками мелькают разноцветные пятна, Лидия сосредотачивается то на одном, то на другом. Она чувствует, как отрешается от реальности, плывет по воображаемому. Ей спокойно. Она запирает ненужные эмоции в кокон. Магнус ее вытащит, а Алек... возможно, когда-нибудь они еще встретятся. Когда все будет по-другому. Когда-нибудь, возможно, он сможет ее простить, и тогда они начнут все сначала. Со временем плохое забывается, а хорошее светится еще ярче.

Лидия не замечает, как засыпает: сидя, обнимая подушку и умиротворенно улыбаясь.

— Просыпайся! — ее грубо вырывают из сна, кажется, через пару секунд. — Скорее! — требовательные, почти отчаянные нотки в настойчивом голосе быстро приводят в чувства.

— Изабель?

— Да, — она хватает ее за руки и тянет. — Пошли. — Когда Лидия спотыкается об угол, Изабель почти шипит: — Живее. Нам нужно уйти как можно быстрее. Конклав уже в пути.

У Лидии больно в груди. Алек не пришел. Она осознает, что слишком самонадеянно верить в это, но где-то в глубине души надеялась.

Они идут извилистыми коридорами, петляя. Постоянно сворачивают, не останавливаясь. Лидия молчит, Изабель тоже. Напряжение можно резать ножом: в любой момент кто-то может вывернуть из-за поворота, и они будут раскрыты. Вот только Лидии терять нечего, а у Изабель на кону все. Их до сих пор не обнаружили только потому, что та знает слепые пятна системы безопасности, а Лидии остается надеяться, что удача на их стороне.

И как она умудрилась вляпаться в такое дерьмо?..

Отвлекать себя от тяжелых мыслей удается до поры до времени. Когда они поворачивают в очередной такой же безликий, как и остальные, коридор, Изабель выдыхает.

— Мы почти вышли из Института, — скорее себе, чем Лидии говорит она. Вытирает со лба испарину и устало улыбается. — Если честно, до последнего не верила, что получится.

Лидия не осознает, что выходит, даже когда они спускаются в подвал — темный и затхлый. Сюда явно давно никто не заходил: повсюду пыль, паутина и разбросанные коробки. Оно и хорошо. Возможно, все-таки удастся выбраться. «А что дальше?» — ехидно интересуется внутренний голос. Лидия не имеет ни малейшего понятия. Разберется на месте. В последнее время входит в привычку действовать по ситуации. Жить по плану как-то попроще, хотя и скучнее. С другой стороны, такие приключения, как сейчас, веселят еще меньше. Неужели ей никогда не стать нормальной? Как только кто-то узнает о ее способностях, начинается охота — бессмысленная и беспощадная. Лидия так устала. Она всего лишь хочет покоя. Казалось бы, так мало, но слишком много.

Ее накрывает дежавю, когда Изабель берет ее за руку и говорит о рунах невидимости.

— Почему? — звучит как гром посреди тишины.

В глубине души она знает, но хочет услышать. Именно сейчас, пока еще не все пути отступления отрезаны. Не для нее — для Лайтвудов.

— Ничего личного, — пожимает плечами. — Если не передумаешь, поговорим у Магнуса, хотя не думаю, что разговаривать нужно со мной.

— Не понимаю, — качает головой Лидия. — Алек был как минимум зол, когда уходил. Зачем спасает, несмотря ни на что?

— Мой брат слишком благородный, и иногда мне хочется его убить за это, — поджимает губы Изабель, — но я слишком его люблю, чтобы отказать, когда он просит о помощи. — Неподалеку слышится невнятный шум. — Черт! Уходим.

Лидия и не подозревала, что на каблуках возможно так быстро передвигаться. Насколько она знает Магнуса, где-то рядом замаскирован портал. Запасные варианты отхода — его специализация. И она не ошибается. Через несколько минут они оказываются на поляне, и Изабель замирает посередине, вглядывается в темноту: явно ищет что-то.

Лидия прищуривается и улавливает еле заметную рябь в воздухе.

— Там, — показывает в ту сторону.

Изабель переводит взгляд по указанному направлению и согласно кивает.

— А еще Алек феноменально упрямый. Убеждать его в чем-то бесполезно, он сам должен дойти. — Она достает телефон и набирает номер. — Мы на месте, — и скидывает вызов. — Он сам придет, когда будет готов.

— Если будет, — одними губами произносит Лидия.

Изабель хмыкает и чуть улыбается.

— Я тебе ничего подобного не говорила, — добавляет за пару секунд до появления Магнуса.

— Дамы, рад видеть вас целыми и невредимыми, — отвешивает тот поклон. — Прошу за мной, пока другие сумеречные охотники не нагрянули на огонек.

