Бесславное звёздное небо (гет)

Когда мы без сил повалились на землю,

Не чувствуя боли в уставших ногах,

Чуть слышное робкое: "Мы победили", -

Застыло на чьих-то кровящих губах.

Когда замирали от страшных находок,

Ворочая камни вчерашних домов,

"Победа", — с насмешкой хрипели вороны

И крыльями рвали тумана покров.

Когда по дороге, скрипящей от пыли,

В холодный лазорево-белый рассвет

Без мыслей и слёз мы домой уходили,

"Победа!" — неслось вслед за ветром вдоль рек.

Друзей хоронили практически молча.

На каждой могиле — багряный венец:

От сердца живого ничтожный кусочек.

Поэтому дальше нам жить без сердец.

Их жизнями, словно чеканной монетой,

Оплачен грядущий блистательный век.

Мы — выжили. Угольный росчерк Победа

Заверил нам этот чудовищный грех.

Тяжёлые низкие облака, закрывшие Туманный Альбион от солнечного света почти неделю назад, наконец-то разродились дождём, когда Гермиона в ночной промозглой тьме аппарировала перед крыльцом дома на площади Гриммо. Её губы были поджаты, руки крепко стиснули перед собой ручку раздутой спортивной сумки, а глаза нервно осматривали тяжёлую дверь с медным кольцом и ведущие к ней четыре каменные ступени крыльца.

Так, всё. Успокойся.

Судорожный всхлип.

Успокойся. Если Гарри увидит... Если слёзы — он сразу испугается. Он...

Пальцы сжались так, что побелели костяшки.

Да возьми же себя в руки!

Гермиона резко мотнула головой, запрещая себе разреветься, стиснула зубы и быстро, пока не прошла минутная решимость, закинула сумку на плечо, взбежала на крыльцо и трижды стукнула кулаком в дверь. Сердце испуганно вздрогнуло в груди — видно, стук получился слишком громким. Гермиона даже не подумала про медное кольцо. Хотелось быстрых, резких действий, хотелось сделать что-то громкое, яростное, чтобы выпустить наружу мечущийся в крови вихрь обиды, злости, разочарования: поорать, потопать ногами или вот — до боли в руке прогрохотать по старинной двери.

Та приоткрылась нарочито медленно. На девушку снизу вверх смотрел старый Кикимер, державший край двери обеими руками, словно готовый захлопнуть её перед носом нежданного гостя в любую секунду.

— Позови Гарри, — грубо. Чёрт. Скорей, пока держусь...

— Зачем ты явилась, мерссская...

— Гарри! — громко выкрикнула Гермиона, опасаясь как за свою выдержку, так и за Кикимера.

Глаза старого домовика возмущенно округлились.

— Не сссмей...

— Гермиона? — Гарри, на ходу что-то дожёвывая, с салфеткой в руке, вылетел из бокового коридора, ведущего в столовую и кухню. — Фто... — быстро проглотил, провел по губам салфеткой. — Извини. Что случилось?

— Гарри, я...

— Нет, заходи сначала, ты вся промокла. Давай, давай... Кикимер, сгинь!

Эльф сверкнул ненавидящим взглядом и, не закончив поклона, исчез.

Гермиона сделала шаг в прихожую. Гарри тут же сдёрнул тяжёлую сумку с её плеча, закрыл дверь и, взяв подругу за руку, быстро зашагал в сторону кухни.

— Идём, идём... Ты что, полчаса под дождём стояла? Так... — он усадил девушку на высокий табурет у стола, поставил сумку в угол и стал готовить чай. Звякнула чайная пара, тихо зашипел чайник под чарами нагрева.

— Так что стряслось? — Гарри бросил короткий взгляд через плечо. Гермиона сидела, ссутулившись, поставив локти на стол и упёршись лбом в сцепленные в замок руки. — Эй...

— Мы с Роном расстались.

Гарри замер, не донеся ложку до сахарницы. Развернулся к подруге.

— В смысле?

— Гарри. В прямом, — голос звенел.

Чёрт!.. Не реви... Не смей реветь!

