Когда сон становится помешательством (гет)

В этой жизни существовало много вещей, что делались по одному только его телефонному звонку. Он мог подмять под себя все энергетические компании. Купить авиалинию и заставить Фишера сесть в этот чертов самолет. Позволить Коббу вернуться домой к детям в конце концов. Но были также и вещи, с которыми он справиться не мог. Или не хотел?..

Когда Кобб заговорил об извлечении, Сайто уже понимал, что что-то здесь не то. Эти слова, тон… уверенности ему не занимать, как Сайто — подозрительности. Возможность защитить сознание во сне безусловно звучала заманчиво, но что, если защищаться стоит прямо сейчас? Но тогда он еще не уловил, откуда действительно идет угроза.

Когда она появилась перед ним, миновав охрану, будто той и не было вовсе, Сайто уже понимал, что именно не то. Она говорила недолго, но казалось, что время растянулось, и это была ее вина и ничья больше. Она словно никуда не торопилась, как если бы впереди, кроме вечности, ничего не существовало. Но для нее, как позже понял Сайто, даже вечность пределом не являлась.

Когда она как бы невзначай упомянула Бэкона, что висел где-то на третьем этаже этого дома, Сайто только укрепился в мысли, что происходящего быть не должно. Сайто, несомненно, увлекался послевоенной живописью британцев, но художников и без Бэкона было полно, а если уж говорить о нем, то портрет Джорджа Дайера (коих в его творчестве немало) — не самая выдающаяся его работа. Этот маленький просчет рушил сон еще до того, как он начал рушиться по-настоящему.

И она — ее здесь тоже не должно было быть. Ибо она вывела из равновесия не только этот маленький и хрупкий мир. Подсознание Сайто, как выяснилось после, тоже не отличалось прочностью.

— Нет смысла угрожать ему во сне, правда, Мол?

Мол... В этом имени нет ничего хорошего, как, впрочем, и в появлении его очаровательной носительницы. Она, пожалуй, даже больше, чем очаровательна. И это "больше" могло бы заставить его всерьез увлечься, только вот увлечение во сне непозволительная роскошь, если не сказать — расточительство. От нее исходила опасность, пусть за пределы сна и не выходившая.

Затем все, казалось бы, вернулось на свои места: реальный дом; реальная экономическая империя, которую Сайто строил столь же долго и кропотливо, как архитекторы Кобба — тот злополучный сон; реальный Морис Фишер, что маячил на горизонте все настойчивее. Настоящие сны были не сравнимы с искусственными, но в них не всплывал тот непостижимый образ. В какой-то момент Сайто — к ужасу ли или к чему еще — понял, что образа этого ему недостает.

Мнимую потерю ему вскоре позволили восполнить. Он принял решение залезть в сознание Фишера так же легко, как сотни других решений до этого. Юсуф получил ровно столько времени, сколько требовалось, чтобы изготовить идеальное для их долгого путешествия снотворное. Сайто погружался в сон каждый божий день, пребывая в нем все дольше и дольше, испытывая себя на прочность и служа заодно подопытным кроликом для Юсуфа. И всякий раз, как он попадал в идеально сконструированный мир, она тоже оказывалась там.

— Вы в порядке, мистер Кобб?

— Да… да, все хорошо.

Человек с лихорадочным взглядом, смотрящий сквозь предметы и людей, не мог быть в порядке. Сайто все сильнее чувствовал, что его самого вскоре одолеет неизвестная ему болезнь. Он всегда находил Мол там: она была ненастоящая, как те улицы, парки, дома, что посещал во сне, но всегда — как будто к месту, словно неотъемлемая их часть. Возможно, так же неотделимая от них, как ныне и от его сознания.

Но Мол все же была другая, чем он впервые нашел ее в том сне. Она держалась на расстоянии, хоть оно на деле оказывалось не велико, и молчала, изредка одаривая Сайто улыбкой: пока ничего не значащей, но и не бесстрастной.

Немного попривыкнув, он сам сокращал расстояние, ни на минуту не забывая, что играет лишь с собственным подсознанием. Но никогда раньше оно не увлекало его так, как теперь. Он стал строить сны тщательнее, и Мол оживала, превращалась в нечто большее, чем отголосок чужих воспоминаний, попавший сюда по чистой случайности. Или по случайности неслучайной.

— Занимательно.

Он находит ее однажды на деревянном мостке, смутно напоминавшем похожее место из реальности, но, конечно, ничего общего с ним не имевшим. Она стоит у самых перил: далеко внизу плещется черная вода, в волнах играют оранжевые блики.

