Тайна Рейкйахлида (джен)

Эта история началась в солнечное московское утро в середине лета. Рассветные лучи приветливо заглядывали сквозь окна, даруя сонным и утомлённым трудовой неделей горожанам обещание тепла и радости. В это утро меня разбудил звонок от старого друга, Жени Кедрова.

Впрочем, следует уточнить, что всё началось не с этого неожиданного звонка: он стал началом лишь для меня. Истоки описанных далее событий лежат в эпохах, относящихся к заре человеческой истории, временам Древнего Египта и Междуречья, правда, относясь к иным землям, не принадлежавшим фараонам и шумерским царям. Те земли населяли лишь дикие племена, едва перешедшие к оседлости.

То, что я вживую встретился с теми, память о ком на Земле сохранилась лишь в искажённом виде, в мифах и легендах народов Севера — стало для меня потрясением.

Произошедшие события сильно отразились на мне — жизнь разделилась на «до» и «после». Немногим за такой короткий срок приходится полностью менять взгляд на мир и свое место в нём. Я стал совсем другим, или точнее стал тем, кем, не понимая того, являлся всегда. В этом мне помогли те, в чьё существование я ни за что бы не поверил еще совсем недавно. В определенный момент заражённый неудивительной для представителя нашей цивилизации склонностью к враждебному недоверию, я поддался страху неизвестного. Я чуть не отверг руку помощи только из-за того, что она не принадлежала человеку. К счастью, оставшись без прежних заблуждений, я нашел силы по-новому взглянуть на мир и обрёл новую надежду, основанную уже не на иллюзиях невежества, а на настоящем понимании.

* * *

Женя Кедров — мой друг детства. Познакомились мы ещё в пятом классе, когда вместе учились в одной из московских школ Северо-Западного округа. Возможно, мы прониклись взаимной симпатией из-за того, что оба не входили ни в одну из крупных компаний, которые заправляли в классе, и чувствовали себя одинаково потерянными в недружелюбной школьной среде. Несомненно, свою роль сыграло и то, что у нас сформировался более широкий круг интересов, чем у подавляющего большинства одноклассников. В девятом классе наши пути разошлись — он пошел в школу с углубленным изучением английского и французского языков, а я — в физико-математический лицей при НИЯУ МИФИ*. Тем не менее мы продолжили общаться. На наших встречах мы порой обсуждали темы и идеи, о которых не распространялись больше ни перед кем, вполне справедливо ожидая насмешек и непонимания. Одной из наших любимых тем были инопланетные цивилизации и возможные контакты с ними — следствие нашего общего увлечения космической фантастикой. Моего друга более всего увлекала идея палеоконтакта — контакта с внеземной цивилизацией, произошедшего в далеком прошлом человечества. Палеоконтакт в искаженном виде оставил память о себе в мифах и легендах разных народов. Именно тогда Женя высказал, на первый взгляд, совершенно нелепую и несерьёзную мысль о возможном инопланетном влиянии на некоторые языки в отдаленные эпохи. Если предположить, что в далёком прошлом значительное количество людей взаимодействовало с инопланетянами, то в языках наверняка остались какие-то отголоски чужеземцев. Значит, тщательно исследуя языки разных эпох и их изменения, можно вычислить время и место, когда произошел предполагаемый контакт. Тогда эта идея была просто еще одной темой для беседы. А темы мы могли менять десятками за час совместной прогулки. Впоследствии для Жени высказанная между прочим гипотеза стала гораздо большим, чем темой для досужей болтовни.

После того, как мы закончили школу, наши встречи стали очень редки из-за вечной нехватки свободного времени и появления множества новых знакомых и приятелей. Мы оба решили стать учеными — но если я решил податься в физику, то Женя выбрал филологию.

Сейчас, с высоты прошедшего времени, нельзя не признать с некоторым стыдом, что Женя всегда был намного более целеустремленным и энергичным человеком. Он целиком отдавался своему занятию, в то время как я и учился и работал, пусть неплохо, пусть без серьезных нареканий в свой адрес, но и без настоящего энтузиазма и увлечения. Да и любые неурядицы выбивали меня из колеи гораздо сильнее.

Защитив дипломную работу по теме: «Аномальная ономастика в языках уральской семьи», Женя с головой ушел в исследования, достаточно неоднозначно воспринятые его коллегами. Впрочем, наверное, не последнюю роль в конфликте сыграл нетерпеливый и вспыльчивый характер моего друга. Разругавшись со своим научным руководителем и покинув Московский Государственный Университет, он, как казалось со стороны, бросил занятия наукой и жил, зарабатывая на жизнь репетиторством. Правда, он часто связывался со своими бывшими коллегами, спрашивая о том, где можно найти какую-нибудь редкую книгу, отсутствующую в Интернете, или желая выяснить подробности чьей-нибудь работы. В ответ его иногда посылали почти открытым текстом. Я не знаю полностью всех деталей конфликта, но, судя по всему, он умудрился серьёзно обидеть немало людей. Хотя, впрочем, часть бывших коллег ему сочувствовало и помогало.

Со мной в тот период общался куда чаще, чем в студенческие годы. Я чувствовал, что друг нуждается в поддержке как никогда, и старался по возможности помогать ему. Порой возникало впечатление, что научные занятия продолжаются. Слишком часто он читал мне целые лекции про историко-сравнительный метод, уральские языки, белые пятна в знаниях об их корнях и многом другом. Слишком часто он сетовал на нехватку прозорливости. Женя производил впечатление человека, который нащупал осколки какой-то невероятно важной и волнующей истины, но никак не может собрать мозаику вместе. Ему мешал страх быть осмеянным и непонятым, страх того, что он занимается чем-то, что в глазах большинства коллег выглядит сущей ерундой. Даже со мной до того судьбоносного утра он не решался на полную откровенность. Увольнение с кафедры воспринималось им очень болезненно.

Затем Женя не на шутку увлёкся изучением народных легенд и совершил ряд весьма неожиданных путешествий, которые вначале безуспешно попытался скрыть от меня. Об «экспедициях» друга я узнал после того, как он однажды не выходил на связь три недели, а после обратился с просьбой одолжить немного денег — путешествия истощили и без того скудные сбережения Жени.

Как оказалось, он ездил по самым глухим уголкам российского Крайнего Севера, два раза был на Урале, и, кроме того, посетил Норвегию и Финляндию, с большим старанием, но достаточно неумело изучая местный фольклор, желая найти свидетельства чего-то, чем стал буквально одержим последние годы. Конечно, в основном он пользовался доступными в Интернете материалами, которых изучил просто небывалое количество. Он проштудировал колоссальный массив ирландских и скандинавских легенд, а также легенд малых народов русского Севера и Урала. Особенно его интересовали сказочные истории о человекоподобном «скрытом народе», многие из которых практически не известны за пределами небольших областей и имеют яркие самобытные черты. Их Женя исследовал с особенной тщательностью и, как правило, старался раздобыть вариант на языке оригинала, что было непросто, так как часто язык оказывался практически вымершим. В таких случаях ему иногда приходилось отправляться в те края лично и беседовать с немногочисленными носителями языка, ища тех, кто, может быть, помнит интересующую легенду. Часто поиски оказывались безуспешны. Один раз его чуть не схватили полицейские, приняв за беглого заключенного. К счастью, всё обошлось. Женя старался убедить родных и друзей, что путешествует исключительно в туристических целях. Это первое время работало, но спустя какое-то время стало ясно, что опальный лингвист взялся за старое, причем в куда более эксцентричной форме.

Как-то раз, при встрече, в ответ на попытку уговорить рассказать о своих таинственных исследованиях, он признался мне, что все чаще сомневается в своих силах и правоте. Евгений продолжил, что иногда, смотря на себя со стороны, видит полоумного, одержимого бредовой идеей фанатика, чья молодость утекает в погоне за миражом. Видимо, тогда он начал потихоньку терять надежду на то, что в его безумной гипотезе есть что-то кроме вымысла и безрассудной фантазии.

Я с болью наблюдал, как с каждым годом друг детства становился все более и более отчуждённым от общества, уходя от нас в неизвестные дали. Его ровесники работали, создавали семьи — Женя же все глубже погружался в безумный

поиск, а его исследовательское рвение все больше напоминало манию. Он осунулся, похудел и выглядел на несколько лет старше, чем ему было на самом деле. Среди соседей он прослыл чудаком. Кое-кто подозревал в нём наркомана.

Впрочем, к тому времени и у меня начались определенные проблемы. Мой брак с бывшей однокурсницей развалился, будто карточный домик, под грузом накопившихся взаимных претензий. Когда прошла влюбленность и вызванная ей кратковременная эйфория, выяснилось, что мы — люди совершенно разного характера и несхожих взглядов, слишком отличные друг от друга, чтобы быть вместе. Вдобавок ко всему этому, у меня появились психические проблемы.

Меня начали донимать неопределённые тревожные мысли. Нередко посещало неуютное чувство, что рядом находится что-то непостижимое и необъятное. Словно я задремал на берегу бушующего океана, и брызги ледяной воды летят за шиворот, а волны подбираются всё ближе. Когда дневная суета отвлекала меня, это ощущение таилось где-то на границе сознания. Но в одиночестве и тишине оно накрывало с головой. Хуже всего приходилось ночью в темноте: когда зрение бездействует, наш разум становится восприимчивым к вещам, обычно не замечаемым. Дошло до того, что я начал оставлять свет на ночь. Но это не помогало: уснуть не получалось, а бессонница лишь усугубляла состояние.

Затем даже на улице, среди городского шума, меня стали посещать странные образы и мысли. Я слышал странные звуки. Иногда я осмеливался прислушиваться к ним вместо того, чтобы стараться не обращать на них внимания. В результате в отдельных случаях удавалось вычленить нечто, напоминающее приглушённую мелодию, бесплотный голос или просто гул ветра. Это переносилось просто ужасно. Я пришел к выводу, что, видимо, заболеваю некой формой шизофрении. Я старался не прислушиваться к своему новому необычайному чувству, иногда это получалось. Но чудовищная какофония все чаще и чаще прорывалась в мой измученный мозг. Чем больше я переживал по поводу происходящего, тем хуже я контролировал себя. Пытаясь отвлечься, я то до беспамятства пьянствовал с друзьями, то с головой уходил в работу. Это давало облегчение на несколько дней, но потом все возвращалось на круги своя. Большой дискомфорт стали причинять ситуации, когда долго не удавалось найти способ отвлечь внимание. Включённый аудиоплеер стал моим постоянным спутником. Дома всё время работал телевизор. Редко когда получалось хорошо расслабиться и отдохнуть.

Как апофеоз, за два месяца до судьбоносного звонка начали сниться очень необычные сны. Меня и раньше по ночам посещали образы, слишком причудливые даже для снов — но редко. В такие ночи я чувствовал, как плыву или лечу, лишённый всех привычных телесных ощущений, а вокруг — лишь бессвязные глухие отголоски неописуемых звуков.

Самым пугающим во всех этих проблемах ощущалось даже не полное непонимание происходящего, не всё усиливающийся страх надвигающегося сумасшествия, а впечатление, что события происходят помимо моей воли.

Благодаря силе воли мне удавалось продолжать нормальную жизнь. Никто, кроме близких друзей и родных, не замечал во мне никаких перемен. Тем не менее, я стал желчным, раздражительным и вечно усталым человеком, хотя изо всех сил старался не снимать маски прежних жизнелюбия и приветливости.

До всей этой истории я не верил, что мираж может обрести плоть. Даже мираж, преследуемый с настойчивостью моего друга. Человек, чья безумная мечта чудом исполнилась (а исполняются ли безумные мечтания иначе?), чувствует себя будто в сказочном сне.

По-настоящему сильные чувства делают человека похожим на безумца. Если он и раньше отличался странностью и эксцентричностью своего поведения, то после почти обречен на подозрения в сумасшествии.

Диалог, произошедший по телефону в то судьбоносное утро между Женей и мной, а также все последующие невероятные события я постараюсь описать как можно точнее, вернувшись мыслью в те не такие уж далёкие дни.

* * *

Неохотно поднявшись с кровати, разбуженный пронзительным верещанием звонка, я принял вызов, удивившись, с чего это Женя решил позвонить в такую рань.

— Вася, доброе утро! Ты не представляешь, насколько доброе. Либо я окончательно и бесповоротно спятил, либо...

— Женя, что случилось? — сонно пробурчал я.

— Я не буду говорить, ты не поверишь. Я и сам пока не верю до конца. Я должен полностью удостовериться в своей правоте, убедиться, что видел не обычный сон. Сегодня я вылетаю в Исландию. Самолет через час, — медленно, чеканя каждое слово, объяснил он.

— Что?! Какая Исландия?! Пожалуйста, объясни, что происходит! — вскинулся я, не понимая происходящего.

— Они снова здесь, среди нас, спустя многие века. Я практически уверен.

— Женя, — ошеломлённо пробормотал я.

— Спасибо, друг мой, что поддерживал и был рядом все эти тяжёлые и тёмные годы. Последняя просьба — передай родителям, чтобы не беспокоились за меня. Если я прав, то это абсолютный мой... наш с тобой триумф, если же я просто сошёл с ума и иду на поводу у больного мозга, то разочарования мне не пережить. Что бы ни было дальше — спасибо за всё.

— Женя, постой...

В ответ прозвучали короткие гудки. Попробовав перезвонить несколько раз и убедившись, что Женя выключил телефон, я задумался над услышанным. Судя по крайне взволнованному голосу и бредовому содержанию реплик, бедняга стал жертвой тяжёлого приступа мании. Многолетние бесплодные поиски и психологическое неблагополучие дали о себе знать. Вероятно, в состоянии сильнейшего эмоционального возбуждения Женя придумал себе некую фантастическую историю, основанную на сказочно-легендарных образах, почерпнутых им из его мифологических исследований. Не обладая из-за болезненного состояния способностью к различению реальности и фантазии, он искренне поверил в собственный вымысел. После чего начал руководствоваться им в поступках. И теперь он отправляется в путешествие на далёкий северный остров, будучи опасным для самого себя. Исландия — страна безопасная в социальном плане, но отнюдь не безопасная в природном. Особенно для человека в плачевном психическом состоянии — мало ли в какие дебри навязчивая идея заведёт бедного Женю?

Я не верил в то, о чём мой друг полунамеками рассказывал мне, когда его тянуло на откровенность, в то, что могло сделать его поведение вполне логичным. В данный момент все необычайные и потрясающие гипотезы друга казались лишь причинами его нынешнего болезненного состояния. Слишком далеко выходили идеи Жени за границы привычной картины мира.

Подумав еще, я пришел к выводу, что Женю надо спасать. Если придётся, то даже лететь за ним в Исландию, обращаться в посольство — что угодно — но оставлять друга наедине с помешательством нельзя. Иначе всё может закончиться трагично, если учесть слова о разочаровании и неспособности пережить таковое.

Я позвонил на работу и договорился о преждевременном уходе в отпуск, сославшись на неотложные личные обстоятельства. У меня оставалась действующая шенгенская виза — мне приходилось ездить в Европу по работе. Я спешно начал собираться, понимая, что ни при каких обстоятельствах мне не успеть добраться в аэропорт и перехватить Женю у трапа. Разумеется, этот бессмысленный минутный порыв быстро прошёл, и меня охватило отчаяние. В Исландию из Москвы нет прямых рейсов, и немало городов могут стать промежуточными пунктами. Ловить его наугад в одном из них — не вариант. Ловить в конечном пункте — страна льда и огня мало населена и невелика, но разыскать одного человека в ней, всё равно что искать иголку в стоге сена. Пока найдёшь зацепку — с несчастным что угодно произойти может. Как-то отследить по мобильному телефону? Бесполезно, если уже сейчас абонент недоступен. Женя явно выбросил или отключил свой мобильный. Скорее всего, если выключил, то еще и батарею вынул — парень не профан, сам его просвещал. И ведь именно поэтому он и оборвал связь — не хочет, чтобы его разыскали. Но почему, почему? Обратиться в какие-то органы, чтобы его задержали в аэропорту? Даже рассматривать такой вариант не имело смысла.

