Естественный ход вещей (джен)

Мэри Беннет не любила детей. Право слово, ну что может быть приятного или занимательного в этих шумных надоедливых созданиях, которые вертятся под ногами и самым бессовестным образом крадут время у всех окружающих? Особенно у нее.

Справедливости ради стоит отметить, что маленьких Бингли еще можно было терпеть: старшие девочки пошли исключительно в Джейн и не доставляли хлопот, а долгожданный мальчик был слишком мал, чтобы кому-нибудь взбрело в голову поручить его заботам тетушки Мэри. Да и наследнику Дарси сложно было предъявить претензии, поскольку большую часть времени он хвостиком ходил за мистером Беннетом либо досаждал вопросами собственному отцу.

Кто действительно был невыносим, так это юные Коллинзы. Абсолютно несносные близнецы! Настоящие исчадия ада! Они бегали, прыгали, беспрестанно дрались и, что самое отвратительное, по мнению Мэри, шумели так, что их слышно было до самого Меритона! Мэри хватило четверти часа наблюдений, чтобы признать — если бы Шарлотт Лукас, в замужестве Коллинз, не покинула сей суетный мир, пытаясь подарить своему супругу третье, хотелось бы верить, более приличное дитя, она сошла бы в могилу ненамного позже, не выдержав безобразий собственных чад.

Да-да-да, дорогой читатель, Шарлотт Лукас не суждено было стать хозяйкой Лонгборна. И хотя миссис Беннет искренне скорбела вместе с леди Лукас об этой преждевременной утрате, но такая циничная мысль нет-нет, да и проскакивала в разговорах мэритонских кумушек. Уже два года, как истек срок траура мистера Коллинза по его обожаемой Шарлотт, и в последнее время он зачастил в Хартфордшир, объясняясь тем, что не смеет лишать ангелочков нежной женской заботы их дорогой бабушки. Правда, положа руку на сердце, нежности леди Лукас хватало исключительно на младшего, которого в той или иной степени непредвзятости можно было счесть за ангелочка, а потому старших с превеликим удовольствием выпроваживали на дальние прогулки вместе с самим мистером Коллинзом. Надо полагать, чтобы он — как отец и как священнослужитель — смог-таки донести до этих дьяволят слово божие. Ибо сказано, что нигде грешный человек так не близок к богу, как на лоне девственной природы. Мэри сильно сомневалась в девственности ежегодно вспахиваемых полей и вырубаемых лесов, но в остальном цитата идеально подходила к данному случаю.

Поначалу визиты кузена, которые тот объяснял преданными родственными чувствами к семейству Беннет, чрезвычайно злили маменьку. Мысль, что мистер Коллинз пользуется случаем, чтобы провести доскональный осмотр будущей своей собственности, никак не давала покоя расшатанным нервам миссис Беннет. Но затем ей в голову пришла иная, намного более интересная мысль — надо отметить, не без помощи сестрицы Филипс, которая слышала от миссис Лонг, как леди Лукас выражала определенную обеспокоенность... — мистер Коллинз тяготится долей вдовца и подыскивает достойную супругу для себя и, конечно же, любящую мать для своих детей. И все дамы Мэритона, как одна, были уверены, что он не прочь видеть в этой роли кузину Мэри. С того самого момента, как эти подозрения дошли до слуха миссис Беннет, все в корне переменилось. Мистер Коллинз стал желанным и привечаемым гостем в Хартфордшире, вся прислуга во главе с нянькой, привезенной из Хансфорда, бегала за близнецами в бесплодных попытках призвать гадких мальчишек к порядку, а мистер Беннет собрался и без особых церемоний уехал навестить семейство Дарси. Мэри же, по мнению матушки, должна была всяческими способами поощрять своего кузена.

