Императрица (джен)

Тёмные женщины с размытыми лицами окружают Диану.

Тела женщин увиты розами. Розы будто растут из их тел, ползут по ним, лениво цепляясь шипами. Розы синие. Или кажутся такими в полумраке.

Женщины поют. Поют тихо, гортанно, страшными словами на мертвом языке. Их увитые розами тела движутся в танце. Каждое — часть единого целого. Часть великого замысла её матери.

Мать берет её за руку, сжимая ладонь, как всегда, до легкой боли. И произносит своим сильным и властным голосом:

— Сегодня важный день, мой воробушек. Сегодня ты станешь одной из нас.

Голос подхватывает эхо, перемешивает с пением и вливает ей прямиком в голову, минуя уши.

Диане страшно.

Мать укладывает её на черный камень, вокруг которого танцуют ведьмы, одетые в синие розы. В изголовье камня поблёскивает серебром человеческий череп, а её ноги касаются изукрашенных рунами китовых костей. Кости тихо и нежно поют, успокаивая её теплом множества мягких голосов. От черепа несёт мертвенным холодом.

Мать отходит и перед глазами остаётся полуразрушенный купол потолка. Купол сжимают длинные черные лианы, похожие на щупальца огромного монстра. Монстр едва заметно шевелится, покачиваясь в такт пению. Голоса ведьм сливаются в единый гул, и за ними больше не слышно пения китовых костей. Земля дрожит, щупальца расплываются в толстые чёрные нити и тянутся к ней с потолка.

Воздух становится густым и вязким, как топлёный китовый жир.

Диана холодеет от ужаса.

К ней опускается лицо матери, белое, с черными провалами глаз. Мать что-то говорит, но у неё закладывает уши, и она не слышит ничего, кроме всё нарастающего гула. Череп в изголовье раскалывается и из трещин на нём течет чёрная кровь.

Темнота становится густой, как воздух. А воздух — чёрным, как темнота. На грудную клетку опускается первое тяжёлое щупальце. Дышать становится невозможно.

Диана резко садится в своей постели, хватая ртом прохладный ночной воздух.

Этот кошмар снился ей третью ночь подряд. С чего бы вдруг, Диана не понимала. Прошло почти одиннадцать лет, остались в прошлом и ритуал — этот оригинальный подарок матери на пятилетие — и кошмары, и страх темноты, и проблемы с дыханием, и постоянный холод в груди.

Кошмары ушли первыми, ещё на корабле из Гристоля. Ушли под мерный шум волн и лёгкий скрип покачивающегося судна. Приступы удушья покинули её уже в Калтане. Возможно этому поспособствовала и простая перемена климата: в Тивии было куда холоднее, но воздух казался легким и свежим, по сравнению с туманным Гристольским. Внутренний холод сбежал, стоило ей познакомиться с первыми морозами в месяце ветра. Страх темноты рассеивался постепенно, вместе с воспоминаниями, под влиянием новых проблем и впечатлений. Осталась только обида.

Понять мать Диана смогла, простить — оказалось слишком сложно. Она выбрала отложить эту обиду как можно глубже и стараться не вспоминать, вместе с этим точно зная, что придёт время — и обида обязательно проявит себя.

И вот, повторяющиеся сны вновь и вновь возвращали её в тот день, почти одиннадцать лет назад.

Уснуть не получалось. Диана отбросила тонкое одеяло и, потянувшись, соскользнула с кровати. Сейчас лучше заняться работой. А завтра она снова ляжет спать пораньше.

Мать была сильной ведьмой, и обладала возможностью открывать колдовство в других женщинах. Как, Диана не знала, но едва ли это был столь сложный ритуал, как в её случае. Впрочем, несмотря на всю сложность, ритуал не удался. Ведьмой Диана не стала, и мать, разочаровавшись, отправила её в Калтанскую школу, на Тивию, как можно дальше от себя. Стоило быть благодарной хотя бы за шанс получить образование, но получалось плохо.

С порта донёсся гудок корабля. Диана зажгла лампу и развернула свой последний эскиз — платье для мадам Нациу. Завтра нужно будет зайти к мистеру Бримзли за отрезом того прекрасного бирюзового шёлка — мадам обожает такие оттенки. И обязательно присмотреть пару ярдов красного льна.

Даже в кошмарах есть польза — теперь она точно уложится с заказами ко Дню рождения и успеет сшить подарок самой себе. Красный лён идеально для этого подойдёт. Красный и белый. Можно даже добавить немного оранжевого, если ей удастся найти ткань подходящего оттенка. И никаких тёмных цветов. Никогда.

В этот раз кошмар не пришёл, вместо него была Бездна. Диана узнала её сразу, хоть до этого только слышала описания от матери и её ведьм, да читала в редких главах “Шёпота”, попадавших в её руки.