Я находил единственный способ помочь. Мне необходимо понять, в какой город или какую местность отправился Женя. Узнать что-либо конкретное можно из записей, которые, по его словам, он подробно ведёт. Их следовало искать в квартире Жени.

В подъезде дома, где жил Женя, я встретил его мать. Она не казалась встревоженной, наверное, потому, что не знала о состоянии сына.

− Здравствуйте, Валерия Ивановна, − спокойно поздоровался я.

− Здравствуй, Василий, − улыбнулась она. − Ты к Жене? Так его нет, − она пожала плечами и махнула рукой, − в шесть утра куда-то ушёл, вещи забрал. Неужели опять путешествовать поехал? Может быть, ты на него повлияешь? Все деньги, что зарабатывает, на эти поездки дурацкие спускает.

− Да, к сожалению, он опять поехал за границу, − я постарался спрятать за улыбкой волнение. − Меня он просил посмотреть одну вещь в его тетрадях, из тех, что он не взял с собой. Можно мне зайти ненадолго? — в последний момент мой голос дрогнул.

— Ох, ну что он там ищет? − женщина схватилась за сердце. − Проходи, конечно. Там открыто. Куда хоть на этот раз он отправился?

— Насколько мне известно, в Исландию. Кстати, когда он уходил, − как бы невзначай поинтересовался я, − он был взволнован?

— Даже компьютер забыл выключить, — неодобрительно покачала она головой.

Поднявшись на четвертый этаж и зайдя в квартиру, я поздоровался с отцом Евгения, и, вежливо отказавшись от предложенного чая, направился в комнату друга.

Это весьма скромно обставленное помещение с кроватью и двумя старыми книжными шкафами со стеклянными дверцами. Паркетный пол в двух местах сильно поцарапан: Евгений, когда долго не мог уснуть, начинал передвигать кровать из угла в угол, ища оптимальное для засыпания положение мебели. Я как-то раз посмеялся над этой причудой, но он ответил, что и сам понимает идиотизм подобного поведения, однако ничего не может поделать с собой.

Кроме этого, в комнате стоял небольшой письменный стол с компьютером и двумя ящиками. Евгений очень боялся, что родители прочитают его записи, поэтому папку с ними прятал за книгами на нижней полке шкафа. Я оставался, возможно, единственным, кто знал об этом секрете. Посмотрев за дверь и убедившись, что за мной не смотрят, я снял несколько толстенных книг и достал увесистую серую папку на шнурках. Затем, убрав книги на место, сел на кровать и, аккуратно развязав замысловатый узел, открыл папку.

Там хранилось множество как отдельных листов формата А4, так и тонких тетрадей, исписанных непонятными непрофессионалу таблицами. Единственное понятное здесь — это страницы, на которых Евгений выстраивал цепочки слов из уральской языковой семьи. Кроме них, здесь находилось ещё много другого: непонятные символы, длинные куски текста с обилием подчеркиваний, выделений и пометок, много такого, что, возможно, заинтересовало бы меня в более подходящее время. Но не сейчас. Стало ясно, что в этой скромной серой папке скрывается многолетний труд. Однако просмотрев всё, пусть и мельком, я не нашел никаких отсылок к реальным местам, которые сильно бы интересовали Женю в последнее время. Там было несколько упоминаний мифических городов и стран, но это никак не могло мне помочь. Да и судя по проставленным в тетрадях датам, записи относились к позапрошлому году.

Разочаровавшись в поиске, я положил папку на место. Оставалась другая возможность — компьютер. Снова отказавшись от чая и сказав обеспокоенным родителям Евгения, что расскажу обо всем позже, я со второй попытки нажал кнопку включения на системнике — руки предательски дрожали. Встал вопрос, что и где искать. Внезапная догадка осенила меня, и я мысленно поругал себя за тугодумие. Евгений всегда пользовался интернетом, чтобы найти наилучший способ добраться до интересующей его местности. История браузера оказалась не удалена. Среди страниц аэропортов и прочего нашлись запросы об исландских городах. Судя по времени, их просматривали сегодня утром. Запросы относились к сегодняшнему утру. Наиболее важным для него, судя по всему, был Рейкйахлид. Я нашёл несколько страниц на английском, где подробно описывалось, как добраться до этого города из столицы. Я обнаружил несколько туристических сайтов, посвящённых северо-восточной части Исландии. В папку на рабочем столе Женя скопировал всё, что сумел найти об этом посёлке с непроизносимым названием.

Это небольшой городок с населением около трёхсот человек, затерянный среди обширного холмистого сельского района. Трудно даже представить, какие мысли могли заставить друга отправиться в такую глушь.

Я понимал, что у Жени не нашлось времени проработать маршрут и спланировать путешествие по ледяной стране. Это заставило тревожиться ещё больше. Мало ли что может случиться с таким торопливым путешественником? Отчасти успокаивало, что он не в первый раз путешествует по холодным пустынным краям.

Усилием воли взяв себя в руки, я выключил компьютер, попрощался с родителями Евгения и покинул квартиру друга. В метро меня захлестнуло настоящей лавиной из причудливых звуковых образов. Этот вал перебил даже рёв поезда. Возможно, сыграло роль смятённое и подавленное состояние. Словно бессмысленное бормотание тысячи сумасшедших, в мозг прорвались осколки фантасмагорического многозвучия. В тот день это ощущалось особенно мучительно. Не знаю, какие резервы психической выносливости позволили мне доехать до своей станции, не повредившись умом. Я чувствовал себя выжатым лимоном. Вывалившись из метро, я кое-как добрёл до дома и немного пришёл в себя.

Что же, чёрт возьми, это такое?!

* * *

Нужно было немедленно решать, как поступить дальше. Возникло сильное желание остаться дома и постараться забыть о произошедшем: о странном поведении друга, обо всём. Только о странной восприимчивости не забыть, потому что контролировать это у меня почти не получалось. Лечиться? Проблема напоминала классические симптомы шизофрении, а её уже давно лечить умеют. Но меня останавливала неизбежная потеря работы и клеймо психа на долгие годы, которые ожидали меня после такого решения. Нет, визит к врачу — не выход.

Лететь в Исландию навстречу неизвестности? При всем желании я не мог избавиться от необъяснимого предчувствия, что эта поездка бесповоротно изменит мою жизнь. Но так требовал долг дружбы, а пренебрегать им ради собственного спокойствия — бессовестное предательство. К тому же пустынные холмы и овраги Исландии могли дать долгожданный отдых. Почему бы и нет? Да и провести отпуск на диване, когда сама судьба зовёт в далекие края, слишком прозаично. Во мне неожиданно проснулся авантюристский, несерьёзный, почти ребяческий дух. И я принял решение.

Да здравствует Исландия! Я прошёлся по тому же пути всемирной паутины, что и Женя, и забронировал билет на самолёт. Приготовившись к путешествию, я крепко уснул.

Прямых рейсов между Москвой и Исландией не нашлось. Поэтому я собрался сесть на самолет до Стокгольма в Домодедово и оттуда долететь до Рейкьявика. Оттуда, воспользовавшись услугами местных авиалиний, долететь до Эйильсстадира. На месте найти либо автобусный маршрут, либо взять напрокат автомобиль. Так доехать до Рейкйахлида, где и поискать Женю.

Путь до аэропорта, скучное ожидание рейса, заполненное бессмысленным глазеньем на неоновые вывески магазинов дьюти-фри, короткая поездка на аэродромном автобусе, подъём по трапу в открытый настежь люк самолета, взлет — все прошло в состоянии близком к трансу. Так бывает, когда действуешь по заранее составленному плану после сильного стресса. События прошлого дня поблёкли в памяти и более не вызывали такой тревоги. До аэродрома удалось доехать на такси. К счастью, моя проблема не беспокоила, словно выполнив недельный план истязаний за вчерашний день.

Окончательно взбодрился и пришёл в себя я только в воздухе, наслаждаясь видом пышных белоснежных облаков и пронзительно-синего неба с уже заметным на такой высоте оттенком космической черноты. Мне повезло — досталось место у окна. Рядом сидела полная женщина в красном платье с цветочным принтом, уткнувшаяся в бульварный детектив. Я летел на самолете далеко не в первый раз и должен был уже насмотреться на облачные моря и жгуче-синие небеса. Но сейчас ледяная синева как магнит притягивала взгляд. Мне невольно вспомнилась наша с Женей давнишняя беседа, произошедшая несколько лет назад в безлюдном парке на окраине Москвы. Её содержание отлично вписывалось в контекст Жениных фантазий.

— Если вдуматься, то небо — это не что иное, как врата в космос, в безграничную Вселенную. Каждый раз, смотря в небо, мы вглядываемся в великую бездну, — глубокомысленно протянул Женя.

— Что ты хочешь сказать? — удивился я.

— Как хочется заглянуть в неё поглубже! Интересно, есть там, в вышине, кто-нибудь, кто так же хочет посмотреть на нас? — указал пальцем в синеву Женя. —Не можем же мы оказаться единственными и исключительными!

Я с любопытством слушал друга. В пятиэтажке неподалеку весело пиликала скрипка.

— Скажи, Вася, ты бы хотел, чтобы нас посетили инопланетяне?

— Не уверен, что хочу, чтобы кто-то оттуда нас посещал, — проворчал я. — Мало ли какая гадость прилетит. Съест ещё или эксперименты начнёт ставить жуткие.

— Но всё это полная, абсолютная, надуманная чушь! — воскликнул он.

— Но почему? — удивился я.

— Образы инопланетян-захватчиков, инопланетян-паразитов, инопланетян-убийц лишь продукты наших первобытных страхов, — заявил Женя, отрицательно покачав головой. — Несмотря на весь технический прогресс, наши страхи остались прежними. Если не для всех, то для большинства.

— Но разве не могут страхи отражать действительность? — задал я резонный вопрос.

Женя улыбнулся и смахнул с рукава несуществующую пылинку.

— Это сугубо земные страхи. Междоусобные войны научили нас бояться завоевателей. Слабость нашего иммунитета научила нас бояться вторжения в тело. Всё это земное, — решительно отрезал он. — Подлинные чудеса и ужасы космоса наверняка представляют из себя нечто совершенно иное.

Увидев моё несогласие, Женя шутливо толкнул меня в плечо.

— Да сам подумай! Мы любим переносить черты известного на неизвестное. Кроме того, люди охотнее верят в плохое, — начал доказывать он. — Неудивительно, что наше воображение чаще всего заселяет космос злобными завоевателями и голодными хищниками.

— Ты так уверен, что это ошибка? — с сомнением поинтересовался я.

— Да. Мы слишком злы. Если инопланетный разум существует и исследует Вселенную достаточно долго, чтобы найти нас, то он скорее терпим и гуманен, чем наоборот. Агрессия слишком обоюдоострая штука, чтобы долго жить с ней в опасном и непредсказуемом космосе, — закончил Женя, темпераментно размахивая руками.

— Хотелось бы верить в это. Но получается с трудом. Наверное, я слишком злой и испорченный, — шутливо посетовал я. — Уверен, это из-за регулярного катания на метро в час пик.

— А что ты так? — притворно удивился Женя. — Тепло в холода, уютно, упасть от усталости не дадут. В тесноте, да не в обиде!

— Не знаю. Наверное, потому что соседи ноги оттоптать норовят, — вздохнул я.

Почему я вспомнил о той давней беседе? На первый взгляд, Евгений стал жертвой навязчивой идеи. Но в душе родилось чувство, что ситуация намного сложнее. Интересно получилось, что у нас обоих возникли проблемы с головой. Хотя в моём случае ничего не предвещало такой опасности. Случайность? Стало очень неуютно от выглянувшей на мгновение из глубин разума мысли. Вдруг Женя мог и вправду узнать что-то необычайное? Вдруг странные ощущения, преследовавшие меня на протяжении последних месяцев, нечто большее, чем галлюцинации? Женя говорил, что ему приснился необычайный сон, после которого к нему пришло решение полететь в Исландию. Мне тоже снились странные сны. Снились уже не первый месяц. Что же нашел Женя? Или что нашло его? Каким образом Евгению удавалось увязывать гипотезу палеоконтакта, филологические особенности ряда малораспространённых языков и охапку невнятных народных легенд о «скрытом народе»?

Чему верить? Здравому размышлению, предлагающему удобное и простое объяснение? Или смутному чувству, угрожающему встречей с неведомым? Я боялся неведомого, боялся гораздо больше, чем Женя. Его готовность смело погрузиться в самые невероятные фантазии всегда восхищала.

Вспоминая слова Евгения об обязательной гуманности высокого разума, я пытался успокоить себя. Осознав это, я решительно встряхнул головой. Захотелось даже влепить себе пощёчину, чтобы выкинуть из головы неправильные мысли. Необходимо сохранять здравомыслие, твердо сказал я себе.

Но к концу полета я даже отчасти надеялся, что в Рейкйахлиде, кроме Евгения, я встречу то, что пока ещё даже не в состоянии вообразить.

Спустя много часов шасси самолета легко коснулись посадочной полосы в аэропорту Рейкьявика. Давно наступил вечер, но, не посмотрев на часы, догадаться об этом оказалось невозможно — летом в Исландии круглые сутки светло.

Высадка немного затянулась из-за того, что плотный мужчина средних лет, сидевший в ближайшей к выходу части самолета, потерял свою сумку и теперь громко требовал её у стюардессы. Бедная девушка пыталась успокоить скандалиста, отчего тот лишь сильнее расходился. Кое-как протиснувшись вместе с другими пассажирами сквозь столпотворение у входа, я спустился по трапу и с интересом огляделся вокруг. Рейкьявикский аэропорт оказался невелик — две взлетно-посадочные полосы и скопление невысоких отделанных синим пластиком зданий на краю поля.

Получив свои вещи, я уточнил расписание работы местных авиалиний и узнал, что самолет до Эйильсстадира вылетает только послезавтра в связи с непогодой. Мне стало необходимо найти гостиницу. Забронировав билет, я отправился в город. К счастью, я предусмотрел такой поворот и имел на примете дешевый хостел на окраине города. До хостела от аэропорта было около трех километров, но безоблачное небо и освежающий ветерок вызывали желание пойти пешком. Уставшее от долгого сидения в кресле тело требовало движения.

Несколько раз сбившись с пути, я добрался до ночлега только к полуночи. Договорившись по-английски о проживании в течение суток в четырехместной комнате, я с несказанным наслаждением завалился спать.

Моими соседями стали двое — турист из Англии, бородатый черноволосый мужчина средних лет, и сотрудница какой-то датской компании, невысокая молодая женщина, постоянно спорящая с кем-то по телефону о закупочных ценах на молочные продукты. Английского туриста звали Джейкоб Уолтон, он был родом из Манчестера и работал водителем автобуса. В Исландию Джейкоб приехал, чтобы посмотреть на гейзеры и вулканы, но задержка рейса поставила его в аналогичное моему положение. Жена Джейкоба не захотела лететь в холодную страну с вулканами, и мужчина отправился в одиночку. Имея совершенно свободный день, мы погуляли вместе по Рейкьявику. На вопрос о целях моего путешествия я рассказал, что я тоже турист и хочу посмотреть на вулканы с гейзерами. Планирую познакомиться с местными обитателями и здешней культурой. Отстал от друга, вылетевшего раньше. Джейкоб проявил себя приятным собеседником, а моего владения английским хватало для общения на большинство тем, поэтому мы легко разговорились. Осмотрев достопримечательности города и выпив в местной забегаловке, на следующее утро мы расстались приятелями.

