Наше всё... (гет)

— Какая ирония... — Северус подошел к Гермионе, распятой на стене Визжащей хижины, и провел тыльной стороной ладони по её щеке, давая себе возможность вновь насладиться этим ощущением мягкости и нежности. Ах, сколько сладостных мгновений подарило ему это молодое тело! Не идеальное, нет. Несколько родинок, детские и более поздние шрамы, небольшое родимое пятно в верхней части правой ягодицы... Но ведь в несовершенстве и проявляется истинная красота! Опустив руку вниз, он словно прочертил ногтем линию через шею, затем по ключице, плавно обвел грудь и спустился ниже.

— Не стоило тебе столько спать в детстве на животе, — мягко, почти ласково проговорил Снейп, вновь вернувшись ладонями к её груди. Распахнув пошире уже расстегнутую рубашку, он прикоснулся к её соскам и слегка сжал их. Раньше давление было бы более сильным, и легким стоном Гермиона отозвалась бы на это, требуя продолжения, но сейчас лишь её напряженное дыхание вторило его действиям. Вернувшись пальцами к подбородку, Северус приподнял её голову, чтобы получше рассмотреть лицо. Происходящее сейчас казалось таким ярким и четким, что ему хотелось запомнить всё в мельчайших деталях.

— Гермиона, ты же тоже ощущаешь символичность этого места? Поверь, я не специально выбирал, таковым было решение Темного Лорда. Хотя да, один раз я сделал это специально. Наш с тобой первый раз... Тогда все началось, и сейчас вот заканчивается. Да, некоторая ирония в этом присутствует, грустная ирония. Тебе так не кажется?

Гермиона молча смотрела на своего собеседника. Время слез прошло, и солоноватые блестящие дорожки на щеках уже высохли, но в уголках глаз они ещё оставались. Северус же отошел от неё на несколько шагов и, закрыв глаза, раскинул руки в сторону, словно пытаясь разом охватить всё это место. Сделав несколько глубоких вдохов, он проговорил:

— Милая Гермиона, любимая... Столько всего произошло здесь. Чувствуешь этот запах? Пыль, плесень и, да, кровь... Твоя и моя. Я до сих пор ощущаю тот незабываемый аромат. М-м-м, великолепно! Запомни, так пахнет история. Ах да, прости, картина должна быть полной.

Вновь подойдя к Гермионе, он смочил пальцы в крови, всё ещё сочащейся из раны на шее, а затем провел ими по её губам. Сначала она попыталась отстраниться, но, поймав предупреждающий взгляд, подчинилась его желанию, позволяя Северусу закончить начатое. Уже понимая его задумку, Гермиона, не дожидаясь указки, провела по губам языком, слизывая с них кровь. Происходящее было настолько за пределами её понимания, что она лишь послушно следовала его воле. Лишенная заклинанием возможности говорить и будучи привязана к торчащим из стены крюкам, она смотрела в эти черные глаза, что были раньше, да, строгими и даже, временами, жесткими, но при этом и заботливыми, добрыми, любящими. Или это только казалось? Почему раньше она не увидела в них того безумия, что сейчас приставило к её животу волшебную палочку? Как глубоко оно было спрятано? Кем же был на самом деле профессор Северус Снейп, тот, кому она отдала себя, поддавшись зову чувств? Ответ на все вопросы был перед ней, но как же хотелось ущипнуть себя и проснуться, оказаться рядом с ним и успокаивать себя после ночного кошмара мерным биением его сердца.

Северус, тем временем, улыбнулся и вновь отошел от практически висящей на стене Гермионы на середину комнаты и, застыл, словно любуясь произведением искусства. Хотя почему "словно"? Пусть и не являясь красавицей, она всё равно была совершенней и прекрасней любой девушки. Разве к зельям применимо человеческое понятие "красота", разве рецепт может вызывать симпатию? Они могут быть полезными и опасными, правильно сваренными и испорченными, дорогими и массовым ширпотребом. Но к ней последний эпитет никогда не относился.

— Да, ты единственная в своём роде, — прошептал Снейп, — квинтэссенция идеала, совершенство. Лучшее моё творение, каждый ингредиент, каждая составляющая на своём месте.