В Бездне было уютно. Как дома.

— Диана Копперспун. Наконец-то ты пришла ко мне.

— Копперстоун, — Диана обернулась. Перед ней стоял мужчина в черном костюме типичном для Дануоллской знати. В Тивии одежды были другими, здесь люди любили яркие цвета.

— Ты до сих пор не хочешь иметь с матерью ничего общего, но и отказаться от неё полностью так и не смогла. Любопытно, во что выльется такая своеобразная неприязнь.

Замечание было справедливым. После окончания учёбы Диана могла выбрать любое имя, но не стала этого делать. Сейчас это показалось ей совсем неважным и очень далёким.

У мужчины было красивое лицо. И абсолютно чёрные дымящиеся глаза.

— И вот уже почти неделю ты видишь один и тот же кошмар. Ты не задумывалась, почему он стал снова приходить к тебе, Диана?

Голос был странным, но завораживающим. Мягким и резким одновременно, будто Чужой не мог определиться, как именно стоит с ней разговаривать. Или нарочно хотел спутать её мысли. Диана не могла собрать ответ из обрывков в собственной голове. Что-то с ней было не так. И с каждым мгновением проведённым в Бездне становилось всё хуже.

Чужой сделал несколько плавных шагов вперед, оказавшись совсем близко. Воздух вокруг него был неожиданно тёплым.

— Твоя сила меняет тебя, чувствуешь? Далила пророчила тебе великое будущее, но откуда ей было знать, что ритуалы тебе ни к чему.

Из глубин Бездны полилось пение, тихое и нежное, как от китовых рун на чёрном алтаре ровно одиннадцать лет назад. У Дианы закружилась голова.

Мягкое прикосновение к щеке ненадолго вернуло ей возможность видеть и мыслить. Чужой стоял к ней вплотную, и тьма из его глаз, казалось, вливалась в неё пьянящим потоком. В груди разлилось что-то очень горячее, потекло одновременно вверх и вниз, заставив тело содрогнуться в сладкой истоме. И Диана успела подумать, что ради этого чувства можно было перетерпеть и сотню кошмаров, прежде чем мысли снова разлетелись красочными обрывками.

— Пришло время отпустить себя, Диана. Почувствуй свою силу, дай ей опьянить тебя, дай ей сбросить все ограничения. А потом подчини её. Теперь ты сможешь это сделать.

Перед глазами мерцали всполохи, кожу будто кололо тысячами тонких иголок, прикосновения Чужого казались такими правильными.

Диана потеряла равновесие, плавно опустилась спиной на прохладный камень. И Бездна вокруг неё взорвалась.

Диана проснулась с восходом Солнца, непривычно выспавшаяся и полная сил. Согретая приятным чувством спокойствия и причастности, она ощущала в себе странное могущество, одновременно новое и давно знакомое.

А на её льняной простыни красными медузами распластались пятна свежей крови.

Чуть больше года спустя, в месяц дождя Чужой впервые заговорил о её матери. Тогда Диана и узнала, что вскоре после неудачи с ней, мать провела ещё один ритуал, который позволил бы ей овладеть разумом юной Императрицы Эмили Колдуин. И этот ритуал тоже не удался уже по вине наёмника Дауда, также отмеченного Чужим. Мать оказалась заточена в собственной картине.

Жаль, что картина была слишком тесно связана с Бездной, и это дало матери шанс. Двенадцать лет она скиталась по тёмным водам, пока не забрела в место древнее и тайное. Место, где более четырёх тысяч лет назад создали Чужого.

Посредством ещё одного ритуала, на этот раз успешного, матери удалось вырваться из заточения. И, вырвавшись, она сумела захватить с собой частицу Бездны, связать себя с Чужим против его воли, забрать часть его силы и вытащить её в человеческий мир.

Чужой был в ярости.

Но сам ничего не мог с этим сделать.

Диана позволила вытянуть себя в Бездну лишь для того, чтобы потом запретить это Чужому. Потому что он просил её о невозможном. Просил вернуться в Гристоль, отправиться на Серконос и остановить собственную мать. Мать, которую Диана не хотела видеть никогда больше. Не хотела знать никогда больше. Мать, которую Диана всё ещё боялась.

Спустя ещё три года она увидела в газете заметку о новой Императрице в Дануолле. Императрице Далиле Колдуин, старшей дочери императора Эйхорна I. И о том, как был захвачен в плен оказавший сопротивление Королевский защитник Корво Аттано. И о том, что юная Эмили не сумела смириться с потерей власти и отправилась в бега.

Эмили Колдуин — опасная преступница, также теперь известная под именем Королевского убийцы.