И разрыдалась. Закрыв лицо ладонями, девушка заплакала навзрыд, в голос. Гарри бросил ложку и бросился к Гермионе. Крепко обнял, прижимая её голову к своему плечу, растирая спину.

— Гермиона... Герми, ты что?.. Ты меня пугаешь. Не плачь, не надо... Ну что, что он натворил? Он обидел тебя? Гермиона... Постой, не плачь... Я ему врежу, честное слово! Что стряслось-то? Ну скажи мне...

Он гладил её по плечам, по волосам, бормотал какие-то слова — всё, чтобы она только успокоилась. Гарри по-прежнему терялся, видя женские слёзы. Но он уже знал, что в таких ситуациях надо не перечить, не взывать к разуму и — главное! — справиться с собственными ослабевшими коленями. Надо подойти и крепко обнять, надо шептать что-нибудь успокаивающее. Женщинам в момент боли или отчаяния нужно именно это — нужно, чтобы жестами и голосом им дали понять, что они не одни в своем горе. Война научила его. И теперь он снова применял эти знания, стараясь не показывать собственной растерянности. Вроде получалось. Натренировался, можно сказать.

Сколько было слёз за эти три месяца... Гарри зажмурился, не переставая шептать глупые, нужные слова. Сколько женских слёз!.. Джинни, Гермиона, миссис Уизли («Молли» — снова поправил он себя. Она просила). Флёр. Полумна. Чжоу. И снова — мис... Молли, Джинни, Гермиона...

Когда от горьких рыданий остались лишь затихающие судорожные всхлипы, Гарри осторожно разжал объятия и заглянул в лицо Гермионе.

— Я в порядке... Прости, Гарри, я... Я сейчас... — она с каким-то остервенением тёрла глаза, как-будто выжимала из них последние капли, — Сейчас успокоюсь.

Гарри отпустил её и вернулся к кухонному столу

— Держи.

— Спасибо.

Она приняла стакан и залпом выпила прохладную воду. Глубоко вздохнула. Подняла глаза, осмотрелась. Всего несколько свечей слабо разгоняют мрак комнаты. Рядом на столе коробка с пиццей, бокал со сливочным пивом...

— Поздний ужин? — она слабо улыбнулась.

— Ну да, — Гарри поскорее подхватил спасительную отвлекающую тему. — В Министерстве задержали, в аврорате задержали, и еще Сириус...

— Как он?

Гермиона быстро опустила ресницы. Спокойно. И тут же снова подняла их. Мгновение замешательства. Он не заметил.

— Не знаю, Герм... От него серьёзного разговора не добьешься. Его отдали мне на поруки с одним условием — два месяца постельного режима, а он не выдержал и двух недель! Сегодня захожу в дом, а он сидит на полу возле лестницы, бледный как...

Смерть?

— …полотно, и улыбается мне. Ему захотелось прогуляться, видишь ли. Вот теперь не знаю, что делать. Раз он однажды встал — всё, теперь постельному режиму конец. Надо будет взять хотя бы неделю отгулов, нельзя ж его одного таким оставлять.

— Таким?..

— Кипуче-деятельным.

Они коротко рассмеялись.

Гарри поставил перед Гермионой чай, пододвинул коробку с пиццей. Уселся напротив. Лицо девушки вмиг стало уныло-обречённым.

— Если хочешь, можем поговорить завтра.

— Нет, — она выставила вперед ладонь и шмыгнула. — Давай сразу, сейчас, а то я не усну.

Юноша кивнул и сделал глоток из своего бокала. Гермиона на несколько секунд сжала губы, собираясь с мыслями, и заговорила.

— Я давно хотела... Нет, не так. Я поняла... какое-то время назад... Что не люблю его... Ну, как парня, понимаешь?

Гарри кивнул.

— А любишь как друга, да?

— Да, именно! Он мне очень дорог, очень! Как и ты, и Джинни, и Джордж, и... Но как друг. Там, во время битвы... И раньше, в лесу, в школе...

Господи, да говори ты связно! Гермиона вскинула голову.

