Отчёты (джен)

— Что-что мы теперь должны делать? — недоверчиво переспросил Долохов, когда Лорд, наконец, аппарировал, оставив Ближний Круг сидеть за привычно пустым столом.

— Отчёты писать, — невозмутимо ответил Снейп. — По каждому бою. Я тут план набросал, если кому-нибудь интересно, — добавил он куда-то в пространство.

— Джеминио! — произнёс Родольфус Лестрейндж, указав палочкой на листок в руках зельевара. Подождав возникновения достаточного количества копий, он проговорил: — Финита, — и лёгким взмахом палочки распределил их между всеми.

— Пожалуйста, — вздохнул Снейп.

В ответ раздалось нестройное:

— Спасибо!

«Отчёт.

1. Где, когда, почему, с кем происходил бой.

2. Какие заклинания были использованы вами.

3. К каждому заклинанию дать краткое описание боевой ситуации и обосновать свой выбор.

4. (Опционально — Только в случае проигрыша) Объяснить, почему ни при каких условиях выиграть данный бой не представлялось возможным.

Число, подпись».

— Хороший план, — задумчиво проговорил Люциус Малфой.

— Оптимистичный такой, — поддакнул Мальсибер. — Мне больше всего последний пункт нравится.

— А он всех нас ни в грош не ставит, — проговорила презрительно Беллатрикс.

— А я не настаиваю, чтобы этим планом кто-нибудь пользовался, — парировал Снейп. — Можешь свой написать. Хотя тебе незачем, — добавил он шёлково. — У тебя везде одно заклинание будет — и вряд ли Лорд потребует обосновывать Круцио.

— Ты несправедлив, — заступился за невестку Рабастан. — Белла ещё Аваду любит.

— Тогда да, — согласился Снейп, доставая перо и чернильницу. — Придётся обосновывать.

…Через пару часов Долохов, выглядевший хуже, чем после самого грандиозного боя, непривычно для него робко постучал в дверь комнаты Эйвери. Услышав сакраментальное: «Кто там?», он открыл её и, просунув голову, сказал смущённо:

— Это я. Можно войти?

Вид смущённого Долохова заставил Эйвери подавиться печеньем, которое тот жевал, и уронить его половинку на ковёр.

— Можно, конечно… э-э… Антонин. Входи. Входите. Чем могу?

Долохова Эйвери откровенно побаивался — впрочем, того многие опасались, да что уж там «многие» — практически все, не считая, пожалуй, Лестрейнджей да Снейпа, которые, в свою очередь, сами могли напугать кого угодно.

— Да тут, — Долохов почесал палочкой встрёпанные волосы — из её кончика вырвались искры, он привычно прихлопнул их ладонью, и Эйвери заметил, что волосы у него кое-где обгорели почти что до самых корней. — Вот, — Антонин протянул Эйвери измятый и исчерканный лист. — Я же не англичанин, — раздражённо пояснил он. — В общем, можешь поправить ошибки? — попросил он, наконец.

— Могу, — заулыбался с облегчением Эйвери, у которого появление Долохова посреди ночи вызывало только одну ассоциацию — с необходимостью иди в бой.

Правда, ассоциация эта была пока что абстрактной, потому что до сих пор он туда так ни разу и не попал — однако боялся он этого вполне конкретно.

А тут — простая грамматика.

Ерунда.

Впрочем, взглянув на пергамент, Эйвери понял, что немного погорячился: похоже, не такая уж ерунда. Потому что…

— А, — робко проговорил он, не решаясь прямо взглянуть на Долохова, усевшегося рядом с ним и тоже нервно принявшегося за шоколадное печенье, — извини… я плохо в почерках разбираюсь… это вот что тут написано?

— Это фамилия же, — раздражённо ответил Долохов. — Ле-Странж. Разве непонятно?

— Э… да. Конечно, — Эйвери закусил губы, чтобы не рассмеяться. — Просто она немного не так пишется. Лестрейджи они. А это что?

— Это не что, а где. Улица же такая.

Эйвери глубоко-глубоко вздохнул и, зажмурившись, предложил:

— А может быть, ты мне просто всё это продиктуешь? А то я так каждое слово переспрашивать буду. Почерк же, — добавил он торопливо.

— Да знаю я, что ни к дракклам не соображаю в вашей грамматике! — с досадой проговорил Долохов. — Что, так всё плохо?

— Ну… в общем… да. Ужасно, — вздохнул Эйвери — и поглядел искоса на Долохова. Тот выглядел непривычно… расстроенным. Потом сказал:

— Вот как просто в немецком: как слышится — так и пишется. А у вас какой-то кошмар просто. Хуже русского.

