С точки зрения Млечного Пути (гет)

Столб пыли, поднявшийся вокруг, почему-то напомнил ему россыпь звёзд на чистом ночном небе, но долго думать об этом не пришлось — в сознание постепенно начали врываться посторонние звуки: смех, громкие голоса ребят и тихий, почти ласковый голос Грейнджер, которая что-то взволнованно спрашивала.

Хорошенько же ему досталось.

Он лежал на спине, отброшенный метким заклятием Гермионы, и вяло думал, что они с Роном заслужили несколько порций какой-нибудь гадости в еду. Его младший брат, с позором проиграв девчонке, — да ещё кому, самой зазнайке-Грейнджер, — просто вынудил его потребовать реванш, дабы защитить имя Уизли, но Грейнджер, как обычно, — раздери её Моргана, — нарушила все его планы.

— Всё в порядке, Фред?

— Всё в порядке, Фред? — передразнил он её голос у себя в голове, сдувая пыль с кончика носа и открывая глаза. Пыль закружилась, завертелась и взвилась вверх, словно дым повалил из трубы, а лицо Гермионы, обрамлённое кудрями, оказалось очень близко к нему. Она зажмурилась от пыли, слегка приоткрыла глаза и Фред увидел своё отражение: царапина на щеке, из которой начали проступать капельки крови, взъерошенные брови, — Фред никогда не признается, а Джордж никогда не сдаст, но каждое утро он долго и кропотливо укладывает каждую волосинку, — ужасно расширенные зрачки и помятый вид. Побеждённый вид.

Гермиона приблизилась ещё ближе, пытаясь рассмотреть царапину на его щеке, но Фред резко отвернулся: ему показалось, что она заглядывает ему в глаза, а долгие зрительные контакты с Грейнджер ещё никому не приносили пользы. Вспомнить хотя бы Рона, после этого в нём появляется усердие, стремление к учёбе и пропадает пыл к приключениям, присущий всем Уизли.

— Я поддался девушке и теперь пожинаю плоды в виде огромной шишки на затылке, — он вздохнул. Волосы Гермионы начали щекотать ему щеку, Фред почему-то вспомнил, как этим летом Грейнджер готовила пирог в Норе, она была вся в муке и казалась жутко растрёпанной. Пирог подгорел, получилось скорее большое печенье, но он смилостивился, потому что ему показалось, что она вот-вот расплачется, отрезал — еле отломал — себе просто огромный кусок, укусил, улыбнулся и отправился дожёвывать к себе. Вытащив несколько волос изо рта, он чувствовал себя настоящим героем, ведь ему удалось принять почти весь удар на себя. Пиршество с ним разделили только Рон и Гарри, и Фред ликовал: остальные члены семьи не пострадали.

— Быть джентльменом в наше время — крайне непосильный труд.

Грейнджер как-то натянуто улыбнулась — похоже, её действительно волновало состояние его здоровья — и хотела было помочь ему встать, но он только отмахнулся — принимать подачки от зазнайки, увольте — и резко сел, от чего голова разболелась просто ужасно — он даже зажмурился.

— Я отведу тебя в больничное крыло, — утвердительно увещевала Грейнджер, пока он пытался собраться с мыслями и прилагал все усилия, чтобы мозг не вытек у него из носа. Она взяла его за руку, помогая встать на ноги. Её руки оказались ледяными, было такое чувство, словно он окунул ладонь в холодную воду. Это открытие настолько поразило его, что он на долю секунды засомневался в том, что может судить о Грейнджер как о человеке, которого знает. А она, тем временем, помогла ему подняться, и уже двинулась с ним под руку в крыло. Тогда он увидел этот взгляд Рона, и в нём буквально что-то перевернулось.

В последний раз Рон смотрел на него так несколько лет назад, когда Фред забрал у него метлу, потому что его собственная сломалась. Он не хотел обижать брата, но соседские мальчишки затеяли турнир, и он не мог оставить Джорджа с ними один на один. Турнир они проиграли, Фред сломал себе ногу и после этого ещё несколько недель над ним смеялись и подкалывали. Рон одарил его этим взглядом, когда всё узнал. Просто посмотрел, забрал метлу и ушёл.

— Вот видишь, — говорил его взгляд, — ты перестарался. Зазнался.

— Отстань, Грейнджер, — он сделал шаг назад, пошатнулся и подумал, что сейчас снова примет лежачее положение, как за его спиной вырос Джордж, и Фред мысленно обнял брата. — И без тебя тошно.

В её глазах вспыхнула обида, и Фред уже хотел извиниться, но ухмыляющийся Рон появился рядом, и всю его добродетель как ветром сдуло.

Эта чёртова зазнайка всегда всё портила — стоит вспомнить недавнюю тайную ночную вылазку в Хогсмид, когда их вдруг задержала Макгонагалл, и после — пылающие справедливостью глаза Грейнджер, которая убеждала их в том, что, мол, Амбридж с них три шкуры — и все баллы — сдерёт, стоит ей об этом прознать. А она бы прознала, он был уверен. Или её спокойный, нравоучительный тон, когда она застала его и Маргарет в нише, сразу за картиной с пьяным рыцарем. Он был уверен, что никто не знал об этом месте, но они или слишком громко целовались, или Грейнджер научилась находить его по запаху — другого объяснения он не видел. С Маргарет он разошёлся сразу через несколько дней, та рыдала и постоянно просила объяснить причину разрыва, а Грейнджер просто за завтраком сказала, что он порядочная свинья, и продолжила дальше дожёвывать свою кашу. На минутку ему даже стало гадко, но потом он только разозлился пуще прежнего — чего это она сует свой нос не в свои дела?

— Уйди с дороги, Грейнджер, — спокойно сказал Фред, когда они с братом сделали несколько шагов к выходу.

С каждым шагом, который отдавался болью под рёбрами, он чувствовал, как в нём собирается злость. Почему-то в голове начали всплывать все случаи, когда Гермиона лезла в его жизнь, поучала и ходила вокруг с видом самой умной в мире барышни. Ему даже захотелось создать что-то вроде ордена борцов за справедливость, которые могли бы ставить на место всех зазнаек и заучек, тогда мир стал бы проще, люди — добрее. Ведь когда никто не лезет в твои дела и не мешает жить, жизнь налаживается. Всё было бы как-то проще.

Ладно, думал Фред, возможно до ордена эта затея и не дотягивает, но сделать жизнь лучше — хотя бы свою — было просто необходимо. Возможно, напугать Гермиону чем-то, от чего она больше никогда не захочет даже приближаться к нему, или устроить что-то такое, после чего она поймёт, где ей самое место.

В библиотеке. Желательно, в самом дальнем углу.

Постепенно мысли выстраивались в ряд, образуя пазл. Он ещё не знал, какая картинка сформируется в итоге, но точно знал — Годрик его раздери, — он был уверен, что теперь-то уж точно Уизли не останутся в долгу и отплатят Грейнджер той же монетой.

Сладкой монетой публичного унижения.

Стоило Фреду с Джорджем удалиться, Грейнджер, тихо вздохнув, прошептала себе под нос:

— Гермиона, — она грустно смотрела на закрывшуюся за близнецами дверь, — меня зовут Гермиона.

* * *

Противная настойка жгла горло, но Фред даже не зажмурился. Его мысли, словно рой бешеных мух, бились о стенки черепа, заставляя его думать.

Лихорадочно и как-то странно.

Сотни неподходящих идей крутились у него в голове — начиная от блевательного батончика и заканчивая приворотным зельем, — но он понимал, что это всё как-то слишком...

просто.

Предсказуемо.

Он сразу представил Грейнджер, её торжествующую улыбку и глаза, которые будут сверкать, как два камушка, смотря на него снисходительно.

Как на нашкодившего ребенка.

Что бы он ни придумал, этого будет недостаточно, потому что он знал — Грейнджер умная, пронырливая и хитрая, она сможет быстро раскусить его план, если он будет хотя бы средней тяжести, и, возможно, поломает голову несколько дней, если это будет что-то потяжелее. Она хорошо дружит с Джинни, а Джинни досконально знает его, все его повадки и затеи, что будет значительно мешать. Фред даже не допустил мысли, что сестра может оказаться на его стороне, если разыграется война, потому что она девчонка, а девчонки всегда поддерживают своих.

Нужен был взгляд со стороны. Кто-то, кто мог бы подсказать ему идею, подкинуть одно маленькое полено, а Фред уж точно постарается, чтобы разгорелся самый настоящий костёр.

Мадам Помфри одобрительно кивнула головой, когда он отставил пустой стакан с лечебным зельем и встал на ноги, чувствуя себя намного лучше.

— Ничего страшного не случилось, просто сильный ушиб, — мадам Помфри улыбнулась ему материнской улыбкой, — хорошо, что Гермиона вчера приготовила это снадобье. Она переживала, что его не осталось, и сама попросила помочь приготовить его. Девочка переживает за всех нас в эти тяжёлые времена.

Фред только фыркнул. Конечно. Грейнджер всегда переживает за всех и вся, ей же важно показать, что она мать-добродетель, что она лучшая во всём и всегда. Отвратительно правильная и порядочная, настолько, что даже зубы сводит, вот если бы...

Бинго!

— Я знаю это выражение лица. Что-то уже придумал? — невинно поинтересовался Джордж, а Фред только сверкнул глазами, загадочно улыбаясь. Обычно после такой улыбки они либо оказывались на отработке, либо теряли баллы, либо прятались в сарае от маман. — О, нет, — выдохнул брат, — нет, Фред. Я не буду отскребать твою тушку с пола, когда Гермиона разделается с тобой.

Фред невозмутимо приподнял брови, и Джордж ослепительно улыбнулся.

* * *

— Грязнокровочка моя!

Гермиона подавилась соком. Она начала кашлять, из глаз полились слёзы, она покраснела и подумала, что вот-вот умрёт. Гарри принялся хлопать её по спине, а у Гермионы даже не было возможности стукнуть его чем-то тяжёлым, этот абсолютно маггловский метод не лучший помощник в таких делах. Обычное заклинание всасывания могло мигом решить проблему, но друзья либо хотели её смерти, либо были приличными неучами.

И в этом вопросе Гермиона надеялась, что они всё-таки хотели её смерти.

— М-да, — Фред стоял, заглядывая за массивную дубовую дверь, которая вела в больничное крыло и не решался войти.

Он подложил Малфою в еду усовершенствованное любовное зелье, которое слегка меняло мировоззрение. Человек начинал ненавидеть своих друзей и испытывать положительные эмоции относительно своих врагов. Зелье ещё не было протестировано, так что результат оказался неожиданностью. Мало того, что эффект длился всего пятнадцать минут, так ещё и оказался не таким сильным, как планировалось. Драко всё так же терпеть не мог Грейнджер, просто зелье не давало ему выказывать ненависть в грубой форме. Не то, чтобы Уизли оказался полностью недоволен результатом, просто он надеялся причинить Грейнджер раны душевные, а не физические, ведь в итоге она оказалась на попечении мадам Помфри, потому что подавилась соком, а из-за нехватки воздуха потеряла сознание.

На такое он даже не рассчитывал.

Это всё-таки можно было назвать провалом, он давал этой операции три балла из возможных десяти, а такое случалось в последний раз, когда ему было шесть, и он дал Перси конфету, которую на самом деле слепил из земли в огороде.

Больше его беспокоила мысль, что Грейнджер, конечно же, сразу поймёт, что к чему, а отличница и лучшая ученица Хогвартса не привыкла получать тройки, месть будет страшнее, хитрее, и он вряд ли сможет от неё увернуться.

— Это было просто у-жас-но у-ни-зи-тель-но, — протянул Джордж, — просто не представляю, как Гермиона теперь вообще сможет выходить из своей комнаты!

Джордж громко заржал, стукнул брата по спине и открыл дверь, за которой прятался Фред.

Раскрытие так быстро не входило в его планы, и не успел он растеряться, как что-то прилетело ему в лоб, и он потерял сознание.

— Живой? — кто-то резко прыгнул к нему на кровать, а потом что-то лёгкое ударило его по подбородку.

Над ним нависала Джинни, её косички ещё несколько раз стукнули Фреда по лицу и успокоились.

— Извини, — широко улыбнулась Джинни, — я думала, это Малфой, он уже заходил несколько раз, грозясь всё рассказать отцу. Решил, что Гермиона хотела его приворожить, и у неё просто не получилось любовное зелье. Я и прикинула, что только он мог прятаться под дверью и подслушивать.

Она виновато опустила глаза и показала на тумбочку, на которой лежал отвратительного жёлтого цвета увесистый кирпич.

— Метко.

Джинни зарделась, а Фред вдруг понял, что никакой это не кирпич, а — Мерлин его спаси — книга!

Ужасная книга с одним глазом, в точности как у Грюма, который мигал и подозрительно посматривал на цветы в вазе. "Самые омерзительные зелья", книга, которую Фред держал в руках лишь единожды, по долгу службы, когда черпал знания для своих разработок и тогда же пообещал себе, что больше её в руки он не возьмёт. В ней он не нашёл ничего полезного, зато наткнулся на такие ужасные рецепты, что волосы по всему телу вставали дыбом. Во время приготовления одного такого зелья нужно было принести в жертву любое способное мыслить живое существо, и автор книги ненавязчиво рекомендовал именно единорога, а после описывал, что необходимо сделать с бедным животным.

И что же ему теперь ожидать от Грейнджер, если она читает такие книги?

Фред покосился на соседнюю койку, на которой сидела Гермиона. Она сложила ноги по-турецки, углубилась в книгу и полностью игнорировала его присутствие. Пару раз её взгляд мазнул по лежащей на тумбочке книге, когда та начинала особенно бурно себя вести: вибрировала и подмигивала с таким усердием, что Фред всерьёз испугался, не вывалится ли у той глаз.

Решив, что надо будет обязательно спросить у Грюма про глаз, он всё-таки решился привлечь к себе внимание Грейнджер. Правда, только после того, как та убрала "Самые омерзительные зелья" в сумку.

— Что же, Грейнджер, — она слегка опустила книгу, и Фред увидел, как побелели её пальцы, — я и не думал, что ты такая... Сердцеедка.

— Что же, Уизли, — Гермиона отложила книгу в строну, а Фред постарался скрыть своё удивление. На обложке порхали три снитча, они менялись местами, сталкивались и вообще устраивали жуткую неразбериху. Когда-то в детстве он довольно часто читал её перед сном, — я и не думала, что ты такой кретин. Если тебе не хватило ума правильно сварить какую-то амортенцию, то мог хотя бы заказать флакончик в лавке мадам Паддифут, или, на худой конец, украсть у Снейпа. Тем более, — она повела плечом, — неужели ты снова опустился до любовных снадобий? Я думала, это осталось в прошлом. Примерно на третьем курсе, если быть точнее.

Удар пришёлся как раз ниже пояса.

Фред покраснел и отвернулся.

Ему было тринадцать лет, он уже считал себя самым настоящим мужчиной, — подумать только, у него уже тогда росли усы и прочая растительность на теле! — он начал пользоваться одеколоном и бриться, а так же твёрдо решил завести себе девчонку. Но для начала ему была нужна популярность, не только та, что уже была у него на тот момент, а что-то крупное и феерическое, после чего кто угодно согласился бы быть с ним. И он сварил амортенцию. Это было сложно и довольно кропотливо, но казалось проще, ведь украсть всё необходимое у было Снейпа легче, чем просить денег у родителей, которые и так едва сводили концы с концами.

Фред не собирался тратить всё на одну девчонку, так что он поступил, как ему казалось, умнее, — и уже за завтраком Фред, Джордж и Ли за разными столами любезно наливали дамам сок в бокалы.

Вроде немного, всего несколько капель на каждую, но эффект оказался куда ужаснее, чем кто-либо мог себе вообразить. Мало того, что несколько часов после этого все они гонялись за ним и вешались по всему замку, но ещё и случился один неприятный конфуз.

Фред всё-таки решил, что девчонки даже под действием зелья остаются девчонками и уж точно не сунутся в мужской туалет. У третьего курса были зелья, все надышались каких-то испарений, когда Джордж случайно разбил котел, но действие амортенции вместе с зельем "Смеха до колик" оказалось непредсказуемым. В итоге все, кого им удалось напоить, пробрались в мужской туалет, разнесли кабинку, в которой сидел Фред, начали цепляться за него, рвать его одежду, а потом вообще сорвали кран, так что на них хлынула канализация. При этом все девчонки ужасно громко и страшно хохотали. Именно с такой процессией он вернулся в гостиную, закрылся в комнате, и не выходил оттуда до вечера, пока точно не убедился, что действие зелья спало.

После этого он действительно стал популярнее, даже сильнее, чем он рассчитывал, только ещё пару месяцев, когда какая-то девушка начинала громко смеяться, он отпрыгивал от неё, как сумасшедший. Ещё через полгода он просто слегка дёргался, а после лета это вообще прошло.

— Так что, Фредерик Уизли, впредь не стоит опускаться ещё ниже, ведь каждый раз я думаю, что это и так самое дно.

— Да иди ты, зато с оборотным зельем у тебя нет проблем.

Фред знал, что говорить так попросту несправедливо, Грейнджер умудрилась сварить столь сложное варево на втором курсе, причём успешно для Гарри и Рона. Но он знал, просто потому, что Рон проболтался, что для Гермионы любое поражение наносит непоправимый ущерб, а то, как она обросла шерстью и потом отхаркивала комки ещё пару месяцев после, надолго осталось её позором.

Джинни удивлённо посмотрела на Гермиону, открыв рот. Потом перевела взгляд на Фреда, хотела было рассмеяться, но увидела, что тот серьёзен, как никогда.

Фред видел, что задел её. Она дернулась, когда он говорил, а потом посмотрела на него, как на жука.

— Я хотела помочь всем ученикам школы спастись от василиска, — Фреду почему-то сразу же стало жутко стыдно, — а ты всего лишь стремился накормить своё раздувшееся эго.

Гермиона встала, закинула сумку на плечо и уже у выхода из крыла бросила ему в спину:

— Надеюсь, оно скоро у тебя лопнет.