— Я не знаю, что это было, Гарри. Словно опьянение, словно вот-вот в нашей жизни случится непоправимое, страшное, и хочется надышаться напоследок. Все эмоции обостряются, а Рон был рядом...

«Так ты использовала меня?!»

— Наверное я использовала его, не знаю. Сама виновата. А когда всё закончилось я почти сразу поняла, что это не та любовь. Не как у вас с Джинни. Но сразу сказать не могла, ведь было...

Гарри быстро кивнул. Он понял. Были похороны. Много похорон. Были сдавленные речи, горе, отчаяние, боль — в такой ситуации не бросишь человека. Он бы тоже не смог.

Гермиона глотнула чаю, потерла висок.

— И сегодня я решила сказать. Сначала он уговаривал, просил не торопиться, потом разозлился. Я тоже. Наговорили друг другу... Наверное, все в Норе слышали. Я покидала вещи в сумку, Молли хотела остановить, ведь...

Мне больше некуда идти.

— ...я не могу уйти на ночь глядя неизвестно куда. Я сказала, что переночую у вас и завтра напишу ей. Сообщу, какой план. Только... Я не знаю. Плана нет, — выдохнула она и замерла, глядя на Гарри.

Тот словно застыл, крутя в пальцах почти пустой бокал. Слушал. Переваривал. Потом медленно кивнул каким-то своим мыслям и поднялся.

— Ещё чаю?

Гермиона помотала головой. Знаменитая грива длинных растрёпанных волос от дождя еще больше распушилась и напоминала небольшой разворошённый стог сена.

— Может, пива?

Кивок.

— Хорошо, — Гарри говорил с расстановкой, подбирая слова. — Гермиона, я тебя знаю и верю в твое здравомыслие. Я верю, что ты не могла принять такое решение сгоряча, в пылу ссоры. Ты давно все обдумала и уверена, что расстаться — это наилучший выход. Так? — он обернулся от кухонного шкафчика.

Девушка снова кивнула, не отводя глаз.

— Так... Но я хочу... и должен спросить тебя. Скажи мне правду, — Гарри поставил две открытые бутылки на стол и облокотился на него, заглядывая в карие глаза напротив. — Дело только в том, что ты не любишь Рона? Или ещё и в том... В том, что тебе нравится кто-то другой?

Сириус.

— Гарри, ты что?! Нет никакого... другого, не в этом дело! Говорю же, я просто не могу с ним встречаться! Он влюблен, а я его словно обманываю, притворяюсь, понимаешь? А он не заслуживает...

— Стоп! — Гарри примиряюще поднял руки. — Я понял, верю. Я должен был спросить, ты же понимаешь. Он ведь и мой друг.

— Понимаю.

Выдохнула, прижала ладони к щекам.

Тихо, Гермиона, дыши.

Встретила взгляд Гарри — сочувствующий, внимательный. Милый Гарри... Куда бы я пошла, если бы тебя не было?..

— Знаешь, а ты не выглядишь удивлённым.

— Ну... Да, — он опустил голову. — Я не удивлён.

— Это что, было так заметно?

— То, что ты его не любишь?

— Да.

— Нет. То есть не совсем. Со стороны казалось, будто ты просто... прохладнее, что ли. Ну, знаешь... Последние пару месяцев он всегда первым брал тебя за руку. Первым обнимал. Словно если он этого не сделает, то ты тоже, словно тебе это не нужно.

Гермиона усмехнулась.

— Скажи, это Джинни заметила?

— А я что, по-твоему, слепой болван? — он было вскинулся, но, увидев что подруга улыбается, не мог не улыбнуться в ответ. — Ладно... Джинни заметила первой. У вас, девчонок, нюх на такие дела острее. Она сказала мне, а дальше уже трудно было не обращать внимания.

— Понятно.

Гермиона сделала долгий глоток пива из бутылки. Гарри смотрел на свою не отрываясь. Помолчали. Он словно... избегал её взгляда?

— Гарри, что ещё?

— В смысле?

— Ой, ну не надо. Тебя что-то гложет. Говори.

