О меломанах и мелоедах (гет)

Однажды в перерыве между занятиями я вошел в пустой класс и увидел, как Эванс с энтузиазмом грызла мелок — обыкновенный, белый, какими преподы на доске пишут. Вот уж никогда не понимал, что в них такого.

Зрелище меня, впрочем, не удивило: о вкусовых пристрастиях нашей Эванс чуть ли не весь Гриффиндор в курсе был, хоть и не афишировала она свою странность. Иной раз подружки нарочно таскали ей мел из классных комнат: самой-то стыдно школьное имущество тырить, неудобно вроде как, хотя, как по мне, мела этого тут навалом — хоть задницей ешь, ей-Мерлин...

— Ты, Эванс, — сказал я ей, — меломанка. Все утро хрустела, и вот опять...

Она, конечно, тут же вскинулась, недовольная, что ей помешали, и обронила нахмуренно:

— Меломан, к твоему сведению, это тот, кто не представляет жизни без музыки.

— А ты тогда кто? — я озадаченно почесал колючую репу. — Мелоед? Мелогрыз? Пожиратель Мела?

— Называй хоть акромантулом, только не суйся ко мне — укушу, — спокойно предупредила Эванс, продолжая жевать кусок мела.

Я, разумеется, не смог удержаться от колкости:

— Бедная голодная девочка!

«Бедная голодная девочка» спустилась с края стола и молча запустила в меня недоеденным мелком. Я, конечно, мог бы с легкостью увернуться, но принципиально не стал этого делать и в следующее мгновение уже потирал небольшую шишку над бровью.

— Жестокая, бессердечная Эванс!

— Еще захотел?

— Не откажусь!

— А фиг тебе, — хмыкнула она радостно. — У меня больше нету.

И, деловито отряхнув руки от микроскопических меловых крошек, скрылась за дверью.

Я только вздохнул, с ногами забравшись на пустующий стол Макгонагалл, и задумчиво пожевал кончик забытого деканом пера.

* * *

Эванс грызла мелки с удивительным постоянством — в общей гостиной, перед завтраком и после него, в перерывах между уроками и в закуску с плотным обедом; она поглощала мел в таких количествах, что я в какой-то момент встревожился не на шутку и даже рассказал обо всем мадам Помфри, на что медсестра лишь махнула рукой.

— У всех, мистер Поттер, свои вкусовые пристрастия, — улыбнулась она, заваривая нам с Сириусом мятный чай. — Профессор Дамблдор, например, не представляет жизни без сладких лимонных долек, а моя бывшая однокурсница до самого выпуска не могла пройти мимо школьных клумб — съедала подчистую все гиацинты. Другие цветы почему-то не трогала, но и этого хватало, чтобы сильно расстроить профессора Горшок — она у нас тогда вела Травологию...

Слова Помфри меня вроде бы успокоили, тем более что я вспомнил, как сам в детстве, бывало, сгрызал капельки засохшей краски с дверных косяков и родители всеми силами пытались меня отвадить от этой привычки, а профессор Слизнорт — я в этом уверен — поедал засахаренные ананасы тоннами, потому что даже на занятиях никак не мог от них оторваться.

Когда я спросил медсестру, не траванется ли Эванс таким количеством мела, она снова ответила, что волноваться не о чем.

— Если организм требует чего-то столь остро, пожалуй, не стоит накладывать на это запрет, — вот что сказала Помфри, а Сириус с усмешкой добавил, что Хвост, к примеру, постоянно ест козявки из носа и думает, будто никто этого не замечает.

Вот спасибо-то, Бродяга, а я тогда как раз хотел на ужин идти...

Рядом с Хвостом я с тех пор, памятуя про козявки, всегда ощущал легкую тошноту, зато за здоровье Эванс беспокоиться перестал — и правда, вон у нее какие крепкие длинные ногти, зубы что у молодого бобра, а уж волосы... Я мог бы пялиться на них часами, а потом залипать на веснушки — до тех пор, пока не пересчитаю все до единой...

Впрочем, на уроках-то не позалипаешь особо, преподы внимания требуют, да и Эванс очень сердится, когда замечает, что к ней напрочь прилипли чужие зенки.

Потому я решил, что буду не только пялиться, но и подарю ей чего-нибудь... Коробку мелков, например. Причем самую лучшую — уж для такого-то дела никаких денег не жалко!

Эванс, впрочем, моего подарка не оценила.

— Ты уж не обессудь, Поттер, но есть я это не буду.

— Это почему же? Боишься, что я любовное зелье в них запихнул?

— Не говори ерунды, в мелки нельзя запихнуть любовное зелье.

— Тогда что не так? — не менее озадаченно, чем колючую репу, я почесал мохнатую тыкву. — Или ты все еще из-за Снейпа злишься? Он же козявки ест, что и наш Хвост! А в башке у него кишат такие огромные орды вшей, что...

— Хватит, — поджав губы, буркнула Эванс. — Да и не в этом дело. Мелки-то цветные.

Я удивленно пожал плечами.

— Ну и что?

— Там краска, Поттер. Нельзя их есть.

Подумав немного, она добавила:

— Да и не вкусно.

* * *

Может, однажды я расскажу вам, как приволок Эванс здоровенную коробку белых мелков и как она с удовольствием все это схомячила, впрочем, это было уже после того, как мы закончили Хогвартс, а пока я лучше поведаю, как пытался пригласить ее на свидание.

Далеко не впервые, естественно. Но толку-то, если все попытки заканчивались одинаково безуспешно?

Вот и в тот раз я, в общем-то, на успех не особенно и надеялся, но сдаваться не собирался — еще чего.

Погожим субботним утром Эванс, как обычно, сидела в библиотеке над книгами и похрустывала мелком, роняя на ветхие страницы кусочки лакомства, когда я бесцеремонно плюхнулся на соседний стул.