И Фред вдруг понял, что она приложит для этого все усилия.

— Какой же ты кре-е-е-е-етин, — пропел Ли, когда Фред только успел разлепить глаза и швырнуть куда-то подушку, ориентируясь на звук голоса.

— Что это за оскорбления с утра?

— Да вот, — хриплым голосом начал Джордж, который развалился на полу. На нём был вязанный свитер с большой буквой "Ф" на груди: близнецы редко носили действительно свои вещи, это казалось скучно и как-то обыденно; лицо у Джорджа было расцарапано, а из губы сочилась кровь, — спускаюсь я такой красивый вниз, жрать хочу неимоверно, а тут на меня из-за угла налетает какая-то девчонка и целует! Нет, я, конечно, всегда за, но, когда решил отодвинуть её и посмотреть, кто это такой смелый, увидел, что это Маргарет, — Джордж хмыкнул, а Фред заржал, — нет, ты только прикинь, я, конечно, сказал ей, что я Джордж, а не Фред, потому что девчонки должны целовать меня за то, что я — это я, а она начала кричать, что это всё отмазки, что я сволочь и прочее, а потом начала кусаться и царапаться, как кошка. Только потом я допёр, что был в твоём свитере, — он небрежно стащил с себя верх.

Ли кинул в Джорджа настойку с бадьяном, которая попала тому прямо в ухо, парни рассмеялись, а Джордж сообщил, что пока повременит с мастерским перевоплощением в Фреда и полез в шкаф за своим свитером.

Как только открылась дверца, на пол повалилась скомканная одежда, и Джордж с важным видом стал пинать её ногой, выискивая нужную вещь.

Комната вообще представляла собой жуткий бедлам, но, несмотря на беспорядок, никогда не было проблем с тем, чтобы найти какую-то вещь. Все знали, в какой она куче, на какой глубине, и вопросов не возникало.

Фред уже было повернулся, надеясь поспать ещё некоторое время, как в комнате раздался вопль.

* * *

— Ты такой противный, — тихо говорит Гермиона, но Рон слышит её даже вопреки шуму в Большом зале. Он поднимает взгляд от тарелки и удивляется: Гермиона улыбается, не куксится и не поднимает брови, взывая его к аккуратности.

Вокруг снуют студенты, в воздухе летают небольшие бумажные заколдованные мётлы, мальчишки кидают в девчонок смятые листы пергамента, ведь завтра намечается поход в Хогсмид, — признаться, когда-то он попытался таким образом позвать Гермиону на Рождественский бал, но та лишь смахнула клочок пергамента с волос, — вокруг порхают маленькие, размером с его большой палец канарейки. Старшекурсницы практикуются в трансфигурации, при этом щебечут ничуть не хуже птиц, красят губы, поправляют причёски и распространяют такое тепло и благодушие, что мальчишек вокруг них становится всё больше.

Стол Гриффиндора вообще представляет собой цветник, сегодня все девчонки почему-то разоделись, как на бал, такие непривычно красивые и улыбающиеся. Даже Гермиона немного подкрасила губы и палочкой уложила волосы. Рон с Гарри сначала переглянулись, когда увидели её, на их лицах был написан такой ужас, что они забыли о каком-то великом и торжественном празднике, но Гермиона только рассмеялась, схватила их под руки и потащила на завтрак.

Даже за столом Слизерина царило невиданное спокойствие: Малфой наливал Пэнси сок, та смеялась, и выглядела даже довольно хорошенькой, а Крэбб с Гойлом подкладывали торт с вишней своим соседкам, которые тихо перешёптывались, и в их разговорах царила какая-то женская тайна.

В общем, суббота начиналась как-то жутко странно.

Рон отложил куриную ножку, в которую вгрызался пару мгновений назад, и внимательно посмотрел на Гермиону. Она вела себя вроде бы как обычно, только больше улыбалась и была в хорошем расположении духа, но Рон знал её достаточно хорошо — Грейнджер выдавал лёгкий румянец, который проступал всегда, когда та что-то задумывала. И только Рон открыл рот, чтобы поинтересоваться, за чьи права она решила бороться на этот раз, как ему пришлось стремительного его захлопнуть.

В зал вошёл Фред. Он выглядел ужасно помятым, и у него было странно перекошенное лицо. Такое, словно он больше всего на свете хотел смеяться, но не мог этого сделать, потому что от этого зависела его жизнь.

А потом все разговоры стихли. Рон краем глаза заметил, что всё, что летало, скакало и шумело, остановилось. И появился Джордж.

Ну, как появился. Скорее вплыл, влился или что-то вроде того, потому что его тело стало прозрачным, как желе, он сам расплылся и был похож на кучку песка, только со складками. А ещё он протекал, с него выступала прозрачная жидкость, он оставлял за собой след на полу, вокруг него кружил приличный рой мух, который к тому же лип к желейному телу, это означало, что Джордж так же был довольно липким.

Рон вдруг ощутил в себе странное желание прикоснуться к нему, и, оглянувшись, увидел, что жадное выражение на лице возникло у многих ребят. Когда Джордж проходил мимо, все вокруг почему-то начинали жутко хохотать, а от ужасного запаха, который от него исходил, лопнула парочка канареек, до этого мирно сидевших на плечах нескольких студентов.

Он повернулся, Гермиона выглядела так, словно испытывала...

Разочарование окатило её ледяной волной, и Гермиона даже не попыталась это скрыть. Ну что за идиоты? Она специально заколдовала свитер Джорджа, потому что знала, что эти двое оболтусов всегда носят свитера друг друга, думая, что это верх остроумия и потешности. Похоже, сегодня Земля слетит с орбиты, или произойдёт что-то ещё хуже, потому что Джордж и Фред решили не выделываться.

Она ненавидела только Фреда, Джордж был тут совершенно ни при чём. Конечно, у дракона три головы — Фред, Джордж и Ли, но две последние были самыми безобидными, порой даже милыми, Ли пару раз провожал её до гостиной на втором курсе, когда над всеми маглорождёнными висела опасность. Он тогда много шутил, легко поднимал настроение, рядом с ним она даже не думала о том, что может ждать её за углом. Ей было тринадцать, она всё ещё верила в сказки. Некоторое время Гермионе нравился Ли Джордан, она смущалась и краснела, когда он проходил мимо, пару раз Ли навестил её в больничном крыле, когда она уже приходила в себя после оцепенения, но после лета всё прошло, и на третьем курсе её голова больше не была забита подобными глупостями. Джордж же всегда относился к ней снисходительно. Он признался ей, где находится кухня, и она могла беспрепятственно посещать домовых эльфов, раздавая им шапочки и носочки. Гермиона брала мантию-невидимку у Гарри и спускалась на кухню по ночам, после чего Гарри заподозрил, что у неё роман, спросил об этом прямо, а она так долго смеялась, что из глаз потекли слёзы.

Свитер Джорджа был пропитан временными чарами, они постепенно выветрятся, но Гермионе всё равно стало чуточку стыдно. Она планировала нанести Фреду психологические травмы, — но Гермиона не ожидала, что пострадает невинный!

Зелье работало довольно интересно: при взаимодействии с кожей оно превращало человека в некое подобие слизня, так же она добавила туда "Смех до колик" и "Амортенцию", чтобы всем хотелось прикоснуться к нему — те, кто это сделал, прилипли бы к его желейному телу до окончания работы зелья, а ещё запах, но это было довольно просто.

Разумеется, у неё было противоядие, иначе она не могла считать себя самой умной ведьмой столетия.

Некоторое время в ней боролись противоречия, но потом она сдалась, когда вспомнила, как Джордж множество раз заступался за неё перед Роном этим летом.

Почти весь остаток каникул после четвёртого курса Гермиона провела на Гриммо, письма от Виктора приходили точно по расписанию, потому что она сказала, что не может сообщить ему своё местоположение. Каждый раз, когда она возвращалась с посылкой, Рон испепелял её взглядом, а потом начинал нападать. Она защищалась, как могла, но потом ей это надоело, она расплакалась, ударила Рона книгой и гордо удалилась в свою комнату. После этого Рон приходил извиняться, а от Джинни она услышала, что это Джордж довольно грубо остудил пыл брата.

Тем более, Гермиона всегда боролась за права невинных...

— У меня есть противоядие, — просто сказала она, когда ей наконец удалось пробиться к Фреду, который пытался отогнать студентов от брата. Надо отдать ему должное, он сдерживал себя и ни разу не засмеялся.

— А? — искажённое от попыток сдержать смех лицо резко повернулось к ней.

Одной рукой Фред держал полочку, которая создавала барьер от тех, кто пытался прикоснуться к Джорджу, а другой старался отлепить Невилла от желейного тела. Невилл весь вспотел, обмяк, не сопротивлялся, но при этом умудрялся смеяться и одновременно смотреть на Джорджа влюблёнными глазами.

Долгопупс всегда был слишком восприимчив к зельям. Как-то он случайно надышался испарениями зелья «Словесности», и потом ещё два дня ходил чудной. Поток речи, который он извергал, казалось, так и остался бы неиссякаемым. Тогда Гермиона узнала, что нравилась ему на втором курсе, что его бабушка покупает ему ужасное яркое бельё, и что Рон прячет под подушкой неприличные журналы.

— Жду вас в «Выручай-комнате», тебе просто надо будет подумать о месте без запахов.

Фред внимательно посмотрел на неё, кивнул, но Гермиона вдруг поняла, что он всё равно её не видит.

* * *

Когда в комнату вплыл Джордж, Гермиона лишь указала рукой на стоящие на столе колбы.

Процесс затянулся. Мало того, что Джордж не мог взять склянку длинными прозрачными руками, так ещё и жидкость, которая с него капала, залила весь пол, и подобраться к нему тоже оказалось сложно. Гермиона несколько раз поскользнулась и упала, волосы стали висеть сосульками, одежда пропиталась слизью, и её начинало тошнить. Фред выглядел ничуть не лучше, только ему удалось ни разу упасть — Гермиона решила, что это всё сноровка от полётов на метле. И он так взволновано смотрел на брата, что Грейнджер почувствовала, как заалели её щёки от стыда.

Она вливала зелье Джорджу в рот, с ужасом наблюдая, как жидкость проходит внутри прозрачного тела, но потом стало ещё хуже. Его тело начало меняться, деформироваться, втягиваясь, всасываясь, но оставаясь таким же прозрачным. Гермиона начала различать внутренние органы, сердце, которое часто-часто билось, горло, которое заработало и стало усердно глотать жидкость. Начала проступать кожа, расти волосы, и вдруг на неё начали внимательно смотреть две пары голубых глаз. Оба — с искрящимся в них весельем.

— Это было так круто! — одновременно вскрикнули близнецы. Они начали громко смеяться, Фред хлопнул Джорджа по спине, сделал вид, что его рука прилипла, а Джордж изобразил себя слизняком, сгибаясь и принимая крайне бессильный вид.

Мерлин, что за...

— Идиоты, — вздохнула Грейнджер, и Фред впервые посмотрел на неё.

Она выглядело жутко растрёпанной, словно её прожевал и выплюнул Глизень, — гигантская улитка, которая каждый час меняет окраску и оставляет за собой след настолько ядовитый, что там, где она проползёт, все растения съеживаются и засыхают, — но Грейнджер казалась довольно милой.

Ему даже захотелось ущипнуть её за нос, потрепать за щеки, чтобы те зарумянились ещё больше, ну, или хотя бы дёрнуть за косичку.

После Святочного бала это желание не покидало его несколько недель, и он добросовестно справлялся с возложенным на него заданием: в итоге Грейнджер больше никогда не плела себе косички, стала ещё чаще конфисковывать разработанную продукцию и по возможности обходила его стороной. Потом он заметил Мэри из Пуффендуя, которая была ужасно рыжей, с яркими зелёными глазами и пышной грудью. А ещё у неё были страшно толстые косички, на которые Фред, собственно, и переключился.

Косички у девчонок — определённо его слабость. Джордж считал, что это какая-то травма детства, или что-то вроде того, потому что, когда Фред был хилым тощим парнишкой, ни одна девчонка не давала ему дёргать себя за косички. Даже Джинни тайком брала у мамы палочку и напускала на него летучемышиный сглаз.

И тут он должен был снять перед Грейнджер шляпу. Такой уровень волшебства у столь юной волшебницы... Мало того, что она освоила протеевы чары, так ещё такой талант в зельях — она становилась уже опасной. Если бы направить умения Грейнджер в нужное русло, например, в помощь им по созданию товаров для будущего магазина, то они пришли бы к такому успеху, о котором даже не смели и мечтать.

— Грейнджер, помоги нам в создании продукции, — спокойно сказал Фред, а потом начал внимательно всматриваться в реакцию Гермионы. Всё-таки Грейнджер есть Грейнджер, она никогда не умела скрывать свои эмоции, но на этот раз Фред понял, что недооценил оппонента. Выражение лица Гермионы осталось спокойным и сосредоточенным, словно она, как обычно, решала какую-нибудь задачку.

Сначала Гермиона и Джордж решили, что им послышалось. Всё веселье куда-то испарилось, стыд Гермионы уже почти начал переходить в гнев, как она замерла, даже не успев возмутиться.

Втереться в доверие к врагу? Следить за разработками и координировать их по мере сил? Она сможет уменьшить количество невинных жертв.

В прошлом году, когда близнецы только-только начинали разработку своей продукции, пострадало немало первокурсников. Ребята покупались на то, что зелья испытывали на них за деньги, низменные инстинкты часто побеждают в борьбе за первенство, тем более, если тебе одиннадцать, и ты хочешь доказать всем и вся, на что ты способен. Покрасоваться перед сверстниками, заработать несколько монет и авторитет, ведь ты не струсил. Гермиона еле успевала пресекать подобное, а мадам Помфри почти каждый день сталкивалась с интересными случаями, но одного парнишку отправили в Мунго, когда мальчишка, запутавшись выросшем длинном языке, упал с лестницы.

— Что ты можешь предложить мне взамен, Уизли?

Фред понял, что попал в цель.

Ведь не просто так распределяющая шляпа отправила Грейнджер в Гриффиндор. В ней был азарт, он был хорошо спрятан в какую-нибудь бочку, но сейчас Фред нашел фитиль, и он точно рассчитывал его подпалить.

— Всё, что ты попросишь, — он пожал плечами, в то время как Джордж смотрел на него что-ты-блин-делаешь взглядом.

Несмотря на всё, что творилось вокруг, Джордж всё-таки очень хорошо относился к Гермионе. Она была умна, помогала Рону, об её честности и порядочности знал каждый, а произошедшее только подтвердило всё то, что он и так знал. Она была ещё мудра и благоразумна: увидев, что промахнулась с жертвой, Гермиона просто исправила ситуацию, приняла свою ошибку и не стала отмалчиваться и ждать, когда они с Фредом сами решат проблему. Это вызывало уважение. Она была ему как младшая сестра, и это именно он отговорил Фреда от ужасных идей, которые тот поначалу выдвигал.

— Хорошо, — просто ответила Грейнджер. Она хотела, как обычно, когда делает вид зазнайки, тряхнуть копной волос, но волосы слиплись и висели тяжелыми сосульками, так что она была похожа на Сириуса, когда тот в облике собаки прыгает по лужам, а потом отряхивает с шерсти воду, — только ты вступишь в Г.А.В.Н.Э. и внимательно проработаешь защиту прав потребителя.

— Допустим.

Джордж вдруг понял, что Фред согласится на всё, что выдвинет эта девчонка, и будет чертовски прав. За одно зелье, которое превратило его в слизня, волшебники будут готовы прилично потратиться.

— Но это ещё не всё, я составлю план, и ты обязан будешь его выполнять, если хочешь рассчитывать на мою помощь.

Фред просто кивнул. Он смотрел куда-то в угол комнаты, удивляясь сообразительности Грейнджер. Вся комната была забита книгами, большинство из которых он никогда не видел и даже не слышал о них. В углу стоял большой стол, на котором аккуратно были разложены какие-то ингредиенты, и Фреду жутко захотелось посмотреть, как Грейнджер варит зелье. Почему-то он подумал, что она выглядит, как какая-нибудь фея за работой. Также на столе в рядок стояли колбы, на которых мелким бисером было написано название: "Слизень", "Липкость 24", "Смех до колик", "Маленькая/большая правда", "Мысли?", "Смена голоса" и прочее, так что Фред понял, что тут много чего интересного. Чуть ниже стояли противоядия ко всем этим зельям, и он еле сдержал себя, чтобы не попробовать всё.

А ещё в нем зажёгся интерес. Словно лампочка, которая разгорается всё ярче и ярче. Фред очень не хотел, чтобы она лопнула.

Он напущено-лениво перевёл взгляд на Грейнджер, но та уже заметила его интерес. Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но тут Фред увидел, как капля слизи скатывается по её шее и быстро исчезает в до ужаса приличном вырезе рубашки.

Грейнджер расстегнула всего две пуговицы, и то, потому что ей было очень жарко, и чувствовала она себя явно не лучшим образом, а Фреду захотелось вылить на неё ушат ледяной воды.

Такие странные желания часто появлялись, когда он не был к этому готов, но ещё с детства он выработал привычку всегда-всегда выполнять их, ведь что за жизнь, когда ты не можешь сделать то, что хочется? Первая такая проделка — тетушка Мюриэль возмущалась по поводу заброшенности сада, а Фреду вдруг захотелось, чтобы у неё из ушей полезли сорняки. Он сделал это с помощью неконтролируемых выбросов магии, но именно это было отправной чертой. Тогда он открыл ворота в мир козней и проделок.

Фред переглянулся с Джорджем и три раза ему подмигнул, — внимательная Гермиона этого не заметила, она была слишком увлечена рассказом о защите прав потребителя, — но это был их тайный шифр, который всегда означал одно: на счёт три — бежим.

Они уже даже не помнили, когда придумали это.

Один.

— Таким образом, если я правильно успела заметить, и в волшебном мире никто не беспокоится о невинных жертвах...

Два.

—...пострадавших от некачественной продукции, что, я хочу сказать, ужасно несправедливо и опасно...