— Гермиона.... — тяжкий вздох, ещё ниже опущенная голова. — Ты меня убьёшь.

— Не убью. Давай, слушаю.

Да что бы там ни было. Сейчас, в этом состоянии опустошенности и слабости после долгих рыданий, всё было неважно.

— Помнишь день, когда Молли и Артур отправились в Министерство, давать показания по Лейстренджам, а мы с Джинни решили пообедать в кафе?

— Помню.

Помню. В тот день они с Роном в первый раз... И в последний правда, но они тогда... Занимались любовью? Нет. Гермиона прикрыла глаза. Не было это любовью — ведь она не любила. И сексом это не было — слишком скованно, неловко, суетливо всё прошло.

— Ну так вот... — Гарри буквально выдавливал из себя слова, по одному, через силу. — Мы с Джинни вернулись не в пять часов. Мы пришли почти на час раньше... — и тут же заговорил часто-часто. — Но как только услышали вас, мы сразу ушли, Гермиона! Мы долго гуляли в саду, мы... Не хотели подслушивать!

Гермиона глубоко, со вкусом вздохнула.

— Да верю я, не переживай. Значит, вы слышали. И вы...

— Конечно, никому! — Гарри накрыл тонкую бледную руку своей, ловя взгляд подруги, но Гермиона была далеко. Вспоминала. Пыталась понять, что именно они могли слышать из того содержательного разговора на повышенных тонах.

« — Ну извини, что ты меня так долго динамила! И не надо меня обвинять в том, в чём я не виноват! Я живой, я же...

— Да ты мог хотя бы на секунду перестать думать о себе?! Тебе же наплевать было, я с тобой или не я!

— Не пори чушь, было бы мне наплевать, давно была бы другая, посговорчивее!

— Ну вот и найди себе посговорчивее! А ко мне больше даже не подходи с этим...

— Ну и катись ты!

— Пошел к чёрту!»

Хлопанье дверей. Горечь в горле. Обида. Непонимание. Не так это должно было быть.

И маленький червячок в голове — он прав, сама виновата, довела парня. Ты знала, видела, что его темперамент не в пример горячее твоего, что он изо всех сил держит себя в руках! И тянула... Ты сама...

— Ладно, забудем, — Гермиона покачала головой. — Вы не виноваты.

— Скажи только, Герм... — парень выпустил ее руку, смутился. — Он не... Не причинил тебе боли?

Гермиона засмеялась. Конечно, было больно. Почувствовать себя куклой. Игрушкой.

— Нет, Гарри, всё было... м... по обоюдному согласию. Просто мы, видимо, не подходим друг другу... и в этом смысле тоже. Мы, должно быть...

Он смотрел на неё, ждал продолжения. Это странно, конечно, — слушать такое от Гермионы. Даже... неловко? Но вот она решилась, набрала в грудь воздуха и...

— Нет, — резкий выдох, — нет, Гарри, ну не могу я с тобой это обсуждать.

— Ладно.

Они натянуто рассмеялись, привычно сводя на нет неловкость, которых за последний год в Золотом трио возникало немало. Но в тот же момент каждый из них (глубоко, на краю сознания) в очередной раз почувствовал, что это — развилка. Если рано или поздно они не научатся говорить о таких личных вещах, то безграничной, беззаветной дружбе конец. Значит, они стесняются друг друга. Значит, видят друг в друге уже не только товарищей, но и... пол. Чёрт. Как неловко. Надо бы... Наверное...

— Надо спать, — Гермиона вылезла из-за стола.

— Да, верно! — Гарри с облегчением взял бутылки и чашку из-под чая, отнёс к раковине. — Ты, должно быть, вымотана.

— Не то слово.

— Ляжешь сегодня в вашей старой комнате? Признаться, не уверен, что в ней достаточно чисто, но это только на одну ночь. А завтра выберешь себе любую, Кикимер приведет её в порядок. Я сплю на третьем этаже, напротив комнаты Сириуса. Если тебе что-то...

— Не переживай, я же волшебница. Гарри...

— А? — он обернулся.

