Гори, чтобы согреть (джен)

Вдова д’Этерните живет одна в старом особняке с колючей оградой и прекрасным садом, скрытым за ней. Вся округа говорит, что она ведьма, и дети сторонятся серого дома по дороге в церковь. Только Франсуа знает, что госпожа д’Этерните — самая прекрасная женщина на этом свете, исключая, покойную матушку и мадам Манон Тео. И никакая она не ведьма, а добрая волшебница, хоть это ею упорно отрицается. Конечно, волшебница. Или фея.

Поначалу Франсуа тоже остерегался ее. Не то чтобы в тринадцать лет верится в россказни скучающих обывателей, просто ему становится не по себе в обществе печальной седой женщины с непонятного цвета глазами: то ли голубыми, то ли серыми, то ли зелеными, а скорее прозрачными. На него вдруг нападает жуткое чувство огромного духовного страдания без какой-либо причины, смутное беспокойство терзает сердце, неясная боль в душе сковывает движения, и он старается поскорее убраться куда подальше.

Но доброе сердце его каждый раз сжимается, когда он поворачивается к ней спиной. Все в госпоже д’Этерните вызывает жалость, даже складки на черном мрачном траурном платье. Одним пасмурным утром Франсуа, наконец, не выдерживает: госпожа д’Этерните рассыпает случайно прекрасные розы из старенькой корзины и смотрит в странном оцепенении на белые цветы, тонущие в грязи мостовой.

— Вам нужна помощь, мадам? — дрожащим от волнения голосом спрашивает мальчик.

Госпожа д’Этерните медленно кивает. Франсуа поспешно собирает розы в корзину и стоит растерянный: что делать дальше?..

— Вас проводить?

Снова молчаливый кивок. Они идут вместе до ограды.

— Зайди на чай, Франц, — вдруг предлагает она.

Голос у нее мягкий, приятный, ласковый. И вдруг тоска, душившая Франсуа в ее присутствии, отступает. Его не удивляет ни то, что она знает его имя, ни то, что розы вновь ослепительно белы, ни странное предложение всегда нелюдимой женщины. Ощущение тайны охватывает все его существо, и он не может отказаться.

Гостиная у госпожи д’Этерните маленькая, но светлая. На камине стоят многочисленные шкатулки, украшенные резьбой. На стене висит гобелен. Пока мадам сама нагревает чай, Франсуа рассматривает прекрасную девушку с единорогом, и отчего-то ему кажется, что хозяйка дома и есть она. У нее такой же взгляд, такой же изгиб рта и даже волосы вьются так же и смешно топорщатся хохолком.

— Вот твой чай, — госпожа д’Этерните зашла совсем бесшумно. — Пей, не торопись. В этой гостиной давно не было гостей.

Сначала Франсуа неловко, он почти не общается с людьми старше самого себя, но вскоре он уже болтает без умолку, словно вдова — девчушка его возраста. Да и ведет она себя соответственно. Может, чтобы подержать мальчика, а может действительно за маской печальной старушки кроется молодая и полная энергии девушка.

— Дай мне свою руку, ты поцарапался, — она указывает на его запястье. — Розы — коварные цветы.

Франсуа послушно протягивает ей руку, и она осматривает ее с трепетной нежностью. А потом на утро мальчик обнаружит, что царапины и нет вовсе. От розы царапина небольшая, она сама зажила за ночь, но ему хочется верить, что это госпожа д’Этерните наколдовала. И, конечно же, она волшебница. Без сомнений, та девушка с гобелена. В сказках покойной матушки волшебницы всегда сначала представали старушками. Только волшебница может столько всего знать!.. Каждый раз, когда Франсуа прибегает, госпожа д’Этерните обязательно достает что-нибудь из резной шкатулки и начинает вспоминать, откуда у нее эта вещица. Она помнит про все, будь то красивые четки из белого оникса или кольцо, подаренное мужем. У каждой вещи своя история, веселая или печальная, а шкатулок так много, и кажется, что теплые уютные вечера будут длиться всю жизнь и даже больше — всю вечность.

Увы, лето проходит всегда незаметно, а на зиму Рене Тео предпочитает перебираться в город, оставляя загородное поместье на старого глухого садовника. В день отъезда Франсуа прибегает к госпоже д’Этерните, запыхавшийся, и обнимает так крепко, как только позволяют приличия. Она стала для него бабушкой, всегда приветливой и совсем не такой, как матушка дяди, которую мальчик побаивался и не понимал.

Госпожа д’Этерните ласково гладит его по плечам, глядя куда-то поверх его головы.

— У меня есть подарок для тебя, — она отстраняется и идет к камину. — Вот.

В ее руке красивая брошь в виде букетика незабудок, перехваченных красной лентой. На ленте вроде как вырезаны слова, но что там написано, разобрать нельзя.

— Это тебе на счастье, мой мальчик, — произносит вдова, вкладывая брошь в его ладонь, и ее лучистые глаза то ли смеются, то ли плачут. — Пусть она оберегает тебя, как оберегала когда-то моего мужа.

— Но от чего ж ей меня оберегать? Я счастлив, оставьте себе, это память! — Франсуа хочет вернуть ей подарок, но госпожа д’Этерните качает седой головой.

— Память мне не нужна, мой мальчик. Я уже доживаю свой век. Тебе же эта брошь пригодится. Люди, добровольно несущие свет в этот мир, всегда несчастны и одиноки сами. Но не надо бояться, милый мой Франц, мой юный ангел. Лучше быть огнем, чем мотыльком, летящим на огонь. Об одном лишь помни: гореть нужно для того, чтобы согреть, а не для того, чтобы обжечь.