Первой мыслью Дианы было: "Выходит, я королевской крови...". Второй мыслью она рванула в Бездну, срывая собственные ограничения, чтобы спросить Чужого:

— Так все эти убийства действительно совершила Императрица Эмили?

Он усмехнулся, увидев её, с горечью не присущей божеству. Обнял за плечи и прошептал, касаясь горячими губами ушной раковины:

— Нет. Их совершила не-императрица Диана.

Корабль в Гристоль отправлялся этим вечером. Диана призвала всю свою силу, чтобы закончить заказы за несколько часов, отдала распоряжения помощнице и, взяв с собой только кошелёк, отправилась просить место на борту.

Удалось получить целую каюту, но она всё равно проводила почти весь день на носу корабля, ловя лицом соленые брызги и наслаждаясь запахом моря. Запах напоминал ей её путешествие в Тивию. Подальше от кошмаров Бригмора и тяжёлого взгляда матери. Теперь же она сама едет навстречу всем своим кошмарам, потому что знает, что мать разрушит всё, что позволит ей власть. Дануолл, весь Гристоль, Серконос, Морли… Рано или поздно она дойдёт и до Тивии. Мать умеет создавать только картины. И она готова уничтожить реальный мир на благо своих иллюзий. Диане нравился реальный мир, и чем больше она узнавала во снах матери, тем решительнее становилась.

В Дануолле было пустынно. Торговый корабль из Дрисколя высадил Диану, но не стал выгружать ящики с товаром. Капитан и её пытался отговорить, с берега шли слухи, что в городе небезопасно. Как будто она сама этого не знала.

Диана шла по главной улице и чувствовала, как ветшают здания вокруг неё. Чужая этому миру сила вытягивала из них жизнь. Она была похожа на силу Бездны, но всё же отличалась, и это отличие вызывало у Дианы отвращение. Хотелось выжечь его, как выжигают гнезда трупных ос, только следовало вначале понять, где же это гнездо.

Диана могла поклясться, что где-то рядом с матерью.

Бездна пахла Чужим и морем, и этот запах был родным. Башня Дануолла пахла Далилой Колдуин, и этот запах был отчётливо враждебным.

Диана пыталась верить, что справится.

За углом очередного здания её ждал сюрприз. Полный боевой отряд смотрителей, два с половиной десятка. И не меньше трети — шарманщики. С самим Верховным во главе.

Смотрители вполне могли почувствовать Бездну и в ней. Но Диана не успела вовремя скрыться.

— Эй, ты кто?! — воскликнул ближайший шарманщик, напрягаясь. И тут же два десятка масок обернулись к ней. И замерли.

— Леди Джессамина? — Верховный смотритель, единственный человек с открытым лицом, выглядел так, будто увидел призрака.

Бежать было поздно.

— Меня зовут Диана, — осторожно ответила она, отгораживая себя от Бездны. Так же, как сделала несколько лет назад, чтобы Чужой не мог больше являться к ней.

Верховный смотритель вышел вперёд и приблизился к Диане. Долго изучал взглядом её в лицо и даже коснулся щеки, будто проверяя насколько она реальна.

— Я не чувствую в тебе Бездны, дитя. Но разве можешь ты без колдовства быть столь похожа на покойную Императрицу Джессамину?

У Дианы оборвалось сердце. Портреты Джессамины Колдуин она видела последний раз ещё ребёнком. А на корабле из Дрисколя ей вздумалось убрать волосы на манер Императрицы Эмили, вместо привычных и таких редких в Гристоле кос. Она не знала, сможет ли скрыться в Бездне, если не удастся убедить смотрителей в своей безопасности. Дочь ведьмы Далилы, узурпировавшей трон, — насколько это тяжкое клеймо в их глазах?

— Меня зовут Диана Копперстоун. Я приехала с Тивии, куда меня в возрасте пяти лет отправила моя мать, Далила Копперспун, когда ей не удалось сделать меня одной из своих ведьм.

Каждое слово давалось с трудом. Диана была готова расплакаться. Что она может сделать сейчас против двух с половиной десятков вооружённых смотрителей? Вооружённых для борьбы с целой башней ведьм. Какой бы силой она не обладала, она не сможет противостоять их музыке. Как и любое существо, связанное с Бездной.

Отряд был напряжён как струны хорошо настроенной арфы. Если бы только струны могли брать кого-то на прицел. Лицо Верховного не дрогнуло, он продолжал стоять и смотреть. Молча.

Диана расценила это как знак продолжать.

С сердца немного отлегло.

— Месяц назад я увидела в газете заметку о новой Императрице. Я знаю, на что способна моя мать. И я надеюсь, что мне удастся остановить её.

Смотрители всё ещё не стреляли и это обнадёживало.

— В башне несколько десятков ведьм и часовые солдаты. Что ты сможешь сделать, дитя? — спросил наконец Верховный смотритель.