Прибыв в аэропорт ранним утром, зевая от недосыпа, я сел на рейс до Эйильсстадира. Маленький, с размахом крыла не более тридцати метров, вмещающий всего около семидесяти пассажиров самолет местных авиалиний легко, будто ничего не веся, оторвался от взлетной полосы. Сделав круг над окраинами города, малютка помчался на север. Туда, где среди пушистых облаков белели далёкие горные вершины.

Казалось, самолет только взлетел как уже снова начал снижение. Аэропорт Эйильсстадира оказался очень уютным и спокойным, но ещё меньше столичного. Забрав вещи, я немедленно отправился искать офис конторы автопроката. Эйильсстадир совсем маленький городок, в котором набиралось от силы три тысячи жителей. Тем не менее, по меркам Исландии, крупный транспортный и административный центр.

Я шёл по потрескавшемуся тротуару мимо ряда аккуратных белых домиков, выискивая глазами вывеску автопроката, как вдруг понял, что голова не беспокоила меня с самого прибытия в Ледяную страну. После приземления в Эйильстадире я испытывал восхитительное чувство душевного покоя и уверенности в счастливом исходе неожиданного приключения. Небо потихоньку заволакивали серые облака, медленно наползавшие с западного плато. Малолюдный маленький городок среди пустынных холмов под пасмурным небом навевал задумчивое настроение с легкими нотками печали. О чём молчат эти древние склоны и вершины со снежным налётом, что виднеются за хвойным лесом на окраине города? Что они видели, что помнят?

Слегка поежившись от внезапно налетевшего порыва ледяного ветра, я ускорил шаг. Вот наконец справа от дороги я увидел то, что искал. Неказистый белый ангар, окружённый стоянкой, являлся офисом местной конторы, занимающейся прокатом автомобилей. Проверив в рюкзаке права, банковскую карту и другие документы, я вошёл на территорию стоянки и направился к распахнутым настежь дверям ангара.

На оформление всех документов и выбор подходящего автомобиля ушло чуть более часа. Мне достался подержанный «Пежо» легкомысленного канареечно-жёлтого цвета — впрочем, такую особенность нельзя назвать большим недостатком. Затем, купив в расположенном неподалеку магазине печенья и воды, я решил отправиться в путь.

Мне предстояло проехать около ста шестидесяти километров на северо-запад по шоссе. Навигатор отсутствовал, но, судя по карте, никаких запутанных развилок после выезда из города не ожидалось, и я не боялся заблудиться. Да и с ориентированием на незнакомой местности при наличии карты у меня никогда не было проблем. Уже заведя автомобиль, я увидел мужчину моего возраста, яростно спорящего с менеджером автопроката. Выруливая со стоянки, я невольно подъехал ближе к спорщикам. Видимо, разочаровавшись в собеседнике, мужчина внезапно повернулся ко мне. Когда я опустил стекло, он поздоровался и спросил сначала на исландском, затем, увидев непонимание собеседника, повторил фразу на ломаном английском.

— Привет. Парень, ты случаем не в сторону озера Миватн едешь? Это по главному шоссе на северо-запад, — по-свойски подмигнув, осведомился он.

Я быстро вспомнил карту и представил окрестности Рейкйахлида.

— Привет. Да, я еду именно туда — в городок Рейкйахлид на берегу этого озера.

— Дружище, не выручишь? Половину стоимости аренды авто оплачу! — с надеждой посмотрел на меня собеседник.

— Садись, — разрешил я, открыв дверь.

— Сейчас, только вещи захвачу! — радостно вскрикнул парень.

Неожиданный попутчик представился как Ладвик. Он работал в небольшом продуктовом магазинчике в Рейкйахлиде, но являлся уроженцем Рейкьявика. Опоздав на рейсовый автобус, незадачливый продавец не успевал на работу. Проведя весёлые выходные со своей девушкой в столице, сейчас бедняга пытался как можно быстрее добраться до магазина. Наличных на аренду машины у него не нашлось. Банковская карта осталась в квартире девушки. Даже расписание автобусов он крепко забыл и пропустил утренний рейс.

Теперь ему надо было успеть к десяти — конечно, за одно опоздание не уволят, но неприятности могут возникнуть, как он сам сказал. Так что я встретился как нельзя кстати. С первых же километров Ладвик засыпал меня градом баек, анекдотов и местных новостей.

И вот мы мчались по узкому шоссе, ползущему среди бесконечных каменистых нагорий и поросших невысокой травой низин. С обеих сторон шоссе огораживалось невысоким проволочным заборчиком. Небо заволокло низкими серыми тучами, из которых крапал противный мелкий дождь. Капли, подхватываемые резкими порывами стылого ветра, разбивались о лобовое стекло.

Мимо изредка проносились встречные машины. Какое-то время в стороне от дороги виднелись пастбища и разрозненные фермерские домики. Но потом и они исчезли, уступив место бескрайним безлюдным лугам с могучими грядами холмов. Ощутимо похолодало.

Вдалеке виднелись тёмные горы, покрытые искрящимися снежными шапками. Постепенно дорога всё больше сворачивала на запад. Несколько раз мой спутник ёжился, пока я не догадался предложить включить обогрев. Сразу стало намного теплее, и Ладвик, отогревшись, стал словоохотлив. К сожалению, он не мог ничего знать о Жене. Но в ходе разговора он рассказал много такого, что наводило на волнующие размышления. Однажды я чуть не съехал в кювет, заслушавшись спутника.

Возможно, этому поспособствовали окружающие нас ландшафты. Теперь вокруг дороги расстилалась пустынная равнина с редкими, почти незаметными пятнами чахлой зелени. Безжизненная бурая земля и кряжистые угрюмые горы неестественно правильной конусовидной формы на фоне абсолютно однородного бледно-серого неба вызывали чувство ирреальности происходящего, попадания в незнакомый человеку мир. Казалось, что все звуки в мире умерли, кроме гула мотора и редких порывов студёного ветра. Неземной пейзаж, мерное урчание двигателя, пустынная дорога порождали щемящее чувство затерянности посреди этих северных земель и стимулировали воображение, побуждая к самым экстравагантным фантазиям.

Помимо сетований на низкую зарплату и прочие трудности жизни, Ладвик рассказал несколько историй. Пара из них, казалось, навеяна местными легендами и суевериями. А еще одна являлась прямым свидетельством глубокой укоренённости этих суеверий среди местного населения. Однако в свете последних событий невинные деревенские байки приобретали совершенно новый оттенок.

Из разговоров с одним из местных старожилов Ладвик узнал, что не ранее чем в начале девяностых годов прошлого века в окрестностях Рейкйахлида за короткий период появилось много новых жителей. Много, разумеется, по местным меркам — вряд ли более десятка-двух человек. Пускали слухи, что новые жители восстановили полузаброшенную умирающую деревню, которая скрывалась где-то неподалеку от озера Миватн. Это звучало весьма странно, если учесть, что до начала девяностых в деревне никто постоянно не жил. Ладвик не знал точного местоположения странного поселения. По его словам, искать стоило в радиусе двадцати-тридцати километров от Рейкйахлида, скорее всего, в южном направлении. Там лежали безлюдные, дикие земли, испещрённые неприступными скалами и гибельными ущельями, куда не заходили даже туристы-экстремальщики и крайне редко заглядывали научные экспедиции.

Из спутанного рассказа старожила Ладвик понял, что в новых поселенцах есть нечто необычное и, может быть, даже настораживающее. В самом Рейкйахлиде также появились новые жители. По слухам, у части возникли проблемы с документами, вскоре замятые с подозрительной быстротой.

Ходили разговоры, что отдельные жители Рейкйахлида посещают загадочную деревню и завели там знакомых и друзей. Но лично таких людей Ладвик не знал.

Ладвик узнал легенду, видимо, переданную через множество поколений. Давным-давно, в Средние века, норвежский военачальник отправился собрать дань с местных жителей. Жители попросили помощи у скрытого народа, жившего в холмах и ущельях древней Исландии. На отряд викингов опустился волшебный туман, вселивший в их сердца страх, заставивший сбиться с пути и отступить. От других подобных исландских сказок про эльфов и троллей, обитающих в «полых холмах» и запретных долинах, эта легенда отличалась несвойственной фольклору точностью в датах, местах и именах. Поэтому я решил, что этот рассказ — сказочное описание реальных событий. Скорее всего, воины сбились с пути по вполне природным причинам, а свою неудачу оправдали вмешательством сверхъестественных существ. Нередкий подход в те времена.

Ещё Ладвик упомянул эксцесс, случившийся четыре года назад. Тогда отменили строительство станции радиолокационного слежения НАТО в сорока километрах от Рейкйахлида после активных протестов природоохранной организации «Друзья лавы» и ряда обществ поменьше. Они мотивировали своё несогласие со строительством тем, что, помимо всего прочего, работы нанесут вред благополучию эльфов, живущих в потаённой долине рядом с будущей станцией.*

В общем, из болтовни попутчика выяснилось немало любопытного, когда удалось пустить разговор в нужное русло. Ещё он рассказал историю о мужчине, который неизлечимо болел онкологическим заболеванием. Он приехал на два дня, чтобы попрощаться с дочкой и родными местами, но исчез более чем на неделю. Дочка уверяла, что отец уехал в столицу. Но соседи видели — автомобиль смертельно больного не покидал городка в день «отъезда». Машина исчезла лишь через день, причем, по словам тех же соседей, вела автомобиль дочка. После выезда из городка авто свернуло вовсе не на шоссе, связывающее Рейкйахлид с внешним миром, а на заросшую неезженую грунтовку, ведущую на юг. Какой-то местный знакомый Ладвика даже утверждал, что видел этого человека спустя двенадцать дней после исчезновения, и тот находился в отличнейшем расположении духа, выглядел полным сил и здоровья, даже казался помолодевшим. На уместный вопрос о том, где он провел полторы недели, мужчина отреагировал полнейшим и абсолютно искренним недоумением. Из дальнейших расспросов, если верить Ладвику, выяснилось, что мужчина остался уверен в том, что просто лёг спать в доме дочери и, проснувшись на следующее утро, почувствовал несказанное облегчение и прилив сил. Судя по всему, он полностью излечился, так как потом не раз ездил в гости к дочке и не демонстрировал никаких признаков тяжелого заболевания.

Разумеется, эти истории хотелось объявить деревенскими байками, местечковыми небылицами из тех, что рассказывают туристам. Тем более от людей того типа, к которому принадлежал Ладвик, можно ожидать пересказа самых фантастических историй, что не обходятся без прикрас. Даже внимание Жени к городку с такой позиции объяснялось через острый всплеск болезненного внимания к мало-мальски примечательному с точки зрения исследователя народных легенд месту, волей случая попавшего в поле зрения поражённого манией. Но по своей природе человеческий разум не склонен верить в совпадения, несмотря на самые логичные и правдоподобные доводы. Сомнения в заурядности происходящего переросли в состояние близкое к убеждённости. Не верилось, что на пустом месте вокруг деревушки в триста человек может родиться столько странных историй.

Ладвик похвастался, что у него есть хороший знакомый, который работает в местной гостинице и наверняка знает о Рейкйахлиде и его гостях ещё больше, чем он. Посещение гостиницы стало первым номером в списке моих намерений по приезду. Ведь кто, как не работник гостиницы, тем более маленькой, должен знать о бывших постояльцах? Куда, кроме гостиницы, мог отправиться мой друг после прибытия? Он явно считал, что найдет здесь что-то необыкновенно важное, и вряд ли мог сразу покинуть городок. Значит, он должен был где-то остановиться. Надо же с чего-нибудь начинать? Плюс Евгений опередил меня в лучшем случае всего на сутки-другие.

Мы находились уже почти на месте. Земля вновь стала радовать глаз зеленью там, где мхи и травы приживались среди камней. Сквозь свинцовые тучи показался кусочек голубого неба. Дорога бежала строго на запад; на горизонте по южную сторону хмурой стеной возвышались скалы. Валяющиеся по обочинам здоровенные глыбы казались мифическими троллями, дожидающимися ночи, чтобы ожить и заняться какими-то таинственными делами. Вот машина промчалась мимо установленного возле дороги указателя и начала извилистый подъем среди холмов. Обратив внимание на дорожный знак, предупреждающий о резких поворотах, я сбросил скорость. Вскоре я заметил грунтовую дорогу, под прямым углом отходящую от шоссе и извилистой лентой уползающую на юг. Рядом с побочной дорогой не стояло указателей. Да и вела она, казалось, вовсе на непролазные кручи. Но неезженой грунтовка не казалась.

После нескольких резких поворотов и долгого спуска вдали показались первые человеческие постройки за много десятков километров пути. На вид Рейкйахлид не отличался от других исландских деревень, встреченных ранее.

Дорога вышла на берег огромного озера — на противоположном берегу вздымался величественный вулкан. Ладвик попросил остановиться у небольшого здания, обитого белым сайдингом, после чего, клятвенно пообещав вернуть долг после окончания рабочего дня, посоветовал остановиться в местной гостинице — красивом трехэтажном здании с яркой красной крышей, уютно устроившимся на берегу озера, хорошо видном со стороны магазина — и попрощался до вечера, дважды горячо поблагодарив за помощь.

Аккуратно припарковавшись на компактной стоянке у гостиницы, я прочитал название заведения. «Отель Рейкйахлид» — весьма оригинальное название. Впрочем, вряд ли гостиница страдает из-за этого. Всё равно в радиусе свыше ста километров устроиться на ночь больше негде. Если, конечно, никто из местных жителей не сжалится над бедным путником.

У входа в отель совсем по-домашнему стоял велосипед. Сочтя это добрым знаком, я вежливо поздоровался с парнем на рецепции и поинтересовался о наличии свободных номеров. Получив утвердительный ответ, спросил о Жене, предварительно изложив версию, рассказанную Джейкобу Уолтону и дополненную жалобой на забытый телефон. В ожидании ответа я затаил дыхание и, к своей огромной радости, услышал обнадеживающие слова. Евгений Кедров появился в Рейкйахлиде вчера утром с рейсовым автобусом и сразу же снял номер на втором этаже. В середине дня в отель пришла Тару, врач деревенской больницы. Она спросила о Жене и поднялась наверх. Где-то спустя полчаса они вместе спустились и Евгений сдал номер. Оба уехали на машине Тару в неизвестном направлении. Причем, как представилось парню, девушка до этого не знала моего друга.

Услышанное поражало. Получается, моего друга здесь знают? И ждали? Не из-за того же его врач забрала, что он сразу побежал в больницу и пожаловался на больную голову — даже не смешно. Данный факт серьёзно расшатывал версию о внезапном приступе мании. Разузнав, что загадочную женщину можно найти в больнице в рабочее время, я спешно закинул вещи в номер, попросив именно тот, в котором столь недолгое время жил друг. Затем я отправился в местную лечебницу.

Чуть не заблудившись в домах рядом со скромной церквушкой, я нашёл больницу. Это оказался крохотный двухэтажный белый домик в отдалении от дороги. Вряд ли здесь возможно долго содержать пациентов — скорее, в случае серьёзных проблем оказывается первая помощь, потом врач вызывает бригаду из ближайшего города.

Осторожно постучавшись, я зашёл в помещение — входная дверь вела в узкий холл, в котором за приземистым письменным столом сидел молодой мужчина и читал электронную книгу. В ответ на вопрос о Тару мужчина промямлил, что она уехала по делам и будет только завтра утром, и спросил, не нужна ли мне медицинская помощь. Услышав отрицательный ответ, он сразу потерял ко мне интерес.

Делать было нечего, и я решил побродить вокруг деревушки, чтобы убить время. Бесцельно блуждая по окрестностям, я забрёл в заросли молодых елей. Ломиться сквозь колючие ветки не хотелось, возвращаться тоже. Из затруднения выручила узкая тропинка, ведущая вглубь ельника. Идти было неудобно — постоянно приходилось пригибаться из-за висящих на уровне лица колючих веток. Вскоре тропинка вывела на небольшую полянку, со всех сторон окружённую деревьями.