Вот только у Мэри не было ни малейшего желания выходить замуж. Тем более за мистера Коллинза. И вовсе не потому, что когда-то, десять лет назад, она имела глупость питать надежды на его счет, столь жестоко обманутые сначала его сватовством к сестрице Элизабет, а потом к Шарлотт Лукас. Нет, Мэри слишком высоко ставила самое себя, чтобы помнить ту обиду — или, по крайней мере, искренне в это верила. Единственная, но весьма серьезная причина была в другом — она просто не любила детей. Особенно детей Шарлотт Лукас. Как известно, церковный брак заключается ради продолжения рода и пресечения греха прелюбодеяния, а раз уж так случилось, что ни к первому, ни ко второму Мэри не стремилась, то и связывать себя браком не желала. Именно поэтому который день кряду ей приходилось отсиживаться в саду, дабы не быть обязанной развлекать гостя и его отпрысков. Сегодня выдался особенно нелегкий день, так как ночью шел дождь и скамейка изрядно отсырела, да и мокрая листва не добавляла приятности. Впрочем, хорошая книга может скрасить любое неудобство, а Мэри ждало общество достопочтенной мисс К* * *

и ее новейшей нравоучительной брошюры о дьявольских соблазнах, подстерегающих добродетельных леди в кружевах и ворохе атласных лент.

Мэри как раз закончила со вступительным словом и подбиралась к волнительному описанию того, какие страшные опасности таят в себе засушенные лепестки цветов, вложенные между книжных страниц, как ее уединение было прервано самым бесцеремонным образом. В дивный заброшенный уголок парка ворвались два варвара-разрушителя, рядом с которыми Аттила и Новуходоносор просто агнцы господни, и принялись валтузить друг друга самым вульгарным образом. Оценив вероятность быть снесенной этим стихийным бедствием при любой попытке удалиться с места побоища, Мэри подняла ноги на скамейку, старательно подобрала подол платья и попыталась вернуться к благочестивым идеям драгоценной мисс К* * *

. Увы, нестерпимо верещащий клубок из мальчишек не только не давал сосредоточиться, но и вызывал мысли, весьма не свойственные добродетельной христианке. Мэри поймала себя на том, что пытается решить, у кого больше шансов на победу. Один был злее и напористее, другой явно ловчее и изворотливей. В ход шли тычки, пинки, дерганье за нос и попытки вырывания волос друг у друга. Но самое интересное началось, когда они врезались в большую кадку для полива. Выплеснувшаяся вода на мгновение разъединила драчунов, но отнюдь не охладила боевой пыл, и мальчишки принялись с большим энтузиазмом пытаться притопить друг друга в кадке с водой. На какой-то сладостный миг Мэри даже понадеялась, что это произойдет, и у них в саду вновь воцарится благословенный покой.

Стоит ли говорить, что надежды мисс Беннет никогда не оправдываются? Вот и на сей раз вместо желаемой тишины к общему шуму присоединились крики няньки, которая наконец-то соизволила явиться для выполнения своих непосредственных обязанностей, но вместо того, чтобы разнять гадких мальчишек, принялась заламывать руки и взывать к их совести. Подумать только! К совести! Стоит ли удивляться, что шансы няньки привлечь к себе внимание подобным образом были предельно минимальными? Угрозы лишить сладкого и напоминание о покойной матушке, смотрящей с небес, тоже не возымели действия. Маленькие исчадия только крепче били друг друга головами о кадку с водой. Мэри окинула взглядом вытоптанную клумбу, дорожку, превратившуюся в грязевое месиво, и поджала губы. Надо было принимать экстренные меры, пока от этого уголка сада еще что-то осталось, и, судя по всему, делать это придется ей самой. Что ж, никто и никогда не смог бы упрекнуть мисс Беннет в том, что она уклоняется от своего христианского долга, в чем бы он ни состоял! Она отложила в сторону добродетельную мисс К* * *

с ее дьявольски соблазнительными лентами, вырвала из земли стоящие неподалеку вилы. Затем подошла к месту побоища и на глазах у оцепеневшей от этого зрелища няньки перевернула кадку, воспользовавшись вилами как рычагом. Вода хлынула и разнесла драчунов в разные стороны, беспощадно окатив при этом всех присутствующих. И, пока прочие участники событий ошарашено приходили в себя, Мэри, которая отделалась только намоченным подолом да испорченными туфельками, как ни в чем не бывало вернулась к своей скамейке и прерванному чтению, полагая, что вот теперь-то неразумная прислуга сможет увести притихших близнецов в дом, чтобы задать им должную трепку. И Мэри наконец сможет насладиться одиночеством.

К сожалению, оказалось, что чувство признательности совершенно несвойственно некоторым особам, поэтому вместо того, чтобы тихо удалиться выполнять свои обязанности, нянька с крайне недовольным видом поинтересовалась, отчего мадам не сделала этого раньше, ведь детишки могли навредить друг другу?!