— Я могу поговорить с матерью.

— Думаешь, она станет тебя слушать?

— Скорее всего нет.

— И что ты собираешься делать тогда?

— Подчинить её разум.

Верховный смотритель отступил на шаг назад. А Диана внезапно осмелела.

— Когда мне исполнилось шестнадцать, ко мне пришёл Чужой. Но он не предложил мне свою метку, как моей матери. Во мне уже была сила. Но только тогда она проснулась, и он это почувствовал. Когда мне было семнадцать, моя мать вырвалась из Бездны, куда была заточена на двенадцать лет. И Чужой снова пришёл ко мне, потому что она забрала часть его силы в наш мир. И он был очень этим недоволен. Он просил меня исправить это. Но я испугалась.

Диана перевела дыхание. Смотрители стояли, словно остолбенев. Не такой реакции она ожидала от них после своего признания о связи с Чужим.

— Моя мать страшный человек. По пути в Дануолл я ходила в её сны. Она хочет разрушить этот мир, чтобы создать новый — мир своих иллюзий, где все любят её и поклоняются ей. И она сможет это сделать, если её не остановить. Чужой говорит, что я достаточно сильна для этого. Я — не знаю. Но я обязана попробовать.

Верховный смотритель хмурился, поджав губы.

— Почему мы не должны убить тебя прямо сейчас?

Он не назвал её ведьминским отродьем, и Диана посчитала это добрым знаком.

— Вы можете попробовать. Я не знаю, удастся вам это или нет. Равно как и не знаю, удастся ли мне не умереть сегодня от рук собственной матери. Но если вы решите, всё же, меня убить — я буду вынуждена сопротивляться.

Верховный смотритель сверлил её взглядом ещё несколько секунд. Потом отступил и подал знак своему отряду.

— Иди, Диана Колдуин. Если тебе не удастся выжить, завтра мы пойдём в наступление. Если же удастся… Мы с тобой поговорим позже.

Ворота башни были не заперты. Диана распустила волосы и превратила платье в удлинённый жакет и брюки, которые обычно носили ведьмы. Материальные иллюзии давались ей особенно легко, если касались её тела.

Мать ненавидела Джессамину. И знала её в детстве. Была ли Диана похожа на неё ещё тогда?

Не успела она пройти через щель в воротах, как её окружили. От ведьм несло тем же отвратительным отличием. Чёрная Бездна, искажённая Бездна. Бездна, творящая лишь страдания и смерть. У Дианы закружилась голова.

— Кто это к нам пожаловал?

Круг ведьм сжался. Как когда-то в полуразрушенной зале Бригморского особняка. Только Диане было уже не пять лет. Ей больше не было страшно.

Она отпустила Бездну внутри себя, и ведьмы пошатнулись.

— Я Диана Колдуин. Родная дочь Императрицы Далилы. А кто вы такие, чтобы вставать на моём пути?

— Простите, госпожа, — прошептала говорившая, и упала на одно колено.

Чужой страх не приносил удовлетворения, но сейчас так было нужно. Диана снисходительно улыбнулась.

— Проводите меня к матери, и я подарю вам своё прощение.

В тронный зал она зашла одна, отпустив ставшую до приторности услужливой ведьму. Башня выглядела как особняк в Бригморе, каким его запомнила Диана. Повсюду росли странные, искажённые деревья, лианы и цветы. Полумрак скрадывал тени и голоса. Каменная кладка крошилась и готовилась рухнуть. Чужая этому миру сила здесь ощущалась густым и плотным туманом. Чем ближе к тронному залу, тем плотнее.

Мать стояла у огромного полотна и смешивала краски. Полотно было ещё наполовину пустым.

Диана бестелесной тенью облетела зал. Упокоила троих могильных псов. И только после этого подошла к матери.

— Кто здесь?! — воскликнула та, оборачиваясь, и тёмные вихри заклубились вокруг неё.

Диана изучала когда-то бывшее родным лицо. Мать почти не постарела, но черты её лица стали ещё жёстче, а глаза — темнее. Не изменился только голос.

— Ты не узнаёшь меня, мама?

Далила прищурилась и ухмыльнулась. Вихри исчезли. Пропал и её страх. Осталось чувство удовлетворения и превосходства. И совсем немного — отвращения.

— Мой воробушек! Как ты выросла!

Диана закрыла глаза. Мать видела в ней Джессамину. И тогда, и сейчас. Тот ритуал должен был не просто сделать из неё ведьму, он должен был превратить её в самого преданного раба, безвольного и безликого. Далилу возбуждала мысль о том, как кто-то с лицом её ненавистной сестры будет выполнять любое её желание. Пусть даже это и её собственная дочь.

И сейчас она радовалась её возвращению. И думала о том, как лишить её воли.