При приближении к поляне я насторожился: впереди я услышал нечто похожее, как мне показалось, на тихие голоса. Тембр голосов, их интонация или что-то иное поневоле вызывали неопределённое беспокойство. Я не в силах объяснить, почему в ту минуту мой шаг стал медленнее и осторожнее, дыхание участилось, а сердце взволнованно забилось. Ещё до того, как я вышел на поляну, таинственные голоса смолкли.

Я вышел на уютную маленькую полянку с четырьмя расположенными кольцом валунами, будто приглашающими присесть и отдохнуть, или лучше — позвать хорошую, весёлую компанию и рассказать душевную историю на свежем воздухе. Я ожидал увидеть здесь такую компанию. Но никого не увидел. Пристально оглядев пространство под елями и также никого не обнаружив, я слегка опешил. Чьи же голоса я слышал?

Решив и вправду дать себе отдых, я направился к одной из глыб. Самый обыкновенный камень, какие в Исландии вне городов и сёл можно встретить на каждом шагу. Однако рядом с булыжником я испытал непонятное чувство на грани восприятия, неподвластное описанию.

Как же я перепугался в следующую секунду! Только тот, кто своими глазами видел абсолютно невозможное с точки зрения законов физики и здравого смысла, может понять мои переживания в тот миг. Отвернувшись секунд на двадцать, чтобы ещё раз рассмотреть пространство под елями и прислушаться, я выпустил из виду камни. Обернувшись, я, к своему ужасу, увидел, что камней на поляне больше нет! Там, где они лежали полминуты назад, росла обычная трава. Слегка примятая. Но не так, как примял бы её тяжеленный валун, а так, как примял бы сидящий человек.

От души чертыхнувшись, я испуганно огляделся по сторонам. Промелькнула мысль о всё-таки настигнувшем меня помешательстве, затем в голове пробежали байки Ладвика и отрывки из пары любимых моим другом исландских народных сказок. Как рационально объяснить исчезновение четырёх массивных камней и голоса из ниоткуда?

Выбравшись из ельника по той же дороге, я быстрым шагом направился в отель, использовав всю силу воли на то, чтобы не думать о необъяснимом происшествии на поляне. Поднявшись на второй этаж в номер, я запер дверь и, не раздеваясь, в изнеможении повалился на кровать.

Окна номера выходили на озеро Миватн: лежа на кровати, можно было слышать убаюкивающий шепот волн. За обширной водной гладью спал вулкан. Изредка со стороны шоссе раздавался шум проезжающего автомобиля. Накатывала дремота. Вкрадчивый шёпот вод убаюкивал. Откуда-то издалека ветер принёс отголоски невнятного напева и веселого смеха. Но освежающая прохлада, особенно хорошо ощущаемая возле большого озера, вместе с ноющей тревогой не давали расслабиться. Затем вспыхнуло чувство, что кто-то аккуратно, но настойчиво пытается найти меня подобно тому, как радар засекает самолет или летучая мышь обнаруживает бабочку. Стало совсем не по себе. Меня видят. Первый раз возникла малодушная мысль, что, возможно, стоило бы немедленно сдать номер, сесть в машину и умчаться прочь на полном газу от этого городка с его исчезающими камнями, голосами и всем прочим. В конце концов, раз Женя знал, куда ехал, и его встретили, то и в спасении от мании он не нуждается и разберётся со всеми своими мифическо-инопланетными делами сам. Черт его знает, что может произойти дальше, если немедленно не убраться подобру-поздорову! Но я сразу одумался — если здесь действительно происходит нечто необъяснимое и загадочное и друг впутался в это нечто, тем более нельзя бросать его одного! Долг дружбы требует остаться и найти Женю, сколько бы исчезающих каменюк не встретилось.

Приструнив панику таким образом, я поставил будильник на утро (хотя какое здесь утро — круглые сутки светло) и лёг спать, предварительно плотно зашторив окна, чтобы свет полярного дня не мешал сну. Подумав о том, что неплохо было бы выпить чего-нибудь покрепче воды, я провалился в беспокойный сон.

Я проснулся рано, где-то за час до звонка будильника. Очнувшись, я долго пролежал в полумраке, пытаясь придумать план дальнейших действий. В конце концов решил действовать по обстоятельствам. Делай что должен, и будь что будет. Не надо подрывать позитивный настрой бесплодными переживаниями. Дождавшись пронзительного «крика» будильника, я встал и, наспех собравшись, вышел из отеля. Мой путь лежал в сторону местной больницы. Пройдя уже знакомой дорогой между опрятных белых домиков, я оказался перед дверью, за порогом которой ожидал найти человека, встретившего Евгения. Резко выдохнув, я осторожно отворил дверь и вошел. За столом сидел тот же парень, что и вчера. Поздоровавшись, я спросил о враче, на что он ответил, что я как раз вовремя — Тару приехала вчера поздним вечером и сейчас собирается отлучиться на несколько часов. Я услышал шаги за спиной и обернулся. Рядом стояла молодая светловолосая женщина в невзрачном сером свитере. Её необычно бледная кожа выглядела неестественно гладкой. Я подумал, что у Жени странная знакомая.

Она представилась как Тару и подчёркнуто бесстрастно поинтересовалась, что мне нужно. Я осторожно предложил выйти и поговорить на крыльце, сославшись на деликатность вопроса. Врач согласилась. Выйдя на крыльцо, Тару отошла от меня на пару шагов и устремила взгляд куда-то в сторону гор, будто потеряв ко мне всяческий интерес. Затем, глубоко вздохнув, спросила мое имя таким же безэмоциональным голосом. Услышав его, Тару на секунду прикрыла глаза. Поняв, что услышу нечто важное, я приблизился. В горле пересохло.

— Василий, я знаю, ты ищешь своего друга Евгения. Тобой движут достойные уважения и похвалы чувства. Но он вне опасности, с ним все хорошо. Чтобы развеять твое недоверие, я могу связаться с ним и дать вам возможность поговорить, разрешив все опасения. Что касается тебя — не удивляйся, но я знаю о твоей проблеме и могу помочь. Скажу сразу: выбирай — несколько совершенно безболезненных уколов, и проблема тебя не побеспокоит до конца дней. Не бойся, процедура только положительно отразиться на твоем здоровье и не повредит умственным способностям. Ты сможешь со спокойным сердцем уехать домой, Евгений навестит тебя через несколько месяцев. Не задавай вопросов, если ответы грозят перевернуть твой мир, — большинство людей поступает именно так. Ты сможешь забыть эту историю, как причудливый сон, и вернуться к привычной жизни, — предложила Тару.

— Боюсь, я не совсем понимаю, — пробормотал я, чувствуя, как ладони становятся влажными от пота, а шею колют острые иголочки.

— Ну что, согласен? — продолжила она, прищурив серые глаза и склонив голову на бок. Мне почудилось, что после этих слов в её спокойных серых глазах зажглись маленькие серебристые звёздочки.

Поразительная осведомлённость собеседницы и не содержащий и капли насмешки тон заставили отнестись к её словам со всей серьёзностью.

— А какие еще есть варианты? Ты сказала: «Выбирай», — выпалил я, нервно сглотнув.

— Хочешь узнать, как глубоко ведет кроличья нора? Выбор смелого и любознательного. Учти, что назад дороги не будет. Узнав достаточно много, ты изменишься и будешь повсюду встречать непонимание и даже враждебность, в том числе и от друзей. Но что ещё хуже — ты увидишь всё в ином свете, в котором многое из привычного и нормального превратится в страшное и уродливое. Мир для тебя будет уже совсем иным, — прошептала Тару, улыбнувшись и поправив упавшую на лицо короткую светлую прядь.

— Как это понимать? — я испытал прилив волнения, граничащего со страхом, и решил по возможности прояснить уже давящую своей загадочностью ситуацию.

— Так и понимать. Я не пугаю, я говорю о неминуемых последствиях. Но выбор за тобой — мы приняли Евгения и не видим причин отвергать тебя, если ты выразишь желание. Это соответствует нашим целям, — объяснила она, продолжая улыбаться.

— Каким целям? Кто вы такие? Боже мой, да что здесь, вообще, происходит?! Это немыслимо, но я видел камни, которые исчезли, — протараторил я, запинаясь через слово, — я слышал истории о чудесных исцелениях смертельно больных при странных обстоятельствах.

Тару говорила все так же тихо и спокойно, меня же постепенно охватывало всё большее волнение.

— Ты успел обследовать окрестности нашей деревушки и услышал местные легенды? И даже поверил, хотя в такое не верит никто из здравомыслящих? — поддела она.

— Не верил до конца, пока исчезающие камни не увидел, — нервно выдохнув, отрезал я.

— Да, ты куда любопытнее и проницательнее, чем большинство тех, кто ищет впечатлений в этой стране. Другой на твоём месте не заметил бы даже поляны и не услышал голосов. И не стал бы прислушиваться к байкам. Это приятно. Что до происходящего здесь — ты ещё не сделал выбор. Обдумай его хорошенько. Я не тороплю — можешь отдохнуть и подумать, я вернусь к полудню. Но можешь принять решение и сейчас. Так как? — подтолкнула она меня к шагу в неизвестность.

В тот судьбоносный миг, перевернувший всю мою жизнь, меня раздирали противоречивые чувства. Услышанное смахивало на глупую шутку, если забыть все предшествующие события. Помимо воли я полностью верил Тару, чувствуя её полную искренность. Несмотря на предупреждения, я совершенно не представлял, на что подписываюсь в случае выбора второго варианта. Желание не вмешиваться в загадочные местные дела и убраться подобру-поздорову боролось с любопытством и желанием полностью понять Евгения. Я вспомнил чью-то фразу, наставляющую, что лучше жалеть о совершённом действии, чем о добровольном бездействии, и сделал выбор.

— Я хочу знать, куда впутался мой друг, почему меня донимают непонятные звуки и видения, что происходит в Рейкйахлиде, и сознаю возможный риск, — отчеканил я, выпрямившись, как гордый революционер на эшафоте.

Услышав мой ответ, Тару повернулась и на шаг приблизилась ко мне. Теперь мы смотрели друг другу в глаза. Выдержать её испытывающий взгляд оказалось нелегко. Будто удостоверившись в чём-то, загадочная исландка моргнула и посмотрела совсем иначе, хитро прищурив правый глаз.

— Уверен? Впрочем, я рада. Если объяснять кратко — скажу просто, что гипотеза Евгения в основных своих положениях верна. Евгений, благодаря феноменальной прозорливости и настойчивости, понял очень многое, в том числе то, что именно нужно искать. Он побывал в местах, где мы могли почувствовать его внимание и узнать его стремления. Мы вышли с ним на связь наиболее подходящим для данной ситуации способом и пригласили познакомиться по-настоящему. Он очень хороший человек и заслуживает исполнения мечты. Ты же верное подтверждение того, что мы вернулись вовремя. Подробности позже, — ответила Тару, вдруг широко улыбнувшись и сложив руки на груди. Правда, улыбка выглядела слегка неловкой.

— А вы? Кто вы? Вы — инопланетяне? — мой голос предательски дрогнул.

— Да. Но конкретно я — не совсем, — дала она загадочный ответ.

— Никогда не думал, что я... пожалуйста, объясни подробнее, если возможно, — язык путался, а в голове царил полный хаос. Не выдержав, я провел ладонью по лицу. На мгновение вспыхнула нелепейшая мысль, что стоит только открыть глаза — и собеседница исчезнет.

— Секретов нет. Не буду говорить ни про моих друзей и товарищей, ни про нашу цивилизацию. Я не очень хороший рассказчик, чтобы отбирать эту привилегию у моей подруги, которая как раз взяла на себя обязанность заниматься контактами с людьми, поэтому расскажу о себе. Я родилась в Исландии семьсот лет назад. Совсем близко отсюда, кстати. Было голодное время, и родители, — Тару потёрла лоб и понизила голос — не хочу говорить о них плохо, они поступили сообразно своему развитию — оставили новорождённую дочку замерзать в скалах.** К счастью, Вторая земная экспедиция обосновалась именно в тех краях, и меня подобрали. Я очнулась от гибернации* за десятки тысяч световых лет от Земли. Я выросла в чужом для человека мире. Однако я не стала белой вороной — там немало представителей иных рас, по тем или иным причинам покинувших свои родные миры. И они куда менее похожи на моих спасителей, чем люди. В мой организм внесли изменения, позволившие почти не уступать в возможностях коренным жителям. Мне повезло — моё тело оказалось феноменально податливо. Кроме того, обществу, в которое я попала, чужда ксенофобия. Помогла и наша общая с тобой особенность. Моя жизнь сложилась очень удачно. Я обрела свой дом. Я человек, но выросла не на Земле. Когда спустя века я узнала о новой экспедиции на Землю, то предложила своё участие, чтобы посмотреть своими глазами на место, где родилась, узнать, что случилось за это время с человечеством. Тем более костяк Третьей экспедиции состоит из тех, кто уже был на Земле семьсот лет назад. Я помогаю своей подруге изучать человеческое общество, — окончательно ошарашила меня Тару.

— Все это звучит совершенно невероятно и фантастично! В голове не укладывается. Нет... нет. Не могу поверить… не могу. Прости, — пролепетал я, отступив на шаг.

— Отлично понимаю. Не бойся. Поехали со мной — и ты увидишь доказательства. Ты слышал истории про забытую деревню в скалах?

Тару жестом пригласила меня идти за ней, и мы двинулись по направлению к деревенской стоянке автомобилей. По её настоянию я сдал номер в отеле и перегнал автомобиль с гостиничной на деревенскую стоянку. Затем я сел в её машину, и мы поехали на восток по шоссе, чуть позднее свернув на уходящую в холмы грунтовку, что была замечена мной ранее из-за рассказа Ладвика.

Тару отличалась поразительным мастерством в вождении — чувствовалось, что машина едет по наилучшей, математически просчитанной, идеально выверенной траектории, сохраняя скорость на самых крутых поворотах без малейших намеков на риск схода с дороги и преодолевая неровности и колдобины практически без тряски.

Всю дорогу я не мог определиться с отношением к происходящему. Казалось, что всё вокруг сон или дурман, навеянный угрюмым северным небом: пустынный пейзаж за окном, таинственная спутница, фантастическая история об иных мирах. То, что я услышал, звучало слишком невероятно. Но куда деваться от виденного собственными глазами? Пришлось временно отказаться от привычки рационально объяснять события и просто ждать того, что будет дальше. По дороге Тару рассказала, что в деревне Аульфхаиф, в которую лежал наш путь, я смогу лично встретиться с представителями звёздной расы. Там меня ждал Евгений. В Аульфхаифе я волен жить, сколько вздумается, при условии необременительного, крайне выгодного и весьма увлекательного сотрудничества.

Где-то спустя полчаса мы добрались до Аульфхаифа. Над деревушкой, крохотной, от силы в десяток домов в традиционном исландском стиле, нависали изрезанные трещинами и расщелинами скалы. На противоположном от грунтовки краю деревни начиналась каменистая тропа, уходящая куда-то в дебри, на лежащее впереди плато. В отличие от Рейкйахлида, Аульфхаиф врезался в память с первого взгляда. Дома не выстроились ровным рядом вдоль дороги, а располагались по сторонам неправильного треугольника. Неизвестные строители придали поросшим изумрудно-зелёной травой и яркими цветами крышам формы накренённых конусов с дельтовидными основаниями, сужающихся спиралей и морских звезд. Часть домов стояла на холмиках, возвышаясь над остальными. Деревня и её окрестности могли похвастаться обилием зелени и ярких цветов. На улице никого. Однако из миниатюрного лабиринта зеленых домиков и запутанных дорожек всё же доносились отзвуки странных голосов. Грунтовка заканчивалась усыпанной битым камнем площадкой, на которой уже стояло два автомобиля. Остановившись, мы выбрались из машины.