В любой другой момент Мэри отчитала бы эту особу за неподобающий тон, но она была слишком раздосадована промокшими чулками и туфельками, поэтому пожала плечами и ответила, что вообще не собиралась вмешиваться. И более того — с удовольствием бы дождалась, когда несносные мальчишки прибьют друг друга, и понаблюдала бы, как за ними тут же явится сам Прародитель зла, дабы утащить юных грешников в адскую бездну. Нянька всплеснула руками и запричитала, как же можно такое говорить при детях — этих маленьких заблудших овечках, чем вызвала презрительное фырканье не только Мэри, но и пришедших в себя близнецов, которые тут же на два голоса, перебивая и дополняя друг друга, заявили, что быстрее них в Хансфорде никто не бегает, и никакой дьявол их не догонит, вот!

Мэри повернулась и, пожалуй, впервые внимательно посмотрела на юных Коллинзов. Те, в свою очередь, ответили ей самым нахальным взглядом, какой только можно было бы вообразить у детей девяти лет. Это был вызов! Открытый и абсолютно возмутительный вызов, не принять который значило присоединиться к обществу недалеких слабовольных куриц, коими Мэри почитала леди Лукас, Марию Лукас и няньку близнецов. Стерпеть такое было выше человеческих сил, поэтому Мэри вознамерилась дать мальчишкам достойный отпор. И она методично, обстоятельно и чрезвычайно убедительно рассказала им, что убежать от огненной колесницы, запряженной огромным черным Цербером, у них нет ни единого шанса! Что куда бы ни кинулись гадкие мальчишки, языки адского пламени, летящие из-под колес, догонят их и обступят огненной стеной. И будут сужать и сужать круг, пока кожа на их руках и ногах не начнет краснеть и покрываться большими белыми волдырями. (Тот, кто хоть раз в порыве эксперимента опускал палец в кастрюлю с кипятком, знает о чем идет речь, а остальное додумать несложно, наблюдая, как подрумяниваются на сковороде свиные колбаски.) Жар адского пламени будет все нарастать и нарастать, и тогда все волдыри прорвутся, останки кожи обуглятся и повиснут отвратительными запеченными корками. Нечему больше будет защитить их тела от всепоглощающего пламени, и мясо начнет жариться и скворчать прямо на маленьких хрупких косточках... Но смерть не наступит. Наоборот, каждая частичка горящего тела будет безмерно болеть и взывать о помощи, которая не придет никогда, ибо таким грешникам нет места в Царствии небесном. И вся эта боль бесконечно умирающей, но живой, страдающей и чувствующей плоти будет терзать двух гадких мальчишек до конца этого мира...

Мэри была весьма красноречива, что неудивительно, учитывая какое количество книг для добродетельных и богобоязненных христиан она прочла за свою жизнь. И уж чем-чем, а красочными описаниями кар за неправедную жизнь эти книги изобиловали. Таким образом, когда мальчишки в ответ на ее прекрасное описание процесса сгорания в геене огненной сообщили, что премного благодарны за предупреждение и теперь они будут много пить и чаще валяться в грязи, чтобы ходить в мокрой одежде, которая, как известно, не горит, Мэри только рассмеялась подобной наивности — ведь это был далеко не конец рассказа! Вслед за пламенем следовала сама колесница, призванная ни больше ни меньше, а раздавить и ввергнуть во прах жалкие обгоревшие останки грешников, где они и лежали бы, захлебываясь в пыли — или мерзкой булькающей грязи из собственных испражнений, раз уж озаботились напиться до отвалу и намочить штаны — и пытались из последних сил глотнуть воздуха, но тот со свистом вырывался из прожженных насквозь глоток. Довершало эту мрачную картину явление Цербера. О, вот это оказался самый благодатный персонаж, чтобы произвести впечатление на отпрысков мистера Коллинза, ведь, если об ожогах и удушении они имели весьма относительное представление, то как кусаются злобные собаки мистера Туппинса — садовника леди Кэтрин, близнецы знали не понаслышке. Рваные раны, полученные при неудачном набеге на клубничные теплицы Розингса, заживали не один месяц и очень долго были почетными боевыми отметинами на зависть всем деревенским мальчишкам. Цербер был хорош! В его глазах плясали отблески адского пламени, его ноздри выдыхали раскаленный пар, а с огромных оскаленных клыков капала пузырящаяся слюна. И кровь. Крови в рассказе Мэри было действительно много: она сворачивалась, запекалась, образовывала корку, которая трескалась и вновь кровила, запекалась и так далее. Почти как на коленке, основательно сбитой о каменную дорожку около дома, только, разумеется, в сотни и тысячи раз хуже, кровавее и больнее. Кровь хлюпала под когтистыми лапами черного адского пса, перемешивалась в его пасти со слюной, становясь темно-бурыми пузырями, и стекала омерзительными каплями прямо на растерзанных грешников, стонущих в вечной агонии... Нянька рыдала и истово молилась, прижав руки к пышной груди.