Диана открыла глаза. Мать сама того не зная очень упростила ей задачу.

— Что ты натворила, мама? — печально произнесла она. — Неужели ты захватила власть только чтобы уничтожить всё, чем теперь владеешь? Или это из-за того, что всем этим когда-то владела Джессамина?

На лице матери вспыхнула злость.

— Да как смеешь ты…

— Я смею, мама, — Диана взмахом руки лишила мать голоса. Это вышло куда легче, чем она ожидала. — Я знаю. Всё. Я видела твои сны. Я видела твои мысли прямо сейчас. Неужели ты никогда меня не любила? Хоть немножко?..

Голос можно было не возвращать, всё, что надо, Диана почувствовала и так.

— Наверное, это честно. У тебя была любящая мать, но жизнь многое отобрала у тебя. Мне же она многое подарила, но вместо матери подсунула злобную ведьму. Как в сказке.

В глазах и мыслях матери со злостью мешался ужас. Она так и не смогла сбросить с себя чужое колдовство. Равно как и призвать своё. И даже просто пошевелиться, чтобы обнажить тесак.

— Но за этот подарок спасибо. Может ты и против, но трон теперь мой. Пожалуй, я верну его Эмили. После того как исправлю всё то, что ты натворила. Нет, твои ведьмы меня не остановят. Ведь ты сама скажешь им слушаться меня. Не так ли, мама?

И Диана нырнула в разум матери, как в тёмную ледяную воду.

Чёрная статуя Королевского защитника Корво Аттано стояла у ступеней ведущих к трону. На его лице застыли ярость и отчаяние, причудливо смешавшись в окаменевших чертах.

Диана не могла решить, как лучше объяснить ему всё что произошло. И не могла решиться вернуть его к жизни сейчас.

Она ужасно устала.

Полностью перекрыть поток искажённой силы Диане не удалось. Для этого нужно было либо убить мать, либо начисто оборвать её связь с Бездной. Но сначала — вернуть ей душу, столь опрометчиво отделённую от тела.

Будь с матерью душа, её разум сопротивлялся бы куда успешнее.

Верховный смотритель Юл Хулан прибыл в Башню Дануолла через час после объявления по громкоговорителю.

— Прошу прощения за беспорядок, я не ожидала вас так скоро, — произнесла Диана, прежде чем провести Верховного смотрителя в тронный зал — единственное место, где она успела уничтожить следы ведьминского колдовства.

Верховный смотритель ничего не ответил. И всю дорогу не проронил ни слова, даже когда редкие ведьмы, встречавшиеся по пути, шипели им вслед.

Они боялись. И ничего не могли сделать. Мать крепко привязала их к себе, а Диана перехватила и усилила эту привязку. Решать их судьбу придётся позже. Пока же они, не смея ослушаться прямого приказа, медленно и нехотя убирали следы своего присутствия в Башне.

И очень много говорили, шипели, проклинали. Зло, но бессильно.

— Вы не против, если мы поговорим стоя? Это ужасно невежливо с моей стороны, понимаю, но…

— Я не против, — Верховный смотритель оглядел тронный зал.

Диана выдохнула и расправила складки платья. Сейчас ей больше всего хотелось бы поговорить с Чужим. Ей нужна была поддержка, а не очередной вальс по минному полю.

Взгляд смотрителя замер на статуе Королевского защитника. Диана обернулась и снова тяжело выдохнула. Этот день уже выжал из неё все силы.

— Я не решилась вернуть его к жизни, — честно признала она.

— Но вы можете это сделать? — Верховный смотритель обернулся к ней и говорил почти утвердительно.

— Могу, — осторожно ответила Диана.

— Тогда сделайте это прямо сейчас.

Диана сглотнула и перевела взгляд на статую. По чёрному камню побежали трещины.

Верховный смотритель подхватил обмякшее тело Королевского защитника и аккуратно усадил на ведущие к трону ступени.

Диана наблюдала за тем, как Корво приходит в себя и думала о том, как здорово было бы сейчас принять горячую ванну. А потом рвануть в Бездну. Но приходилось вместо этого прислушиваться к тихому разговору. Нельзя было упустить всё именно сейчас, когда столь многое уже сделано.

Верховный смотритель её поддерживал, что было неожиданно и приятно. Впрочем, если бы она не обещала вернуть трон Эмили Колдуин в объявлении по громкоговорителю, всё могло быть иначе. Юл Хулан был рьяно предан своей законной Императрице. Это лежало на поверхности.

И Корво ему поверил.

— И что вы планируете делать дальше, Ваше Величество Императрица Диана Колдуин?

В голосе Королевского защитника отчётливо слышалась насмешка. Но он старался не смотреть ей в лицо.