Ещё в первый год её обучения Северус почувствовал в Гермионе ту, столь необходимую в его планах, гармоничность. Восемь лет, восемь очень долгих лет, пропитанных обманом, двуличием и предательством, он потратил на приготовление зелья всей своей жизни. Тот первый раз не считался, ведь тогда это изначально была своеобразная "проба пера". И сейчас Снейп с упоением взирал на плоды своих рук. Да, он любил Гермиону, но в этом чувстве было нечто большее, чем любовь творца. Толика безумства в сердце, возжелавшем это юное тело, но именно она и позволила ему создать последний, столь важный ингредиент. Способная ученица не только в постижении магических наук, всегда честная в своих желаниях и, в первую очередь, перед собой, Гермиона не только отдавала себя всю, но и требовала этого от него — страстно, жадно, словно подобного в её жизни никогда больше не будет. Что ж, она была в этом права.

Когда-то, еще в годы своей юности, Северус в одном трактате древнего полубезумного зельевара прочитал такую фразу: "Истинная эссенция, сиречь зелье наивысшей сложности и качества, не является лишь набором веществ, а подобно ростку, само стремится к своему завершению. И дело мастера заключается в подчинении этому желанию". Тогда он посмеялся над этим, ведь, по его мнению, зельевар должен полностью участвовать в процессе. Точность и математический расчет — вот главные составляющие при создании зелий. Хорошо, что он быстро понял ошибочность своих размышлений. И теперь перед ним был наглядный пример, подтверждающий слова древнего алхимика, — его Гермиона, его создание, его совершенная и уникальная Галатея, которую теперь предстояло вкусить до конца, до последней капли её естества.

— Это был долгий путь, Гермиона, — проговорил Снейп, вновь подходя ближе и проводя пальцами по губам, что несколько часов назад так обжигали поцелуями, пока руки лихорадочно возвращали его к жизни. — Сложный путь. Любой более-менее серьёзный магический обряд требует подготовки, и желательно провести хоть несколько экспериментов, тренировок. Лили для этого идеально подходила. Бедный Дамблдор, — Снейп усмехнулся. — Неужели он думал, что я случайно тогда там оказался, неужели верил, что эта бездарность Трелони хоть на что-то способна?! Я так гордился, когда ты отказалась от её занятий, ведь хорошие зелья не терпят некачественных ингредиентов.

Северус провел рукой по её волосам, пропуская между пальцев вьющиеся пряди. Наклонившись, он вдохнул их запах, что ещё хранил в себе оттенки мяты и корицы.

— Было достаточно легко внушить нужные слова. Вот только Темный Лорд слишком долго медлил — заклинания на тот момент уже утратили часть своей силы, и Риддл не сумел как прикрепить свою душу к телу, так и сохранить его. Хотя в этом есть и часть моей вины, слишком уж я сгустил краски. Они должны были все силы Ордена бросить на защиту Лонгботтомов, но Лили переходила. Понимаешь? Та, которую любил, которая была для меня всем, переходила, родила позже, оказалась червоточиной, подделкой! — Северус сорвался на крик и в порыве ярости разнес Бомбардой на мелкие щепки стоящий в углу стол. Но затем взял себя в руки и продолжил более спокойно и ласково. — Зато я понял свои ошибки и знаю, что необходимо для успешного исполнения обряда. Убить человека нелегко, ребёнка ещё сложнее, а вот мать с еще нерождённым дитя — это сверх сил человека. Такое не то что рвет душу на части, оно полностью вырывает её из этого мира, стирает из этой реальности. А раз так, то и смерть над ней не властна. Остается лишь вернуть её обратно в тело и всё — истинное бессмертие достигнуто! Это тайное знание, Гермиона. Видишь, как я тебе доверяю? Таким можно поделиться лишь с самым близким человеком.

Северус, насколько позволяли узы, притянул к себе Гермиону и прижался губами к её щеке, в то время как руками стал поглаживать её округлившийся живот. Она дернулась, постаралась отшатнуться, отодвинуться. Прикосновения, что раньше дарили столько удовольствия, теперь вызывали лишь омерзение. Казалось, что там, где он до неё дотронулся, кожа теперь словно покрыта какой-то дурно пахнущей слизью. Вот только невербально сказанный Ступефай лишил Гермиону последней возможности хоть к какому-то сопротивлению, оставляя её лишь безучастной зрительницей.

— Да, в этот раз всё получится, — тем временем продолжал Снейп, скользя губами по её коже, постепенно опускаясь ниже, пока в результате, не желая хоть на сколь-нибудь долго прекращать поцелуй, не опустился перед ней на колени. Целуя живот, поглаживая его руками, Снейп, казалось, впал в транс, уйдя с головой в эти нежные ласки.