Три!

На Грейнджер обрушилась ледяная вода, настолько холодная, что в воздух пошёл пар, а Гермиона, мокрая и ошарашенная, даже на несколько секунд застыла, словно изваяние.

Фред только успел мазнуть взглядом по рубашке, которая стала прозрачной, заметил обычный белый бюстгальтер, настолько обычный и скучный, что в пору было закатить глаза и познакомить Грейнджер с каталогом белья. Но времени на всё это, конечно же, не было, потому что Джордж уже сорвался с места, Фред громко заржал, кинулся следом, а потом захлопнулась дверь.

Обведя взглядом пустую, полную книг комнату, которая стала для Гермионы чем-то вроде мастерской, Грейнджер поёжилась от холода, лукавым взглядом посмотрела на дверь, за которой исчезли близнецы, а потом широко улыбнулась.

В конце концов, то, что теперь они сотрудничают, совсем не значит, что она не сможет хорошенько отомстить.

— ...бежим! Бежим! Бежим!

Оглушённая Гермиона плохо понимала, что происходит вокруг. Из-за расстелившегося вокруг дыма она слабо видела, к горлу всё чаще и чаще начал подступать кашель, что само по себе было плохим предзнаменованием, языки пламени так и норовили лизнуть её за стопу; Гермиона вскрикнула, когда случайно наступила на пролитое зелье, которое было жутко горячим, и сразу почувствовала, как ногу обожгло болью. Она старалась делать осторожные шаги: весь пол был усеян разбитыми сосудами, зелья начинали испаряться всё быстрее, температура в комнате поднималась, а Гермиона всё никак не могла найти выход. Она почувствовала, как её начало тошнить. Языки пламени перебрались уже на стены, когда Гермионе наконец удалось найти выход. Она открыла массивную дверь, вывались в коридор и замерла, чувствуя, как в ней разрастается подобный Адскому пламени пожар.

Напротив неё стоял Фред Уизли, он явно запыхался, капельки пота стекали по его лицу, но важно было лишь то, что она...

...жива, твердил себе Фред, когда смотрел на стоявшую в нескольких шагах от него Гермиону. Её лицо было в копоти и саже, волосы стояли дыбом, а глаза раскраснелись. Она пару раз откашлялась, похлопала рукой по карману мантии, а потом в её глазах появилась странная решительность, и она шагнула к нему.

И только его посетила мысль о том, что, мол, возможно, день, который начался с красивого белья, им и завершится, как Гермиона сделала резкий выпад, и он забыл обо всём на свете.

* * *

Практичная часть Гермионы каждый раз негодовала, когда совы приносили почту сразу в Большой зал, да ещё и во время завтрака. Мало того, что посылки чаще всего оказывались в тарелках, разбрызгивая их содержимое на получателя, так это ещё портило аппетит и вызывало негодование насчёт такого халатного отношения к пище.

Несчастные эльфы трудятся день и ночь, чтобы накормить этих оболтусов, так их труд ещё и пропадает зазря!

Она как раз рассуждала о возможности переговорить с Дамблдором, чтобы создать более удобную систему рассылки, как в её тарелку плюхнулся небольшой свёрток. Овсянка расплескалась, попала Гермионе в глаз, она начала доставать платок, чтобы исправить недоразумение, как упала вторая посылка, а за ней ещё и ещё. Упакованы они были плохо, так что большинство из них начали разваливаться ещё на лету, и только Гермионе удалось достать хлопья из глаза, как она услышала тихий писк рядом и внимательно посмотрела на красного как помидор Рона. У него на плече висело что-то маленькое и кружевное, и Гермиона сначала решила, что это платок, и уже потянулась, чтобы убрать его, но поняла, что это нечто, сыпавшееся на них.

Словно самые большие снежинки на Рождество, на них сыпалось вычурное женское бельё, всё светлое, разнообразных оттенков персикового, розового, голубого и прочих цветов; Гермиону начало заваливать, она слышала, как преподаватели перенаправляли сов, как Гарри еле сдерживал себя, чтобы не начать смеяться, и как Рон всё так же немного пищал, неуклюже пытаясь помочь ей выбраться из завала.

Она увидела тёмные глаза, которые пристально наблюдали за происходящим из-за соседнего стола, но так и не успела понять, кто это, потому что её окончательно погребло под завалами кружевной ткани.

Грязнокровка оказалась усыпана бельём. Неподалеку от неё просто разрывался от смеха один из близнецов Уизли. Эти предатели крови порочили весь волшебной род и само волшебство, создавали ненужные, отвратительные вещи, которые словно издевались над именем волшебника.

Блейз поправил волосы и грациозным движением налил себе сока в кубок. Невысокая, но широкая чаша на длинной ножке отливала золотом, когда он прокручивал кубок между пальцами, демонстрируя окружающим идеальную гравировку: лозы дьявольского силка переплетались, завивались и словно кружились в танце, изображая герб дома Забини.

Этим летом отец настоял, чтобы его сын пил только из этого кубка. Он был зачарован, в него нельзя было налить яд, а обычная вода, при необходимости, могла превратиться в противоядие, если владелец чётко произносил нужное заклинание и был истинным Забини. Ужасно старая реликвия, но такая мощная, что сам Тёмный Лорд с уважением отзывался об этой вещице. Отец рассказал, что когда-то Тёмный Лорд хотел присвоить кубок для своих целей; его дед пал, пытаясь защитить реликвию дома, но Тёмный Лорд был сильнее. С его возрождением он вернул кубок, отец тогда рассыпался в благодарностях, пал на колени и говорил что-то о том, что Забини не подведёт Тёмного Лорда.

Блейзу было всё равно. Его вообще не волновало, что происходит вокруг, пока это что-то не касалось его самого. Он отпил немного сока и почувствовал новый прилив ненависти к грязнокровке, которая теперь начала барахтаться, словно жук в навозе. Происходящее вокруг стало для него настолько неприятным и отвратительным, что он не выдержал, резко встал и направился к выходу из Большого зала.

Кто-то из слизеринцев толкнул его плечом, когда проходил мимо, но Фред даже не обратил на него внимания. На следующей неделе они с Джорджем планируют протестировать шипящие леденцы на этих отпрысках древних семейств, так что лишний раз напрягаться сейчас, когда перед ним открывалась такая сцена, было очень глупо.

Гермионе наконец удалось выбраться из завалов, она встала из-за стола, но бельё продолжало следовать за ней, словно облачко, и Фред похвалил себя за изобретательность. Пусть это заклинание показала ему Гермиона, но она же сама согласилась помогать им в разработках, а в том длиннющем свитке с кучей правил и подпунктов ни слова не было о том, что он не может использовать полученные знания на ней.

Он улыбнулся ещё шире, когда вспомнил их первое занятие в Выручай-комнате. Гермиона выставила перед ним целую стопку книг, которые было необходимо прочесть, над чем Фред добросовестно работал, потому что книги оказались ужасно интересными и познавательными, но больше всего ему запомнилось совсем другое. Они сидели у камина, Выручай-комната любезно воссоздала любимое место Гермионы — красное кресло из гостиной факультета, множество подушек, диван, деревянный столик, махровый ковёр, на котором можно было так удобно устроиться, что Джорджу не хотелось вставать, а Ли уснул, и никто даже не стал его будить.

Но дело было не в уюте вокруг, не в завалах книг, а именно в Гермионе. Её голос мёдом разливался по комнате, она спокойно рассказывала о пользе усовершенствованного заклинания левитации, демонстрировала его на собственном примере, и всё у неё получалось так ладно и просто, что Фред чувствовал только невиданное для него благодушие, и, возможно, разве что совсем чуть-чуть — восхищение.

Когда они закончили и Гермиона уже стояла на лестнице, чтобы подняться в свою комнату, она выглядела ужасно сонной и помятой, глаза слипались, и она почти не разговаривала, потому что путалась в словах и не могла чётко собраться с мыслями.

Его тогда кольнула мысль о том, что Гермиона совсем не высыпается. Она ходит на пары, учит уроки, помогает всем на занятиях ОД, вяжет шапочки и носки для домовиков, а потом ещё и занимается с ними в Выручай-комнате. Гермиона махнула ему рукой — под мышкой у неё было несколько книг, одна из которых выпала, когда Гермиона уже развернулась и начала подниматься по лестнице. Эта книга имела странное название "Питер Пэн", картинки в ней не двигались, но она оказалась до жути захватывающей, так что сейчас она была надёжно спрятана у Фреда под подушкой.

Ещё не хватало, чтобы кто-то из парней узнал, что он читает детские сказки.

В настоящем времени Гермиона гордо прошествовало мимо него, а за ней, словно рой пчёл, летело облако из белья, которое Фред старательно выбирал из каталога "Тайное волшебство".

* * *

— Мне надо намочить Грейнджер!

Джордж непонятно хрюкнул, а Ли слегка поднял голову. Ли всегда так делал: ложился поперёк на кровать, свесив голову и размышлял. Говорил, что так ему лучше думается или что-то вроде того, но Фред отказывался в это верить.

Поначалу они с Джорджем строили догадки, мол, может, его бабуля часто лупила, положив поперёк кровати? Или по ночам он прибегал к родителям и ложился к ним в ноги, потому что боялся спать один? Может, он думает, что так у него из носа вытекает всё плохое?

Был обед, Джордж сидел на полу, сложив ноги по-турецки, и читал какую-то книжку, которую ему притащила Гермиона. Вокруг были разбросаны фантики от конфет, валялись обёртки от шоколадных лягушек, и в рядок были сложены карточки с волшебниками — Джордж всегда ел, когда учил что-то; на полу так же валялись клочки пергамента, и Фред сразу понял, что он пропустил очередную кричалку от маман, однако, не испытав должного разочарования от того, что пропустил такое событие, он взмахнул палочкой и клаптики переместились в дальний угол, где уже лежала куча им подобных. Это была традиция, они с Ли поспорили, мол, до какого же размера сможет вырасти гора из клочков пергамента до окончания школы, Фред ставил на семь футов и чувствовал, что выиграет два галлеона, потому что гора уже достигала его груди, и он не собирался вдруг останавливаться и становиться примерным мальчиком. Когда-нибудь они с Джорджем сделают из этих огрызков статую, которую поставят в самом центре их магазина.

— Я думаю, что она и так достаточно мокрая, когда ты рядом, если ты понимаешь, о чём я, так что можешь особо не волноваться по этому поводу.

Фред ухмыльнулся, а Ли громко заржал.

— Я хочу проверить, будет ли она носить бельё, которое я ей подарил.

— Если то, что ты сегодня сделал, можно назвать "подарком", то я женюсь на Луне Лавгуд, и мы нарожаем кучу нарглов и мозгошмыгов.

— Назови первенца моим именем!

— Я потратил всю ночь, чтобы выбрать эту фигню, потом размножил её, когда эта долбанная сова притащила комплекты по службе срочной доставки, у меня язык болит от того, что я облизывал конверты, а он мне может ещё очень и очень пригодиться, и я сделал это всё сам, потому что вы, засранцы, слюнявили в это время подушки. Я прошу вас о маленькой услуге, всего-то намочите мне Грейнджер в конце концов!

Фред пнул бюстгальтер на полу, и он тут же рассыпался маленькими звёздочками, которые быстро испарились. Действие заклинания уже закончилось, так что, по идее, сейчас у Гермионы осталось всего несколько настоящих комплектов.

— Я не буу нихкого морчить, — прожевал Джордж и откусил голову шоколадной лягушке, — Гермиона была слишком добра ко мне, когда дала противоядие от зелья, — он повёл рукой, в которой была зажата шоколадка, а лягушка взяла и выпрыгнула у него из руки. С откушенной головой она смотрелась довольно жутко, но Джордж только вздохнул и принялся распечатывать другую упаковку, — так что я всё ещё могу сойти просто за невинную жертву, а не за соучастника. Не усложняй мне жизнь, я сегодня получил пять баллов по зельям, только потому что Гермиона показала, как правильно это всё делается.

Фред закатил глаза.

— Ты только подумай, Фред, когда я в последний раз получал очки на зельеварении? Не то, чтобы я слишком дорожил уважением Снейпа, но я не хочу в следующий раз превратиться в какого-нибудь кракена по своей вине.

— Ты же мой брат!

— Могу выписать извинения и соболезнования в письменной форме.

— Ли?

Фред повернулся, но Ли уже спал, несколько капель слюны, которая стекала из его широко открытого рта, упали на пол, и Фред решил, что подарит тому на Рождество специальную мисочку для такого дела.

— Ли подписывается под каждым моим словом.

Фред возвёл руки к потолку, пробурчал что-то о том, что его собратья пали слишком низко, раз боятся проиграть девчонке, и развернулся, чтобы уйти, как Ли громко захрапел, и Фред уже не выдержал, он схватил подушку и с силой кинул в спящего Ли.

— А? — тот разлепил глаза и сонным взглядом уставился на Фреда. — Иди мочи свою Грейнджер сам. Уверен, у тебя отлично получится.

Он перевернулся на бок, как тюлень, и снова засопел.

Ли вечно засыпал, как только удавалось, так что Фред просто махнул рукой и вышел из комнаты.

Ему хотелось преподнести всё как-то иначе, чем в прошлый раз, облить её водой как-нибудь изысканно и неповторимо, так что он решил сходить в библиотеку — вот оно, кричал его мозг, только начал больше общаться с Грейнджер, как идёшь в библиотеку, как только у тебя возникает какой-нибудь вопрос!

Фред просто согласился с внутренним голосом и продолжил путь. На входе в библиотеку он наткнулся на Геримону, которая что-то бормотала себе под нос. Она кинула на него один единственный взгляд, сказала, что сегодня надо будет подумать о месте, где спит упырь, — что уже очень заинтересовало Фреда, — чтобы попасть в Выручай-комнату, и пошла дальше. За ней парила стопка книг, и Фред успел разобрать что-то вроде "Волосы и космы" и "Трансфиушация".

Гермиона была такая милая и невыспавшаяся, что он почти забыл о том, что хотел сделать, но дверь снова скрипнула, и из библиотеки вышел тот же парень, что толкнул его плечом сегодня утром. Как же его звали? Вроде бы...

Блейз презрительно окинул взглядом одного из Уизли, который только что договорился о чём-то с Грейнджер. Тайное занятие в Выручай-комнате? Он где-то читал, что такая комната существует, даже несколько раз попытался туда попасть, но всё было тщетно, а теперь, имея чёткие инструкции... Развернувшись, Блейз расслабленной походкой направился в подземелья. Он знал нескольких ребят, которые были бы совершенно не против подпортить жизнь грязнокровке и предателю крови.

* * *

— Значит, надо подумать о месте, где сидит упырь?

Они расположились в гостиной факультета. Блейз и не думал скрываться по углам или что-то вроде того, потому что он был в Слизерине, а тут нет предателей, тут все одной крови.

— Да, грязнокровка-Грейнджер и Уизли соберутся в этой Выручай-комнате на несанкционированные занятия. Вы все члены инспекционной дружины, у вас есть право сделать всё, что угодно, дабы пресечь неповиновение.

Блейз словил улыбки ребят, которые сидели вокруг него. Трусы и бездари, которые никогда бы не решились напасть сами. Всё и всегда надо контролировать и направлять, по одиночке они просто мелкие вредители, но вместе могут устроить настоящее нашествие.

Ему было необходимо поставить на место Поттера. Тот знал слишком многое, видел возрождение Тёмного Лорда, возможно, успел заметить, что там был его отец... Пусть же знает, пусть будет предупреждён, что, пока власть на верной стороне, Поттеру не стоит даже открывать рот.

Он ещё раз осмотрел гостиную, пытливо всматриваясь в каждого и почувствовал немного удовлетворения. Все, кто был вокруг него, были верны, они...

...мрази. Фред еле сдержал себя, что бы не запустить в Забини какое-нибудь заклинание.

Он спустился в подземелье, уверенный, что гостиная окажется пуста — в это время детки Пожирателей смерти чинно поднимались в Большой зал и набивали себе животы, но он обнаружил компашку слизеринцев, которые не спешили на ужин. Фред должен был подложить в вазочку конфеты-шипучки. Тот, кто съедает конфету, шипит несколько часов, у него вырастает длинный змеиный язык, сужаются глаза, и прочее по списку. В итоге человек должен стать похожим на Того-кого-нельзя-называть. Джордж долго выуживал у Гарри подробности внешности этой змеи. Гермиона тогда сама шипела на них, как змея перед броском, потому что это было просто отвратительно с их стороны, спрашивать такое у Гарри после всего, что он пережил.

Он мог заделаться долбанным героем и обезоружить парочку ребят, но их было больше, вероятность, что он просто окажется оглушённым на некоторое время и не сможет помочь Гермионе, была слишком высока.

А ему почему-то жутко не хотелось рисковать Гермионой.

* * *

Гермиона расставляла сосуды с зельем в нужном порядке. Сегодня она покажет, как с помощью зелья можно не просто изменить аспекты внешности, дабы все вокруг посмеялись, а так, чтобы почувствовать себя художником. Холст — тело, кисть и краски — зелье.

В кармане штанов что-то рассыпалось и вверх начали вздыматься маленькие звёздочки. Последний комплект белья рассыпался, оставляя после себя маленький фейерверк. Она изучила всё бельё, что следовало за ней, почти всё оказалось просто подделкой, но несколько довольно красивых комплектов оказались самыми настоящими. Гермиона проверила их на наличие порчи, и уже хотела вернуть Фреду, или подложить его куда-нибудь, или сделать как-нибудь так, что бельё стало бы причиной позора самого Фреда, но не стала.

Гермиона никогда не нуждалась в красивом белье. Чаще всего оно было неудобным, дорогим и совсем того не стоило. Зачем тратить такие деньги на несколько кусочков кружевной ткани? Но любопытство переселило все её идеи насчет унижения Фреда, и она решила воспользоваться тем, что имела. Всё-таки нужно было хотя бы попробовать! Теперь под белой рубашкой был надет красивый бюстгальтер, светло-персиковый, с бусинками и причудливым узором. Волшебное бельё не давило и оказалось довольно комфортным, так что было принято решение оставить его себе. Но Фред... Что же, зелье, которое будет на нём испытано, мирно доваривалось в котле.