— Что? — Сайто останавливается возле нее — всего два шага между ними.

— Сколько ты проводишь во сне? — когда Мол поворачивается к нему, в ее глазах горит лукавый огонек.

— Я не считаю.

Ее лицо ненадолго освещается улыбкой, но она не смеется.

— Ты увяз.

— Знаю. С этим сложно бороться, но что я могу поделать?

— Ты можешь поддаться.

Но он уже поддался, и если путь назад существует, то он закрыл его сам и не на один ключ. Мол легко задевает его плечом: в это мгновение Сайто пытается совладать с собой, но получается скверно. А потом она идет вдоль перил, никуда особенно не торопясь и не направляясь, и он просто следует за ней. И поступает так всегда, когда они сталкиваются в чересчур идеальных снах.

— Ты принадлежишь чужим снам, — говорит ей как-то Сайто, когда они встречаются, занесенные в совершенно дикий, живописный уголок, чем-то похожий на Альпийские горы.

— Я принадлежу чужой реальности. А сны — разве они имеют значение для кого-то, кроме самого сновидца?

В ее голосе, движениях, взгляде и улыбке сквозит лукавство. Мол в его снах определенно далека от Мол в реальности, она не тот образ, что необузданное подсознание Кобба когда-то привнесло в подсознание Сайто. Теперь — она часть его, так он хотел думать. И то время, что ему оставалось подвергаться действию снотворного, он тратил на то, что старательно выковывал проекцию Мол такой, какая она, по его мнению, должна быть.

Недостижимый в жизни идеал, что всегда держится чуть отстраненно, но все же идеал не призрачный. Он может дотянуться до нее рукой. Может следовать за ней туда, куда ей вздумается его привести. Говорить бесконечно долго, кажется, вовсе ни о чем — и в то же время обо всем сразу. И в следующий раз, когда Мол позволит себе выйти за рамки правил предложенной ей партии, уверенно дотронувшись до его плеча, взяв его за руку или подойдя настолько близко, что он окажется не в состоянии бороться с соблазном коснуться ее прекрасного лица, — тогда Сайто найдет это вполне обыденным. Тем, к чему обязана была привести игра с одним-единственным, но таким опасным призраком его души.

Но он не забывает, что Мол — Мэллори — она всего лишь сон. Прекрасная мечта, которой человек его положения не имеет права поддаваться.

Сайто долго не мог понять, почему он все-таки дал слабину. Однако стоило только лучше присмотреться: таких, как Мол, он прежде не встречал, ибо от нее исходила ни с чем не сравнимая энергия — стреляет ли она в ногу архитектору или сообщает ему об опасности таким тоном, будто они все еще говорят о Бэконе. И вряд ли такие еще появятся. Сокровище, подобное этому, нельзя променять.

Но он также понимал, что не сможет взять ее с собой, когда погрузится на три уровня, взявшись за Фишера — более реального, чем она. И он закрывает сознание от нее, хоть это дается ему не без усилий. Ему незачем думать о Мол. У него своя реальность, из-за которой он вообще ввязался во все это. А когда она ускользает, сменяясь в конце путешествия на безграничный лимб, Сайто открывает глаза, лежа на мокром песке.

Он помнит этот берег. Тот дом на скалах и вооруженную охрану. Но это не его мир. Как и Мол — она тоже не его, и все же она приходит даже сюда.

— Теперь ты точно увяз, — говорит она.

Ее босые ноги мягко омывает теплая вода. Он так и остается сидеть, глядя вдаль — на туманный горизонт, боясь оглянуться на нее. Он расстался с ней десять часов назад — во сне, конечно, прошло куда больше — но она все равно здесь. Словно бы всегда была с ним. Сайто не должен оставаться в этом месте, ибо у него есть обязательства, но в лимбе он над собой не властен. Пройдут годы, десятилетия, пока Кобб его не найдет. В конце этого путешествия он вновь ее отпустит, но до тех пор — до тех пор она будет здесь.

— До старости, значит, а? — спрашивает он, стирая с лица песчинки.

— По-другому и не получится, — в голосе Мол звучит нечто вроде удовлетворения.

Потом она присаживается рядом с ним, нежно обвивает его шею руками и прижимается губами к макушке: так, как если бы их связывали долгие годы и что-то большее, чем ошибка Кобба и непреодолимое желание Сайто не отпускать мечту.

— Тогда я немного теряю, — заключает он.

Он не видит, но чувствует, что она улыбается.

Грядущие годы плена теперь не так страшны, как он ожидал.