— Спасибо тебе, — Гермиона сделала к нему несколько шагов и обняла. — Спасибо, что выслушал... И принял меня.

— Не говори ерунды, ладно?

Он похлопал её по спине.

— Ладно, — она улыбнулась и отстранилась.

— Пошли.

Гарри закинул её сумку на плечо.

— Я провожу. Слушай, волшебница, — вдруг просипел он, изобразив крен на левый бок, — ты не могла бы в следующий раз использовать свою волшебную сумочку? Маленькую такую... Лёгкую...

Подруга ткнула его кулаком в плечо.

— Ничего, не надорвешься.

* * *

Мерлин святый...

Гермиона не относила себя к категории девушек, готовых раздуть любой свой внешний недостаток до масштабов национальной трагедии, но пресловутая «объективность по Грейнджер» не давала ни малейшего шанса спокойно пройти мимо своего отражения в это дождливое утро.

Сероватый оттенок кожи, тени под глазами, бледные губы — всё это ещё можно было списать на общую нервозность последних дней и беспокойный сон, но волосы...

Гнездо? Окститесь, ни одна уважающая себя ворона даже не взглянет на такое.

— Утро добрым быть не может... — пробормотала Гермиона себе под нос и, умывшись ледяной водой, сделала попытку привести прическу в порядок палочкой. Увы, лучшая ученица курса была не сильна в магии внешности. Конечно, лишь потому, что раньше почти не практиковалась в этом направлении магии. Сколько себя помнит она считала, что в жизни куда важнее знания, перспективы и чёткий профессиональный план.

Девушка задумчиво смотрела в зеркало на каплю воды, стекающую с виска. Стремившуюся вниз, скорее проделать свой путь, оставляя тонкий блестящий след. Слиться в дороге с другой каплей. И еще с одной...

Считала?.. Нет, считает и сейчас! Просто...

Сириус.

Капля замерла над ключицей.

Да, Сириус. Каким она его запомнила в то единственное посещение в Мунго через несколько дней после возвращения. Ослабевший настолько, что еле мог держать веки поднятыми. Бесцветная кожа. Намек на бессильную улыбку в чуть приподнятых уголках губ. Но — живой. Он взял с Гарри какую-то страшную клятву, что пока не придёт в норму, к нему никого из старых знакомых не пустят. Он не хотел, чтобы видели его немощь.

А теперь они находятся под одной крышей. Он здесь и уже выходит из комнаты. Значит, она его увидит сегодня... Наверное. Если он...

Бледные, бескровные губы. Глаза — словно укрытый туманом синий океан.

Как бы ни была Гермиона рассудительна и склонна с анализу всего на свете, она в первую очередь была юной девушкой на пороге превращения в молодую женщину. Оно могло случиться и позднее, но возвращение объекта её робкой подростковой заинтересованности с того света не оставляло выбора. Три года назад она с некоторым удивлением заметила, что ей нравится наблюдать за улыбчивым, порывистым мужчиной. Скрыто, из-под ресниц она ловила его жесты и чуть насмешливый взгляд, каким он смотрел на Золотое Трио во время их мелких стычек или шутливого взаимного подначивания. Он словно любовался ими, но... не ей. Это слегка царапало гладь безмятежной привязанности Гермионы, однако она не позволяла себе углубляться в мрачные мысли или — того хуже — в мечты. Она просто любила находиться с ним в одной комнате и не думала ни о чём. С тихой улыбкой прислушивалась к волнению внутри себя. Наслаждалась моментом. Ни боли. Ни ревности. Чистая, как капля озёрной воды, влюблённость.

Ей не терпелось его увидеть и вместе с тем при мысли о встрече начинали немного дрожать руки и в коленях появлялась странная слабость. Изменилось ли что-то? Или это остаточные вспышки детского интереса?

Гермиона внимательно посмотрела в глаза своему отражению и, не найдя ответ, собрала волосы в хвост и скрепила заколкой.

* * *

В доме было тихо. Половина восьмого — интересно, Гарри ещё спит? Или уже ушёл?