Открылась дверь большого дома с крышей в форме пятилучевой морской звезды, выделяющейся росшими на ней броскими голубыми цветами с сочно-оранжевыми серединками. Из неё вышли двое и направились к стоянке. В одном сразу узнавался Женя, другой был одет в необычного вида жёлтую одежду. Незнакомец свернул в промежуток между домами раньше, чем его удалось как следует разглядеть. Скрывшийся двигался резко и размашисто. С такого расстояния я не рассмотрел его лица, но в самом силуэте и манере передвижения чувствовалось что-то нечеловеческое.

Женя подбежал ко мне и, крепко пожав руку и обняв на секунду, произнес:

— Не подумал, дружище, что ты отправишься меня спасать. Но, как видишь, выручать меня не надо, со мной все не просто хорошо, а великолепно! Ты ведь уже всё знаешь? Представляешь, какая великая честь нам оказана? В любом случае я рад, что ты тоже здесь, — выдал он, сияя от радости.

— Рад тебя видеть живым и здоровым. Скажи, что происходит? — осторожно спросил я в ответ на экспрессивное приветствие, отстранившись.

— Скоро сам всё поймёшь, — ушел он от расспросов, после чего ехидно добавил: — Смотри, в обморок не упади только.

Выглядел Женя абсолютно счастливым человеком. Не помню, чтобы за последние годы мой друг хоть раз был таким.

Тепло поздоровавшись с Тару, Женя позвал нас в расположенный между двух домов «дворик», огороженный высоким кустарником с узкими бледно-зелёными листьями. Среди пышных трав и неизвестных мне золотых и алых соцветий стояла изящная белая скамейка, на которой спиной к нам сидел человек в одежде василькового цвета. Человек ли? Густые, серо-серебристые волосы доходили до плеч. Голова немного больше, чем ожидается у человека такого роста и близкого телосложения. Но отличие не производило отталкивающего впечатления.

Губы Тару тронула тень улыбки, и она прошептала:

— Талви Руола, просыпайся, к тебе пришли.

Сидящая стремительным движением повернулась к нам, перекинув длинные сильные ноги через скамейку. Её лицо оказалось по-своему красивым и почти человеческим — пожалуй человек, не знающий правды, издалека вполне мог принять её за себе подобную, принадлежащую к европеоидному типу нашего вида, найдя её облик очень необычным, пусть и вполне приятным. Однако любой передумал бы, увидев заострённые уши. Но более всего поражали глаза — большие, с двойной радужной оболочкой — круглый чёрный зрачок окаймлялся ультрамариновой внутренней радужкой, окружённой лазурной внешней. Белки глаз, без прожилок сосудов, отдавали слабым бледно-голубым отливом. Под обычными веками, не отличающимися от человеческих, скрывались вторые, в опущенном состоянии напоминающие толстые контактные линзы. Почти отсутствовала впадинка между носом и верхней губой. Бледная и гладкая кожа инопланетянки выглядела твёрдой и бескровной, как фарфор или пластик. На васильковом костюме красовались серебристые металлические пуговицы в форме звёздочек. Носки блестящих чёрных сапог загибались вверх — в манере незнакомки одеваться присутствовала нотка экстравагантности.

И тут до меня окончательно дошло, во что я влез. Несмотря на небывалое сходство с человеком, она оставалась существом иного, далёкого и чужого мира. Моя рука вцепилась в плечо Жени, как хватается рука оступившегося альпиниста за первый попавшийся выступ. Голова закружилась, и мысли разбежались в страхе и смятении. Из лёгких вырвался растерянный выдох. Несмотря на рассказ Тару, я остался не готов увидеть живое подтверждение в нескольких шагах от себя.

— Здравствуй, Тару. Я вижу, что у меня гости. Я просто задумалась, — тихим чистым голосом откликнулась инопланетянка. Голос, мелодичный и приятный, не оставил сомнений в её природе: нечеловеческий тембр заставил поёжиться.

В ошеломлённом мозге пробежала отстранённая мысль, что обе говорят на хорошем русском. Не иначе как прочитав её, Талви Руола пояснила:

— Василий, у нас принято, что в обществе нужно разговаривать на языке понятном всем присутствующим. Начни мы говорить на икэли, поступили бы невежливо. Я уже поступила невежливо, не поздоровавшись. Меня зовут Талви Руола, и я занимаюсь созданием диалога между нашими цивилизациями. Ты принял наше приглашение, и я прошу тебя помочь мне в моем деле. А ещё я научу тебя той музыке, слух к которой не даёт тебе покоя, — так же тихо и спокойно разъяснила она. На её мраморно-белом лице не отразилось никаких чувств.

— Буду очень рад помочь, — просипел я, тщетно пытаясь справиться с шоком.

Я попал в состояние близкое к прострации. Мозг категорически отказывался воспринимать происходящее. В голове образовался глубокий вакуум. В нём захлебнулось даже удивление. Я мог только действовать, но не рассуждать. На миг даже вспыхнула уверенность в том, что всё это и вправду затянувшийся сон, и сейчас смывающим иллюзию водопадом обрушится пробуждение — я открою глаза в своей московской квартире. Мелькнула жалость, что такой замечательный сон сейчас закончится. Но ни дивный сад, ни инопланетянка в длинном синем одеянии, ни Тару с Женей никуда не исчезали. Верить своим собственным глазам было трудно как никогда.

Внезапно вмешался мой друг. Он спросил, где и как мы встретились с Тару. Дождавшись окончания её рассказа, Евгений спросил, не хочу ли я услышать более развернутый ответ на заданные около рейкйахлидской больницы вопросы. Увидев моё согласие, он попросил Талви Руолу объяснить.

— Да. Кто? Кто вы? Почему Женя и я? — пролепетал я голосом застарелого невротика.

— Ожидаемые вопросы. Как ты уже знаешь, мы не из вашего мира. И не бойся — здесь никто не причинит тебе и твоему другу зла, — успокоила Талви своим тихим неземным голосом. — Слушай.

Она скупым жестом попросила сесть на траву, после чего сама встала со скамейки, тоже устроилась на зелёном ковре и неспешно начала рассказ.

Она поведала, что самоназвание её расы — «алтэн-имио»; в единственном числе — алтимэ, во множественном, не охватывающем всей расы, — алтимэт. Родом они с планеты на окраине Млечного пути, в более чем тридцати тысячах световых лет от Земли, если использовать человеческие меры космических расстояний. Их цивилизация возникла задолго до земной и к настоящему времени достигла неизмеримо превосходящего уровня развития. Алтимэ мало отличается от человека внешне: это следствие конвергентной эволюции. Однако физиологические, структурные и биохимические различия колоссальны. Несмотря на сходства, они — принципиально иной тип жизни.

Я слушал, открыв рот.

—Но почему именно? — заплетаясь, попытался спросить я. Поняв вопрос, Талви тут же дала ответ.

В-основном, именно Первой земной экспедиции алтэн-имио, самой массовой из трех, имевшей место много тысяч лет назад, люди обязаны возникновением мифологических образов скандинавских альвов. Та встреча оставила после себя в некоторых языках инопланетный след, который обнаружил Евгений. Тогда на Землю прилетело несколько десятков тысяч алтимэт. Люди и алтимэт прожили бок о бок долгий срок. Здесь Талви Руола сделала паузу и добавила, что расскажет о Первой экспедиции позже, когда мы с Евгением будем способны воспринять информацию в полной мере.

Язык, используемый большинством алтимэт для письменного и устного общения, действительно очень сильно повлиял на некоторые земные языки, вплоть до совпадения отдельных простых слов и общих принципов фонетики и синтаксиса. Восточные диалекты финского и ряд малораспространенных наречий европейского севера России звучат для алтимэт знакомо. Когда тысячелетия назад человечество впервые встретилось с расой Талви Руолы, многие люди начали учить икэли. Одни — из искреннего интереса, другие — надеясь, что знание языка пришельцев даст им мудрость и магическую силу. Алтимэт старались развеять суеверия, но очень радовались желанию учиться и охотно помогали.

Поморгав глазами, инопланетянка продолжила будоражащее повествование.

Их абсолютно не берут никакие инфекции, от бактерий до паразитов. Алтимэт не стареют и не умирают естественной смертью уже более шестнадцати тысяч лет. Всё это — сочетание успехов естественной и искусственной эволюции. Со временем, пообещала Талви Руола, биологического бессмертия смогут добиться и люди. Впрочем, всё имеет свои издержки. Но мудрый способен даже слабость обратить себе в пользу.

— Простите, я отвлекусь ненадолго, — оборвала рассказ Талви и замолчала, будто прислушиваясь к чему-то.

— Потрясающе, не правда ли? — прошептал Женя, наклонившись ко мне. — Не зря я столько лет блуждал?

Спустя минуту Талви встряхнулась и снова заговорила.

Устройство общества инопланетной расы было анархо-коммунистическим. Более точного названия я подобрать не смог.

Талви Руола рассказала, что им известно порядка ста тысяч ныне существующих разумных рас, создавших цивилизации, и более девяти миллионов вымерших, рассеянных по разным областям нашей Вселенной и иным пространственно-временным континуумам. Причем области обитания многих совершенно недостижимы на современном уровне развития звездоплавания и иных способов материального перемещения. Контакты с ними осуществляются посредством особенного вида телепатии. Он доступен лишь немногим и позволяет ненадолго слить вместе разумы существ, обитающих на недосягаемом расстоянии друг от друга. Даже находящихся в разных Вселенных.

— Я завидую вам. Знать о стольких невообразимых для нас мирах, о стольких тайнах и их разгадках! — выпалил Женя.

— Сколько вы летели? — сорвался с моего языка непрошеный возглас. — Расстояние чудовищно!

Талви разъяснила, что пространство и время куда более зыбки, условны и податливы, чем считает земная наука, и существуют пути короче прямого. Но тем не менее от ближайшей заселённой алтэн-имио звёздной системы до человечества минимум тридцать лет тяжёлого и опасного пути на лучших звездолётах по земному времени при благоприятных условиях. Их полёт занял тридцать шесть лет.

— Но для чего? — поразился я.

Она ответила, что во всей Галактике человек едва ли не самый близкий им по культуре и облику вид. Поэтому алтэн-имио желают дружбы и взаимовыгодного сотрудничества между нашими расами. К их глубокому сожалению человечество поражено множеством тяжёлых социальных болезней и разобщено. Более того, организация земного общества исключает возможность полноценного общения. Конкурирующие за ресурсы и влияние государства не способны на сотрудничество. Возможно, это связано с тем, что пока человек весьма несовершенное существо. Но сам человек в этом не виноват. Единственная виновница — слепая и бездумная эволюция жизни. Поэтому алтэн-имио не чувствуют себя вправе презирать человечество за его уродства. На самом деле сами алтэн-имио являются сильным отклонением от общекосмической «нормы» благополучия для разумных видов — в то время как человечество идеально в неё вписывается.

— Нам повезло, — резюмировала Талви Руола. — Нас обошла большая часть того, что отравляет жизнь вам.

Она добавила, что среди всех прочих одно качество алтэн-имио представляется ей наиболее ценным. Это завидная способность держаться золотой середины между крайностями даже в самых сложных ситуациях. Врождённое чувство жизненного равновесия, тонкого баланса между разными стремлениями и силами. Дар лёгкой походкой идти по лезвию над бездной, когда один неверный шаг, неловкое движение ввергнет в гибельные пучины. Еще более понизив голос, Талви призналась, что без этого качества её раса нравственно стала бы ничем не лучше людей.

Потом она объяснила, что человечество — в группе риска, и алтэн-имио не хотят, чтобы людей постигла судьба миллионов разумных видов, потерявшихся в песках времен и ушедших в небытие. Вопреки своим недостаткам, люди способны на высокий полет мысли и чувства. По её мнению, мы заслуживаем лучшего будущего.

Их экспедиция — группа энтузиастов, желающих лучше узнать и понять человечество, установить доверительные отношения между расами. Пусть даже пока на уровне отдельных индивидов.

— Но почему вы скрываетесь? — недоуменно спросил я.

— Многие твои сородичи не обрадовались бы нам, — бросив печальный взгляд, ответила Талви. — И они помешают.

К несчастью, человечество слишком глубоко запуталось в собственных противоречиях, и изучение сталкивается с огромными трудностями. Двадцать лет, прошедшие с прибытия экспедиции, прошли не так хорошо, как надеялись оптимистично настроенные исследователи. Однако пока всё складывается куда лучше, чем опасались некоторые авторитетные умы, отговаривавшие их от полета. Открытый контакт оказался нецелесообразен, как и считали скептики. Но, живя среди людей в тайне и связываясь с отдельными людьми узами крепкой дружбы, алтимэт удалось немало продвинуться к заключению подлинного союза.

— И вы, двое, — сказала инопланетянка, протянув к нам руки, — живое доказательство тому, что у нашего дела, теперь уже общего, есть будущее и надежда на успех!

Несмотря на абсолютно разную биологию, между нами очень много схожего. Общие черты мышления означают возможность движения по одному пути развития. К появлению у людей тех же особенностей и умений. Но даже зачатки некоторых особенностей алтэн-имио могут навредить, если обладатели лишены должной воли и дисциплины мышления. А люди этими необходимыми достоинствами обделены.

Поэтому те, кому "повезло" с этой особенностью, должны проходить специальную подготовку. А её пока могут дать только алтимэт. По её признанию, я как раз из таких. Для человечества подобное ещё лежит в области неведомого.

Проявление этих особенностей даже у отдельных людей — знак того, что вид вступает в новую эпоху. Чем обернётся переход − ужасной гибелью или процветанием − зависит от самих людей. Но, так или иначе, экспедиция прибыла вовремя.

"Особенные" крайне важны для экспедиции, потому что могут понять инопланетную культуру куда полнее, чем обычные люди, и помочь найти наилучший путь к сотрудничеству двух цивилизаций.

— Что значит — "особенные"? — настороженно поинтересовался я.

— Завтра ты всё узнаешь, — ответила она. — А пока не томи себя тревогой.

Закончив рассказ, Талви Руола поинтересовалась нашим самочувствием и позвала за собой. Выйдя из уютного садика, мы пошли к домику с конусообразной крышей. В прихожей царили темнота и прохлада.

Меня провели в небольшую комнатку с семиугольным окошком на втором этаже, с низкой кроватью из странного на вид дерева, застеленного бельём из очень непривычной на ощупь и вид ткани. По словам Талви Руолы, в качестве светильника служил бледно-зелёный эллипсоид, росший из стены, подобно экзотическому грибу. Освещение включалось и выключалось прикосновением. В комнате справа жила она, слева — Евгений. Комната Тару располагалась в другом доме.

Тару предложила мне вернуть взятую напрокат машину в Эйильсстадир и сказала, что я могу добраться до Рейкйахлида вместе с ней через два часа. Я согласился.

В Рейкйахлиде я встретился с Ладвиком, моим попутчиком (он взял на себя половину стоимости аренды машины, как мы и договаривались), сдал машину в Эйильсстадире и вернулся назад вместе с Тару.

Ладвик удивленно смотрел на меня и спрашивал, почему я пошатываюсь, словно пьяный, — на что не получил вразумительного ответа. Это наверняка добавило ещё одну байку в его коллекцию таинственных историй. Целый день прошел как в тумане — я до сих пор не верил в реальность происходящего. Всё по-прежнему было как во сне. Когда я вошел в предоставленную комнату, то уже не понимал толком, который час, где я и что происходит. Занавесив окно, я рухнул на кровать и провалился в сон, глубокий, как океанская впадина.

Я познакомился с несколькими обитателями Аульфхаифа. О других мне рассказали Евгений и Талви Руола. Среди них присутствовали как люди, так и алтимэт.