Мэри остановилась, чтобы перевести дыхание и насладиться видом хныкающих малолетних грешников, искренне веря, что от страшных рассказов дети с минуты на минуту убегут прочь, размазывая по грязным щекам слезы и сопли. Увы, близнецы опять не оправдали возложенных надежд. Юные Коллинзы, едва возникла пауза, тут же уставились на Мэри самым невежливым образом и в один голос выдохнули: «А дальше?!» Взгляды близнецов светились отнюдь не страхом и ужасом, а были полны восторга. Несносные дети хотели продолжения истории. А на вопрошающий стон няньки, зачем детишкам слушать про такие нечеловеческие страсти, детишки хором ответили, что кто предупрежден, тот вооружен! Мэри растерялась. После стольких лет полного игнорирования было очень странно и крайне непривычно видеть, осознавать и чувствовать, что кому-то интересны твои слова. В Лонгборне никто никогда не слушал Мэри. И никому никогда не было дела до Мэри. И вдруг — такой успех! Это было очень приятно, даже несмотря на то, что сама Мэри, в общем-то, добивалась иного эффекта.

И надо же, чтобы именно в это мгновение единения трех человеческих душ — или меньше, поскольку юные Коллинзы явно обходились одной на двоих — нянька наконец собралась с силами, звучно высморкалась в передник и, подхватив под руки близнецов, быстро потащила их в сторону дома, приговаривая, что еще никогда в жизни не встречала такую бессердечную, жестокую особу, как мисс Беннет. Что и говорить, некоторые люди начисто лишены не только признательности, но и чувства момента.

Мэри осталась в столь ценимой ей тишине и одиночестве, разбавленном только присутствием брошюры достопочтенной мисс К* * *

, которая теперь, увы, утратила всю свою привлекательность. Слова казались пресными и безвкусными, нравоучительные сюжеты — обыденными и лишенными всякой интриги. Право слово, было бы намного увлекательнее, если бы алая атласная лента, ради которой героиня истории так беспечно пожертвовала собственной репутацией, целуясь с младшим офицером, внезапно начала бы сдавливать горло своей владелицы. И чтобы снять ее не было никакой возможности. Чтобы лента давила и давила, вминаясь и врастая в кожу несчастной глупышки, пока та окончательно бы не задохнулась. И чтобы тело ветреной девицы, обезображенное предсмертными судорогами — Мэри, которой как-то довелось увидеть несчастную индюшку, подавившуюся зерном, была уверена, что выпученные глаза, испещренные кровавой сеточкой сосудов, и вывалившийся распухший язык никого не украсят — нашли только к вечеру, полагая, что злосчастная заперлась в комнате и переживает свой позор. Да, вот тогда это было бы поучительно! А так... застали за поцелуями, пошептались вечерок-другой и все. Спустя десять лет после истории с побегом Лидии Мэри уже не так крепко верила в ценность безупречной репутации. Вот у нее самой эта репутация белее снега в рождественскую ночь, и что? Разве нашелся хоть один добропорядочный джентльмен, который разглядел бы ее безупречную нравственность за невзрачной внешностью, близорукими глазами в очках и оттопыренными ушами? Еще и прыщик вскочит некстати... Мэри бы давно уже надела чепец, официально определив себя в старые девы, если бы не матушка, которая была уверена, что ее больные нервы этого не вынесут и она тут же скончается от разрыва сердца.

