Чашка горячего шоколада (гет)

Ремус стоял, не шелохнувшись. Он смотрел, как сладко спит Нимфадора в — подумать только! — его постели. Спит, чуть подогнув ноги, обняв его подушку, укутавшись в цветастый плед. И где она его вообще взяла? Наколдовала? В его угрюмой серой берлоге этот плед выделялся ярким уютным пятном, и Ремус недоумевал, как всё это произошло и когда успело стать для него таким важным.

Он смотрел на неё, спящую, и на душе становилось тепло. Нимфадора дышала ровно, спокойно, почти улыбалась во сне. Наверное, сны у неё тоже всегда цветные, — подумалось вдруг Ремусу. Он нерешительно подошёл, с одной стороны, боясь разбудить, а с другой — невыносимо желая поцеловать её. Он хотел запомнить этот момент тихого счастья, ведь если она проснётся — сразу всё изменится. Она вскочит, будет щебетать о чём-то, и ему снова станет совестно за то, что всему более интересному, яркому, жизнерадостному и красивому она предпочла его, Ремуса.

Он всё же не удержался и поцеловал её в щёку, и Тонкс открыла глаза, которые в первые секунды пробуждения всегда переливались всеми цветами радуги, будто определяясь, в каком она сегодня настроении. Наконец, цвет её глаз стал весенне-зелёным, а взгляд остановился на Ремусе.

— Доброе утро, — сладко потянулась она, улыбаясь. Волосы Тонкс (сегодня светло-русые с лиловым отливом) разметались по подушке, и Ремус не смог удержаться — прикоснулся сухими губами к её тёплому плечу. Впрочем, он тут же смутился, распрямился и отвёл взгляд.

— Доброе. Я приготовил тебе горячего шоколада. Мне нужно идти…

С этими словами Ремус схватил свою потрёпанную мантию и чуть ли не выбежал прочь.

Конечно же, на самом деле ему никуда не надо было. Он в очередной раз сбежал. Просто он боялся неловких моментов, боялся, что будет выглядеть глупо, что не сможет придумать, что с ней делать, о чём с ней говорить — он просто не знал, что придумывать ничего и не надо.

Ремус любил бродить по городу, особенно ранним утром, когда почти нет людей. Это была отдалённая окраина маггловского Лондона, дикий, заброшенный спальный район. Ремус не просто так жил именно здесь — они с этим районом были до боли похожи.

Ремус шёл по улице, по серым чавкающим лужам, и у него было только одно желание — убить Тонкс.

Он боялся её чувства, но больше всего — боялся, что когда-нибудь поддастся и ответит ей, и тогда разрушит её жизнь. Он видел её влюблённый взгляд, полный теплоты и ласки, не мог не заметить, как она превращала его холостяцкое логово в нечто, что можно было назвать домом. Эти горячие ужины (хотя после того, как Тонкс заканчивала готовить, требовалось не одно очищающее и восстанавливающее заклинание), милые безделушки, тёплая постель… Краски, жизнерадостный смех, неодиночество — всё, что она приносила ему, было таким непривычным и таким… Нужным? Удобным, но… Ремус боялся, что, поддавшись, никогда не сможет себе простить.

Он понемногу сдавался. Он стал отвечать на её записки, присылаемые совами. Затем разрешил приготовить ему обед. Теперь вот — она осталась у него на ночь.

Но не мог же он, в самом деле, её выгнать? Девчонку, которая никак не хотела понимать, что с ним никогда не будет счастлива. Которая — неужели? — любит его. От этого Ремусу было стыдно. Ему казалось, что он пользуется её чувствами, забирает теплоту её сердца, в то время как ничего не может предложить взамен.

И Ремус знал, что если он вернётся сейчас, она встретит его счастливым визгом, его любимым горячим шоколадом, сотней поцелуев. Её глаза засияют — просто оттого, что он рядом. Как будто большего ей и не нужно в жизни. Как будто он может в это поверить. За это всё он готов был убить Тонкс. Оттолкнуть, растоптать, разорвать…

Ремус ведь давно привык к беспросветному одиночеству. Хотя Тонкс, конечно, — не свет. Она — сгусток хаоса, клубок оптимизма, молодости, жизни. Всего, что Ремус был способен у неё отнять. И, конечно, он так и так убьёт её — либо тем, что будет рядом, либо тем, что разобьёт ей сердце. Так не стоит ли, в таком случае, заткнуть вопль совести о том, какой он, Ремус, эгоист?

Рассветные лучи окрасили бурые лужи в розовый. Таким бывает цвет волос Тонкс, когда она довольна. Ремус повернул назад, к дому. И почему он трусит, если был гриффиндорцем? Он пойдёт и вручит ей волшебную палочку из осины с сердцевиной из серебра вейловых волос. Вложит ей в руку оружие, которое убьёт их обоих.

— Ремус! — радостно вскрикнула Тонкс, когда он, входя, захлопнул дверь.

Сгусток красок, стремительно приближающийся к нему хаос, воплощение жизни, любви, счастья…

— Прости, Нимфадора.

Он заключил её в объятия, заметив мгновение раздражения от произнесённого имени, всполохом отразившееся в покрасневших прядях волос, в которые он спрятал грустную улыбку.

Она целовала его небритую щеку, тёрлась о шею носом, словно его запах был для неё приятнее и роднее всего на свете. Ремус ещё не знал, что она была готова даже умереть с ним — не то что жить. Но пока у них ещё было время для чашки горячего шоколада.