Гермиона только потянулась за щепоткой прозрачного порошка, как дверь резко отворилась, и в комнату вошло пятеро студентов. Не успела она потянуться за палочкой, как один из них вскрикнул:

— Инсендио!

Гермиона резко упала на пол, нападающий промахнулся, — струя огня попала в шкаф с зельями, слизеренци громко засмеялись, но Гермиона с ужасом смотрела на огонь, расползающийся по деревянному шкафу.

— Ну же, давайте подпалим грязнокровке её шевелюру!

— Инкарцео!

— Инсендио!

Она увернулась от очередного заклинания, затем раздался оглушительный взрыв. Зелья начали взрываться, быстро и громко, одно за другим, комнату начал заволакивать туман, осколки от склянок разлетались вокруг, стекло ранило и царапало, а потом огонь подобрался к баночке "Холодного огня", несколько капель которого Гермиона взяла на изучение, и Гермиона закатилась под стол, а потом бабахнуло.

Звук был такой, словно несколько сотен фейерверков разорвались одновременно. Фред стоял возле стены, на которой начала прорисовываться дверь, он бежал из подземелья так быстро, как только мог, его сердце часто билось, глядишь — ещё чуть-чуть и выпрыгнет из груди. Из открытой двери посыпались слизеринцы, они были исцарапаны, напуганы, у некоторых горели мантии, но они даже не обратили на него внимания. Жалкие и дымящиеся — они убегали, но Фреду было всё равно, потому что из-за двери валил и клубился чёрный дым, он уже сделал шаг, дабы войти внутрь, как Гермиона выбежала из комнаты, и дверь громко захлопнулась.

Жива, твердил себе Фред, когда смотрел на стоявшую в нескольких шагах возле него Гермиону. Её лицо было в копоти и саже, волосы стояли дыбом, а глаза раскраснелись. Она пару раз откашлялась, похлопала рукой по карману мантии, а потом в её глазах появилась странная решительность, и она шагнула к нему.

И только его посетила мысль о том, что, мол, возможно, день, который начался с красивого белья, им и завершится, как Гермиона сделала резкий выпад, и он забыл обо всём на свете.

— Остолбеней!

Заклятье попало куда-то ему за спину, он услышал звук падающего тела, но даже не повернулся. Штанина Гермионы тлела, время от времени на ней появлялись маленькие язычки пламени. Это был жутко неподходящий момент, Гермиона убьёт его после этого, но он не мог. Он должен был...

— Агуаменти!

Мощная струя воды окатила Гермиону с ног до головы, она зажмурилась, пальцы сами по себе стали складываться в кулак, она сдула прядь с лица, готовясь нанести удар, как Фред рассмеялся, да так громко и странно, что она невольно замерла.

— Прости, Грейнджер, но мне же надо было как-то тебя потушить.

Он видел, что Гермиона была готова нанести удар, но не мог сдержать себя. Белая рубашка второй кожей облепляла тело, и он с таким удовольствием отметил, что Гермиона надела бюстгальтер, который он подарил...

Мокрая, грязная и злая Гермиона уставилась на него, как на тролля, а он вдруг понял, что хочет снять с неё эту липкую одежду.

— Может мне тебя... Согреть?

Джордж и Ли долго и громко ржали, когда о

— Я думаю, что нам стоит поговорить о том, что произошло.

— Я думаю, что нам стоит лучше узнать друг друга, возможно, мы могли бы сходить в Хогсмид, или просто прогуляться по территории замка…

— Я думаю, что я мог бы помочь тебе, вон, сколько учебников ты тащишь каждый день из библиотеки.

— Я думаю, что могу патрулировать с тобой коридоры, ведь ты всё-таки девчонка, тем более такая, которая постоянно ищет трудностей на свою ж…

Фред проснулся в холодном поту, резко выдохнул и принял сидячее положение.

В комнату начинали пробираться первые лучи солнца, они разгоняли ночной сумрак и рассеивали сон, который царил над кроватями. Ли громко храпел, под его головой уже успела собраться лужа — он снова уснул поперёк кровати, свесив голову так, что она почти касалась пола. Сколько его ни перекладывай, он всё равно окажется в таком положении, так что Фред и Джордж давно махнули рукой на происходящее, такие ужасные привычки сложно искоренить.

Фред опустил босые ноги на пол; пятки коснулись чего-то липкого и шуршащего — вчера они втроём поглотили не малое количество конфет, запивая их сливочным пивом, так что теперь обёртки и бутылки валялись по всей комнате. Джордж даже уснул с бочонком сливочного пива подмышкой, он обнимал его всю ночь и бормотал что-то странное, вроде «мой мозгошмыг» или «нарглик».

Ступать надо было осторожно, обёртки шуршали под ногами и издавали странный писк — специфика конфет из лавки «Оооооооох», они попробовали их впервые, и то, потому что на упаковке было написано, что обёртка всегда вернётся к истинному хозяину. Рассудив, что это значит, что, мол, убираться не будет необходимости и все фантики вернутся обратно в лавку, Ли закупил несколько коробок, но пока ничего не происходило. Конечно, Фред мог, как обычно, издав петушиный крик броситься к кому-то из них на кровать, но ему почему-то захотелось побыть одному.

Я думаю, что нам стоит поговорить о том, что произошло, передразнил он собственный голос у себя в голове, вспоминая сон.

Поговорить-о-том-что-произошло, это о том, как он снова облил её водой? Или о том, что она чуть не задохнулась в дыме из-за этих мудаков? Фред не собирался просто так отпускать обидчиков, и вчера они с Джорджем и Ли твёрдо решили показать слизеринцам, где их грёбанное место, чтобы никто из них больше не смел покушаться на кого бы то ни было. А может, им стоит обсудить то, что она всё-таки надела подаренное им бельё? Или… Или о том…

…илиотомчтоонхотелпоцеловатьеё.

Несколько долбанных секунд он смотрел на Гермиону, и ему жутко хотелось, чтобы она по-це-ло-ва-ла его.

Джордж и Ли, конечно, больше оценили то, что она сделала на самом деле, но он просто не мог выкинуть из головы те мысли, что поселились у него в голове, когда Гермиона сделала шаг к нему навстречу.

И дело было не в том, что он хотел её — это он понял ещё тогда, когда она превратила Джорджа в слизня, а в том, что это всё было ужасно неправильно. Он не должен хотеть целовать Гермиону, хотя бы потому что это — Гермиона, та самая девчонка с пышной копной волос, которая вечно всех отчитывает и суёт свой нос не в своё дело. Его не поймут, да что там, он сам себя не поймёт, если вдруг окажется, что он — упаси Мерлин — запал на неё.

Такого не может быть, это не вписывается во все возможные устои его неустоявшейся жизни.

Фред спустился в гостиную, на нём были только пижамные штаны. Босые ноги слегка прилипали к кафелю, так что ему хотелось поскорее оказаться на ковре, желательно возле столика с пергаментом и чернилами. Вдруг на диване зашевелилось что-то странное, и из-под кучи подушек показалось лицо миловидной девушки. Она была заспана, волосы растрепались, да так, что гнездо на голове было похуже, чем у Гермионы… Хотя, о чём это он?

— Привет, — он ослепительно улыбнулся, — как тебя зовут?

Девчонку звали Бэтти, она очень хорошо целовалась и была совершенно не против, когда Фред распускал руки. Бэтти не таскалась за ним по замку, как остальные, не заглядывала в глаза и не просила ничего больше, чем он мог ей дать.

Фред, Джордж, Ли и Бэтти как раз спустились на завтрак — первые просто решили прогулять Прорицание, а у Бэтти было окно — и с улюлюканьем принялись за еду. Раньше не случалось такого, что какая-то девчонка, с которой Фред просто целовался во всех возможных нишах замках, ещё и проводила с ними время. Но Бэтти не куксилась, не обижалась, когда шутки были грубыми или неприличными, она смеялась со всеми, запускала в Ли кашу с ложки, таскала вместе с ними пирожные с кухни и хотела попасть в сборную Гриффиндора.

— Чёрт! — воскликнула Бэтти: чашка с кофейной гущей выскользнула у неё из рук и разбилась о каменный пол.

Несколько человек за столом повернулись, но никто не обратил на это особого внимания. Бэтти училась на шестом курсе, обожала Прорицание и везде видела свою скорую кончину. Вообще, с этим можно было смириться, ведь у всех есть свои недостатки. Кто-то спит с книжками, кто-то вечно слюнявит пол, кто-то выводит мозгошмыгов, кто-то вон вообще должен убить Того-кого-нельзя-называть, а девчонка просто везде видит свою смерть. Подумаешь.

Мимо прошла Гермиона. Она была полностью погружена в какую-то странную книжку, на обложке которой было изображено что-то ужасное, с железными ногами и телом и трубами, это что-то стояло на зелёной полянке, но не двигалось, из чего Фред сделал вывод, что это очередная магловская книжка.

"Ходячий замок" — красовалось на обложке, и Фред удивлённо хмыкнул. Ему очень понравился "Питер Пэн", дочитать осталось буквально несколько глав, но он никогда не признается кому бы то ни было в этом. Никогда. А ещё ему как-то странно хотелось ассоциировать себя с Питером. Вечный проказник, который никогда не растёт.

Гермиона, похоже, даже не заметила их компанию, и Фреду жутко захотелось кинуть в неё овсянки, дёрнуть за хвостик или подставить подножку.

— Опять Гримм? — скучно поинтересовался Джордж, сидевший напротив. Он слегка отвёл ложку с кашей в сторону, уже готовясь начать лекцию "Мы сами творцы своего будущего", как каша с противным причмокиванием отстала от ложки и упала на стол.

Бэтти вздрогнула.

Она слегка дёрнулась, и Фред отметил, как шикарно вздрогнули с ней её сиськи.

Ли, заметив этот взгляд, тихо засмеялся себе в кубок, подавился соком, а потом ловил этот несчастный сок, вытекающий у него из носа.

— Вечно у тебя всё течёт.

— Не у меня, а от меня.

Парни заржали, а Бэтти как-то странно закинула голову, глаза у неё начали менять цвет: их словно заволакивала дымка. А потом она вдруг резко встала и заговорила. Монотонно, равномерно и безэмоционально.

— Имя себе он обретёт,

Сознанием и болью, весь мир обойдёт,

Отнимет всё то, что лелеют умы,

Насытится ими, и болью полны,

И болью полны станут эти умы,

Но тот, кто сумеет М.Т.О. разгадать,

Тот будет свободен, и сможет раздать,

Тот самый отрок, что спасёт много душ.

Но унесёт он за это одну, ну и пусть.

Она замерла, и тут её голос изменился, став грубым и резким, он гремел, словно гром, и было такое чувство, что других звуков, кроме её голоса, не существует.

— Когда в третьей четверти будет луна,

будет ещё одна жертва. Одна.

Бэтти упала на скамейку, тряхнула головой и спокойно принялась за пирог с вишней.

— Кажется, я обосрался.

— Мисс Мэклсн, — прогремело у них над головой, и парни вздрогнули, — вы решили зачитать нам свои стихи?

Над их головами возвышался Дамблдор, глаза у него слегка потемнели, и он внимательно рассматривал Бэтти, которая даже не подняла голову на обращение директора.

— Да, профессор, — она гордо вздёрнула подбородок и слегка потрясла копной волос, а внутри у Фреда что-то предательски ёкнуло, — это будет поэма про какого-нибудь спасителя. Ничего необычного, просто девчачьи глупости.

Она повела плечиком, обворожительно улыбнулась и снова принялась за пирог. Дамблдор хмыкнул, и прошёл мимо.

* * *

Под ногами скрипел снег, с неба сыпались снежинки, они исполняли какой-то тайный танец и оседали у ребят на куртках, прямо как девчонки — такие легкие и невесомые, но, стоит к ним прикоснуться, как они тут же таят.

— Мне действительно показалось, что я наложил в штаны, — сказал Джордж, когда они втроём вышли на улицу после занятий. Нос у него раскраснелся, а уши почти свернулись в трубочку, но он всё равно не хотел надевать шапку. Крутые ребята не носят шапок. Они завернули за небольшую арку и залезли в нишу, которую обнаружили на втором курсе.

Все стены в ней были обклеены плакатами с симпатичными ведьмами, некоторые из которых были обнажены; бумага немного выцвела, но ведьмы всё так же манили к себе, подзывали пальчиком и хихикали. Дулись, когда в каморке долго никто не появлялся и даже умудрились подружиться друг с дружкой, что было само по себе странно — с самого начала, когда стены стали заполняться плакатами, ведьмы ругались между собой, спорили о том, кто красивее, и вообще занимались всякой ерундой, но коллекция не пополнялась уже целый год, так что они как-то привыкли и теперь обсуждали политику, когда их никто не слышал.

В каморке спокойно хватало место на четверых взрослых людей, но в этом году парни обнаружили, что стало как-то тесновато. На втором курсе эта ниша казалась им целой комнатой, а теперь — просто небольшой каморкой.

Ли закурил, у него немного тряслись руки, и он довольно долго не мог раскурить сигарету.

— Идиот, — он выпустил облако дыма, и ему вроде как стало легче, — это не какие-то там дурацкие стихи. Я понимаю, что вы не попали ни на один урок Прорицания, но вы же помните, что моя мама облизывается с этой Трелони? — Фред и Джордж кивнули. — Так вот, я вырос на этой херне, и могу точно сказать, что это не стихи, а долбанное пророчество.

— Отчебучим нового избранного?

Фред затянулся переданной сигаретой. Вообще он много слышал о пророчествах, просто никогда не видел, как они появляются. Тут у него в голове словно открылась маленькая дверца, из которой вышла Гермиона. Её щёки пылали, но не от стыда, а от гнева; она сложила руки на груди и грозно смотрела на "внутреннего" Фреда, которому даже стало как-то неловко.

— Это всё ч-у-ш-ь, — раздельно произнесла Гермиона, гордо вскинув подбородок и тряхнув копной волос. Сердце у Фреда в груди забилось немного быстрее. — Прорицание — самая неточная наука, которая только может существовать. Ты можешь опираться на Руны, точно знаешь, как и что работает в Трансфигурации, ты уверен в составе зелья, которое варишь, но выуживать смысл из дурацких стихов? — она скорчила гримасу отвращения.

Гермиона в реальности никогда не корчила гримасы, но это был маленький мир Фреда, в котором Гермиона была скорее модифицированной и приближенной к нему, чем к самой себе.

— Ерунда, — отозвался Фред, передавая сигарету Джорджу, — прорицание — слишком неточная наука. Это даже не наука, на самом-то деле, а чёрт знает что. Не парься, — он легонько ударил Ли по плечу, — на прошлой неделе Трелони предсказала тебе, что ты посеребришься, и хрен пойми, что она имела ввиду.

— В любом случае, ничего такого пока не произошло, — добавил Джордж, оперевшись о стену.

Он случайно задел ногой стопку всякого барахла, скопленного в нише за четыре года, и пока Ли с Фредом, чертыхаясь, пытались отлепить от себя прилипалки-палки, что-то странное ворвалось в каморку.

Это было что-то вроде облака, оно шуршало и шумело, даже немного подлязгивало и по форме выглядело как огромная конфета. Это нечто окружило Ли, оно вертелось вокруг него, как ураган, облепляя всё теснее и теснее. Никакие заклинания не срабатывали, Фред вскинул руку в самый центр урагана — кто-то ойкнул, кажется, он случайно дал Ли в глаз — и сумел словить что-то странное на ощупь.

Приглядевшись, он понял, что это всего-навсего обёртка от конфеты. Несколько секунд Фред не мог понять, что за херня творится, а потом вдруг резко заржал.

— Обёртка всегда вернётся к истинному хозяину! — прокричал Фред сквозь громкое шуршание фантиков, а когда всё закончилось, Ли выглядел как самый настоящий серебряный человек.

Его с ног до головы облепили фантики, оставив только прорези для глаз, носа и рта.

— Восхитительное волшебство! — улыбнулся Джордж, попытавшись отодрать хотя бы фантик от Ли; Фред тем временем разжал кулак и фантик, задребезжав, покрыл единственного чистое место на Джордже, дополняя картинку.

Джорджу удалось отлепить один фантик, и он с довольным видом складывал его в маленькую коробку, которую всегда носил с собой, как Ли со вздохом облокотился о стену, придавив несколько плакатов.

Ведьмочки возмущённо засопели.

— Ты чего?

— Я посеребрился, — прочмакал Ли, и Фред с Джорджем замерли.

— Охренеть, — в один голос сказали они, и несколько девушек с плакатов согласно покивали головой.

* * *

Фред крался по коридорам, надеясь, что он всё-таки никого не встретит. В голове было немного мутно, а в глазах слегка двоилось. Они до поздней ночи просидели в каморке, разрабатывая план мести слизеринцам. Никто не вспоминал про пророчество, которое выдала Бэтти, и Фреду на самом деле не очень-то хотелось видеть её.

Да, она была крутой девчонкой, но слишком повернулась на собственной смерти — вспомнить только, как она любила общество приведений, а Фреда от них всегда бросало в дрожь. Бэтти была в меру умна, что только её красило, она не задирала нос, не зубрила постоянно уроки, при ней было природное очарование и живой ум, который она, однако, не старалась просунуть в каждую щель. Всё было круто, но ему порядком поднадоело всё это. Зачем довольствоваться только лилией, когда вокруг такой цветник?

Живот заурчал, требуя еды. Какой странный орган, подумал Фред, ему что, мало сливочного пива?

Он толкнул дверь в гостиную факультета, даже не задумываясь, почему картина с Полной Дамой оказалась пуста, а дверь — открыта, и на него тут же налетела Гермиона.

Она обняла его своими тонкими руками, он почувствовал её холодные ладони у себя на шее, а потом она посмотрела ему в лицо, и он мигом протрезвел.

Её щеки были ярко алыми, глаза — красными и заплаканными, она тряслась и прижималась к нему так сильно, что ему захотелось подхватить её и унести к себе; закрыть дверь и сидеть, словно пес, оберегая её покой.