Снедаемая подобными нерадостными раздумьями, Мэри поспешила в дом, чтобы переодеться к ужину, а также привести в порядок мысли и прическу. Спустя пару часов, когда она спускалась в гостиную, единственное, что несколько беспокоило прагматичную мисс Беннет — это невозможность предъявить счет за испорченные туфли нерадивой няньке близнецов или самому мистеру Коллинзу.

Однако судьба внезапно решила обратить на Мэри свое пристальное внимание, и за ужином ее ждала целая вереница сюрпризов. Мистер Коллинз встретил свою дорогую кузину многословной приветственной речью, в которой он рассыпался в восторгах по части ее умения ладить с детьми и признался в безграничном восхищении ее способностью донести до них Слово Божие. Оказалось, что зловредная нянька попыталась нажаловаться хозяину на жестокую мисс, запугавшую бедных деточек до икоты. (Надо отметить, что икота и правда наличествовала, но причиной ее служили исключительно промокшие ноги детей, о чем близнецы тут же громко и заявили, оскорбленные тем, что их заподозрили в трусости.) Каково же было потрясение мистера Коллиза, уже утратившего надежду увидеть в старших сыновьях добропорядочных христиан, когда эти юные заблудшие овечки сообщили, что им вовсе не хочется, чтобы мерзкая адская псина откусывала им ноги или руки, да еще и с удовольствием хрустела их косточками. И поэтому они решили никогда и ни за что не попадать в ад! А еще им бы очень хотелось — ведь это возможно, дорогой папенька? Ну, пожалуйста-пожалуйста! — чтобы за ужином «тетя Мэри» сидела за их детским столиком. Умилению мистера Коллинза не было предела, впрочем, как и конца его восторженной речи. А у Мэри не осталось другого выхода, кроме как покориться внезапному капризу близнецов. Будь это дети любой из ее сестер, она, несомненно, дала бы понять, что потакать подобным прихотям не в ее строгих правилах, но общество предъявляет свои требования к каждому из его членов, а кроме того, положа руку на сердце, ей весьма польстила любезность кузена и его восторженное внимание.

Ужин за детским столом стал, пожалуй, самым серьезным испытанием за неполные двадцать девять лет жизни мисс Мэри Беннет. Еще никогда от нее не требовалось такой быстрой работы мысли и такого умения владеть собой. Едва назойливая нянька была выпровожена на кухню к прочей прислуге, близнецы с самым заговорщицким видом принялись расспрашивать «дорогую тетю Мэри» о дальнейшей судьбе несчастных грешников, угодивших в жестокие лапы Прародителя Зла. Но Мэри не намерена была продолжать развлекать назойливых детей, о чем им и сообщила. Разочарованные Коллинзы, совершенно не ожидавшие отказа, принялись перешептываться, о чем-то споря, подталкивая друг друга и размахивая руками. Она же, вопреки всем своим представлениям о недопустимости такого поведения детей за столом, воспользовалась моментом, чтобы полакомиться булочками с клубникой и взбитым кремом, на которые обычно даже смотреть не решалась, рискуя получить отповедь от матушки о губительности сладкого для кожи лица. Наконец, когда Мэри расправлялась с третьей по счету булочкой и подумывала о четвертой, близнецы пришли к соглашению и, подбадривая друг друга тычками и пинками, предложили ей щедро заплатить за нужные им сведения. Стоит ли говорить, что наша героиня была бесконечно возмущена как самим фактом подобного разговора, так и предположением, что она может согласиться, неважно, о чем бы там ни шла речь?! Но полную степень возмущения Мэри постигла в тот момент, когда близнецы с самым торжествующим выражением на лицах объявили, что если она не выполнит их просьбу, то они сделают все, чтобы папенька никогда не женился на тете Мэри. А ведь всем известно, что другого шанса тете Мэри больше не представится, об этом постоянно говорит бабушка Лукас.