Гермиона спустилась в кухню. Записки не было, как и следов завтрака. Тогда стоит сделать...

— Мне кофе!

— Гарри! — подскочила на месте Гермиона. — Зачем так подкрадываться?

— Ну извини, извини, — он со смехом уклонился от подзатыльника, — не думал, что ты так испугаешься. Какие планы на сегодня?

Гермиона отняла руку от колотящегося сердца и полезла в шкаф за кофе.

— Не знаю еще. Никаких, наверное... Надо подумать о том, что делать дальше.

— То есть?

— Ну, где жить, что делать с Роном...

— Стоп, — он взмахнул куском вчерашней пиццы, — первый вопрос даже не стоит, жить ты будешь здесь, с нами. И не надо на меня коситься! Мне даже обидно, что ты сама думала иначе.

— Спасибо, Гарри.

— За то, что не выгнал лучшего друга в съёмную халупу, будучи домовладельцем? Я польщён.

Гермиона кинула в него кусочком сахара. Гарри поймал его перед своим носом, бросил в рот и невозмутимо захрустел.

— А насчет Рона... Думаю, вам надо поговорить.

— Знаю. Но боюсь сейчас он в фазе острого неприятия любой идеи о разговоре со мной.

— Он остывает быстро. Отправь сову, предложи встретиться где-нибудь на нейтральной территории и обсудить ваши будущие... отношения.

— Возможно, ты и прав, — Гермионе не хотелось спорить. Гарри явно был в хорошем настроении.

— А вечером я вернусь и, если захочешь, помогу тебе составить план этого разговора. Придумаем тебе реплики покороче...

— Это я-то зануда?!

В этот раз девушка наконец дотянулась и отвесила другу шутливую затрещину.

— Доброе утро всем.

Вдох.

— Сириус! — Гарри вылез из-за стола и бросился к нему. — Ну что тебе не лежится?

— Належался в Мунго, хватит уж. Что у нас на завтрак?

Выдох...

Лишь теперь Гермиона смогла рассмотреть мужчину в дверном проёме, хотя уже целые три секунды не отводила от него глаз. Он улыбался, отмахиваясь от попыток Гарри взять его под руку, и тоже смотрел на девушку.

— Привет, Гермиона. Не слышал как ты вчера пришла, — он быстро скользнул взглядом по длинному пуловеру, заменяющему девушке халат, и выглядывающим из-под него пижамным штанам. — Рад тебя видеть... Гарри, брось, я в состоянии дойти до стола сам.

— Привет, Сириус, — молодец, голос не дрогнул.

— ...и сесть тоже, спасибо! Мой крестник трясется надо мной как гиппогриф над кладкой, — пожаловался мужчина в пространство и снова обернулся к Гермионе, которая уже наливала ему кофе в чашку. — Ты к нам надолго?

Секундную заминку прервал Гарри.

— Надеюсь, что да, не то мне придется бросить работу и следить, чтобы ты хотя бы пытался лечиться.

— Гарри, я начинаю всерьёз думать, что Молли наложила на тебя чары Въедливой Сиделки.

— Именно так. Кстати, у Гермионы они в крови, так что тебе не станет легче отлынивать от рекомендаций медиков с её приездом. Мне пора, — Гарри бросил быстрый взгляд на наручные часы и направился к выходу из кухни. — Сегодня постараюсь не задерживаться. Да, Гермиона, — он обернулся в проёме, — Сириус даст тебе свиток с описанием лечения. Проследишь, чтобы он не особо расслаблялся?

— Конечно.

Сириус кивал, всем своим видом изображая серьёзность.

— А если его свиток случайно унесло ветром — копия у меня в столе, в среднем ящике, — усмехнулся Гарри, а Сириус хрипло расхохотался.

— Иди уже!

— До вечера.

Проводив спину Гарри взглядом, Гермиона с улыбкой перевела взгляд на мужчину за столом. Тот приглашающе махнул рукой, и девушка утроилась на стуле напротив, обхватив чашку обеими руками и поджав под себя ногу.

— Сириус...