— Кто тебя обидел, Грейнджер? — грозно рыкнул он, сам удивляясь своему голосу.

В голове тут же пронеслись возможные события, начиная от приставаний каких-то идиотов — и где вообще Рон с Гарии?! — заканчивая издевательствами от змеиного факультета. Фред знал, он хорошо помнил, какая Гермиона ранимая и чуткая, — стоит только вспомнить первый курс, когда её никто не поздравил с каким-то праздником, а она потом проплакала целый день в туалете.

Но Гермиона молчала, а потом кто-то хлопнул его по плечу, и Джордж, кинув на него тяжёлый взгляд и отстранив Гермиону, усадил Фреда в кресло. В гостиной стояла странная тишина, Фред увидел, что не только у Гермионы заплаканные глаза. Не успел он ничего спросить, как Ли налил что-то алое в бокал, подал его Фреду, и, напрягшись, просто сказал:

— Бэтти мертва.

Иногда в башню Когтеврана было очень сложно попасть.

Как-то раз Полумна простояла несколько часов, ожидая кого-то, кто смог бы разгадать загадку этой чокнутой птицы, причём стояла не она одна, на этаже тогда собралась добрая половина факультета: все расселись на полу, тихо переговаривались, строили какие-то графики, выдвигали гипотезы — страдали непонятно чем, как пришёл староста факультета, внимательно посмотрел статуе в глаза, и просто сказал:

— Херня.

Птица уважительно кивнула и открыла проход в гостиную.

— Быть умным, это значит — быть мудрым, и отличать чушь от истины, — пожал плечами староста и, зевая, отправился ближе к камину: он всегда разваливался на подушках на полу и ничего не делал.

Его звали Френк, и он никогда не называл себя умным. Мудрым — да, но больше ничего себе не приписывал. Он и учился довольно странно — по меркам факультета, конечно — выборочно учил уроки, часто прогуливал некоторые предметы, но зато постоянно валялся возле камина, уставившись в потолок.

Потолок в гостиной был зачарован — на нём отображалось небо за окном, но Френк всегда говорил, что ему лень выходить на улицу и спускаться по лестнице.

— Слишком энергозатратно, — спокойно увещевал он с пола, вытягиваясь, словно кот.

Гостиная факультета носила только тёмно-синие тона, она вся, снизу и доверху была уставлена различного оттенка тёмно-синего вещами. Небольшие диванчики, кресла и пуфики, обитые шёлком так и манили сесть на них.

Сесть и подумать.

Полумна как раз собиралась вставать с подушек на полу, как пуфик рядом с ней загорелся, заискрился всеми цветами радуги и превратился во что-то странное, похожее на худую свинью с кошачьими ушами и крылышками феи.

— Смотри, это наргл! — закричал кто-то из-за её спины, но она только возвела глаза к потолку, — на нём сейчас красовались звёзды, они сияли и подмигивали, как алмазы, — и, даже не повернувшись, зашагала к арке, ведущей в спальни.

За аркой змейкой спускалась лестница. Абсолютно все ступеньки её были разной формы, они могли резко пропадать или вдруг увеличиваться в размере, но работали, как часы, и установить определённую последовательность, которая менялась каждый день, было не очень сложно. Многие тратили на это несколько минут утром, что-то вроде легкой разминки для мозга. Но Полумна давно решила проблему иначе: она повесила канат, к концу которого прикрепила досочку, наверху закрепила трос, и конструкция работала, как колодец. Никто не удивлялся и не пытался использовать её метод, слишком котгевранцы были гордыми и ценили индивидуальность изобретения.

Полумна знала, кто сейчас стоит за её спиной — сложно было не увидеть рыжую макушку, выглядывающую из-за спинки кресла. Такое чувство, что он её за дуру держит.

Полумна с трепетом оглядывалась по сторонам. Она, конечно, много читала о Хогвартсе, да и папа показывал некоторые колдографии, но действительно вообразить себе всё величие замка она не смогла. Не сказать, что у Полумны было плохо с воображением, кто-то из родственников мог бы сказать, что с этим у неё всё слишком в полном порядке, но всё-таки она представляла себе замок немного более... Цветным.

Она стоит в толпе ребят, немного переживает, ведь её вот-вот вызовут к распределяющей шляпе! Та, конечно, выглядит скорее как помёт фестрала в осенний период, — немного подумав, решает Полумна, — но это ведь ничего страшного, это только добавляет ей загадочности!

Полумна одёргивает рукав мантии, который на правой руке немного короче, чем надо — она случайно подожгла мантию, когда крутилась в ней возле зеркала дома, мазнула рукавом по порошку на столе, и рукав зашипел, искрясь и пылая. Чарами восстановить рукав не удалось, а рассказывать о произошедшем она не хотела, так что просто взялась за нитку с иголкой и быстро исправила проблему. Из рукава торчали нитки, и какой-то мальчишка вдруг дёрнул за одну из них, да так сильно, что вся её работа развалилась и показался обожжённый конец рукава.

Джордж ещё с поезда заметил эту девчонку, у которой были длинные белые волосы, они струились по чёрной мантии, как крем на мамином пироге, и ему хотелось как-нибудь привлечь её внимание к своей важной персоне. Косички у неё не было, так что пришлось дёргать за что-то менее значимое.

— Где ты так умудрилась? — насмешливо спросил рыжий мальчишка. Он был такой веснушчатый и высокий, а на голове скопом торчали волосы, что Полумна тут же решила, что он похож на Домовика, который прошлым летом цапнул её за палец у бабушки в чулане.

— Подожгла, — как можно небрежнее ответила Полумна, и только мальчишка открыл рот, чтобы сказать что-то ещё, как прозвучало её имя, и она грациозно пошагала к шляпе, не видя, каким уважительным взглядом мальчик её окинул.

Но её уже не волновал этот инцидент, ведь ей не очень хотелось общаться с мальчиком, который просто так выдёргивает нитки из одежды незнакомого человека.

— Это свинья, Джордж, — кинула Полумна через плечо, уже стоя у арки. Она схватилась за трос, поставила ноги на доску и махнула палочкой — несколько мгновений, и Джордж видит только светлую макушку, которая рывками спускается вниз.

Джордж глубоко вздохнул, готовясь выдать тираду о сложности такой трансфигурации, как "наргл" вспыхнул и загорелся. Причём разгорелся самым настоящим пламенем, которое лизнуло Джорджа за ладонь и начало быстро распространяться по ковру.

— Агуаменти, — струя ледяной воды хлынула откуда-то снизу, окатив Джорджа с ног до головы и потушив пожар.

Джордж подумал, что надо меньше общаться с Грейнджер.

— Если ты решил подпалить всю гостиную, то мог бы дождаться, пока все уйдут.

Джордж оглянулся и увидел распластавшегося на полу Френка.

— Здорово, Френк, — уважительно кивнул Джоржд, протягивая ладонь и помогая Френку подняться на ноги.

— То, что ты делаешь, называется хер-ня, — раздельно произнёс Френк, пожимая Джорджу ладонь. Его светлые волосы словно вспыхнули в свете камина и поменяли цвет на рыжий.

Френк всегда так делал, когда находился рядом с кем-то из Уизли, ему казалось, что это что-то вроде уважительного жеста. Традиция повелась с первого курса, когда близнецы после первой удачной вылазки наткнулись на Фенка — тот сидел на подоконнике, свесив ноги. С него свалился башмак, но он даже не обращал на это внимания, продолжая болтать ногами — Джорджу тогда показалось, что это огромные сосиски; кивнул запыхавшимся Фреду и Джорджу, поменял цвет волос на рыжий и махнул в сторону тайного прохода, ведущего к башне Гриффиндора.

Френк был метаморфом, и никто на самом деле не знал, какого цвета у него волосы. Он всегда отвечал по-разному, находя в этом какое-то странное удовольствие и умиротворение. Ему очень нравилось оставлять людей в неведении.

В середине первого курса Джордж даже решил немного поэкспериментировать — он сам сварил краску различных цветов и планировал менять цвет волос каждые несколько дней, вот только что-то пошло не так, и ещё несколько месяцев он ходил с радужной шевелюрой.

Френк почему-то после этого сильно его зауважал.

Френк вообще был посвящён в страшную тайну, о которой, как думал Джордж, не знал никто — хотя на самом деле знали все. Дело в том, что Френк слишком часто засыпал в гостиной, которая обычно становилась тем самым полем, на котором Джордж вел свои бои за сердце дамы. То есть куда пробирался по ночам, дабы порадовать Полумну каким-нибудь сюрпризом.

Страшную тайну Джордж выдал, на самом деле, сам, когда на втором курсе Полумна поцеловала его в щёку — потому что проиграла спор с Френком — прямо в Большом зале, на виду у всех, и мало того, что на Джорджа тут посыпалась какая-то фигня с потолка, похожая на что-то маленькое и блестящее, так и стихийная магия его подкачала. Тогда вокруг него взорвалось несколько фейерверков, и он покраснел сильнее, чем Рон, когда того заставили читать стихотворение на чьей-то свадьбе.

Джордж засмеялся и хлопнул Френка по плечу.

— Хер-ня, это только твоя прерогатива, дружище, — и, насвистывая, вышел из башни, напоследок подмигнув статуе-ворону, которая, кажется, даже немного улыбнулась.

Ворон питал небольшую привязанность к Джоржу, потому что именно тот иногда рассказывал такие загадки, на которые мало кто знал ответ.

Взять хотя бы тот недавний случай, когда почти весь факультет чуть не остался ночевать на лестнице...

* * *

— Чем займёмся? — скучающе протянул Рон, раскачиваясь на стуле. Каждый раз он отклонялся от стола всё дальше и дальше, и Гермиона подумала, что ничего не предпримет, если стул всё-таки решит быть честным и блюсти законы земного притяжения.

— Уроками, — отрезала Гермиона, скептически поглядывая на стопку учебников перед своим носом. И когда только она должна всё успевать?!

Она как раз закончила дописывать расписание на эту неделю, чтобы точно и чётко знать, сколько времени она — и Рон с Гарри — должны уделять предметам, чтобы всё успевать, как раздался маленький взрыв, такой звук, словно клапан выдёргивают из ушей, и на неё посыпались маленькие звёздочки.

— Простите, мадмазуэль, — пропел Ли, стряхивая с неё эту стружку. Он явно слишком старался, да так сильно, что пару раз слегка заехал Гермионе в глаз.

Пару дней ему назад пришло письмо, где его тетка приглашала его провести с ней во Франции зимние каникулы. Так что теперь Ли активно практиковался во французском, а Гермиона, как и другой любой порядочный человек, любящий грамотность, страдала.

— Ma-de-moi-se-lle, — по слогам произнесла Гермиона, уворачиваясь от слишком настырного Ли.

Тот продолжал хлопать по её одежде, стряхивая стружку; он перешёл на спину, плечи, а потом попал по груди, на что Гермиона просто вздохнула и резко вскинула палочку.

Она сделала это так быстро и грациозно, что Рон от неожиданности широко открыл рот, а Гарри усмехнулся — тренировки ОД не проходят зазря.

Палочка упиралась Ли прямо в кадык, и Гермиона пустила немного магии по стволу палочки, чтобы всё-таки оставить маленький след.

— Ещё раз прикоснёшься ко мне, и я тебя заколдую.

Ли медленно сделал шаг назад; ему надо было поскорее убраться из гостиной, пока волшебство не начало действовать, но он явно что-то напутал в расчётах — в конце концов, зелья никогда не были его сильной стороной, потому что свитер Гермионы стал слишком быстро исчезать прямо на глазах у всех, кто находился в гостиной.

Ли побежал к лестнице.

Рон упал со стула.

Гарри покрылся какими-то непонятными красными пятнами.

Кормак присвистнул.

Несколько секунд — Гермиона непонимающе посмотрела на свой бюстгальтер, а потом луч солнца попал на золотую подвеску, да так, что солнечный заяц отбился прямо Гермионе в глаз, и она всё поняла.

Добежать по лестнице до комнаты, а потом просто открыть дверь и выстрелить в Ли чем-то вроде...

— Авифорс!

Раздался громкий девичий голос, и мощный поток синего света ударил прямо в лицо Ли, который заранее принял свою судьбу и был готов к тому, чтобы стать жертвой.

— Ты предлагаешь мне что?— ещё раз переспросил Ли, когда Джордж, хлопнув его по плечу и сев рядом, изложил свой план.

— Пусть Фредди немного развеется, а.

— Не могу сказать, что он так уж плох, — Ли затянулся, — вчера он подложил пищалку на стул Амбридж.

Они сидели во внутреннем дворике, с неба хлопьями валил снег; первокурсники валялись в снегу, превращая друг друга в шары, облепленные снегом.

Джордж мазнул взглядом по Полумне, которая сидела прямо напротив и на лету пыталась трансфигурировать снежинки в маленькие колечки.

— Ты знаешь, о чём я, — хрипло ответил Джордж, наблюдая, как к Полумне подошёл Невилл; Джордж немного напрягся и постарался переключить своё внимание на что-то другое, — его надо немного растормошить. Уже месяц прошёл, а он всё так же винит себя в том, что собирался тем вечером бросить её, что не пошёл тогда с ней в библиотеку, и прочее, ну, ты сам знаешь.

— Пиздец, — кивнул Ли, вставая с лавочки и отряхивая с ног снег, — я сделаю это, только в ближайшую неделю больше никакой херни.

— Хорошо, — согласился Джордж, и они оба знали, что это неправда.

Фред с довольно охеревшим видом наблюдал, как тело Ли втягивается, покрывается перьями и становится больше похожим на гуся, чем на человека.

В комнату медленно вплыла Гермиона. Она шла царственной походкой, её лицо раскраснелось от бега, волосы стояли дыбом, но это всё было обычным делом, ему, однако, показалось странным, что она была без свитера, в одном лифчике, нежно-голубом, а в выемке на груди блестела золотая подвеска.

Но Гермиона, кажется, не замечала ничего вокруг.

— Я тебя ощипаю, — спокойно сказала Гермиона, обращаясь к гусю.

— Га-га-га.

— Нет, никакой милости.

— Га-га-га.

— Ты сам виноват, Ли, — с сожалением покачала головой Гермиона и дернула за перо.

— ГА-ГА-ГА!

Фред громко заржал.

— Грейнджер, стой! — в комнату вбежал Джордж, он за несколько секунд оценил обстановку, увидел перья у Гермионы в руке и знакомые, охреневшие глаза гуся, которые умоляли его о спасении.

Джордж вцепился в гуся с одной стороны, пытаясь выдернуть его из цепких рук Гермионы, но та так просто не сдавалась.

Полетели перья, гусь бешено гоготал, Джордж и Гермиона тянули в разные стороны, а потом что-то хлопнуло, и у них в руках оказался Ли. Гермиона зажимала в руках его шею, а Джордж крепко держал за праву ногу.

— Просто скажи, — мило начала Гермиона, улыбаясь, — зачем?

Ли не мог говорить, его шея была сдавлена, он что-прохрипел, но никто не смог ничего разобрать.

— Это все я, Гермиона, — заскулил Джордж, обнимая ногу Ли, словно это была мягкая игрушка, — я решил, что это поднимет Фреду настроение.

Тонкие пальцы на шее разжались, и Ли, воспользовавшись моментом, быстро вскочил на ноги, заехав при этом Джорджу ногой по лицу, и они вдвоём, выглядя настолько дикими и потрёпанными, словно вернулись с битвы с пожирателями, спотыкаясь, быстро покинули комнату.

Гермиона исподлобья посмотрела на Фреда, который сидел, улыбаясь, и рассматривал её.

— Ты как? — просто спросила она, встряхнув волосами, с которых посыпалось несколько перьев.

Внутри у Фреда что-то уже привычно сжалось. Он старался не общаться с Гермионой всё это время; казалось, что это будет изменой, казалось, что это будет чертовски неправильно и больно, потому что он понял за это время, что видел черты Гермионы в Бэтти, и что это всё охренеть как ужасно.

Но вот Гермиона сидит напротив него.

Она потрёпанная, раскрасневшаяся и чуточку самодовольная.

Ничего ужасного не происходит.

Они сидят друг напротив друга, но Гермиона вдруг поднимается с места, делает несколько шагов к нему, — кажется, она зацепилась ногой за чьи-то трусы, — но это не имеет значения, потому что она просто обнимает его.

А он просто обнимает её в ответ. Её кожа горячая и мягкая, от Гермионы хорошо пахнет; он зарывается носом в её пышные волосы и вдруг понимает, что он жив.

Всё будет хорошо, несчастный случай с Бэтти, который превратился в кровоточащую ранку, словно немного затягивается, и ему становится легче.

Если Гермиона согласится помочь ему с зельем, над которым он думал целый месяц, то, возможно, он даже сможет понять немного больше о том, что произошло. Бэтти не могла сама выпасть из окна — она вечно курила на окнах, забиралась на подоконник, распахивала ставни и принималась медленно раскуривать сигарету, но ещё ни разу даже не поскользнулась.

Он в этом разберётся. Обязательно разберётся, Джордж и Ли, конечно же, помогут, да и Гермиона не бросит, она, вроде, стоящая девчонка.

Перо в волосах Гермионы попало ему в нос и Фред чихнул.

Гермиона тихо рассмеялась, так мелодично, словно волшебный колокольчик на выставке, и отстранилась. Было видно, что она немного смущена; Гермиона поправила волосы, посмотрела в окно, мазнула взглядом по горе книг в углу; ей больше нечего было сказать, она сделала всё, что могла.

— Грейнджер, — тихо позвал её Фред, улыбаясь.

Он встал рядом с ней, наклонился, — так, что его губы расположились прямо напротив её уха.

— Гермиона, — шепнул он.

Она вздрогнула.

Фред почти никогда не называл её по имени, и ей это показалось каким-то... Интимным. Он наклонился ещё ближе, его горячее дыхание опаляло её щеку, и следовало бы что-то предпринять, например, поставить ему новый фингал, но она просто стояла, замерев.