— Ну, ты не привык просто, — поспешно проговорил Эйвери. Видеть Долохова расстроенным было ещё более дико, нежели смущённым. И гораздо страшнее: решит потом, что лицо потерял, да заавадит к драккловой бабушке… хотя нет, тут как-то иначе написано… какая-какая тут бабушка?

— Какая бабушка? — не успев обдумать, стоит ли задавать этот вопрос, спросил Эйвери, ткнув пальцем куда-то во второй абзац.

— А, — отмахнулся Долохов, хрустя пятым уже шоколадным печеньем, — это выражение такое. Идиоматическое. Русское. Я это для образности. Скучно же так просто читать. Можешь заменить на что-то английское. И да, давай я тебе продиктую, — он отобрал у него пергамент, оглядел стол и спросил грустно: — Водки у тебя, я так понимаю, нет?

— Нет, — помотал головой Эйвери. — Коньяк есть. Где-то. У Люциуса. Можно сходить.

— Если ходить — так за водкой, — возразил Долохов. — Ладно, это потом. Давай писать уже.

Через час отчёт был готов, а словарь Эйвери обогатился парой десятков русских идиом, которые он жаждал, во-первых, записать, а во-вторых, изучить, используя англо-русские словари. Русский язык вообще показался Эйвери чрезвычайно образным, хотя и слегка грубоватым — но этим его и заинтересовал. Грамматика, опять же — как же он обожал все эти суффиксы и приставки…

Однако едва Долохов, получивший вожделенный отчёт, ещё и написанный его же собственным почерком (Эйвери только представил, сколько ошибок Долохов сделает при переписывании его сочинения — так и сделал всё сам, а уж писать разными почерками он выучился ещё в школе), оставил хозяина комнаты, наконец-то, в покое, и тот только-только начал записывать все новые для него выражения, услышанные и прочитанные сегодня, как дверь вновь отворилась, и на пороге возникла Беллатрикс Лестрейндж.

— Что-то я не поняла, что тут писать, — проговорила она, входя, закрывая дверь и устраиваясь на месте Долохова. — О, печенье, — она потянулась к изрядно опустевшей тарелке и взяла одно. -Какие-то у меня одинаковые объяснения получаются, — проговорила она самокритично, протягивая ему пергамент. — Наверное, это неправильно — и Лорда расстроит. Я просто понять не могу, как и зачем объяснять выбор: ну очевидно же, что если Круцио — значит, не хотела убить, а если хотела — тогда Авада. И что тут ещё писать? Придумай, пожалуйста! — попросила она, ласково ему улыбнувшись — от этой улыбки Эйвери почему-то с тоской вдруг вспомнил родительский дом и подумал, что, может быть, поспешил, так резко разорвав отношения с папой — в конце концов, сейчас можно бы было прийти к нему, и он бы, наверное, нашёл, что противопоставит этой её улыбке. Хотя если это ещё и Родольфус увидит… тут, наверное, даже папа бы уже не помог бы. Но, может, смог бы отбиться…

— Я думаю, можно немного синонимов подобрать и определений добавить, — неуверенно предложил он.

— Добавь, — непривычно покладисто согласилась она. И, подумав немного, добавила: — пожалуйста, — от чего Эйвери поначалу впал в ступор, а потом, взяв перо, подумал, что надо будет потом попросить Северуса больше не придумывать ничего подобного.

Никогда.

Когда Беллатрикс, съев половину оставшегося после Долохова печенья, ушла, унося с собой наполненный разнообразнейшими эпитетами пергамент, Эйвери снова попытался было вернуться к своим записям — но не успел: дверь снова открылась, впуская… Ох, да кого она только не впускала к нему этой ночью: кажется, к утру у него в комнате перебывал весь Ближний Круг — с одной и той же просьбой.

Поправить отчёт.

А когда паломничество закончилось, и измученный Эйвери, наконец, дополз до кровати и рухнул спать, Ближний Круг уже без него собрался в малой гостиной.

— Значит, так, — безапелляционно заявил Долохов, выстроив их всех словно на инструктаж перед боем. — Лично я считаю, что мы просто не можем сейчас позволить себе потерять Эйвери.

Он обвёл строгим взглядом бледные и сосредоточенные лица соратников. Поиграл палочкой — соратники уже автоматически выставили, на всякий случай, щитовые чары — продолжил:

— Посему я считаю, что в рейды его пускать нельзя. Я тут график составил — кто когда вместо него под обороткой там будет. И не усердствовать мне! А то Лорд не поверит. Так… пару Круцио, пяток режущих — и довольно. Кто за?

Все, словно бы по команде, вскинули руки вверх.

— Кто против? Воздержался? Отлично, — потёр руки Долохов.

«А то ишь… отчёты ему. Бюрократию он, как в министерстве, решил развести. Ну вот и будет у нас штатный бюрократ», — думал Антонин, аккуратно складывая свой первый отчёт.