— Принять ванну и выспаться. А потом я отправлюсь в Карнаку. Далила отдала свою душу на хранение герцогу. Чтобы прекратить это, — Диана обвела рукой тронный зал, — мне нужно её вернуть.

К счастью, ей не пришлось объяснять, что именно.

Герцог Серконоса Лука Абеле смотрел на Диану с недоверием. И узнав о том, что Далиле нездоровится, первым делом заявил, что хотел бы её навестить.

Диана не возражала. Ей удавалось держать мать под контролем даже несмотря на расстояние от Дануолла до Карнаки. С любым другим человеком подобного бы не вышло. А ей сейчас очень хотелось подчинить и самого Луку.

Карнака казалось солнечной и беззаботной, но Диана чувствовала скрытую на свету гниль. И пока ещё не знала, что с ней делать.

А ещё она чувствовала присутствие своей кузины Эмили — прямо в роскошном и безвкусном герцогском дворце. Метку Чужого на её руке. Мысли о двойнике герцога в её голове. Яркое удивление в её эмоциях.

Мысли о двойнике Диане особенно понравились. Она лёгким принуждением убедила Луку Абеле остаться в своих покоях, поставив ей в сопровождение только нескольких доверенных офицеров. И, вернувшись из сокровищницы с душой Далилы, обнаружила на его месте другого человека. Пусть и идентичного внешне.

Новоявленный герцог внимательно смотрел на Диану, а где-то наверху, совсем недалеко, Эмили Колдуин напряжённо следила за происходящим.

— Сожалею о случившемся с вашим двойником. Полагаю, найти второго такого же уже не удастся, — вежливо произнесла Диана и добавила, улыбнувшись: — Вы уже не едете со мной, навестить мою дражайшую матушку, не так ли?

Герцог понял её намёк. Его глаза смеялись, когда он, покачав головой, ответил:

— Передайте ей мои пожелания скорейшего выздоровления.

— Непременно, — Диана подала руку в знак прощания. — А вы передайте Императрице Эмили, что она может в любое время вернуться в Башню Дануолла. Я не враг ей. А моя дражайшая матушка уже ничего не решает.

Законная Императрица и кузина проводила её взглядом, где любопытства было уже больше, чем подозрения.

Этой ночью Чужой рассказал ей об Эмили Колдуин. Всё, что он наблюдал последние полтора месяца. Наблюдал с особой тщательностью. И таким живым интересом, что Диана впервые в своей жизни ощутила ревность.

Эмили сильно выросла в Карнаке. Её поступки начали менять город. И менять в лучшую сторону. Теперь, когда герцог тоже стал частью этих изменений, Диана могла быть спокойна. При поддержке Арамиса Стилтона, он быстро вернёт Серконосу величие времен правления Теоданиса Абеле.

Теперь Диана была уверена в том, что Эмили справилась бы и без её помощи. И заслужила бы своё право называться Императрицей.

Императрица Эмили Мудрая — ей бы подошло.

Корабль до Дануолла из Карнаки идёт в среднем полторы недели. Корабль временной Императрицы Дианы Колдуин шёл ровно три дня. Все и так знали, что она ведьма, Диана не видела смысла теперь это скрывать. У неё ещё было немного времени, чтобы подправить дела в Дануолле, раз уж она вмешалась во всё это, а после она всё равно оставит трон. И вернётся к своим любимым платьям.

Как и планировала с самого начала.

Отец Дианы был первым, о ком заговорила мать, вернув себе душу.

Диана не хотела этого знать.

И хотела в то же самое время.

Мать говорила долго, рассказывая о своей жизни до самой юности. Будто знала, что её ждёт и теперь прощалась с воспоминаниями. Или хотела, чтобы Диана сжалилась над ней и смягчила уготовленную ей участь…

Диана больше не пускала к себе её мысли.

И история жизни матери не поколебала её решения.

На следующий день после её возвращения в Дануолл, женщина по имени Лидия пришла к монастырю недалеко от Бэйлтона, не имея за душой ни гроша, ни воспоминания. Она могла бы смутно напоминать бывшую Императрицу Далилу, если бы хоть кто-то в Бэйлтоне и его предместьях видел ту не только на плакатах.

Императрицу Далилу I, страдавшую тяжелым расстройством личности из-за длительной и неконтролируемой связи с темными силами. Императрицу, узурпировавшую трон и свергнутую своей собственной дочерью, брошенной в пятилетнем возрасте. Императрицу, которая, будучи исцеленной от сумасшествия, скончалась от удара, осознав собственные грехи.

Мать бы долго смеялась, услышав это.

Интервью журналисту Диана давала по возвращению из Карнаки. Так эта информация и разошлась по всему Гристолю. Вместе с краткой биографией временно исполняющей обязанности императрицы Дианы Копперстоун. Родилась. Училась. Работала.

