Чаепитие алой луны (гет)

— Вы знаете о красной луне, госпожа? — Брейк привычно удерживает улыбку на лице, разливая кофе по хрупким фарфоровым чашкам. Практически полная слепота, как ни странно, ему не мешает, и Шерон вновь мысленно удивляется ловкости, с которой альбинос осваивается практически в любой ситуации, поправляя на своих плечах белый плащ вышеупомянутого. Ночью слишком прохладно, чтобы сидеть за столом — круглым небольшим столиком, — в одном платье.

— Красной луне? — переспрашивает она, принимая чашку из рук Зарксиса и обхватывая ее своими руками, грея ладони о теплую гладкую поверхность. Брейк усаживается напротив, в кои-то веки изменив своей не слишком приятной манере сидеть на столешнице, и откидывается на спинку стула, покачивая свою порцию кофе и запрокинув голову вверх.

— Да, красной луне, — повторяет он, лукаво щурясь на размытое белесое пятно где-то в чернильных небесах. Шляпник пока еще способен различать предметы — да, не слишком хорошо и скорее воспринимая их пятнами неяркого цвета, но способен, а значит, рассматривает сейчас предмет разговора, неторопливо прихлебывая кофе. — Я знаю историю о синевато-красной луне. Говорят, что тот, кто увидел ее на небе, умирает на следующий же день.

Голос его звучит вкрадчиво и несколько бархатисто, переплетаясь с ночным стрекотом цикад, и словно бы заставляет поверить в произносимое, так что Шерон невольно поднимает голову, всматриваясь в идеально белый лунный диск, плывущий по небосклону в окружении звезд.

— А я слышала, что можно оставить стакан воды на час в лунном свете, — улыбается она задумчиво, — и, когда выпьешь ее ночью, узнаешь, кто в тебя влюблен.

— Вполне в вашем духе, — Зарксис улыбается, крутит чашку в руках, казалось бы, чудом ничего не проливая. Размазывает ложкой по блюдцу кусок пирога. — Лунному свету всегда приписывали огромное количество различных свойств... кто знает, напрасно ли?

— Какого цвета луна сегодня? — Брейк ведет себя совершенно обычно, как всегда, и это заставляет Шерон ненадолго забыться, задать совершенно нетактичный вопрос. Спохватившись, она поднимает на него взгляд, но Зарксис лишь улыбается и, щурясь, рассматривает что-то в вышине.

— Слегка красноватая, — наконец, выносит он свой вердикт, ставя чашку с кофе на стол и по-кошачьи вытягиваясь на стуле. Шерон с беспокойством смотрит на него — ночь и убедительность «братика» сыграли свою роль, и фраза эта вселяет в душу девушки смутную тревогу за непутевую блондинисто-седую голову.

— Она белая, — возражает девушка больше для того, чтобы переубедить саму себя. Луна белая, а значит, Брейку в ближайшее время ничего не грозит. — Так же, братец Заркс?

Губы альбиноса трогает легкая улыбка, и он отзывается, не споря:

— Пожалуй, ты права — и впрямь, белее молока. Ума не приложу, как я мог так ошибиться? — в последнюю фразу тонкой нитью вплетена ирония, и Шерон слегка хмурится, распознав ее. Зарксис же лишь безмятежно улыбается, отпивая кофе: если луна и окажет ему любезность, решив предупредить о близкой кончине — он все равно этого уже не увидит, и, пожалуй, даже рад этому. Все должно случиться вовремя — не раньше и не позже. — Впрочем, это все равно лишь сказки.

— Которые не сбудутся, если в них не верить? — слова Брейка несколько успокоили молодую герцогиню, но на луну она все еще смотрела с некоторой тревогой. Вера в сказки — порой абсолютно несбыточные — еще жила в ней, девчонке со слишком взрослыми аметистовыми глазами.

— Некоторые сказки сбываются вне зависимости от нашего желания, — пожал плечами Брейк, рассеянно водя подушечкой пальца по самому краю кофейной чашки, после чего рывком поставил стул на две ножки, закидывая ноги на стол. Опасная поза, упасть легче легкого, однако Шляпник проделывает этот фокус далеко не в первый раз и прекрасно чувствует баланс. Шуршит фантик разворачиваемой конфеты. — Однако не думаю, что эта из таких.

Всего лишь легенда о красной луне и ничего более. Шерон задумчиво кивает, допивая чай, и поднимается со своего места, подходя к названому брату. Она знает, что Брейк не упадет, что все движения его выверены до автоматизма, однако все равно придерживает стул того сзади за спинку.

— Вам нравится эта ночь? — интересуется Зарксис, запрокидывая голову. Интересуется несколько невнятно, конфета за щекой мешает говорить четко и понятно, однако Шерон все равно улавливает слова в неизмененном виде и чуть улыбается:

— Она особенная.

Она права — каждую секунду этой ночи, каждое ее мгновенье стоит того, чтобы его ценили, бережно запечатывали в памяти, прятали от чужих глаз. Брейк улыбается, с хрустом разгрызая леденец, — он думает точно так же.

В кустах мелодично переливаются пением цикады, и это наталкивает Шерон на мысль.

— Эй, Брейк, ты ведь умеешь танцевать, правда?

Туфли, отброшенные за ненадобностью, пропадают где-то в траве, а сама юная герцогиня Рейнсворт кружится, выпустив спинку стула, поддавшаяся очарованию ночи. Брейк улыбается, силясь разглядеть ее в ночных сумерках.

— Танцевать? Ни капли, — признается он, с негромким стуком ставя стул на все четыре ножки и поднимаясь с него одним плавным движением. — Но я обещаю, что буду очень стараться.

И он действительно старается, повторяя за Шерон раз за разом, пока ее голос отсчитывает в непосредственной близости от его уха бесконечно закольцованные три счета. Вначале, конечно, получается не слишком-то хорошо — Брейк то и дело сбивается и наступает ей на ноги, поскольку повторять за кем-то практически вслепую, видя вместо него только расплывчатый конгломерат пятен, не слишком-то удобно, — однако постепенно дело идет на лад, и Шерон мягко улыбается, кружась вместе с ним в вальсе под стрекот цикад.

На фарфоровых чашках с недопитым кофе понемногу разгорается заря.