— Крутой лифчик, не хочешь и его снять?

— Авифорс.

— Га-га-га?

И всё-таки Гермиона была очень крутой девчонкой, подумал Фред, когда мелкими жёлтыми лапками засеменил в гостиную, чтобы его кто-то расколдовал.

Утро началось с зельеваренья.

Фред и так был не в лучшем расположении духа, — он проспал завтрак, потому что пытался трансфигурировать украденные штаны Гермионы во что-то маленькое и незаметное, что легко было бы спрятать, так и еще урчание его желудка, кажется, приносило просто неимоверное удовольствие Снейпу, который — Мерлин, пусть ему только кажется! — даже начинал немного растягивать губы в подобии улыбки.

А Гермиона — вся-такая-мать-ее-правильная-Грейнджер — почему-то до сих пор не появилась в классе. С прошлого занятия их поставили работать вместе, на что Гермиона тогда закатила глаза и, кажется, топнула ногой, а Фред улыбнулся так, что чуть щеки не треснули.

— Если ваша напарница опоздает, мистер Уизли, то вам придется готовить зелье "Долгого сна" самостоятельно, — улыбнулся Снейп, нависая над пустым котлом, словно туча, — или же в компании вашего желудка. Только не ешьте сонную траву, а то вашим друзьям придется тащить вас в Больничное крыло.

— Знаете, с-э-э-эр, — начал было Фред, но тут дверь распахнулась и ему в нос ударил запах мяты и яблока.

— Мисс Грейнджер, — удовлетворительно кивнул Снейп, отступая. — Займите свое место.

Гермиона была растрепанной. И не так, как обычно, — к этому уже все привыкли, а именно жутко растрепанной, волосы торчали в разные стороны, блеск на губах смазался, а к верхней губе еще и приклеилось несколько волосинок; рубашка была немного мятой, но она была в юбке, так что Фред просто сглотнул слюну и даже забыл о том, где он сейчас находится.

Гермиона не сказала ему ни слова.

Она просто приступила к работе.

Класс тихо загудел, послышался звон скляночек, ножи затанцевали по доскам и по комнате разлилась тихая сонная усталость.

Гермиона аккуратно нарезала ингредиенты, добавила каких-то микстур из разноцветных флакончиков, что-то пробурчала себе под нос, несколько раз одернула юбку — каждый раз сердце Фреда предательски екало, он даже молчал, у него не было сил, чтобы сказать что-то, так что он просто смотрел на Гермиону, у которой все получалось так ладно и чисто, что ему оставалось только вздыхать.

Он облокотился на стол, несколько раз провел пальцем по пыльной поверхности, а потом взял и сам одернул гермионину юбку.

И все как будто замерло.

Он впитывал каждую ее эмоцию — Гермиона сначала не поняла, что произошло, а потом отскочила от него, как ужаленная, налетела на Снейпа, который в этот момент проходил мимо, отскочила от него обратно и задела стол, который сильно качнулся.

Котелок с зельем перевернулся. Под абсолютную тишину в классе он с гулким стуком покатился по столу, упал на пол, и продолжил движение прямо к ногам Снейпа, который остановил его, словно футбольный мяч.

— Отработка в шесть вечера, мисс Грейнджер. Все могут быть свободны.

Фреду показалось, что Снейп засиял, как рождественская елка.

* * *

— Я не понимаю, — проскулил Ли, опуская голову на парту. Он делал так примерно раз семь за каждое занятие, а потом удивлял Фреда тем, как хорошо все усвоил.

По столу заскользил луч заходящего солнца, в одно мгновенье спрятавшись в складках гермиониной юбки.

Джордж пригнулся, когда над ним пролетела книга, которая тут же поднялась вверх и заняла свое место на книжной полке. Послышался звон и тихая ругань — кто-то опрокинул чернильницу, а за соседним стеллажом, хихикая, целовалась парочка.

Библиотека жила своей обычной жизнью.

— Вообще-то все очень просто, — спокойно сказала Гермиона.

Ребята с охреневшими лицами тут же повернулись к ней.

— Смотрите, — она немного поерзала на стуле и одернула юбку — утром она обнаружила, что не может найти ни одной пары штанов; Джордж усмехнулся, когда заметил, как Фред смотрит на оголенное колено Гермионы.

— Это не может быть так просто, Фред, — прочавкал Джордж с пола.

В последнее время ему очень нравилось лежать на полу, с него он точно не мог упасть, а еще постоянно умудрялся находить какую-то старые забытые вещи.

Под кроватью он нашел шарики-кукарики, которые были невидимы, — поэтому они и потерялись в свое времяЮ — но них осело столько пыли, что зоркий глаз Джорджа тут же обнаружил пропажу.

Они развлекались ими весь третий курс — подкладываешь такой шарик кому-нибудь в сумку, произносишь заклинание, и тут же раздавается жуткое кукареканье.

— Ей не идут штаны, — просто ответил Фред, он вскинул палочку и проговорил: — Accio штаны Гермионы!

Первые несколько секунд ничего не происходило, а потом Ли громко закричал.

— Блять!

За окном парило что-то черное, и Джордж даже дернулся, когда Фред начал ржать, как конь.

— Вот и все, дамы и господа, — Фред встал с кровати и наступил на руку Джорджу, — и слизни.

Джордж только вздохнул, а Ли перевернулся на кровати, потирая рукавом глаза.

— Если вы трансфигурируете книжку в стакан с водой, то вам нельзя пить эту воду, это же просто.

— И глупо.

— Да, зачем тогда вообще нужно волшебство, если я не смогу сделать добротный стакан воды из свиньи у меня в загоне, когда мне захочется пить?

— Верно, Фордж, это ужасно несправедливо.

Гермиона нахмурилась.

Мало того, что с самого утра ей приходится терпеть неудобства — она терпеть не могла юбки, так еще Рон испортил ей настроение, а потом был Снейп и назначенная отработка...

И теперь они сидит с тремя идиотами, которые в открытую насмехаются над ней?

— Вы идиоты, — просто сказала Гермиона, взяла свою сумку и встала со скамейки.

Юбка немного задралась. Фред присвистнул.

Но Гермиона даже не обернулась, и потому не заметила, каким тоскливым взглядом проводил её Фред.

— Ты выглядишь как собака.

— Побитая.

— Даже хуже, чем Бродяга в свои самые невеселые дни.

— И чего она ушла? — спросил Фред, опуская голову на толстый фолиант по трансфигурации, который тут же приятно замурчал.

— Знаешь, братец, когда хочешь залезть девчонке под юбку, не надо отнимать у нее все штаны.

— И подкладывать Рону в еду не тестированную продукцию "Думаю-говорю-не-думаю".

— И лишний раз дергать её на уроке у Снейпа.

— И...

Джордж резко замолчал.

Мимо проплыла Полумна; она кивнула ребятам и скрылась за стеллажом с книгами.

— Был бы у меня платок, я бы подобрал твои слюни, Джордж, но, к сожалению, я все истратил на Ли.

— И на свои слюни тоже, да? Я видел, как ты пялился на ноги Грейнджер, ты становишься одержимым.

— Это только спортивный интерес, — промычал Фред в книжку, которая начала сопеть — ей явно не понравилось, что Фред начал пускать на неё слюни.

— Херня, — сказал Ли, тыкая пером Фреду в голову. — Ты выглядишь как пес, который смотрит на кость, мы давно это заметили.

— Да там и грызть нечего! — крикнул Фред, резко выпрямляясь.

Но в ту же секунду он потух и снова распластался на столе.

Он чуть не поцеловал её, тогда, когда она стояла в одном бюстгальтере у него в комнате, такая красивая, растрепанная и воинственная.

Она превратила его в гуся, а потом отдалилась и почти не разговаривала с ним — только на таких вот занятиях, или когда их ставили вместе на Зельях.

И то — это были просто команды, что делать и куда идти, если он добавлял неправильный ингредиент. Но должно ли Фреду Уизли убиваться по какой-то там Гермионе?

Он повернул голову в сторону читательского зала. Несколько хорошеньких студенток смотрели на него, улыбаясь.

— Слушай, Ли, ты не помнишь как зовут ту девчонку? — Фред слега наклонил голову в сторону девушки с длинными кудрявыми волосами. — Она еще подкатывала к тебе в том году.

— Ромильда Вейн.

* * *

Полумна совсем-совсем не хотела подслушивать.

Но она сидела сразу за стеллажом, возле которого собрались Фред, Джордж и Ли, и из разговор был словно открытой коробкой, которая лежит на столе.

И так понятно, что внутри.

Рядом с ней развалилась Джинни, она покачивалась на стуле, читала книгу, и делала вид, что ничего не слышит, но Полумна слишком хорошо её знала — она почти физически ощущала, как Джинни навострила уши.

— Как думаешь, — начала Джинни, резко остановив стул, — чрезмерное выделение слюней — это из-за того, что в мозгу у человека сидят нарглы и жрут его мозг?

Полумна промолчала.

— Мы все видим, как Фред пялится на Гермиону, когда думает, что никто не видит, — она слегка наклонила голову, так, что луч заходящего солнца мазнул по её скуле, зарывшись в волосах.

"И все-таки Джинни очень красивая", — подумала Полумна, улыбаясь. Она любила младшую Уизли, это был тот род девчачьей любви, когда вы плетете друг другу косички, обмениваетесь фенечками, рассказываете все, что лежит на душе, и читаете друг друга, как открытую книгу.

Полумна знала, что будет дальше — просто почувствовала. Как иногда чувствуют скорое приближение дождя, или первый снег.

— Джордж...

— Твой брат не пускает по мне слюни, что бы ни ты, ни он не говорили, — мягко сказала Полумна, но Джинни знала, что эта тема ей не приятна.

Полумна столько раз отказывалась приезжать в "Нору", что Джинни почти утратила всякую надежду на то, что им удастся когда-нибудь вместе половить гномов на участке.

Она знала причину, это было очевидней, чем то, что день сменяет ночь, или то, что Снейп не любит гриффиндорцев.

Полумне до чертиков нравился Джордж.

В Полумне было что-то такое непостижимое, непонятное и далекое от этого мира, что привлекало мальчишек, как коршунов, — чего только стоит признание Невилла, которое тот организовал на Астраномической башне.

— Джордж Уизли — самый заносчивый мальчишка из всех, кого я знаю, — гордо ответила Полумна и снова погрузилась в книгу.

— Я поняла, — кивнула Джинни. — Что, он перестал к тебе переставать?

Несколько секунд молчания, а затем — легкий кивок.

* * *

Её шаги четким эхом отскакивали от стен замка.

Гермионе возвращалась с отработки у Снейпа, где ей пришлось отмывать парты без помощи магии, и что-то бормотала себе под нос, прокручивая в голове все возможные заклинания, с помощью которых можно было бы легко справиться с уборкой за считанные минуты.

Она скользнула взглядом по горевшему факелу, ярко-рыжему, он словно игрался, раскатываясь из стороны в стороны и принимая разные формы. Такой же рыжий, как и все Уизли, и такой же озорной, и...

... обжигающий.

Гермиона не хотела продолжать эту мысль, но сегодня в библиотеке, когда Фред случайно зацепил холодной ладонью ее кисть — она словно получила несколько ожогов несколько. Один — на руке, второй — на одном из органов, до которых почти добралась рука Фреда.

Здравое рассуждение всегда ставило все на места. И Гермиона просто понимала, что Фред — тот, который увлекается новой девчонкой так же быстро, как горит спичка, никогда не сможет подарить ей то, чего она вскоре сможет захотеть, если все будет продолжаться так же.

Мозг услужливо под кинул картинку — вот Фред стоит, улыбаясь, он слегка наклонил голову и прищурился. У него сухие и теплые губы, она знала это, потому что на прошлое Рождество он поцеловал ее в лоб, а она тогда раскраснелась, как первокурсница, и побежала обратно в комнату к Джинни, чтобы немного перевести дух.

Но потом по полу прошел легкий сквозняк, и все наваждения сдуло.

В подземельях было еще холоднее, чем в остальном замке, так что она решила ускориться, но услышала странные хлопки, которые раздавались где-то сзади.

Кто-то закричал.

Блейз не собирался задерживаться в одной из спален Пуффендуя надолго, но та девчонка была такой милой и ловкой, что он решил дать ей еще пару минут. Он чувствовал, как отекли его губы, и как приятно ныло тело, ему было хорошо и спокойно; он легко шагал по подземелью, даже насвистывал какой-то легкий мотив, как случайно наступил на какую-то маленькую коробочку, которая клацнула, засветилась, и медленно начала открываться.

Возможно, стоило бежать сразу же, но Блейз был слишком гордым и заносчивым, чтобы испугаться какой-то коробки. Он — чистокровный наследник фамилии Забини, ему не пристало трусить.

С пяти лет отец учил его искусству дуэли, оставляя на теле мальчика шрамы, но сейчас Блейз превзошел своего отца.

Коробка заискрилась, из нее вылет огромный дракон, который горел синим пламенем и клацал огромными зубами.

Заклинания отлетали от него, словно щепки, он просто скалился, нависая над Блейзом, и тот почувствовал жгучий страх; дракон расправил свои горящие крылья, махнул хвостом, и Блейза отнесло к стене.

Плечо невыносимо жгло, он понимал, что получил ожог; одежда на рукаве тлела и дымилась, превращаясь в пепел. Палочка отлетела куда-то в сторону, и тут дракон ударил еще раз.

Блейз закричал.

Она сразу же узнала, что это — доведенный до совершенства заколдованный огненный фейерверк; она сама разрабатывала специальный порошок, и заклинания, и обожгла себе тогда все пальцы, — Фред спалил себе брови, Джордж распрощался с любимым свитером, а Ли несколько дней лежал в госпитале — но она даже не могла себе представить, что они будут использовать их совместное изобретение против людей. Это не должно было стать оружием.

Она видела Блейза, — его левая рука истекала кровью, волосы дымились, а со лба градом катил пот. Гермиона приняла решение еще до того, как увидела, что здесь происходит.

Она бросилась дракону наперерез.

Ударила заклинанием, но промахнулась, от чего дракон разозлился сильнее и цапнул её лапой.

Сначала Гермиона услышала треск юбки, потом быстро посмотрела вниз — на правом бедре появились четыре широкие полоски, а секунду спустя она почувствовала боль.

Липкая, густая кровь потекла по ноге, но Гермиона не могла сдаться. Она встала спиной к Блейзу и предприняла последнюю попытку:

— Dissolve!

Дракон растворился в воздухе; несколько раз взорвалась парочка веселых хлопушек и посыпалось конфетти.

Гермиона резко обернулась.

Ее волосы волной подпрыгнули и так же быстро успокоились, но взгляд был направлен прямо на него.

Гермиона Грейнджер, девушка, которая только что спасла ему жизнь, впервые смотрела прямо в глаза Блейзу Забини, а он не знал, что теперь делать. Не знал, потому что маленький алый бутон в сердце пустил свой первый корень.

Бэтти сидела на траве.

Она купалась в солнце и почти мурлыкала, как кошка, довольно улыбаясь и щурясь от лучей, которые попадали в глаза.

Вокруг не было никого. Фреду казалось, что его тоже там нет, он был как ветер; играл с локонами Бэтти, ласково прикасался воздухом к её щеке, резко вздымался, поднимаясь высоко-высоко, а потом со свистом устремлялся вниз, проносясь мимо Бэтти, которая только смеялась и даже не думала поправлять юбку, которая вздымалась, как парус.

Чуть дальше от нее, буквально в нескольких метрах, земля обрывалась. Фред не мог понять, почему земля завибрировала, начала рычать, словно лев; он устремился вверх, и увидел, что за спиной у Бэтти был обрыв.

Но внизу не было ничего. Только пустота и темнота.

Бэтти тянулась к этому обрыву, она поднялась с травы и сделала несколько шагов навстречу пустоте, как вокруг начало темнеть, и Фред услышал музыку.

Дерзкую музыку.

Мелодия подталкивала Бэтти в спину, и Бэтти улыбалась, ловила эти звуки и шла, приближаясь к обрыву.

Бэтти слегка повернула голову, словно увидела Фреда, озорно улыбнулась и прыгнула. Фред закричал. Он повернулся и увидел мальчика.

Странный костюм из листьев, в руке — флейта; он широко улыбался, и Фред уставился на него, не понимая, что именно его смущает. На вид мальчику было около четырнадцати лет, он был красив, дерзок, а в его глазах читалась жуткая мудрость.

Мальчик посмотрел Фреду в глаза, поднес флейту к губам, и последнее, что Фред услышал, была очень знакомая мелодия, которую он иногда напевал по-утрам.

Отросшая челка щекотала нос и лезла в глаза, так что Фред слегка тряхнул головой, откидывая волосы назад. Но это не помогло.

В голове все еще играла мелодия из этого странного сна, он видел глаза мальчика, кудри Бэтти, которые подпрыгивали, как пружинки, и обрыв, который вел в пустоту. Фред почему-то знал, что там, за этой пустотой, таится что-то страшное. Знакомое и опасное, то, что когда-то приходило к нему во снах, а потом пропало; исчезло тогда, когда у Фреда выпал последний молочный зуб.

Ему тогда было четырнадцать, и последний молочный зуб стоял, как скала, не думая выпадать, — Фред тогда думал, что никто не будет воспринимать его как взрослого и самостоятельного человека, пока у него будет хотя бы один молочный зуб.

К тому времени он уже даже однажды целовался с девчонкой, которая была на год старше и жила в соседней деревне. У нее были длинные черные волосы, которые она заплетала в толстую косу, и выглядела, как принцесса из сказки, которую обязательно надо было спасти.

Фред был сражен, покорен и убит одной её улыбкой, когда впервые увидел её на ярмарке в честь летнего солнцестояния. Она продавала странные конфеты, которые прыгали, стоило их лизнуть, и он даже купил горсть этих сладостей, потратив почти все свои карманные деньги.

А потом он узнал, что она перешла в будку поцелуев, и Фред уже ничего не смог с собой поделать. Он выложил свои последние деньги за билет и потом еще неделю ходил чудной, ощущая себя так, словно его опоили.