Лидия закатывает глаза, наблюдая за фиолетовыми искрами вокруг. Вот ведь... позер. Как же Магнус Бейн без театральности и сарказма. И как только не устает.

* * *

Алек не появляется, Изабель молчит. Конклав ожидаемо не устраивает шумихи: вероятно, расследует, кто помог сбежать банши. Лайтвуды, естественно, первые подозреваемые. Лидия не находит себе места: смотрит в окно и кусает губы. Глупо. Она понимает, что если Алек и придет, не посреди белого дня и вряд ли по ярко освещенной улице. Понимает, но ничего не может с собой поделать. У нее должна быть хоть какая-то иллюзия сопричастности, и она хватается за нее, как утопающий за соломинку.

— Никогда не думал, что встречу банши, и уж тем не более не ожидал, что буду делить с ней парня, — усмехается Магнус, присаживаясь неподалеку от нее.

— Извини, — безжизненно отзывается Лидия, не сводя взгляда с улицы.

— Пора уходить, — добавляет он, и она кивает.

— Знаю.

— Ему нужно время, — глухо говорит Магнус, и она поворачивается к нему.

— Если ты пытаешься меня утешить, то дело дрянь, — ее губы кривятся в подобии усмешки. — Я в порядке, — встает, подходит к нему и сжимает плечи. — Не думай, что надолго отделался от меня. Я не прощаюсь.

Магнус хмыкает, поднимается и прижимает ее к себе.

— Для тебя мои двери открыты, — он целует ее в лоб. — Только стучись, перед тем как войти. Мало ли...

Лидия легко бьет его по груди и улыбается. Сердце сжимается от тихой грусти. Она чувствует что-то, кроме боли, и это уже слишком много для ее выжженной души. Похоже, она смиряется, что на нее всегда будет идти охота, неважно, хорошими или плохими. Ей придется убегать. По крайней мере, пока. Может быть, со временем она придумает способ лучше, может быть...

— Не забывай меня, — говорит она на прощание. — Буду ждать в гости... — добавляет, когда уже шагает в портал.

— Не меня, — грустно улыбается он, — но сделаю вид, что поверил.

— И тебя тоже, — спорит она и переносится из квартиры Магнуса в номер какого-то захудалого мотеля.

Каждый делает для выживания, что должен. Все правильно. Она бы могла посыпать голову пеплом, что пошла на поводу у Магнуса, согласилась разведать обстановку в Институте, познакомилась с Алеком, но она не жалеет. Он показал ей, что рано или поздно все проходит, и начинается новая глава в жизни. Пусть сейчас Лидии паршиво, но она придет в себя. Алек делает свой выбор, ей остается только принять его и жить дальше. Возможно, они еще встретятся. Возможно.

* * *

Алек не находит себе места. Злость давно утихла. На месте Лидии он бы тоже не стал раскрывать все карты сразу. Не исключено, что и вообще не стал бы. Лидия хотела быть честной, открылась до конца, а он отстранился. Самое обидное в том, что Алек знает: она не только его не винит, но и понимает. Лидия всех понимает, и это в ней самое странное, пожалуй.

— Не дергайся, — Иззи сжимает его ладонь в своей. — Еще рано. Вызовешь подозрения.

— И когда ты успела стать такой разумной?

— Кто-то же должен, — фыркает она. — А то у меня тут старший братец внезапно стал сгустком эмоций, — толкает его в бок и усмехается. — По крайней мере, лгать научился, хоть что-то полезное.

Алек закатывает глаза и прищуривается.

— Она в безопасности? — спрашивает одними губами.

Иззи кивает, и он чуть расслабляется.

Магнус знает свое дело, наверное, в сотый раз напоминает себе Алек, собираясь на миссию. Лидия прекрасно о себе позаботится, думает, сражаясь с очередным демоном. Иззи сказала бы, если бы с ней что-то случилось, закрывая глаза, шепчет он в темноту. Потерпи еще немного. Еще чуть-чуть. Столько уже продержался, что изменят лишние пара дней?

Алек сжимает зубы и едва не рычит. Он не имеет права все испортить, когда уже почти справился. И он терпит, пока не получает огненное послание от Магнуса: «Она еще ждет» — и срывается по заданным координатам.

Лидия бросается к нему, прижимается близко-близко, шепчет одно-единственное слово:

— Наконец-то, — утыкается в его шею и замирает.

Алек обнимает ее до боли в ребрах и молчит. Он так долго этого ждал, что все остальное отходит на задний план. Она была его миссией, а стала целым миром. Он был способом убежать от скорби, а стал причиной еще одной боли. Они дадут друг другу шанс начать все сначала и стать единым целым. Что из этого выйдет, покажет время, но уж Алек-то постарается.