Должно быть, от какого-то важного чтива ее оторвал, потому что, как только я оказался поблизости, Эванс одарила меня весьма кислым взглядом.

— Предупреждая твои дурацкие вопросы, сразу скажу, что я занята и не ищу компании на этот вечер. А с тобой — и на все прочие тоже, — добавила она безапелляционным тоном, заметив, что я набрал в грудь побольше воздуха и приготовился высказаться.

Что, впрочем, не заставило меня растеряться.

— А если у меня что-нибудь дико важное?

— Ну да, конечно, — она раздраженно закатила глаза. — Что такого важного я могу от тебя услышать?

— Я тут подумал, почему бы нам не завести пятерых детей? — объявил я громогласно, с удовольствием наблюдая за ее реакцией — сначала рот Эванс широко распахнулся, книга выпала у нее из рук и хлопнулась на колени, подняв небольшое облачко пыли, а огрызок мелка весело попрыгал по полу и не менее весело закатился под дубовый стеллаж. — Ну, пока-то я хотел просто позвать тебя в Хогсмид, — добавил я торопливо, потому что глаза ее уже начинали метать громы и молнии. — В кафешке там посидеть, чайку похлебать... И дождя нету сегодня... Кстати, в «Сладкое королевство» как раз должны свежих лакричных леденцов привезти! — выражение ее лица ничуть не смягчилось, и я, стушевавшись, несколько неловко пробормотал: — Ну так... как?

Эванс долго молчала, но поглядывала на меня уже не столь сурово — мне показалось, или на ее губах даже мелькнула снисходительная улыбка?

— Тебе говорили, Поттер, о твоей удивительной способности превращать любой хоть сколько-нибудь серьезный разговор в бессмысленную чепуху? — произнесла она наконец.

Я неопределенно пожал плечами. Говорили, наверное. И не раз.

Эванс утомленно вздохнула.

— Ладно, Поттер. У тебя две минуты. Выкладывай, чего тебе надо, и топай отсюда.

— Так сказал ведь уже. В «Сладкое королевство» привезут...

— Я терпеть не могу лакричные леденцы, — перебила она, отбрасывая упавшую на лицо рыжую прядь. — Кроме того, на лакрицу у меня аллергия.

— Да? А какие ты любишь? — искренне заинтересовался я.

Она на мгновение задумалась.

— Ну, эвкалиптовые... ментоловые... кукурузные...

Я аж икнул от неожиданности.

— Кукурузные?! — Гадость-то какая, ей-Мерлин! Помнится, попалось мне однажды драже «Берти Боттс» со вкусом вареной кукурузы — съесть-то я его съел, но очень скоро конфетка попросилась назад, да еще и в сопровождении обильного завтрака. — Ну и вкусы у тебя, надо сказать! Боюсь даже представить, чем ты начнешь питаться, когда мы решим завести ребенка!

Глаза Эванс сделались круглыми — совсем как галеоны нового образца.

— Поттер, ты что, сдурел? Какого еще ребенка?!

— Ну-у... может, пятого, не знаю!

— С ума сошел?! — воскликнула она негодующе. — Больше, чем на двух, я нипочем не согла... — тут Эванс осеклась и яростно прихлопнула рот ладонью, осознав сказанное в полной мере, я же торжествующе расхохотался.

— Ага! Значит, ты все-таки выйдешь за меня после школы!

— Нет, конечно, как тебе в голову могло такое прийти?!

— Ну, нет так нет, мне совершенно не принципиально наличие штампа в паспорте. Главное, что ты будешь рядом, — я расплылся в широкой улыбке, наблюдая, как она стремительно заливалась краской до самых корней волос.

— Дело не в штампе... Ой, тьфу ты! Поттер, да чтоб тебе пусто было! Не хочу я за тебя замуж! И детей от тебя не хочу! Мерлинова лысая голова, ты меня совсем запутал! — Эванс беспомощно всплеснула руками. — К чему ты сейчас затеял все эти разговоры? Нам надо сосредоточиться на другом — готовиться к выпуску, сдавать экзамены и вообще...

— Значит, ты допускаешь мысль, что после экзаменов...

— Не допускаю! — отрезала она, метнув на меня гневный взгляд. — Скажи честно, Поттер, ты хоть когда-нибудь бываешь серьезным?

— Сейчас я серьезен как никогда.

— Тогда сотри с лица эту гаденькую ухмылочку.

— Не могу! Она прилипла ко мне!

Эванс вновь закатила глаза, но ничего не сказала — зато разглядывала меня долго и пристально, щурясь совсем как лисица, и я в очередной раз отметил про себя, что она чертовски красива.

Сириус, правда, со мной не согласился бы — говорит, мол, веснушки издалека напоминают не то прилипшие к лицу хлопья горелой овсянки, не то собачий лишай... Впрочем, для меня никогда не было секретом, что Сириус идиот. И я идиот — ну, самую малость. Наверное, девчонкам в нас именно это и нравится.

— Поттер, — вздохнула наконец Эванс, закрывая свою огромную книгу и собирая письменные принадлежности в сумку, — ты знаешь, что совершенно, абсолютно невыносим?

— Это значит, что ты согласна пойти со мной в Хогсмид?

Она негромко хмыкнула, не собираясь утруждать себя ответом на очевидный вопрос.

Позже, когда мы с Эванс бродили меж стеллажей с лакричными леденцами, ирисками и шоколадными пончиками, я думал, что кое-в-чем она все-таки не права — ну, касательно того, что я абсолютно невыносим.

Ведь согласилась же пойти со мной на свидание — стало быть, не столь все и безнадежно...

Я уж не говорю о том, что невыносимых людей вообще не бывает.

Бывают слишком узкие двери.