Зуб он потерял как в один из тех вечеров, когда ходил чудной, и только и думал о том, что он готов убить любого дракона, лишь бы покорить эту принцессу.

Мама дала ему тазик с водой, который надо было отнести наверх, чтобы провести какое-то странное гадание, о котором её упрашивала Джинни. Фред расплекал половину жидкости на себя, на брюки, в которых все так же лежали эти странные конфеты. Они намокли и стали вибрировать, а потом выскочили у него из карманов и запрыгали по всей лестнице, попав ему в глаз и разбив несколько лампочек.

Он подскользнулся, успел схватить одну конфету и покатился кубарем вниз.

Во рту ощущался стальной привкус крови, и когда к нему подбежал Билл, Фред только улыбнулся, показывая свои белые зубы. Там, где должен был быть передний, зияла дырка.

— Ты как, братец?

— Я теперь настоящий мужчина, — прошепелявил Фред, а Билл загоготал.

Фред улыбнулся воспоминаниям, а потом резко встал, да так, что кровать недовольно скрипнула, а шея ужасно заныла.

Он понял, что его смутило.

У мальчишки из сна все зубы были молочными.

* * *

Ласковый ветерок словно окутывал ее, укачивая, как младенца. Гермиона лежала, укутавшись в огромное белое одеяло, которое пахло лекарствами и тыквенным соком. Ее босые пятки выглядывали с под одеяла, и лучи от луны щекотали их, словно пытаясь облегчить боль.

Гермиона слегка повернулась, и бедро тут же заныло; боль прошлась от кончиков пальцев на ногах до головы, где укрепилась и продержалась еще несколько минут. Так было каждый раз, когда она пыталась пошевелиться, и ей так сильно хотелось плакать, что она только злилась — на Уизли, на себя, на то, что позволила всему этому произойти.

Колокольчики в вазе зазвенели от легкого порыва ветра.

Кто-то принес их днем, когда она спала; они играли свою мелодию, и это, кажется, даже облегчало ей боль.

Она пошевелила пальчиками на ноге, как бы проверяя, что еще может управлять ими, и резко втянула воздух, когда бедро укололо резкой болью. Гермиона по-детски не хотела смотреть на свою рану. Волшебные мази, конечно, делали свое дело, — рана затянулась, сошлась, словно столкнулись две волны, но её предупредили, что против шрамов магия бессильна. Следы от когтей будут украшать ее бедро до конца жизни, и все потому, что она поддалась Фреду Уизли и согласилась помогать ему в разработках.

Прокручивая в голове все неприятные заклинания, она не заметила, как ветер подул сильнее. Окно распахнулось, и в палату влетело несколько странных листьев, которые точно не росли ни на одном дереве в Британии.

Колокольчики зазвенели громче; они распространяли тревожный звон, но Гермиона даже не слышала их.

А потом по палате растеклась мелодия. Она вытекала из-за белой шторы, которая взлетала от порывов ветра, и выглядела, как невеста — кружилась и вздымалась, подстраиваясь под музыку.

Музыка пробиралась по коже. Окутывала Гермиону, как одеяло, ласкала и покалывала на кончиках пальцев. Становясь громче, мелодия открывала свои новые стороны — слегка тревожные, но такие зазывающие, что у Гермионы внутри стало разрастаться желание, она пока не понимала, что именно она хочет, но ее неодолимо влекло к окну, туда, откуда доносилась музыка. Гермиона уже опустила босую пятку на холодный пол, как раздался протяжный скрип, и в глаза ударил свет из щели, — кто-то приоткрыл дверь.

Гермиона никак не могла вспомнить, откуда она знала эту музыку. Она слышала ее когда-то давно, её играл очень красивый мальчик, на небольшом инструменте, который подносил к губам и дул. Кажется, это была...

Флейта. Блейз был уверен, что слышал флейту.

Он проходил мимо двери, ведущей в Больничное крыло, уже несколько раз, просто потому, что ему, конечно же, надо было в теплицы, а путь через Больничное крыло был, пусть и длиннее, зато снег не валил в лицо, и ...

... и тетрадки не мокли.

Так же ему понадобилась мазь от синяков, которая у него закончилась, и вообще, он хотел спросить у мадам Помфри, как долго срастаются кости, если использовать не "Костерост", а "Кость к кости", потому сам он не смог прийти к решению этой проблемы, а еще...

Он так ни разу и не увидел Гермиону.

Ему просто хотелось посмотреть.

Он решился уже поздно ночью, когда луна расцвела на небе, а темнота подначивала, шептала ему на ухо, что никто его не увидит.

Блейз слегка приоткрыл двери, ведущее в Больничное крыло, и замер, потому что эту музыку он бы не спутал ни с чем другим.

Окно возле кровати Гермионы было открыто. Оно пропускало ветер и звуки, которые уже почти заполнили собой все пространство. Показалось, что луна засветила ярче, а потом на подоконнике показалась чья-то тень и музыка стихла.

Это был мальчишка. Блейз мог подумать, что это третьекурсник, который не знает, чем занять себя поздней ночью, но потом он заметил, что мальчик парил в воздухе. Он был босой. Его ноги были грязными, причем настолько, что можно было подумать, что тот никогда не носил обувь.

Блейз немного шире приоткрыл дверь, и та скрипнула, разрушая момент. Мальчишка пропал, словно его там и не было, а Гермиона повернулась к свету, который лился из щели двери. Она прищурилась, просто посмотрела на Блейза, а потом развернулась обратно, слегка взбивая подушку и еще сильнее укутываясь в одеяло.

Никто не сказал ни слова.

* * *

Каша пролетела прямо мимо его уха.

Ли заржал, а Фред все так же жевал свой завтрак, не отвлекаясь ни на что. Джордж и Ли застали его в таком положении около десяти минут назад — тот сидел, изредка черпал овсянку из тарелки, и медленно-медленно жевал, словно зачарованный, уставившись в одну точку. Этой точкой была спина Блейза Забини, который, кажется, даже ничего не чувствовал, а сидел себе, весь такой здоровый и свежий, что Фреда начинало немного тошнить.

Он был глубоко погружен в раздумья, вычисляя, что же могло пойти не так; Забини не оказался в Больничном крыле, а это значит, что он, Фред, ошибся с расчетами, перепутал ингредиенты, или, что еще хуже, об этом всем могла пронюхать Гермиона.

Тогда их изобретение было конфисковано, возможно, уже даже уничтожено, и Фред, начинал понемногу злиться, прикидывая про себя, что можно будет сделать с Гермионой, если это ее рук дело.

— Ты определенно сходишь с ума, — констатировал Ли, бросая во Фреда второй снаряд.

Снова каша, только теперь она уже попала в цель — прямо в грудь, оставляя там мокрое пятно, которое скатывалось вниз, как капля дождя на стекле.

— Эй, Фред, то, что Грейнджер все еще тебе не дала, не должно делать из тебя безумца!

— Кстати, о Грейнджер, — многозначительно протянул Ли, шевеля и дергая бровями, как дурак, — Падма и Лаванда сказали, что сегодня она не ночевала у себя в комнате, так что...

— Что? — странно отреагировал Фред, чувствуя, как в нем вскипает и поднимается Адское пламя. Ему захотелось тут же увидеть Гермиону, и, если надо, запустить в нее каким-то заклинанием, связать и спрятать себе под кровать, потому что он уже понял, что ее прелестная попка нашла себя просто немыслимые приключения этой ночью.

— Так что, ты ничего не хочешь нам рассказать? — пропел Ли, и его бровь просто отвратительно дернулась.

— Ага, — кивнул Джордж, поспешно глотая кашу, — я тоже это слышал. Если прибавить этот факт к тому, что ты выглядишь так, словно всю ночь не спал...

— ... и мы нашли тебя утром уже за завтраком.

— Ты, гребанный угодник, трахал Грейнджер этой ночью! — воскликнул Джордж, а через секунду он упал головой в тарелку.

За его спиной стояла Джинни. Она выглядела злой и воинственной, палочка все еще была нацелена на Джорджа, она мстительно улыбнулась, а потом просто села рядом и попросила передать сливочный пирог с тыквой.

— Гермиона в Больничном крыле, — спокойно увещевала Джинни, отрезая себе кусок пирога. Фред в этот момент почувствовал, как его сердце на секунду остановилось, и он тут же начал подниматься с места. — С ней все хорошо, ничего страшного не произошло. Она, правда, отказывается рассказывать, что именно случилось, но Рон с Гарри совещались возле ее кровати и они явно собираются кого-то убить.

— Я не понимаю...

— Какой же ты ублюдок, Фред, — произнес кто-то, опускаясь рядом на скамью.

Это был Гарри, и он явно не собирался никого убивать — в данный момент уж точно — но выглядел он так, словно не спал всю ночь, и был слишком уставшим, чтобы предпринимать попытки убийства.

— Гермиона спит, Рон остался рядом с ней, но, если ты подойдешь к ней хотя бы на метр, то я занесу тебя в список моих жертв на первое место.

— Что за...

— Волан-Де-Морту придется довольствоваться второй позицией, — весело улыбнулась Джинни, и Гарри почти растянул губы в ответ.

Ему плохо спалось. Гермиона лежала в Больничном крыле уже вторые сутки, и только этим утром она рассказала, что произошло. А потом она шепотом добавила о каком-то странном мальчишке, который появляется в Крыле ночью, и про музыку, ту самую музыку, услышав которую, ты вспоминаешь что-то далекое, какие-то отголоски. Словно не из этого мира.

Рон, конечно же, больше придал значения словам про роль Фреда в этой истории, грозясь превратить того в свинью, но Гермиона только помотала головой. Она была тихой и выглядела скорее разочарованной, чем злившейся или строящей планы мести. И это еще больше обеспокоило Гарри.

Все-таки, ему следует убить Фреда. Когда-то, когда тот абсолютно не будет этого ожидать.

Фред не сказал больше ни слова за весь день, но Джорджу показалось, что он слышал бешеный стук его сердца.

...глупая метла.

Фред сжимал метлу между ног, руками пытаясь открыть окно, за которым он четко видел спящую Гермиону. Он не пошел к ней ни днем, ни вечером, но ночью он все таки решил убедиться, что с ней все действительно в порядке; а еще в это время там не было ни Гарри, ни Рона, — последний при встрече только грубо толкнул Фреда в плечо, пройдя мимо.

А умереть от рук Гермионы ему казалось куда лучшей идеей, чем пасть жертвой Мальчика-который-выжил или собственного брата.

Наконец ставни поддались, и он влетел в палату, мягко опустившись на пол.

Гермиона даже не пошевелилась.

Она была бледной настолько, что ее брови и волосы казались почти черными, но такой красивой и спокойной, что ему вдруг захотелось ее поцеловать.

У него в голове даже нарисовалась картинка, как он медленно касается своими губами ее, а она вдруг отвечает ему, как его взгляд скользнул по ноге, которую Гермиона высунула из-под одеяла, и все эти мысли улетучились.

На бедре была огромная повязка, и Гермиона скорчилась от боли, когда попыталась поменять позу во сне.

Фред почувствовал себя настоящим моральным уродом.

Ему захотелось поцеловать ее рану, захотелось проложить дорожку поцелуев от голени до бедра, забрать ее боль, лежать на больничной койке вместо нее; утащить ее к себе в берлогу, где она оказалась бы заперта в четырех стенах, без возможности выходить, чтобы не натыкаться на всякие неприятности.

Защитить её от всего.

Он почему-то ясно и четко понял — она всегда была в опасности. Была и будет, потому что пойдет за Гарри куда угодно, прикроет ему спину и умрет за него. Это осознание стало таким резким и болезненным, что он чуть не согнулся, лишь опустил голову вниз и замер.

На полу валялись очень странные листья.

Он таких никогда не видел, разве что...

Гермиона начала ворочаться во сне, и Фред вдруг испугался, что она обнаружит его присутствие, увидит его слабость и никогда-никогда больше не будет с ним говорить.

Он наложил на себя дезиллюминационное заклинание, пнул метлу под кровать и отошел на безопасное расстояние, чтобы не оказаться обнаруженным. Гермиона приоткрыла глаза. Она медленно приняла сидячее положение, свесив голые ноги с кровати, при этом ее лицо искажало боль так, что Фред почти не мог на это смотреть, и взяла стакан с какой-то желтой жидкостью, явно не приятной на вкус.

Только сейчас он заметил цветы, стоящие на прикроватной тумбочке, и нахмурился. Гарри и Рон не могли потратить столько денег на такой букет, они обычно носили что-то, что растет в окрестностях, но Гермиона даже не обратила внимание на цветы.

Она смотрела куда-то в пол, где из-под кровати выглядывала ручка от метлы, и Фред уже был готов просто упасть к ногам Гермионы и просить прощения, как заиграла музыка.

Та, которую он слышал уже несколько ночей подряд. Ветер словно подул сильнее, окно распахнулось, и на пол приземлился мальчик.

Хотя никто в здравом уме не стал бы называть его мальчиком. Он был высокий, и пусть его лицо отражало детские черты, а все зубы были молочными, его глаза пылали мудростью столетий.

Гермиона тряхнула головой.

Она все еще смотрела на ручку метлы, и совсем не обращала внимания на мальчика, но Фред уже вытащил палочку; он был готов напасть сразу, как мальчишка сделает шаг, но пока любопытство давило ему на шею, не давая сбрасывать чары невидимости.

— У тебя отличная ночная рубашка, — нагло улыбнулся мальчишка, рассматривая Гермиону.

Та не шевелилась. Даже не посмотрела в его сторону, а потом просто потянулась рукой к волшебной палочке,лежащей на столе. Ей было ужасно больно двигаться, но мальчишка оказался проворней нее и мигом выхватил палочку из слабых рук.

— Ну-ну, — он немного подлетел в воздухе, — нехорошо сразу браться за эту деревяшку, когда рядом с тобой такой достопочтенный гость.

Мальчишка кувыркнулся в воздухе, кукарекая, и Фред вдруг понял, что не может двигаться. Музыка стучала у него в висках, хотя он не видел источника звука, но понял, что с Гермионой происходит тоже самое.

— Ой, как это неприлично с моей стороны, — притворно возмутился мальчишка, выкидывая палочку в открытое окно, — я же не представился!

Гермиона даже не могла дернуться.

— Меня зовут Питер. Питер Пэн.

Однажды Фреду показалось, что ему нравится Гермиона Джин Грейнджер.

*Возможно даже не однажды, но Фреду так часто нравились разные девчонки — имена некоторых он даже уже и не вспомнит, — что он как-то не придавал этому особое значение и быстро забывал.*

right||Впервые...

... Фред увидел Гермиону такой чумазой, взъерошенной и счастливой одним пасмурным утром в Большом зале. На самом деле, сначала он даже подумал, что она выглядит, как гном, который только что пролез милю под землей, дабы украсть старые вонючие тапки, и теперь светится, жуя заплесневелую подошву.

Вот и Гермиона была такой же счастливой, только в руках у нее были не тапки, а какая-то небольшая коробка; Гермиона смотрела только на нее, вертела, наклоняла, и издавала очень странные, не свойственные ей звуки.

— Пиу-пиу-пиу!

Фред подавился овсянкой.

— Ну же, давай, ты, старая калоша!

Фред посмотрел в окно, дабы проверить, не наступил ли конец света.

— Ах ты ёшкин дрызд! — Гермиона потянула руку за пирожным, что позволило Фреду увидеть: внутри коробки была вода, в ней плавало несколько колечек и с двух сторон выпирали пластиковые детали.

Гермиона не обращала внимание на то, что немного проносит пирожное мимо рта, что пачкается и уж точно не придала значения тому, как на нее смотрит Фред.

А вот Фред обратил. Это был первый раз, когда он увидел, что Гермиона может увлекаться сильно чем-то, помимо учебы. Ее руки наверняка были влажными, она выглядела довольно дико, но Фреду показалось, что она в один момент стала ему симпатична. Со звоном колокола Гермиона словно очнулась, отвлеченно улыбнулась Фреду и побежала на занятия.

Неровная полоска от шоколада до конца дня красовалась у нее на щеке, чуть ниже россыпи веснушек, и каждый раз, когда он видел Гермиону в тот день, Фред улыбался, как ненормальный.

Вечером, когда студенты после плотного ужина развалились в гостиной факультета, словно тюлени, Фред молча подошел к Гермионе, облизал свой большой палец и вытер шоколад у нее с щеки, оставив на ней красный след.

Рон упал со стула.

Гермиона после этого шарахалась от него несколько дней.

right||И еще, когда стояло...

... жаркое душное лето, когда сладкая вата тает на пальцах, стоит только оторвать кусочек, а комары летают вокруг тебя, словно ты какой-то большой кусок сочного пирога.

Фред сидел в траве нагло притворяясь гномом — маман затеяла уборку перед приездом гостей, но ее отпрыски были слишком взволнованы скорым матчем по квиддичу; так что никто не мог ничего нормально сделать, у Джинни все валилось с рук, Рон покрывался красными пятнами от волнения каждые пол часа, а Джордж загорелся идеей сделать огромный волшебный плакат, который будет переливаться, словно радуга, и ругаться матом на болгарском языке.

Сначала Фред тоже хотел присоединится, и даже нарыл где-то большой мерзкий том "Отборные ругательства на всех языках мира", а потом их в комнате настигла маман, и им с Джорджем пришлось разделиться.

И теперь его ждала только высокая трава и, возможно, несколько укусов от муравьев прямо под трусами.

Сначала он услышал стук чемодана.

Колесики катились по сухой траве, застревали, подпрыгивали на камешках, но продолжали исправно выполнять свою работу.

Чуть позже из-за угла появился силуэт: тоненькая фигурка и пышный ореол волос, который можно было бы принять просто за странное облако. Но это облако быстро двигалось, сопело и бурчало что-то себе под нос, так что Фред сразу понял, что это Гермиона и даже хотел притвориться мертвым, но тут она вышла из тени, и Фред увидел, какая она расстроенная.