Некоторые люди постоянно жили в Аульфхаифе. Таких оказалось семь человек. Другие приезжали из Рейкйахлида и других мест. Среди всех выделялись двое исландцев, молодая скрипачка из Финляндии, бывший норвежский нефтехимик, пожилая голландская художница, японский инженер и женщина-хирург из Канады. Они встретились с той же странной реальностью, что и я.

Это во многом сближало нас с алтэн-имио. Талви искала таких людей. Для неё мы заметны, как огни во мраке.

Талви Руола пригласила меня в сад, где встретила нас вчера утром. Я, немного отойдя от потрясения, задавал вопрос за вопросом. Она, отвечая, попутно вводила меня в суть дела. Инопланетянка решила сразу начать работу. Мне требовалось узнать очень многое.

— Талви, — она разрешила звать её только первой частью имени, — объясни мне, глупому человеку, еще раз. Зачем мы вам нужны?

Талви выжидающе глянула на меня. Она смеялась надо мной?

— Вы — успешная, благополучная и высокоразвитая цивилизация, намного обогнавшая нас. Ваши проблемы принципиально отличны от человеческих, — попытался объяснить я причину непонимания.

Промолчав, Талви жестом пригласила меня сесть на скамейку рядом с ней. Сев, я почувствовал себя немного неловко. Когда вот так запросто сидишь и разговариваешь с настолько необычной собеседницей, поневоле будешь ощущать себя не в своей тарелке. Выдержав паузу, она развернулась ко мне и спокойно ответила.

— Василий, — в её бесстрастном голосе, как показалось, мелькнули едва различимые нотки веселья, — я уже объясняла. Не хотелось бы, чтобы вымерла близкая разумная раса, а такой риск очень велик: Вселенная безжалостна.

Только сейчас я обратил внимание на её руки. Двенадцать изящных и длинных пальцев, по шесть на каждой, казались выполненными из дорогого белого фарфора. Аккуратные, но острые коготки. Я подумал, что такими запросто можно проткнуть кожу и плоть. Нет, это какие-то неправильные мысли.

— Считай это состраданием, если хочешь. Заметил эмоциональную окраску моих слов?

— Э-э, — немного опешил я от такого перехода, — да.

Я заглянул в её невероятные лазурно-ультрамариновые глаза и попытался понять, не лукавит ли она, не пытается ли заговорить приятными словами. И не понял ничего. В глазах Талви мерещилась лишь холодная отрешённость, загадочная, как глубины космоса.

— Подаёшь надежды. Восприимчивость у тебя действительно хорошая. Тон моего голоса не менялся. Наша главная задача — направить её в правильное русло, — инопланетянка перевела взгляд на цветущий на крыше дома яркий цветок. Соцветие покорно трепетало на волнах холодного ветра, накатывающих с гор.

— Талви, — я не удержался от повторного вопроса, но договорить не успел.

— Вижу, пока ты не понял нас. Но сейчас я не хочу уходить в дебри философии. Ты всё поймешь сам, но позже. Скажу только одно. Я считаю, что в катастрофах нет ничего хорошего. Думаю, высокоразвитым живым формам, в особенности разумным, есть смысл существовать благополучно и гармонично. Нельзя бросать людей на произвол судьбы. Тем более, вы невероятно похожи на нас. Считай это сочувствием, — разъяснила она и поковыряла пальцем белое дерево скамейки.

— Талви, что во мне и остальных семи такого особенного? Почему ищите нас? Вообще, случайно ли я попал сюда? — выразил я свою тревогу.

Серебристые пуговицы на одеянии собеседницы засверкали под лучами выглянувшего из-за облаков солнца. Талви тихо вздохнула. Я не замечал, чтобы она дышала раньше.

— Вы отличаетесь от своих сородичей. Вы — мост между людьми и алтэн-имио, потому что можете воспринять нашу культуру и понять наше мироощущение. Случайно ли ты здесь? Хороший вопрос, мне нравится, — внесла ещё больше загадочности Талви.

— Что у нас за отличия? Откуда они взялись? Что они дают? — я забеспокоился, поняв, что, возможно, наконец пойму причину своих проблем.

От волнения язык снова начал заплетаться. Руки вспотели, но я постеснялся достать платок и вытереть их. Посмотрев на сухую фарфоровую ладонь Талви, я подумал, что она-то уж точно не страдает от потоотделения.

— Отличия дарят вам очень интересные возможности. Мы называем их ааталоа. Есть, конечно, и другие названия. К сожалению, ни одна из книг об этом не переведена на земные языки. К моему стыду. Тебе придется какое-то время довольствоваться моими наставлениями, — Талви Руола моргнула внешними веками и опять отвела от меня взгляд, посмотрев в заросли бледных цветов. — Откуда они взялись?

Я понял, что сейчас услышу нечто крайне важное и невольно выпрямился.

— Откуда берутся твои мысли? — ошеломила она меня неожиданным вопросом.

Я растерянно посмотрел по сторонам, будто надеясь найти подсказку у цветов или в шелестящей древесной кроне.

— Мозг. Мысли и чувства — химические реакции в мозге. Продукт жизнедеятельности организма, — неуверенно ответил я.

— Ты никогда не ощущал себя совершенно лишённым человеческого тела и всех привычных ощущений? Например, в снах? В снах, где ты не был человеком? — в её глазах словно загорелась лазурная искорка.

— Возможно, — я вспомнил необычные сновидения, посещавшие меня последние месяцы.

— Вот видишь. У тебя два тела и два разума. Ты человек из плоти и крови, продукт биологической эволюции на планете Земля. Но в то же время ты — причудливое создание иного пространства, где теряют смысл законы привычной для человека Вселенной. Ты живешь в двух мирах, того не замечая, — Талви окончательно выбила почву из-под моих ног, — и часть твоих мыслей приходят от другой ипостаси. Но "другой" ты слишком далекая от человека сущность, и ты пока себя не понимаешь. Но именно "другой" ты слышит ту музыку, что не подвластна ушам. Я воссоединю тебя с самим собой и научу петь!

От услышанного по телу пробежала нервная дрожь. Почему-то сразу появилась уверенность в правдивости её слов. Что же я такое, получается? Жуть какая. Меня снова передёрнуло.

— То есть я — не человек? А какая-то непонятная тварь из другого мира? — ужаснулся я.

— Нет, ты человек. Но — не только. Слово «тварь» здесь не нужно. Оно несёт негативный оттенок, — поправила она. — Прошу тебя аккуратнее относиться к словам. На них работает мышление.

— А каковы мы в том ином пространстве?

— Со временем ты узнаешь. Словами вашего языка это не опишешь, — не стала отвечать Талви. — «Там» совершенно другие условия, и любая аналогия останется грубым приближением. Поэтому не считай мои неудачные объяснения отражением действительности.

— Но даже грубое приближение может помочь понять в будущем, — не сдавался я.

— «Там» мы отчасти напоминаем растения: малоподвижны и способны пассивно поглощать энергию из среды. Однако, в отличие от растений, можем активно и осознанно взаимодействовать с окружением. Впрочем, аналогия не вполне верна: понятия движения и энергии «там» совершенно иные, — вновь озадачила она.

— Но почему я такой? А другие вроде меня? Вы сами? — разразился я градом торопливых вопросов.

— Почему? Видимо, время пришло. И да, другие так же живут в двух мирах, в отличие от большинства твоих сородичей. Простые люди ограничены одним телом и сознанием, — отозвалась Талви, наклонив голову. — Мы же, алтэн-имио, находимся в ещё большем числе реальностей. Хотя ещё и не осознали своего положения до конца.

Я нервно кашлянул. Услышанное могло заставить свихнуться и более уравновешенного человека.

— А что это даёт нам "здешним"? — с трудом собравшись с мыслями, спросил я.

— Между нами "здешними" и "другими" существует тесная неразрывная связь, — объяснила инопланетянка. — Благодаря этому мы можем соединять две Вселенные и использовать возможности иной ипостаси в нашей действительности. Правильно подбирая воздействия, теоретически почти всегда можно добиться желаемого результата. Возможности колоссальны. Впрочем, то же можно сказать и про руки с мозгами: в конечном счёте, ими создана вся цивилизация. Разница меньше, чем кажется.

Я глубоко задумался над её словами.

— Начнем, пожалуй. Первым делом нужно научиться отсекать нежелательные шумы. Иначе ты сведёшь себя с ума. Они только мешают и вводят в заблуждение. Они лишь мусор. Попробуй войти в состояние, в котором ты воспринимаешь их. Вспомни те моменты как можно чётче. Постарайся воспроизвести своё состояние в тот момент, — приказала Талви, положив руки на колени.

— Всего один вопрос! Почему так быстро? Я узнал о вас вчера, и уже сегодня мы переходим к работе? — выпалил я, не ожидав такого поворота.

— Ты на пределе. Еще немного — и будешь слышать только плохое. Шумы. Такое исправить нелегко.

Удалось не сразу. Когда получилось, я не понял, что именно я сделал и как — о своём успехе я узнал от наставницы.

— Молодец. Теперь расслабься и не мешай. Я на короткое время подключусь к твоему сознанию, чтобы исправить перекос, — попросила Талви.

В голове зашумело, гул превратился в быструю переливчатую мелодию и смолк. От удивления я даже встал со скамейки, но Талви усадила меня обратно.

— Я введу тебя в правильное состояние, постарайся запомнить его — каждая следующая попытка будет проходить всё с меньшей помощью с моей стороны.

Что-то неуловимо изменилось в моём восприятии мира, затем снова стало прежним. Но пока я не мог постичь этих перемен.

— Готово. Теперь попробуй воспроизвести, — дала она новое указание.

Самостоятельно у меня ничего не получалось, и Талви помогала в каждой попытке. Постепенно я разобрался, что именно от меня хотят. Но до того, чтобы войти в нужное состояние самостоятельно, оставалось ещё далеко. Когда я совершенно выбился из сил, прошло два или три часа с начала занятий.

Чистое с утра небо заволокло печальными облаками. Над горами повис пепельный туман. Подул студёный ветер, и я зябко поежился. Но Талви, похоже, не испытывала никаких неудобств.

— На сегодня достаточно, — скомандовала Талви, увидев мою усталость. — В завершение занятия дам предостережение на будущее. Пока оно тебе без надобности. Но, если дело пойдет по плану, то через месяц или два — особенно если ты вернешься в свой город и окажешься предоставлен самому себе на долгий срок — появится риск оступиться. Не хочу пугать, но о безопасности нельзя забывать никогда. Ааталоа позволяет изменять себя. Но любая трансформация должна приносить пользу. С пути к цели нельзя сворачивать ни на шаг. Если ты вмешиваешься в свой разум, то никогда не должен терять контроль, отдаваться на волю беспорядочных, неуправляемых и бесцельных изменений. Давным-давно многие из нас совершили эту ошибку, желая избавиться от всех мыслимых ограничений в преобразовании психики и тела. Обрести абсолютную свободу. Но дерзкая и безрассудная попытка закончилась трагично. Тех, кто не успел зайти слишком далеко, удалось спасти и исцелить. Другие лишились рассудка и погибли. Они не понимали главного. Хотя феномен вырос из разума и силы воображения, он становится стихийной силой, если лишить его узды твердой воли. Если ты отдашься слепой стихии, то развиваться ты не будешь и подлинную свободу не обретёшь. Будешь лишь бегать по кругу бессмысленных трансформаций, пока не истощишь себя и не деградируешь до комка биомассы. Уродство вместо красоты, деградация вместо роста. Но не бойся — любая сила несёт риск. А здесь риск минимален, если намеренно не искать опасности. В следующее занятие — я жду тебя завтра, здесь же, в то же время — мы продолжим пробуждать второй слух. Заодно начнём брать под контроль инстинкты. Когда научишься полностью владеть собой, приступим к освоению ааталоа. Ты увлекался музыкой?

— Нет, к сожалению, — покачал я головой.

— Ааталоа отчасти похоже на пение или игру на музыкальном инструменте. Чтобы играть на музыкальном инструменте, нужно знать ноты и аппликатуру. Завтра объясню, — пообещала Талви и резко встала.

— Еще вопрос. Кем были исчезающие камни?

— А, да. Это были мы. Что мы делали? Ждали друзей из Рейкйахлида. Кстати! У Евгения есть наши книги по истории, искусству, науке, несколько художественных работ. Это то, что я успела перевести, — почитай! Но и на свежий воздух не забывай выглядывать.

Кивнув мне, она скрылась за углом дома, оставив наедине со страхами и непониманием.

* * *

Вечером я познакомился с алтимэ-звездолётчиком по имени Иту Туну. Аппарат, на котором прибыли инопланетяне, надежно спрятан в глубине скалистого ущелья немного южнее Аульфхаифа. Иту пообещал показать звездолёт, если обстоятельства сложатся благоприятно. Алтимэ из земных языков знал только английский. Он говорил на английском крайне посредственно, постоянно вставляя слова из родного языка и объясняя их смысл с помощью телепатически передаваемых образов. Насколько я смог понять, он занимался поддержанием работоспособности каких-то систем звездолета, возможно, связанных с жизнеобеспечением. К своему стыду, я начал буквально допрашивать его о различных космических явлениях, желая взять немного знаний по своему профилю у представителя высшей цивилизации. Когда Иту Туну понял, что я пытаюсь сделать, он, похоже, развеселился. И, чуть помолчав, ответил, что не собирается лишать людей радости самостоятельных открытий.

После занятий кружилась голова. Я решил полежать полчаса, чтобы прийти в чувство. Потом я хотел найти книги, упомянутые Талви, или просто погулять по деревне. Но Женя бесцеремонно прервал отдых.

− Вставай, Вася. Мне нужно с тобой поговорить, − попросил друг, стеснительно заглянув в дверь.

Оторвав взгляд от грибообразного светильника, я нехотя поднялся. Чувствовалось, что Женя собирается сообщить или спросить что-то действительно интересное. Ради такого можно отказаться и от заслуженного отдыха.

− Да, Женя? − откликнулся я, устало поморщившись.

− Пошли на улицу. Там зелёная травка и цветы, − предложил он.

Я забыл о ветровке и невольно поежился от уличной прохлады. Над скалистыми холмами повисла дымчатая дождевая туча. Вырывавшийся из каменистых оврагов ветер тряс серебристые ветви диковинного кустарника, окружающего дом. Я присмотрелся к удивительному растению. Бело-серебристые стволы, покрытые нежно-зелёной с лёгкой ноткой синевы листвой, поднимались на высоту человеческого роста... или алтимэтского? Впрочем, кусты походили на карликовые деревья значительно больше, чем на «обычные» кусты. В растениях я не разбирался ни капельки. Кое-где на крошечном деревце стеснительно выглядывали из-за листвы бледно-розовые цветы, дышащие скромной тихой красотой и свежестью вечной весны. Сделав несколько шагов от двери, я заметил на нижней ветке маленькую розовую ягодку.

− Женя, это сказочно красиво, не правда ли? − тихо поинтересовался я у него, указав на деревце.

− Да. Волшебно. Все эти растения выведены искусственно, практически с нуля, силами алтимэт из экспедиции! − ответил тот, подойдя к растению и приподняв ветвь рукой.

− Хм, − хмыкнул я под нос.

− Вася... Скажи, пожалуйста, как тебе они? Ты догадывался о чём-то, когда ехал сюда? Или ещё раньше? − пристально посмотрев мне в глаза, спросил Женя.

Не знаю почему, но этот взволнованный тон и не терпящий недосказанности взгляд побудил к длинной тираде.

− Как мне они, эти холодные эльфы из космоса? Прости, что я их так называю, но по-видимому именно алтэн-имио оставили след в коллективной памяти человечества, которому мы обязаны появлению упомянутого мифологического образа. Только алтэн-имио не люди, хотя и так похожи на нас. У них и глаза совсем другие, − выдохнул я и положил руку на плечо друга. − Но они всё равно хорошие по человеческим меркам. По крайней мере, по первому впечатлению. Талви Руола? Иногда мне кажется, что она слабо светится. Но меня всё равно гложут сомнения.