При других обстоятельствах Гермиона, наблюдая такое, могла бы считать себя счастливейшей из женщин, но сейчас была готова отдать полжизни за возможность повернуть время вспять. Хотя, проживи она заново тот седьмой год её обучения в Хогвартсе, все сложилось бы, скорее всего, точно также — слишком уж особенным было то время. Ведь никто не ожидал, что после гибели Альбуса Дамблдора, Волдеморт сделает то заявление. Да, это был ультиматум, но его приняли, хоть все и понимали, что война неизбежна. Но возможность отсрочить её была слишком заманчивой идеей — никто не хотел оставлять своих детей сиротами, а в том, что жертвы будут с обеих сторон, сомнений не было. И в результате Снейп стал директором Хогвартса в обход стандартных процедур назначения, а так как Слагхорн покинул пост преподавателя Зельеварения, то Северусу пришлось вновь вести данный предмет. Да, тогда-то всё и началось, с углубленного курса Зелий, на который Гермиона записалась по приказу "Грозного глаза", ставшего главой Ордена вместо Дамблдора. Вот только во время занятий невозможно молчать. Вопросы, споры, обиды, многозначительные паузы и взгляды — всё это сделало свое дело, не влюбиться было невозможно. А потом, после окончания Хогвартса, был сентябрьский вечер; первые дни в должности помощника преподавателя Трансфигурации; письмо от Гарри, в котором он прощался, уходя вместе с Роном на поиски крестражей; стеллажи книг в полутемной библиотеке и он, Северус Снейп... А затем — Визжащая хижина, разбросанная по полу одежда, боль, капельки крови и наслаждение, с которым ничто не сравнится... С тех пор они были вместе, и сколь счастливыми были для Гермионы те дни, тем сильнее ей хотелось сейчас выть от отчаяния и безысходности.

— Идеально выбранный момент! Последний ингредиент готов! — в голосе Снейпа послышались одновременно восхищенные и благоговейные нотки. — Чувствуешь, она толкнула меня! О, а вот ещё раз. Знаешь, это такие невероятные ощущения осознавать, что ты стал отцом. Я очень благодарен тебе за это... Дети — наше всё, Гермиона, они наше будущее, для них мы существуем, стараемся сделать мир лучше, чище, справедливей. А раз так, то почему лишь нам следует приносить себя в жертву ради их светлого будущего? Почему бы и им не внести свою лепту? Ведь это справедливо, не так ли? Чем больше плата, тем значительнее результат. Опять толкнула... Понимаешь, чтобы создать лучшее завтра, нужно знать, что было сделано правильно и каков в итоге результат, а этому очень мешает смертность человека. Но с твоей помощью я преодолею эту помеху и построю мир, достойный наших детей, достойный Лили. Ты же не против этого имени?

Снейп на секунду поднял голову и посмотрел на Гермиону, словно ожидая одобрения, а потом вновь прильнул к её животу.

— Как бьется сердечко... Мы иногда разговариваем, открываем друг другу разум. Она так похожа на тебя. Постоянно забрасывает меня вопросами и, хоть и стыдно признаться, но временами даже ставит в тупик. Удивительный ребёнок... Как раз то, что и нужно для завершения. Но пора начинать, — Снейп чуть отодвинулся и, так и не поднимаясь с колен, снял мантию, оставшись в залитой кровью рубашке. — Гермиона, любимая, нужно чтобы Лили заснула. Спой ей, у тебя это отлично получается.

Не имея сил сопротивляться наложенному Империо, Гермиона приоткрыла рот и тихо запела колыбельную, которую слышала в детстве от мамы, когда ей снились плохие сны. Разум отказывался верить в происходящее, сердце готово было разорваться на части, но губы упорно выводили старую мелодию, и лишь влажные дорожки на щеках были свидетелями её чувств. Снейп же, взмахнув волшебной палочкой, стал кончиком выводить на животе Гермионы сложные линии магической печати, что после обряда позволит его душе остаться в этом мире и вновь соединит с телом, подарив бессмертие тому, кто будет уже не подвластен смерти.

— Дети наше всё, Гермиона, — повторил Северус, встав с колен. — Они — ключ к жизни и смерти. И не их в этом вина.

Наклонившись к лицу Гермионы, продолжающей петь колыбельную, он провел языком по её щеке, пробуя горе и, само собой, ненависть на вкус.

— Идеально... Ну, вот всё и готово. Ты — моё самое величайшее творение, Гермиона, зелье высшей пробы. Спасибо тебе. А теперь не закрывай глаза — ты заслужила это увидеть, ведь первой будет наша дочь. Прощай, любимая, — тихо проговорил Снейп, взмахивая палочкой...