Это был первый раз, когда Гермиона оказалась приглашенной в "Нору", и на долю секунду Фреду показалось, что она это из-за того, что увидела, в каком доме они живут, но Гермиона просто села рядом с ним — скорее плюхнулась — и, даже не поздоровавшись, начала выдергивать траву из земли.

— Ты ждешь предзнаменования, чтобы рассказать? — начал Фред, устраиваясь на земле в позе гуру. — Я, конечно, не Трелони, но, думаю, сейчас самое время.

— Неужели это все неправда? — промычала Гермиона, разрывая бедную травинку пополам.

— Девушка, на такие вопросы ответа я не...

— То есть мир признает волшебство, принимает его. Волшебники могут менять форму предметов — что противоречит всем законам физики! — перемещаться в пространстве, создавать Философский камень, верно, Фред?

— Э...

— Мир рождает троллей и единорогов, дает жизнь ужасным преступникам и позволяет совершать невиданные злодейства?

— Шок, Гермиона, я еще не так много выпил...

— Скрывает от магловских глаз русалок, драконов и гиппогрифов, огромных ящериц и гномов, эльфов и прочих существ?

— По моему, это делает Министерство Магии.

Она посмотрела на него так, что он даже немного отшатнулся.

— Хорошо, Грейнджер, так что же тебя так расстроило?

— Почему... Почему, если в мире столько всего удивительного, почему... — Фреду даже показалось, что она шмыгнула носом.

Ему вдруг захотелось обнять ее, притянуть к себе, чтобы она отпустила все то, что ее беспокоит.

— Тебя кто-то обидел, Гермиона? — Фред ожидал, что это прозвучит круто и по-мужски, но получилось странно надломленно, словно он действительно сильно переживал; Гермиона прыснула и повернулась к нему.

Она посмотрела немного снисходительно, но так тепло и приятно, что он почувствовал, как внутри разлилось что-то приятное и теплое.

— Просто я думала, что, если это волшебный мир, то...

Ей очевидно стало становится стыдно, щеки начали покрываться румянцем и Гермиона немного прикусила губу.

— Если мир волшебный, — она перешла на шепот, наклонившись к его уху, — то почему в нем столько всего и одновременно — ничего?

— Э...

*Надо меньше общаться с Роном*

— Почему Санты Клауса не существует?

Гермиона посмотрела на него так доверительно, чисто и по-детски наивно, что Фред сначала даже не понял, что она имела ввиду.

— Что?

Понимание накрыло его волной. Теплой, приятной, такой светлой и радостной, что он сначала он просто улыбнулся на все тридцать два, а потом рассмеялся, да так громко, что распугал все живность вокруг себя. В том числе и Гермиону, потому что она посмотрела на него так, словно он ее предал, и Фред понял, что ракушка, из которой Грейнджер только что показалась, снова захлопнулась.

Но зато он потом всю ночь думал, что она ему, оказывается, нравится.

right||Когда ему в рот залетела пчела, это...

... случилось еще раз.

Пахло весной. Казалось, что все студенты вывалились на поляне возле озера. Это было первое по-настоящему теплое майское время, и, казалось, что каждый хотел словить его.

Фред развалился в позе звезды. В нескольких шагах от него стоял Ли, который пытался докинуть Фреду в рот конфеты "Берти Боттс".

— Откройте свою пасть чуть шире, молодой человек, — крикнул Джордж, который расслабленно восседал на метле в качестве судьи. Ли смог закинуть Джорджу в рот десять конфет подряд и пока это был абсолютный рекорд.

Фред послушно сделал усилие над своим ртом.

— Так-то, целюсь!

Джордж изображал свист полета конфеты, девчонки, которые восседали недалеко от них, хихикали и строили глазки, Ли хлопал сам себе, а конфета угодила Фреду прямо в глаз.

— Ли, — промычал Фред, высовывая язык и пытаясь достать им конфету, которая скатывалась по щеке, — если ты промажешь еще хоть раз, то будешь спать на диване в гостиной.

Девчонки захихикали чуть громче. Джордж попытался сесть чуть более грациозно, чтобы было проще рассматривать что-то, что прячется под несколько через чур распахнутыми блузками, как свалился с метлы.

Ли заржал.

— М-да, — Фред начал усаживаться в позе лотоса, — с вами же не возможно иметь дело, господа.

Он сделал вид, что снимает траву со штанины.

— Один падкий на мои прекрасные глаза, другой — на другие прекрасные глаза.

— Хочешь посмотреть ближе? — крикнул кто-то из девчонок, сидящих ближе всего. Это была милая блондинка с карими глазами и белой кожей. Просто куколка.

Не то чтобы Фреду нравился такой типаж, но он уже несколько недель ни с кем не целовался, а она была достаточно хорошенькой, и улыбалась так, что ему захотелось укусить ее за нос.

Фред оценил ее — и ее блузку — по достоинству, и уже собирался было остроумно ответить, даже открыл рот, как почувствовал, что что-то залетело ему в рот, а дальше — боль.

Больбольбольболь.

Чей-то тихий и ласковый голос, много людей вокруг, а потом все стихло и он увидел перед собой улыбающееся лицо Гермионы, которая сидела возле него.

— Это пчелы Хагрида, одна из них укусила тебя за язык, — спокойно сказала Гермиона, держа на кончике указательного пальца небольшое жало.

*Точнее очень даже большое!*

— Што, пошему?

Гермиона звонко рассмеялась и немного поправила юбку, коснувшись его руки.

— На самом деле это не очень то обычные пчелы, они превосходят распространенных и известных нам в два раза. Их укус может быть смертельным, если не вытащить жало в течении трех суток, известны случаи...

— Моя шпасительниша не мошет быть такой занудной, — прервал ее Фред, немного пошатнувшись.

— Не за что, — Гермиона только шикроко улыбнулась, быстро клюнула его в щеку и резко встала.

Да так, что Фред увидел ее оголенное бедро куда больше, чем ожидал.

Все бы ничего, но тогда ему пару дней казалось, что он влюбился в Гермиону Грейнджер.

Однако, Хогвартс был слишком большим, он таил в себе еще столько разных девчонок, что Фред забывал все те моменты, которые так сильно привязывали его к Гермионе Джин Грейнджер.

Или они просто прятались, ожидая своего времени?

Блейз не верил в любовь.

Его мать вышла замуж по расчету, а отец не стеснялся того, что спит с другими. Конечно, только с чистокровными. А его дед никогда не упоминал о своей жене — бабушке Блейза. У них даже не было ни одной колдографии.

Он слышал только ее имя: Изабелль, и то, случайно, когда отец напился и упомянул о том, что его мать была грязной. Блейз сложил пазл самостоятельно. Она была полукровкой и сбежала с каким-то маглом, когда отцу еще не было трех лет.

Дурная кровь сыграла свою роль.

Он знал, что грязнокровки — мерзкие. Эту простую истину ему вбивали с рождения, и даже капля грязной крови делает человека ненадежным. Отбросом. Таким людям нельзя доверять.

Но теперь что-то произошло. В его голове всплывали образы Гермионы постоянно: вот она помогает Поттеру-Уизли, вот она варит зелья в Больничное крыло, вот она бежит наперерез дракону, чтобы спасти его, врага.

Гермиона не была красавицей. Его ухоженные кузины выглядели лучше, чем она, даже когда не старались. Это было у них в крови. Он слышал, что некоторых в детстве поили кровью вейл, чтобы обеспечить дочерям Будущее. Все девушки из его окружения были приторные, как патока: у них никогда не путались волосы, не было прыщей, они пахли сладко-сладко и улыбались так, что мальчишки теряли голову.

Гермиона просто улыбалась. Иногда она выглядела помятой, иногда у нее были прыщи и темные круги под глазами. Никто не терял голову, смотря ей в след, а выделялась она только оценками и ужасно пышной копной волос.

Он бы никогда не взглянул в её сторону, просто, чтобы посмотреть. Ему всегда было мерзко видеть её. Недостойную учиться в Хогвартсе.

Грязнокровку.

А теперь ему хотелось ночевать под дверью больничного крыла, просто, чтобы посмотреть, что она в порядке.

Это было неправильно, но теперь его тянуло в лазарет постоянно. Блейз знал, что она страдает.

И это впервые не принесло удовольствия.

Сначала он услышал музыку. Это была флейта и Блейз замер, прислушиваясь. Он уже слышал эту мелодию. Слышал тысячи раз, когда был младше, в каждом сне.

Блейз улыбнулся. Это не оказывало на него никакого влияния. Он давно был потерянным мальчишкой.

Блейз сделал шаг и отворил дверь, та скрипнула...

... и в темноте показались тонкие черты.

Фред различил яркие зеленые глаза, острые скулы и темные волосы, а когда понял, кто заявился, к горлу подступила тошнота.

Он ненавидел слизеринцев. Они были мерзкими лощенными придурками которые ставили себя выше всех.

Зачесались кулаки, хотелось справиться с этими болванами как можно быстрее, но он не мог пошевелиться. Ярость бурлила так сильно, что становилось тяжело дышать.

А потом Забини сделал три уверенных шага вперед, достал палочку и крепко сжал её в руке.

— Какие люди! — воскликнул Пэн, кувыркнувшись в воздухе. Он явно был очень доволен. — Я так по тебе скучал, дорогой!

Блейз хмыкнул.

— Что ты делаешь здесь, Питер? — просто спросил он, делая еще шаг. Его голос звучал уставшим, словно он повторял эту фразу уже тысячу раз.

— Ищу новую Венди, конечно же, — рассмеялся Питер, подлетая к Блейзу. Он жадно всматривался в лицо Забини, внимательно отслеживая каждый вздох, каждое движение.

Блейз не шевелился.

— Ты вырос, — задумчиво прошептал Питер, облетая Блейза, — плечи стали шире, куда-то девалась детская полнота... Ты же знаешь, я могу все исправить.

Пэн опустился на землю и сомкнул руки на груди.

— Только скажи, и мы вернемся туда, откуда начали когда-то, — музыка стала громче.

— Зачем тебе Гермиона?

— Говорю же, ищу новую Венди! — прикрикнул Питер. — А ты становишься скучным! — он топнул ногой, как мальчишка, которому не досталась конфета. — Сначала я попытал счастья с симпатичной девчонкой, Бекки, вроде.

Питер пожал плечами, а у Фреда внутри все сжалось.

— Но она отказалась идти со мной, так что отправилась в другое место.

— Ничего нового, да? — вздохнул Блейз, качая головой.

Питер Пэн ослепительно улыбнулся.

— А теперь мне пора, — с сожалением протянул Питер, подлетая обратно к Гермионе, — нас ждут новые приключения!

Блейз на секунду закрыл глаза. Он знал, что должен делать. Гермиона спасла ему жизнь, теперь его черед.

— Immobilis, — Блейз сделал выпад так стремительно, что Фред сначала не понял, что произошло.

Питер Пэн замер, его глаза округлились, но Фред видел, что в них застыла улыбка и гордость.

Блейз подошел к соседней койке, сел, сложил ноги по турецки и потер переносицу.

— Я знаю, — начал он, — что ты все время забываешь. Все. Дедушка рассказывал, что тебе приходится все время напоминать, — Блейз ссутулился и отстранено посмотрел в окно. — Ты же любишь сказки, Питер. Так что время напомнить тебе мою любимую.

И он начал.

— Давным давно на свете жила-была девочка Венди. Она была маглой. Послушная девушка, примерная дочь, любящая сестра, — глаза Питера вспыхнули. — Ты соблазнил её, заставил бросить дом и родных, почти смог оставить её при себе навсегда. Но она ушла. Ушла, забрала с собой часть твоего детства, она открыла тебе дорогу в юность. После встречи с ней ты стал старше. Но что же было дальше, Питер? Ты не смог просто так оставить Венди в мире взрослых, она слишком многое у тебя забрала. Ты прилетал за ней, но она неизбежно взрослела. И в итоге вышла замуж.

Фред физически ощущал, как Питеру было больно. Он сжался, его глаза были полны потери.

— Её мужем стал Эдвард Забини, сквиб, от которого отреклась семья. Так что ему пришлось выживать в мире маглов. И все было бы хорошо, но кровь Забини сильна. Даже те крупицы волшебства, которые были у Эдварда, передались его детям. Джейн и Кристоферу. Опять сквибы. Ты прилетаешь уже за Джейн, тебя тянет к роду Венди, ты видишь её черты в её детях и внуках. Эдвард, этот трус и маглолюбитель раскрывает своим детям правду о магии. И его дети решают укрепить волшебство. Они женятся.

Фреда опять начинает тошнить.

— Для Забини практика смешивания своей собственной крови не была чем-то новым, в некоторые времена только так можно было сохранить волшебство внутри семьи. Их сын становится настоящим волшебником. Он женится на чистокровной, и у них рождаются близнецы. Двое детей, мальчик и девочка, их называют Эдвард и Венди II, и тут опять появляешься ты. Ты, Питер, забираешь Венди II, ведь она носит её имя, и так похожа на неё...

Блейз сглотнул.

— В общем, девочку больше никто не видел. Проходят года, по линии Венди рождаются одни мужчины, чистокровные, которые заново отстраивают честь своего предка-сквиба. И им это удается. Их принимают обратно, в семью. Ты не появляешься несколько десятков лет, и тут у моего прадеда рождается дочь. Лиза. Ты околдовываешь её, забираешь на остров, но, помня об ошибках, которые допустил с Венди II, не оставляешь Лизу надолго на острове. Ты уже знаешь, что волшебники не могут долго находиться в Неверленде. Их магия конфликтует с магией острова и медленно убивает их. Лиза болеет каждый раз, после возвращения с острова, все сильнее и сильнее. Однажды она находит странное место на острове, темное, такое, которого никогда не должно быть в стране сказок и снов. Лиза находит могилу Венди II. Лиза больше не хочет возвращаться с тобой. В порыве злости ты сталкиваешь её из окна.

Голос Блейза словно покрывается трещинами.

— Прадеду не удается тебя словить, чтобы отомстить. Ты как тень. Но до него доходят слухи... У тебя появляется азарт. Ты знаешь уже, что с волшебницами веселее, опаснее, это риск, а это же так здорово. Ты не появляешься на виду у моей семьи. Но она вздрагивает каждый раз, когда где-то пропадает волшебница. Или умирает, выпав из окна. Ты же так любишь окна, да, Питер?

Блейз глубоко вдохнул.

— В общем, ты больше не появляешься на пороге окон нашего дома, все затихает, а потом у моего отца рождается первенец. Кассиопея. В её комнате забиты все окна, возле постели по-ночам дежурят эльфы, и все хотят, чтобы она поскорее выросла. Мое первое вспоминание в жизни связано с тобой, Питер. Мне было шесть, и я видел, как ты забираешь её. Она думала, что это все — большое приключение, о котором нельзя рассказывать родителям. Однажды вы взяли меня с собой... Тебе не было до меня дела, я бродил по острову, играл с феями и плавал в пруду, и, предоставленный самому себе, забрел в темное место. Я видел это, Питер. Видел кладбище, видел фамилии "Забини" на плитах. Видел имена других пропавших волшебниц... Но Касси мне не поверила. В следующий раз, в последний раз, когда я пообещал, что расскажу все родителям, она все равно полетела с тобой. Это было десять лет назад, Питер. Касси сейчас должно быть двадцать два. Но ты опять тут. Ты вернулся в волшебный мир, а это значит, что...

Блейз всхлипнул. Он не собирался плакать. Он попрощался с сестрой уже давно, ему удалось прожить последние пару лет без музыки флейты в голове. Удалось, наконец, закрыть окно в спальне...

— Ты ищешь новую жертву, а не Венди. И самое страшное, что ты забываешь... — Блейз встал с кровати и направился к Питеру. — Ты не помнишь их, тех, кого погубил.

Он подошел в плотную и заслонил собой Гермиону, глаза которой были полны слез.

Питер Пэн тоже плакал. Правда обрушилась на него, как лавина, он вспомнил то страшное место, которое появилось больше ста лет назад на острове и постоянно разрасталось. Он начал вспоминать имена, его зрачки бешено перепрыгивали из стороны в сторону. Питер почувствовал, как заклятье начинает ослабевать, он уже готов был сказать что-то глупое, может, извиниться, но что-то резко схватило его за ногу и потащило к окну.

Тень Питера нашла своего хозяина.

Блейз не успел схватить его, не успел выстрелить заклинанием, как Питер взмыл в небо, все так же оставаясь в неестественной позе, в которой замер.

Блейз следил за ним, пока его силуэт не превратился в точку вдали.

Он выдохнул и повернулся к Гермионе.

Она все еще находилась под действием чар флейты, её глаза были заплаканными, по щекам текли слезы. Гермиона смотрела на него с таким пониманием, что у Блейза внутри что-то щелкнуло. Он вдруг понял, что второй такой возможности может и не быть.

Шаг — и он целует Гермиону, кусает, запускает пальцы в её волосы, он хочет её так сильно, что разорвать поцелуй оказывается болью.

Он отпускает её, делает шаг назад, и видит, как широко распахнуты её глаза. Гермиона моргает, оцепенение спадает, Блейз разворачивается, чтобы уйти, как видит Уизли.

Тот стоит в таком же оцепенении, что и Гермиона, но правая рука начинает движение. Фред тянется за палочкой.

Он уроет этого гада. Размажет по стенке, выбросит в окно, отправит вслед за гребенным Питером Пэном. Какого хрена он себе позволяет? Сердце Фреда сцепила когтистая лапа, в голове стоит картинка того, как Забини целует Грейнджер.

Его Грейнджер.

Но он не успевает. Лицо Блейза перекашивает от злобы, он с размаху ударяет Фреда в лицо. Да так, что тот падает на спину, и все еще не может нормально пошевелиться!

Он слышит удаляющиеся шаги, как громко захлопывается дверь, а после — быстрые приближающиеся мелкие шажки.

Над ним склоняется мадам Помфри, она цокает и снимает чары. Гермиона даже не смотрит на него.

К утру у Фреда под глазом расцветает фингал, а Питер Пэн к тому времени забывает, что было ночью.

Он помнит только отголоски страшного места на острове и зеленые глаза Венди, которые смотрели на него осуждающе.