Эмили прибыла в Дануолл как раз вовремя. Башня выглядела по-человечески. Лишённые силы ведьмы были отправлены на исправительные работы. Город перестал разрушаться и даже немного помолодел. Диана не жалея вливала в него свою силу.

“Падший дом” встал на якорь в заливе Дануолла в двадцатый день месяца сетей. Диана лично вышла встречать Императрицу. Её сопровождали Королевский защитник и Верховный смотритель. Эмили тоже сопровождали. Меган Фостер и Антон Соколов.

Про Фостер Диана слышала от Чужого. Про Соколова тот умолчал. И после исповеди матери Диана могла понять, почему.

Отец выглядел сильно старее, чем единственный его автопортрет в Башне Дануолла. “Свет по инверсной кривой”. Диана помнила о геометрии только то, что ей нужно было для построения выкроек. От отца она взяла мало. Очень мало.

Корво обнимал дочь и переводил взгляд с Дианы на Антона. Сравнивал.

Соколов сверлил свою дочь взглядом.

А Диана не могла набраться смелости взглянуть на него не мельком.

— Ваше Величество Эмили Колдуин, рада наконец-то приветствовать вас! — к счастью, ей было чем заполнить паузу.

Сейчас, после встречи с близкими ей людьми, Эмили была настроена дружелюбно. И Диана могла расслабиться хотя бы в её сторону.

— Наконец-то я смогу переложить бремя правления на ваши плечи, — она улыбнулась и бросила взгляд поочередно на Корво и Юла. — Ваши советники дотошны до невозможности, не представляю, как вы с ними выживаете.

Эмили вернула улыбку.

Несколько фраз спустя Диана отправила кузину с советниками в Башню. Меган Фостер вернулась на корабль. А Антон Соколов усмехнулся в седую бороду и произнёс:

— Так вот ты какая, дочь.

— Ты совсем не похожа на свою мать, — сказала Эмили на следующее утро, зайдя в комнату Дианы.

Это была одна из гостевых комнат. Покои Императрицы остались нетронуты — только приведены в порядок.

Диана заплетала косы перед небольшим трюмо цвета слоновой кости. На ней было то самое красное льняное платье — за четыре года она почти не изменилась в размере. Лён совсем не подходил для осеннего Дануолла, но Диана могла согреть себя и без одежды. Сегодня ей хотелось надеть именно это платье.

— Расскажи мне о себе, — попросила Эмили, присев на край кровати. В тёплой пижаме и с распущенными волосами она была совсем домашней. Диана подивилась тому, как императрица шла в таком виде через половину башни. А потом вспомнила про метку Чужого.

Метка всё упрощала.

— Я родилась в двадцать седьмой день месяца песен. В 1831 году. Этого я, конечно, не помню, но мне говорили.

Эмили улыбнулась.

— Почти в Праздник Фуги.

— Хорошо, что не точно. Мать меня не хотела. И рожать она решила только из-за метки Чужого, полученной во время беременности. Я была её экспериментом.

Рассказывать оказалось легко. Самое страшное в её жизни уже произошло, и Диана чувствовала, что дальше всё пойдёт куда лучше. Ловко скользя пальцами по тёмным прядям волос, она говорила о том, как проходили её первые годы жизни — без матери, и как потом мать пришла и забрала её в Бригморский особняк. О тёмном годе прожитом среди ведьм и разрушающихся стен, и о ритуале, призванном лишить её воли.

Эмили хмурилась, но слушала молча. С таким живым интересом и искренним переживанием, что Диана, закрепив последнюю косу, пересела на кровать, чтобы быть ближе, чтобы лучше ощущать. У неё была семья, в Калтане, семья когда-то бездомных, как и она, семья, которую она любила и сейчас. Но никогда не было действительно родных людей рядом. Кровью и плотью. И душой.

Она взяла Эмили за руку и погладила большим пальцем метку Чужого. Этот рисунок тоже был для неё родным, но немного иначе.

Рассказ о школе вышел кратким. Четыре года борьбы с невзлюбившими её, нелюдимую и пугливую, учителями и детьми. Школа дала ей осознать свой интерес к шитью и живописи, научила жить среди нормальных людей и любить их. Но денег, заплаченных за обучение, хватило только на эти четыре года, вместо положенных десяти.

Живопись, видимо, была семейным наследием. И не случайно в месяц тепла 1842 года Диане удалось попасть в ученики к уличному художнику. С год она рисовала за своего учителя и радовалась тому, что может брать в руки настоящую кисть, а не уголёк. А когда он, разбогатев, уехал на Морли, то оставил ей свой старый мольберт, полуисписанный набор красок и громкое в определённых кругах имя. Картины Дианы дарили удачу, возвращали здоровье, привлекали богатство. Тогда она считала это совпадением.

