Колыбельная для Тедди (гет)

— Ремус, прекрати. Не при ребенке же. Хватит.

Слышится шлепок и заливистый смех.

Она такая яркая, с красными волосами и широкой, настоящей улыбкой. Он стоит за спиной и обнимает ее за талию большими руками. Его лица не видно, только всклокоченные волосы и кончик носа. Он целует ее за ухом, что-то шепчет, а она заливисто смеется и тут же закрывает рот рукой.

— Тише ты, Тедди же услышит.

— Нимфа, да ты чего? Наш сын слишком мал, чтобы что-то понимать.

Он громко целует ее в шею. Часто-часто, а она все смеется и становится еще красивее. С фиолетовыми волосами, красными щеками и блестящими очень красивыми глазами. Она гладит своими маленькими пальчиками его ладони, а он водит ими по ее животу, поднимает все выше. Смех переходит во всхлипы, и она откидывается на его грудь, поворачивает голову, и они целуются. Он проводит губами по ее щеке и нежно трется носом, в тоже время обхватывает ее грудь и сжимает. Она легко шлепает по рукам и отстраняется.

— Рем, а вот представь, что будет помнить наш мальчик о своих родителях, когда вырастет. Он будет считать, что мы развратные люди, которые не могут сдержаться даже при своем сыне.

— Нимфа, ты преувеличиваешь, — он снова обнимает ее и целует в плечо. — Ему всего месяц, он ничего не осознает и тем более ничего не вспомнит.

Она резко разворачивается, нечаянно задевая его локтем, и он охает.

— Ой! Прости, — она гладит его по животу, а он улыбается, но еле заметно морщится. — А я верю, что малыши все понимают. Это взрослея они глупеют. А именно в этом возрасте очень даже умненькие, — она подходит к кроватке и наклоняется, сбивая парящую игрушку, и та падает у стены. — Правда, дорогой? Ты же все знаешь, да?

Она очень нежно улыбается и долго смотрит на малыша, а из уголков глаз вытекают слезы. Он подходит и обнимает ее, словно хочет задушить. Сильно-сильно.

И любуется.

— Нимфа, давай создадим нашему малышу Тедди много хороших воспоминаний. Мы будем делать каждый его день особенным. И... пусть он видит, что мама и папа любят друг друга. Это же правильные воспоминания.

Она кивает головой, а слезы почему-то текут.

— Рем, я спою Тедди колыбельную и укачаю, хорошо?

Он улыбается, целует ее в висок, замирает и стоит так, пока она вжимается спиной в него.

— Тише, малыш, ни слова, — она поет не очень хорошо. Тихо, не слишком музыкально. — Папа купит тебе пересмешника.

Он кивает с очень серьезным выражением лица, словно подтверждает, что обязательно купит.

— Если он не будет петь, — она гладит его по рукам, что все еще ее обнимают, и продолжает: — Папа купит тебе кольцо с бриллиантом.

Оба усмехаются, а он перехватывает ее руку и целует в раскрытую ладонь.

— Если бриллиант станет медью, — он смеется, а она продолжает петь с серьезным выражением лица. — Папа купит тебе зеркало.

Он опять целует ее, а она отстраняется и продолжает петь с улыбкой.

— Если зеркало разобьется, папа купит тебе козлика.

Он начинает изображать козлика, поставив на макушку пальцы-рожки.

— Если козлик не станет тянуть, папа купит тележку с быком.

Он дурачится, а она уже допевает сквозь смех, толкая его локтем.

— Если тележка с быком свалится...

Он обходит ее и наклоняется к колыбельке. Целует малыша в щечку, сдувает сиреневый пушок с лобика и допевает последнюю строчку колыбельной:

— Ты все равно останешься самым сладким ребенком в городе.

* * *

Тедди поднимает голову от омута памяти и растирает по щекам злые слезы. Он только недавно перестал жалеть себя и скорбеть по потере. Теперь он просто злился. На долбанную войну, на гребанного Волдеморта, на факультет, который пестует смелость в своих студентах.

Тедди нетрудно найти того, на кого злиться. Организм буквально синтезирует неведомый гормон злости и впрыскивает равными порциями в кровь. Больше всего Тедди обвиняет родителей. Сначала он их боготворил. Редкие фотографии, бесконечные рассказы бабушки о приключениях мамы, ностальгические посиделки с крестным и целый цикл сказок «Лунный волк», которые Гарри придумывал на ходу. Все детство Тедди играл с плюшевым волчонком Луни и слушал по вечерам любимые истории.

Подростковые гормоны и стремление все подряд анализировать навели его на мысли, что родители не такие уж и герои. Все чаще Тедди стыдился вспышек зависти и горечи и все реже бывал в семье Поттеров. Он решил, что настоящий подвиг — это счастье детей. Тетя Джинни ушла из профессионального спорта, хотя ее приглашали вернуться. Она тогда кормила маленькую Лили кабачковым пюре, пускала слюни вместе с малышкой и сюсюкала, подражая ей.

— Еще чего! А вдруг в мамочку попадет большущий бладжер? И что? Лилипусик останется без мамочки? Нет уж.

Тедди много раз спрашивал себя, почему его мама не сказала: «Нет уж! Малыш Тедди не останется без мамочки!».

Даже Гарри. Гарри, который несся сломя голову во все тяжкие, став отцом, поумерил свой пыл и перестал искать приключений. А как же отец? Судя по словам того же Гарри, тот был очень степенным и умным человеком.

Поначалу Тедди искал им оправдание. Стремление обеспечить своему ребенку свободу, ненависть к поработителю и злодею, месть за друзей. Но ничего, ничего не могло затмить жалости к себе. Тедди буквально выл от боли из-за рушившихся идолов. Наносной, по его мнению, героизм родителей потрескался и облупился.

Он собрал воспоминания, добытые с помощью сильного легилимента, во флакон и спрятал думосбор обратно в секретер. Гарри предлагал ему подарить такой же, но Тедди отказался. Если бы у него был свой, то он обязательно смотрел бы на единственное воспоминание постоянно. И мама с папой стали бы для него чем-то обыденным. А так... Так он скучает, ждет встречи на каникулах, иногда, очень редко, сочиняет письма.

Бабушка подарила ему ворох маминых колдографий, а крестный Гарри приготовил целую коллекцию воспоминаний о родителях, и все они яркие, позитивные и смешные. В них его мама показывает чудеса «ловкости», а папа с теплотой смотрит на Гарри, и можно придумать, что вместо крестного стоит сам Тедди. Но это все так не по-настоящему.

А тут... Тут мама и папа ничего не скрывают. Ведь их сын еще слишком маленький, и перед ним можно захлебываться нежностью и верить, что они смогут передать все свои чувства, рассказать о них и долго-долго любить своего маленького мальчика и друг друга. И никакие подвиги, никакие сомнительные жертвы, никакие заверения знакомых не могут хоть наполовину передать Тедди этой уверенности в преданности ему своих родителей. Он перестает злиться, перестает жалеть себя, перестает грустить. Он наслаждается бесконечной нежностью.