Это был тот самый момент, когда мисс Мэри Беннет пригодились не только все ее долгие годы работы над собой, но и потребовалось призвать полный сонм своих христианских добродетелей, дабы не вскочить и не оттаскать за уши малолетник негодников. И не сказать бы их почтенному отцу, что непозволительно доверять заботу о душах прихожан человеку, который даже собственных чад не способен воспитать. И не броситься прочь из Лонгборна прямо в Лукас-Лодж, чтобы высказать леди Лукас все, что о ней думает... О, да, добродетели мисс Мэри дали тяжелый и изнурительный бой ее гневу и оскорбленному достоинству, и как ни тяжела была потеря гордости и веры, но порок был побежден. И восторжествовавшая кротость в великолепной белом сиянии выступила вперед и разомкнула уста Мэри, чтобы строго и с достоинством объявить ее голосом, что ей искренне жаль такого достойного человека, как мистер Коллинз, но у нее нет ни малейшего намеренья становиться мачехой двух или трех гадких детей. Но — тут Мэри окончательно оправилась от шока и позволила воинственной добродетели чуть-чуть сдать позиции — она может совершенно безвозмездно рассказать, что именно делают в аду с маленькими вымогателями и лентяями, не желающими читать не только книги, но и Святое писание. И в деталях описать, как злые дети захлебываются и тонут в отвратительных зловонных водах Стигийских болот, как прочие грешники в попытках выбраться на поверхность втаптывают их все глубже и глубже в вязкую жижу, и мерзкое мессиво забивает нос и рот, льется в горло, наполняет и обволакивает изнутри и снаружи и не дает никакой возможности вздохнуть или выплюнуть его...

Дети сглотнули. Мери одарила их надменным взглядом и милостиво посоветовала начать их исследование с бессмертного творения мистера Данте Алигьери. И, подумав, добавила, что если до конца ужина она не услышит от них ни единого слова, то, пожалуй, сходит в библиотеку мистера Беннета и даст им эту книгу. Разумеется, при условии аккуратного обращения. Близнецы закивали головами, как китайские болванчики в галантерейной лавке Мэритона. Вечер вновь обещал быть прекрасным и для разнообразия сдержал обещание. Мэри не без приятности провела оставшееся время, слушая, как мистер Коллинз читает псалтырь, матушка тихонько всхрапывала в своем кресле, а юные Коллинзы молча строили страдальческие рожицы, пока не заснули на диване, так что Мэри пришлось отдавать распоряжение запрячь коляску, чтобы доставить семейство кузена в Лукас-Лодж.

Про обещанную книгу она вспомнила только когда коляска скрылась за поворотом, но Мэри была доброй христианкой, держащей данное слово, а потому утром в имение сэра Лукаса был отправлен кухонных мальчишка со свертком для юных Коллинзов. По возвращению же поваренок передал любезнейшее приглашение на субботний обед, собственноручно написанное сэром Уильямом Лукасом.

Дни до субботы выдались крайне хлопотные. Миссис Беннет никак не могла простить себе, что заснула тем вечером и теперь не имела возможности судить, расположен ли мистер Коллинз к Мэри или все это было лишь пустой тратой времени и отборного мяса из лавки Робинсона. Неопределенность мучила и не давала покоя ни ее расшатанным нервам, ни Мэри, которой приходилось быть при матушке почти неотлучно, подавая нюхательные соли и выслушивая потоки жалоб на свой характер и непримечательную внешность, из-за которых такая упрямая девчонка никогда не заполучит себе мужа. Единственной радостью в эти дни были новости из Мэритона и Лукас-Лоджа, привезенные теткой Филлипс. Леди Лукас дождаться не могла следующего понедельника, на который был назначен отъезд Коллинзов. Она просто вне себя от близнецов, которые порвали и разрисовали углем ее прекрасную льняную скатерть. И что это были за рисунки! Сплошные чудовища да исчадия ада — по словам миссис Лонг, которая как раз заглянула, чтобы передать несчастным малюткам корзину крыжовника. И круги, сплошные круги. Это не дети, а сущее наказание! Бедный мистер Коллинз, несчастная покойная Шарлотт...