Женя снова запустил руку в листву, продолжая смотреть на меня. Уколовшись об острую ветку и ойкнув, он тут же прекратил тормошить куст.

− Я пока ещё не понимаю до конца, что нам всем нужно делать и что они хотят. Но не могу не быть благодарным им всем и ей в особенности за твоё спасение, − улыбнулся я Жене. − За последние годы ты стал ненормальным с вечными мешками под глазами и зверским блеском в них же.

Женя смущенно усмехнулся.

− Персонажем второсортного готического ужастика, − насмешливо уточнил он.

− Я мог хватать тебя после очередной экспедиции и на съёмочную площадку прямо так отправлять, − ухмыльнулся я в ответ и тут же помрачнел. − Ну и меня она спасла. Только теперь понимаю, от чего. Талви сначала рассказала неполную, мягкую часть правды. Когда опасность ушла, она открыла оставшуюся. В лучшем случае я бы через год-другой лишился рассудка.

Теперь Женя заметно побледнел. В его спокойных глазах мелькнула тень страха.

− Ладно, не будем о худшем, − поспешил я сменить тему. − У меня не хватает слов, чтобы описать все те невероятные чувства, что я испытал и испытываю, оказавшись здесь. Я и мечтать не мог о таком. Словно в чудесной сказке, если, конечно...

Увидев мою заминку, он с трудом сдержал готовый вырваться вопрос.

− И мы встретили тех самых инопланетян, которых ты искал, − подчеркнуто жизнерадостно резюмировал я, улыбнувшись и ободряюще похлопав Женю по плечу. − Первый день прошёл как в тумане. Но потом я начал вливаться в местную жизнь.

− Эх, я и не смог бы сказать лучше, наверное. Тебе они не показались поначалу бесчувственными?

− Показались. Только потом стало понятно, — без стыда признался я. − Особенно после того, как Талви Руола помогла начать чувствовать их эмоции. Алтимэт просто не могут корчить рожи как мы с тобой — у них иное строение лицевых мышц. Или что у них вместо мышц? Поэтому они передают чувства телепатией, движениями век и словами.

Женя задумчиво посмотрел на меня.

Мы вышли на дорожку, петляющую среди зеленеющих крыш белоспинной змейкой. Навстречу нам шёл алтимэ в серых одеждах. Приблизившись, он приветственно моргнул нам и скрылся за дверью дома с остроконечной семиугольной крышей.

− Кстати, куда вы меня ведете, Евгений Владимирович? − слегка шутливо поинтересовался я.

− К знаниям, Вася, к знаниям. Талви Руола — отличный переводчик. Тебе будет интересно узнать, как звали ученых, открывших закон всемирного тяготения и составивших таблицу элементов за десятки тысяч лет до Ньютона и Менделеева. Вообще, там есть учебник по общей истории, там не только твоя физика. А ты мне пока расскажешь, чему особенному тебя учит Талви. Ты скоро сможешь читать мысли, входить в чужие сны и делать снежинки из воздуха как она? − нарочито спокойным тоном полюбопытствовал Женя.

− Женька! Ну тебя. Мы пока мои мозги в порядок приводим, − скривился я. − Что же по поводу снов и прочего? Её умения удивительны. Но не уверен, смогу ли я так. Какова будет цена? Я ведь человек. Талви знает о моих сомнениях и успокаивает, но и не скрывает опасности. Но я боюсь. Боюсь, что сотворю с собой что-то ужасное. Боюсь, что потеряю что-то, чем дорожу. Боюсь, что узнаю, увижу что-то, что знать и видеть не стоит. Я уже услышал от неё вещи, которые опасаюсь пересказывать!

Женя покачал головой и пробормотал что-то под нос.

− Всё-таки алтэн-имио не мы. То, что для них хорошо, для нас может оказаться гибельным. Я боюсь, что из самых благих, на первый взгляд, намерений, нас лишат человечности, − высказал я свои опасения. − С каждым часом, проведённым здесь, я всё больше разделяюсь на две части. Одна с радостью и надеждой стремится туда, куда нам открыли дорогу. А другая боится. Боится необозримых, необъятных пространств, что проглядывают из-за этих древних скал! Я уже чувствую в себе их стылое дыхание! Нам помогли, и я навек благодарен алтимэт за это. Но теперь это уже нечто большее, чем помощь. Взаимовыгодное сотрудничество? Всё ли мы понимаем?

Женя снова покачал головой и отвел взгляд.

− Недаром в стольких легендах рассказывается о людях, заключивших внешне взаимовыгодный союз со сверхчеловеческими силами? Чем обычно заканчиваются такие истории? Место алтэн-имио во Вселенной отделено от нашего удела десятками тысяч световых лет. Я узнал и увидел пока так мало. Но этого достаточно, чтобы осознавать, что, несмотря на всю внешнюю близость, при всех добрых намерениях они являются носителями и проводниками безмерно чуждых человеку сил! − хрипло выдал я. − Хуже того, я начал бояться себя!

− Мрачный ты тип, Васька! Даже сейчас умудряешься всякие страсти придумать. Брось. Уж Талви Руола разбирается в ааталоа и людях получше тебя! Она уверяет, что теперь с тобой всё будет хорошо. Если, конечно, не будешь накручивать себя, как обычно. Мы и алтэн-имио — очень близки, несмотря на все отличия. Тебя кусает естественная человеческая ксенофобия. К тому же, разве Тару не предупреждала тебя? И ты согласился несмотря ни на что. Лучше вдохни поглубже, выдохни и подумай о хорошем. Несколько человек прошло до тебя тем же путем. Все справились, все нормальные, никто никакой «человечности» не утратил. Кто-то стартовал куда хуже твоего. Я общался с Анитой Сааринен. Сейчас у неё все отлично. А до приезда сюда кошмар творился. Скрипачка из Тампере, помнишь? Она мне такие ужасы поведала, такую жуть нагнала... Стивен Кинг со страху инфаркт поймал бы. Когда слушал, обмирал, без шуток. И ничего, справилась. Хочешь, познакомлю? − закончил Женя на немного игривой ноте.

− Знакомь. Наверное, ты прав. Не стоит поддаваться страху в таком светлом и прекрасном месте, − сдался я, выдохнув.

− Кстати, ты понял, откуда всё это берётся? Слово «ааталоа» кажется относящимся к пению, − внезапно поменял он тему.

− Не до конца. Талви Руола ещё не объясняла всего. Прослеживаются неожиданные параллели с музыкой, мелодиями и нотами. Чего не ожидал, того не ожидал. Только инструмент у тебя в голове. Непередаваемые ощущения. Жаль, что никогда музыкой не занимался. Понимаю, почему для алтэн-имио создание и исполнение музыкальных произведений — любимейшее искусство. Спроси лучше сам — я могу наврать.

— А, так скажем, физическую природу явления она рассказала? Как физику?

— Я спрашивал. Талви кратко описала теорию сопряжённых и вложенных пространств, взаимопревращения фундаментальных взаимодействий и чёрт знает чего. Потом настоятельно попросила не перегружать этим голову. Эх, не понять нам сейчас инопланетной науки, − развёл я руками и вздохнул. − Я быстро догадался, что она многократно упрощала всё, что говорила о физической стороне ааталоа. Мы сейчас словно малые дети. Её стройные и простые объяснения попросту взрывают мои представления о Вселенной. Что же будет дальше?

* * *

− Давай зайдём, − предложил Евгений, показывая на высокий дом справа.

На двери красовались непонятный символ и карикатурное изображение алтимэ, склонившегося над огромным мешком.

− А что это? Картинка навевает мысли о кладовке, − оживившись, поинтересовался я.

− Увидишь! Пошли, − ушёл от ответа друг.

Внутри дом показался самым настоящим музеем. На широких полках за стеклом лежали всевозможные музыкальные инструменты: серебристые флейты, могучие тубы, изящные скрипки и многие другие. На высоком стеллаже располагались коробочки и баночки с красками: гуашью, акварелью, маслом... На столах, выстроившихся вдоль дальней стены, высились груды каких-то коробок, упаковок, чехлов и футляров всех форм, цветов и размеров. На полу стоял обычный ноутбук. Что-то в нём показалось мне неправильным. Подойдя поближе и посмотрев на заднюю сторону экрана, я увидел жёлтый выпуклый девятиугольник размером с ладонь, прилепленный к корпусу. От загадочного устройства исходили тончайшие золотистые усики, проникавшие в ноутбук.

От созерцания симбиоза технологий разных миров меня отвлекли голоса. Подняв взгляд, я увидел, как в потолке прямо надо мной открылась дверца. Оттуда выбрались двое алтимэт. Один, спрыгнув, ловко приземлился на ноги. Другой же, перевалившись через край и оказавшись внизу, неуклюже схватился за шкаф и чуть не упал. Инопланетяне вежливо поздоровались с нами и как ни в чём не бывало продолжили разговор, разве что перейдя на ломаный английский.

− Попроси ещё кого-нибудь из историков, чтобы посмотрели ту книгу. Слишком много совпадений и недомолвок. Я думаю, что Пйурю прав. Жалко, что он сейчас занят.

− Я позову Талви.

Когда неловкий инопланетянин скрылся за дверью, алтимэ, пожалевший о занятости непонятного Пйурю, подошёл к нам. Инопланетянин тут же представился и рассказал о причине появления столь странной коллекции.

− Я Атти Вариэ, и сейчас я занимаюсь сбором... прошу простить, моё знание современных земных языков не совершенно. Трудно формулировать мысли. Меня интересует то, с помощью чего люди создают и сохраняют своё творчество, начиная от музыки и заканчивая компьютерной графикой. Чертежи и образцы музыкальных инструментов, техники живописи и подобное. Недавно закончил первый этап с литературой. Великое счастье, что вы изобрели общедоступные информационные сети и хранилища информации. Это изрядно облегчило задачу. Мы сохраним на своих носителях всё написанное людьми. От великих научных трудов и лучших образцов поэзии до некачественной беллетристики и рекламы. По крайней мере, что сможем найти. Всё для того, чтобы при любом развитии событий ваша культура не канула в забвение. Кроме того, нам нужно освоить все земные языки. И многое другое. Например, научиться играть на всём этом великолепии.

Атти перевел взгляд на ряд шкафов с музыкальными инструментами.

Я сидел на скамейке, где обычно устраивалась Талви, и держал в руках серебристо-зелёный прямоугольник со скруглёнными углами размером чуть больше среднего электронного планшета. Удивительно, что на разных мирах возникли устройства столь похожие не только назначением, но и внешним видом. Впрочем, в таких делах одинаковость диктуется сходством пользователей.

Тем не менее я уже десять минут не понимал, как включить устройство. Хотя мне объяснили, что нужно делать, и даже показали. Инопланетный аппарат упорно не желал слушаться. На блестящем корпусе отсутствовали кнопки. Непонятно даже, с какой стороны должен появиться текст.

За спиной зашуршали шаги. Я с радостью оторвался от изучения строптивого «планшета» и обернулся. В садик зашли Евгений и Анита Сааринен. Сразу стало понятно, что запланирована ещё одна беседа.

Евгений заговорил первым:

— Вася, это Анита. Вы ведь уже знакомы? — спросил он, ухмыльнувшись.

— Здравствуй, Василий, — весело улыбнувшись, поздоровалась женщина.

— Рад видеть тебя, Анита, — вполне искренне ответил я.

— Вижу, знакомы.

— Да, мы уже пересекались здесь. Но толком пообщаться не выходило. Давно хотела найти его, но Василий всё время прячется. Мы же каждый день все вместе собираемся в зале отдыха. Евгений, почему товарища не вытаскиваешь? — укорила Анита Женю.

— Он боится. Только что вовсю меня пугал рассказами о том, как ему здесь страшно и как всё будет плохо. Талви переубедить его не может, — трагично вздохнув, пожаловался Женя. — Одна надежда на тебя.

— Да, случай непростой. Будем работать. Василий, ты обязан увидеть, где мы обычно собираемся. Ты что любишь? Чай, сок или еще что? — строгим тоном сказала она.

— Вася, Анита, вы простите, если я вас оставлю? Нужно язык наших друзей осваивать, — торопливо откланялся горе-филолог.

По дороге я присмотрелся к своей спутнице повнимательнее. Анита Сааринен внешне не казалась носительницей чего-либо паранормального. Обычная, пусть и весьма симпатичная внешность. Вздёрнутый нос. Крупный, резко очерченный подбородок. Неаккуратно подстриженные светлые волосы. Достаточно крепкое телосложение.

Анита носила полукруглые очки без диоптрий в элегантной тонкой оправе. Из кармана её чёрно-красной клетчатой рубашки торчал кончик конфетного фантика.

Но всё же нечто указывало, что Анита не совсем обычный человек. В её голубых глазах поблёскивали огоньки нездешнего света.

Она между делом показала, как включать устройство для чтения и письма. Оказалось, достаточно взять прибор в руки и последовательно коснуться нескольких точек. Не так уж и сложно.

Мы сели вдвоем за столом в просторной комнате отдыха, расположенной на первом этаже трехэтажного дома в центре деревни — самого крупного строения в Аульфхаифе. Анита пила душистый травяной чай из здоровенной кружки. Я, налив себе того же напитка, ещё не сделал и глотка. Кроме нас, в зале почти никого не оказалось. Только двое алтимэт в фиолетовых комбинезонах изучали какие-то серебристые пластинки в дальнем углу.

— Анита, скажи, наши друзья здесь питаются? — полушёпотом поинтересовался я.

— Многие да, — ответила она.

— Они могут есть нашу еду? — решил узнать я.

— Могут, она для них не ядовита, пусть и мало питательна. Но в земной еде им не хватает каких-то микроэлементов. Кремния с алюминием, вроде бы. Поэтому они делают для себя специальные витамины, — рассказала Сааринен.

Сааринен спросила, нравится ли мне чай. Мы успели обменяться несколькими ничего не значащими фразами, пока, наконец, Анита не потеряла терпения.

— Хватит притворяться, что всё нормально. Прекрасно видно, что ты боишься и растерян, — поставила она вопрос ребром.

— Анита, я боюсь того, чем могу стать. Это, возможно, глупо, — оправдался я, внимательно посмотрев ей в глаза.

— Да, Василий, это глупо. Я прошла по этому пути дальше тебя. Второй год как иду, так что можешь поверить. Хоть мне ты веришь? Во-вторых, если посмотреть в суть, мы с тобой были такими всю свою жизнь, просто не понимали себя, — разжевала девушка, буравя меня взглядом. — Опять не веришь? А ты себя нынешнего не боишься?! А стоит.

Я вопросительно посмотрел на неё. Сжав кулаки, Анита нахмурилась и объяснила.

— Ведь представь: сейчас ты не властен над собой. Сильное чувство, например, сильная боль или страх. Тем более воздействие мощных психотропных препаратов или иное воздействие — и всё, ты скорее всего забудешь о своих принципах, потеряешь мнимый контроль над своими поступками! Открой глаза! Ты держишься за свои цепи! Наша сила дает духу свободу от слабостей человеческой природы! Тем более ты уже пробовал использовать ааталоа. Дороги назад уже нет. Ты мог отказаться, когда тебя приглашали, — у тебя, в отличие от меня, был выбор, — выпалила Анита, отставив чай в сторону и придвинувшись ко мне. — Меня ты боишься? Посмотри. Я похожа на монстра, демона или ктулхугуманоида какого?

— Нет, Анита, ты красивая женщина и на монстра не похожа. Но я не понимаю, что Талви Руола хочет сделать со мной. То, о чём удалось догадаться самому и о чём говорилось полунамеками, пугает, — спокойно осадил я её.

— Обычный человек находится под тиранической властью неразумной составляющей своей натуры. Он осознает себя лишь на малую долю, и контролировать даже своё мышление и жизнедеятельность для него нереально. У него не хватает нужных средств, — убавив пыл и откинувшись на спинку стула, пояснила она. — Прости, я не очень хорошо объясняю.