Когда появились деньги, она стала шить себе и своей семье одежду. Сначала просто добротную, потом красивую. И так же неосознанно зачарованную. Так, однажды, её новое платье заметила одна почтенная особа, порасспрашивала и сделала заказ.

— Это платье ты тоже сама шила? — Эмили коснулась кончиками пальцев красной юбки.

Диана улыбнулась, и рассказала о том, как ночью в шестнадцатый день рождения, к ней пришёл Чужой. А утром, уже осознанно применяя силу, она и закончила это платье. Постоянные покупатели скоро узнали об её способностях и нередко заказывали одежду с определёнными характеристиками. А год спустя Далила вернулась в мир живых.

Диана поймала на себе обеспокоенный взгляд Эмили, и, не отпуская его, произнесла:

— Чужой просил меня остановить мать уже тогда. Я струсила. Прости меня.

Эмили на пару мгновений прикрыла глаза. А потом печально улыбнулась.

— Я и сама виновата. Честно говоря, императрица из меня была никудышная. Эти полтора месяца в Карнаке многое мне показали. И дали шанс многое сделать. Жаль только тех, кто погиб из-за Далилы и переворота. Алекси Мэйхью была мне как сестра…

Они молчали несколько минут. Диана запретила себе касаться сознания императрицы. И запретила думать о том, что она могла сделать, если бы.

Ведь рассуждать можно бесконечно. Если бы мать её любила. Если бы не было колдовства. Если бы император Эйхорн не связался с кухаркой. Бесконечно и бесполезно.

А потом Эмили перевела дыхание и попросила её пока не оставлять трон. Она говорила убеждённо и убеждающе, о том, что слышала от Юла Хулана и от Корво, о том, что говорили в городе о временной императрице, о том, что она решила сама для себя, сейчас и ранее.

Диана слушала, не перебивая, и у неё кружилась голова.

Она была счастлива, когда отвечала именно то, что очень хотела услышать её сестра.

В первый день месяца дождя Чужой наблюдал за коронацией Императрицы Дианы Колдуин I. Глазами вернувшего метку Корво Аттано и юной наследницы престола Эмили Колдуин.

Сейчас никого не волновало, что наследница на три года старше Императрицы. Подобное решение в газетах назвали “Причудами королевской крови”, но после всех происшествий последних месяцев отнеслись к этому спокойно. Заговор сумасшедшей Императрицы Далилы был обнародован. Преступления Королевского убийцы раскрыты. Герцог Лука Абеле публично раскаивался в содеянном и сетовал на колдовские путы, спавшие с его разума после визита Императрицы Дианы. Тогда ещё исполняющей обязанности.

Антон Соколов гордился дочерью и называл её самым гениальным своим изобретением. После коронации он сел на корабль и отправился в свой последний путь. Меган Фостер ушла вместе с ним, чтобы вернуться к тем, кого когда-то считала своей семьёй.

А семья Дианы Копперстоун постепенно перебралась в Дануолл.

Наследница престола Эмили Колдуин отправилась узнавать народ, которым ей ещё предстояло править. И за её плечом всегда находился Корво Аттано, Королевский защитник и отец. А в это же время, рядом с троном императрицы Дианы Колдуин стоял Юл Хулан, Верховный смотритель и преданный советник.

Аббатство обывателей не сразу, но приняло ведьму на троне Дануолла. И издало новые законы — запрещающие колдовство, приносящее вред, и ограничивающие условно полезное. Ведь невозможно полностью запретить то, чем постоянно пользовалась сама Императрица. Пользовалась только на благо Империи.

Разве что за одним небольшим исключением.

Чужой всегда с нетерпением ждал те редкие моменты, когда Диана приходила в Бездну.

Через полтора года, она провела единственный в своей жизни полноценный ритуал. После которого рядом с ней появился мужчина. О его происхождении было мало что известно, и слухи ходили самые разные. Кто-то даже осмеливался утверждать, что у спутника Императрицы глаза чёрные, как у самого Чужого. Но когда спустя несколько месяцев спутник стал законным супругом, слухи поутихли.

Чужой существовал теперь дважды. Как и раньше — в Бездне, ищущий горячие сердца и пронзительные умы, чтобы, возможно, подарить им свою метку. И ещё — в условно смертном человеческом теле, смутно напоминающем его божественный облик. Рядом с женщиной, которую он полюбил.

Императрица Диана Колдуин I правила ровно десять лет. А потом передала престол своей кузине Эмили Колдуин I. Но осталась при дворе, как советница и Глава отряда по контролю незаконного колдовства.

Спустя десятки лет историки назовут это время периодом правления двух сестёр: Эмили Мудрой и Дианы Милосердной. И вспоминать его будут, как самое мирное и светлое время в истории Островной Империи.