Кухонный мальчишка, посланный к Лукасам с любезным предложением помочь в подготовке званого обеда, принес пухлое послание, подписанное прыгающим круглым почерком. Внутри почтовой бумаги был завернут лоскут той самой некогда прекрасной льняной скатерти, служащий теперь схемой побега из пятого круга ада. Близнецы подошли к делу основательно. Раз уж на роду им написано быть грешниками, о чем каждый день твердят им все вокруг, от бабушки Лукас до няни, — писали они, — то стоит все продумать заранее. Кстати, выбраться из Стигийский болот не такая уж сложная задача, достаточно после смерти иметь при себе хорошую веревку, чтобы заарканить какую-нибудь гарпию и уже на ней улететь куда захочешь. Они уверены, что это несложно, потому что по дороге сюда видели, как ловят овец. А чтобы обеспечить себя необходимой веревкой, они решили начать есть по одной прочной льняной нити в день, и тогда к нужному моменту у них в животах накопится достаточно, чтобы хватило сплести надежную и крепкую веревку. Мэри улыбалась и писала в ответ, что хотя это довольно глупый план и никакие силы не удержат нити в их животах больше двух-трех дней, в чем близнецы сами убедятся по прошествии означенного срока, тем не менее она приятно удивлена их способностью к столь долгосрочному планированию. И не преминула поведать об очередном коварном препятствии, поджидающем грешников, даже если им и удастся выбраться из болот. Ее настолько увлекла эта игра, что порой Мэри сама начинала изобретать хитроумные способы спасения двух малолетних озорников из лап преисподней. Это было неправильно и полностью шло вразрез со всеми ее убеждениями, но так интересно!

Субботний обед, вопреки опасениям всего приглашенного хартфордширского общества, прошел без неприятных эксцессов. Близнецы были чисто одеты, аккуратно причесаны и вели себе безукоризненно, чем вызвали впоследствии много неприятных для леди Лукас разговоров, касающихся в основном ее склонности к преувеличению. Разве могут такие милые крошки быть столь ужасны? В крайнем случае, они — лишь милые озорники, как и положено детям. Но уж никак не наказание божье! Леди Лукас устала недоумевать, оправдываться и благословлять счастливый случай одновременно, но объяснить столь дивные перемены не могла, разве что высшим вмешательством. В некотором роде так все и было: у Мэри появился превосходный план по отвлечению внимания фурий шестого круга ада (поверьте, брошюра достопочтенной мисс К* * *

способна если не обратить к добродетели любую фурию, то усыпить-то точно!) и вывода парочки заблудших душ на следующий уровень, а у юных Коллинзов было большое желание этот план выслушать и обсудить. И разве же не было самым логичным и естественным ходом вещей, что Мэри не замедлила воспользоваться столь приятным стечением обстоятельств?

Впрочем, был на этом обеде и еще один человек, который не один день провел за серьезными размышлениями и тоже жаждал не упустить счастливую возможность. Так стоит ли удивляться, что мистер Коллинз сгорал от желания не только проводить кузину Мэри домой после воскресной службы, но и упасть к ее ногам, чтобы с самыми искренними заверениями своего безграничного уважения и нежной страсти умолять ее составить его счастье?

Да, так должно было быть и так случилось.

Мэри упивалась моментом своего торжества. Больше всего на свете ей хотелось сказать «нет» и увидеть, как вытянется лицо человека, который десять лет назад ни в грош ее не ставил. О, это был бы такой сладкий миг воздаяния за пережитое унижение! Но она посмотрела на два обеспокоенных личика, выглядывающих из-за куста с шиповником, подумала о двух парах исцарапанных теперь рук и ног. А также о прекрасной истории о ледяной ловушке девятого круга и амбициозном плане превращения Стигийских болот в святую воду, что бы потом облить ею самого Прародителя Зла... И о многих других еще не придуманных и не сыгранных историях о двух довольно глупых, но весьма находчивых мальчишках. И о том, что намного приятнее, когда тебя слушают, чем когда лишь отмахиваются со словами «О, замолчи, Мэри! Никому не интересно, что ты думаешь». Даже если твоим слушателям еще нет и десяти лет. Она определенно не любила детей, но некоторые из них оказались весьма приятны в общении. И кроме того, что может быть достойнее для добродетельной христианки, чем спасение парочки грешных душ, желающих вырваться из геены огненной?

Мэри открыла рот, и мир вокруг замер. Мистер Коллинз внезапно споткнулся посреди красочного излияния своих надежд на будущее, увидев сосредоточенное лицо Мэри, и второй раз в жизни подумал, что переоценил собственную персону. Мальчишки в кустах перестали шептаться и чуть не вывалились на дорогу в попытках услышать ответ.

— Отдельная спальня, комната для моих занятий и никаких общих детей, мистер Коллинз. И тогда я буду вашей женой.

В тот же миг на руках Мэри повисли два прыгающих и визжащих от счастья чудовища, которые моментально замолчали, стоило ей сурово поджать губы.

Мистер Коллинз вздохнул с облегчением — он был готов на все.