— Ты очень даже неплохо рассказываешь. Но объясни, что со мной хотят сделать? — в конце мой голос дрогнул, и я приложился к кружке чая.

— Неверно говоришь. Ты сам должен будешь победить себя, пусть и с чужой поддержкой. Против разума человека выступает множество сил в нём самом и вокруг него. Некоторые крепли с появления жизни. Другие невольно созданы людьми. В людях накоплено очень много разрушительного. Наши возможности порой придают нашим мыслям и чувствам огромную мощь помимо нашей воли. Теперь представь, что твои мысли, вызванные вполне естественными человеческие чувства, такими как зависть, уныние, гнев начинают действовать на тебя и окружающих с силой профессионального боксера. Ты должен научиться контролировать свои мысли и чувства, чтобы выжить и не навредить другим. Ты сам от этого пострадал. Моя натура проявилась ярче и быстрее, и спасло меня лишь чудо в виде своевременного вмешательства нашей Льдинки. Чтобы поладить с "другим" собой, сначала нужно разобраться с собой "здешним". Не волнуйся, — продолжила она, и, закончив, тоже отпила чаю.

— Анита, спасибо тебе. Но я всё равно боюсь, вопреки рациональным аргументам. Страшно предстать перед своим внутренним зверем. Но я попробую пересмотреть своё отношение. Мне просто нужно немного времени. Кстати, почему ты назвала Талви Льдинкой? — улыбнувшись, спросил я.

— Имя «Талви» значит «Зима», — просветила Анита, тут же ободряюще улыбнулась в ответ и подмигнула, затем снова посерьёзнела. — Всё хорошо будет. Ты не потеряешь себя. Никто из тех, кто преодолел этот барьер, не считает, что потерял прежнюю личность и полноту жизни. Наоборот.

Всем сердцем мне хотелось поверить в её слова. Но сомнения не желали отступать без боя.

— Я вот себя нашла после двадцати восьми лет бесплодных поисков. А всего-то потребовалось взять себя в руки, открыть глаза и проснуться. Услышать, — гордо вздёрнула она подбородок и насмешливо посмотрела на меня. — Теперь я хозяйка себе. Скоро ты сам всё поймёшь.

Я снова сидел на траве напротив Талви. Как и в первый раз, занятие началось с разговора. Какое-то время ей пришлось созерцать моё смущение и растерянность, прежде чем прозвучал старый вопрос.

— Почему вы возитесь с нами? — торопливо бросил я, переполненный самыми противоречивыми чувствами. Неопределённый страх, почти священный трепет, скребущее недоверие, тревожащее непонимание. Но какой ответ я хотел услышать? Зачем оскорблял сидевшее напротив прекрасное создание пошлым человеческим подозрением? К счастью, она не обиделась.

— Мог бы и сам подумать. Я объясняла. Мы хотим подружиться, а то, что вы научитесь от нас чему-то новому — неплохой залог дружбы. Я вижу, ты снова не до конца веришь мне. Мы не собираемся подчинять вас или грабить ваши ресурсы. Это нецелесообразно. Ни я, ни мои товарищи не хотим навредить людям. Мы не будем чинить над вами насилие, даже если попросите, — собеседница устало опустила голову. — На Земле нас всего девяносто шесть. Кстати, сегодня, в восемь часов вечера, приходи в зал собраний — мой коллега будет рассказывать про наши методы научного исследования, а потом вместе расскажем про искусство. Придут твои товарищи по несчастью. А потом, — в глазах Талви мелькнула едва заметная искорка лукавства, — будем петь, танцевать и веселиться. А ты уже разбираешь эмоциональный окрас моих слов, хорошо.

— А почему вы устроились именно здесь? Посреди исландских пустошей, под покровом тайны? Почему не вступили в контакт с каким-нибудь крупным государством? — неуверенным голосом удержал я уже ненавистную мне тему.

— Это уже дурацкие вопросы, — я понял, что инопланетянку рассмешило сказанное мной. Человек на её месте начал бы сдавленно хихикать. Талви же просто выразительно подняла белёсые брови. — Потому что ты знаешь ответы. Мы не питаем иллюзий о качествах этих социальных машин — государств. Правительство любой крупной страны немедленно попыталось бы использовать нас в своих сиюминутных интересах и закрыло бы свободу действий, что совершенно не годится. Плюс возникло бы множество проблем, о которых ты можешь догадаться сам. Государство — не человек и не люди, а механизм, подчиняющаяся своим законам. Интересы отдельных людей и человечества как целого оно склонно учитывать лишь если они не противоречат потребностям самого государства. Мы не до конца понимаем глубинные принципы функционирования государств. У нас их нет и не было. И мы боимся связываться с тем, чего не понимаем. Ставки слишком высоки. Я изучала вашу массовую культуру. В ней множество сюжетов о том, как гости из космоса контактируют с государством. Они забавляют. Теперь начнем.

Последние слова прозвучали так, что стало понятно — Талви не хочет говорить об этом, предлагая подумать самому. Вспыхнуло острое недовольство собой. Не о том я спрашиваю, не о том. Я открыл рот, но, закусив губу, промолчал.

Два часа я вызывал состояние, в котором мог наяву чувствовать «другого» себя. Соединять в своём восприятии две реальности.

Вина за последующие досадные события лежит на нас обоих. Моё малодушие чуть не погубило меня. Её подвёл недостаток опыта в работе с людьми. Когда Талви объявила, что должна научить меня подчинять бессознательное, я оказался не готов, несмотря на предупреждение. Своей властью она открыла моему испуганному взору глубины моего существа, прежде неведомые. Показала, как очистить и контролировать эти темные пучины. Но, прежде чем воля достигла цели, животное внутри меня обнаружило брешь в моём сознании и нанесло сокрушительный удар. Талви переоценила мои возможности и не подготовилась к такому.

Если бы у нас получилось, духовно я бы очень сильно изменился. Настолько, что между мной новым и прежним пролегла бы гигантская пропасть. Глубокое понимание себя, скрытых процессов в теле и психике, возможность влиять на них... разве мало? Доселе непредставимая чистота разума. Согласие чувств и интеллекта. Неуязвимость перед манипуляциями со стороны примитивных инстинктов, перед сиюминутными животными импульсами. Наконец, безопасность взаимодействия с иной ипостасью. Против перемен взбунтовалось само человеческое естество, стремящееся любой ценой сохранить себя и отвергающее всякие коренные изменения, пусть даже идущие исключительно во благо и направленные на совершенствование.

Я чувствовал, что дрожу. Голова закружилась, будто перед прыжком в пропасть. Все попытки взять себя в руки лишь разжигали тревогу, перераставшую в леденящий ужас. Вместо слов протеста вырвался лишь тяжелый вздох. Да и протестовал ли я? Шаг в неизвестность пугал до обморока, но отказ так и не слетел с моих пересохших губ. Что удерживало меня? Странное упорство, желание испить свою чашу до конца...

Подойдя почти вплотную, Талви прошептала: "Закрой глаза. Сейчас ты сможешь освободиться от вековечных оков, парализующих волю и мысль землян. Биологические влечения, инстинктивные потребности, простые и сложные, что достались от животных предков, составляют часть нашей сути, как и внешние влияния. Но без полной власти разума над ними человек остается лишь умным зверем или марионеткой. Преображайся, оставаясь собой; оставаясь собой, преображайся.»

Ледяная ладонь с длинными белыми пальцами мягко легла на мой лоб. Перед мысленным взором раскрылась человеческая природа во всей красе: дикая, запущенная и заросшая сорняками страна, лишь недавно вышедшая из первобытного состояния. Свирепые хищники яростно вгрызались в плоть обескровленных жертв, не зная пощады и жалости. Королевство без короля, жизнь без смысла, русло без воды. Теперь я — король, и хищники должны быть усмирены, а сорняки выполоты... но корона так тяжела и холодна, а звери отнюдь не желают отдавать власть дерзкому претенденту на трон. Впереди слишком яркий свет... чудовища всё ближе, их горячее дыхание обжигает лицо... ничтожному самозванцу не выдержать бремени власти...

Вне себя от леденящего иррационального ужаса, я оттолкнул руку Талви, вскочил на ноги и бросился бежать. В переулке на пути к грунтовке меня заметил Евгений. Он спокойно беседовал с одетым в черный комбинезон алтимэ.

— Вася, ты чего?! — удивился Евгений, заметив моё покрытое потом лицо и безумные глаза.

— Я не могу, — сдавленно пролепетал я.

— Что с тобой!? — испугался Женя.

— Не хочу, — промямлил я и едва не упал.

— Что случилось!?

— Женя, давай уйдем отсюда, — дрожал я.

Алтимэ озадаченно смотрел на нас.

— Отпустите нас, я не могу, не надо! — сбивчиво запричитал я, хрипя, словно загнанная лошадь.

— Да что стряслось?! — растерянно допытывался Женя.

— Не надо, не делай этого со мной, Талви, я хочу быть человеком, — выдохнул я, затравленно озираясь по сторонам.

Совершенно потеряв адекватное восприятие реальности, я бросился наутек, не разбирая дороги. Ужас поглотил сознание. Превратил меня в один судорожный, беззвучно визжащий комок. Мне казалось, что я превращусь во что-то совершенно невообразимое, если задержусь в деревне хоть на минуту дольше. Я бежал, задыхаясь и неуклюже спотыкаясь о камни. В голове дьявольским слайд-шоу вспыхивали неопределённые, но безумно страшные образы. Куда? Не важно, не важно. Я бежал, пока мог, пытаясь забыть, спрятаться от безжалостного света, проливающегося в душу...

Выбившись из сил, я упал без чувств на мёрзлую землю, скуля и плача.

Очнулся я от успокаивающего прикосновения. Перевернувшись на спину, я обессиленно выдохнул и не без труда поднял голову. Надо мной склонилась Талви Руола. Поодаль от неё переминался с ногу на ногу не на шутку встревоженный Евгений. За нами бесстрастно наблюдал алтимэ в чёрном комбинезоне. Дикий страх ушел, остались лишь стыд и усталость.

— Прости, я не поняла, что ты ещё не готов. Мне очень жаль, что так вышло, — прошептала наставница, положив руку извиняющимся жестом мне на плечо: — Если не захочешь продолжать, я пойму. Но, пожалуйста, не останавливайся, начав.

Меня довели до автомобиля, припаркованного на обочине грунтовки. Моя шатающаяся походка подошла бы впору заправскому пьянице. Талви открыла дверцу машины, забрала с водительского сидения бутылку воды и протянула мне. Благодарно взглянув на неё, я утолил жажду.

Всё время с нашей встречи я не доверял этим странным существам. Просто потому, что они не являлись людьми. Открыв глаза, я хотел попросить отпустить меня, трусливо желая больше не подвергаться потрясениям. Но они преодолели десятки световых лет, чтобы встретиться со своими глупыми младшими братьями и сёстрами по разуму. А я держался за темнейшие инстинкты. Я понял, что чуть не отверг руку дружбы.

Я помахал рукой Евгению, засмотревшемуся на вывеску магазина дьюти-фри.

Не откладывая, в первый же день моего отпуска мы решили лететь в Исландию. Как делали уже три года подряд. Ещё час, и мы сядем на рейс до Хельсинки, где встретимся с Анитой Сааринен. Затем другой самолет унесёт нас троих в страну льда. За прошедшее время мы стали верными друзьями. Анита часто подолгу гостила у меня, доводя до белого каления звуками своей скрипки соседа, не выносившего классическую музыку. Впрочем, я тоже нередко навещал её.

Давно ушла проблема, что повсюду преследовала меня. Я обрёл нечеловеческий самоконтроль, кристальную ясность мысли и очень интересные умения. Кроме возможности чувствовать чужие эмоции и мысли, я научился многократно повышать эффективность мышления. Овладел намного более эффективными способами рассуждения, чем все известные людям. Благодаря им мне удалось найти путь к решению одной сложнейшей научной задачи, связанной с процессами, протекающими в сверхновых звездах. Но пока я старался не привлекать излишнего внимания.

Во сне все привычные чувства отступали, и я попадал в поистине неописуемый мир. Там рядом со мной находились Анита и другие. Под руководством Талви мы изучали эту таинственную действительность, учились жить в ней, очищать её от нежелательных явлений и использовать наяву.

Отныне я всегда мог мысленно обратиться к подобным мне: как людям, так и алтимэт, даже находясь на другом конце земного шара. Понимание, что где-то всегда есть те, кто услышат меня и готовы выручить в любой ситуации, грело душу. Удивительное ощущение — коснуться мыслей другого существа и дать коснуться своих мыслей.

Побочный эффект — я стал понимать глубинные причины человеческих поступков, и это понимание порой приводило к пренеприятнейшим открытиям. Я убедился, что многие порядки и предрассудки, что воспринимаются обществом как норма, имеют абсолютно скотскую сущность. Среди приятелей и родственников я окончательно прослыл отпетым нигилистом и анархистом. Слова Тару сбылись.

Евгений по-прежнему подрабатывал репетиторством, но главным его занятием стало изучение языков алтэн-имио. Мы все теперь знали икэли на достойном уровне, но Евгению стало мало этого.

Мы видели множество невероятных вещей. С помощью специальных устройств, создающих виртуальную реальность, почти не отличимую от действительности, мы побывали на множестве миров алтэн-имио и других рас, в том числе и обитающих за пределами нашей Вселенной. Мы видели неописуемую красоту и чудеса. Мы гуляли по тенистым полянам арйонских лесов и любовались фантастической игрой звездного света на блестящих шпилях башен загадочных космических городов.

Мы ужасались, стоя на руинах цивилизаций, что проиграли неравную борьбу с природой. Узнавали их ошибки и во многих со страхом замечали сходство с человечеством.

Хотя мы видели лишь иллюзии, подобно документальному кино, перед нами открылся необъятный мир, полный прекрасного и пугающего, загадочного и волнующего. В этом мире Земля — лишь песчинка. А человек — лишь один из бесчисленного разнообразия, не выделяющийся ни умом, ни приспособленностью, ни чем бы то ни было еще. Тогда я впал в уныние, разуверившись в способности человечества выйти в лучшее будущее. Но постепенно пришло осознание, что будущее никогда не предопределено. Ни нашей биологией, ни историей, и общими усилиями можно преодолеть злой рок. Ну а если у нас не выйдет — те же алтэн-имио, или кто-нибудь другой сохранит память о человечестве, пронесет её сквозь тьму миллионолетий и убережёт в вечности. Впрочем, за кого-кого, а за алтэн-имио я не беспокоюсь — достаточно узнав о них, готов смело утверждать, что их раса переживёт все.

Пройдет ещё двадцать или тридцать лет, и звездолёт, похожий больше на сказочную тропическую птицу или шедевр стеклодува-авангардиста с неодолимой тягой к смелым сочетаниям ярких цветов и необычных органических форм, чем на космический аппарат, беззвучно взлетит над мёрзлыми исландскими холмами. И умчится в космические дали. Домой, где миры Абел Йанн и Арйо неторопливо кружатся вокруг своих светил. Но мы, люди, которые познакомились со старшими братьями и сёстрами по разуму, так удивительно похожих на нас несмотря на все различия, и прикоснулись к их мудрости и знаниям, остаёмся на Земле. Возможно, нам удастся хоть чуть-чуть изменить мир. Хотя не стоит обнадёживать себя раньше времени.

Когда-нибудь, лет через пятьсот, они вернутся. Возможно, если произойдет скачок в технологии космических перелетов, — и того раньше. Что увидят лазурные глаза Талви Руолы, когда она в следующий раз окажется на Земле? Мёртвый мир? Или живой, но без единого человека? Или, чем чёрт не шутит, благополучную планету без войн и угнетения? Будь что будет.