Он вопросительно приподнял брови, отпивая из своей чашки.

— Я очень рада тебя видеть. Это счастье, что ты вернулся, — чёрт, что я несу? — Как ты себя чувствуешь? — быстро добавила Гермиона.

— По сравнению с небытием — вполне себе, — усмехнулся мужчина, — хотя я на самом деле как раз небытия и не помню.

— Гарри так и не рассказал нам, как... — она запнулась, сообразив, что чуть не сморозила жуткую бестактность.

— Как я вернулся с того света? — спокойно закончил за неё Сириус и положил локти на стол. — Этого пока так и не смогли толком объяснить ни колдомедики, ни исследовательский отдел Министерства. Сам я им в этом не помощник. Помню зелёную вспышку, ощущение погружения в ледяную воду, темноту и жёлтый огонек, к которому я карабкался. Открыл глаза — над головой жёлтый светильник, вокруг палата и прошло два с лишним года.

У Гермионы сжалось сердце. Несколько скупых слов раскрыли перед ней во всей красе кошмар его положения. Человек, мимо которого практически в один миг пронеслись месяцы жизни дорогих людей. Из которых в живых осталось так мало...

Повисло молчание.

Гермиона боролась с волнением, запрещая слезам собираться в защипавших вдруг глазах, и смотрела на мужчину перед собой. Он был почти такой же, каким она его видела в Отделе тайн: крепкие руки, упрямое лицо, тёмные волосы с проседью до плеч... Впечатление обаятельного байкера, какое он тогда производил, сейчас портила землистая бледность кожи, слегка ссутулившиеся плечи и тень отчаяния, тонкой мутной плёнкой пригасившей невозможную синеву глаз. Его нельзя было назвать постаревшим. Скорее, человеком, которому что-то внутри него не даёт глубоко вдохнуть и расправить широкую спину.

— А как ты живёшь, Гермиона?

— Я?.. Да ты, наверное, знаешь... Сдала экзамены экстерном, поступила в Академию авроров (по научному профилю, конечно, не по боевому) и в октябре начинаю учиться. Что?

Он с мягкой улыбкой качал головой.

— Я не ожидал услышать в ответ о твоей успеваемости, но ты остаёшься собой. Ты молодец, девочка, твоё ответственное отношение к учёбе не раз спасало жизнь этим двум непутёвым обормотам. Если честно, твой уровень личной ответственности явно превышает показатель большинства известных мне взрослых! Мой — так уж точно, — он отсалютовал ей чашкой и сделал глоток.

Гриффиндорская заучка. Была ты ею и останешься, Гермиона Грейнджер. Сердце чуть сжалось от мысли, что из-за волнения она упустила шанс поговорить с ним о чём-то действительно важном.

— Гермиона, ну ты чего? Погрустнела, словно я тебя обидел! Ты знаешь, что? — спросил он понизив голос и наклонился к ней через стол.

— Что? — так же тихо ответила она и тоже подалась к нему, словно притянутая магнитом.

— Мне много о чём хочется поговорить с вами. Предлагаю сегодня к возвращению Гарри зазвать сюда Рона, накрыть ужин в гостиной и поднять бутылочку из старого погреба Блэков. Как тебе идея?

— Рона?.. Идея хорошая, — она сглотнула, — только мы сейчас с Роном вроде как... Нет, да что это я! Я напишу ему, сейчас же, и мы так и сделаем! Он тоже очень хочет тебя видеть, Сириус, можно сказать, живёт на низком старте, чтобы при первом намёке примчаться сюда. Он будет очень рад.

Сириус с удивлением наблюдал за мельканием эмоций на тонком лице повзрослевшей Грейнджер.

— Вы что, поссорились?

— Да ничего серьёзного, правда.

— Это ты поэтому плакала почти до утра?

Ляпнул наугад, не подумав, но попал в самую точку. Рука Гермионы замерла на полпути к кофе, а глаза расширились.

— Я...

— Извини, девочка, я какую-то чушь несу. Просто слушал ночью дождь и показалось, будто это кто-то плачет. Не обращай внимания, в моём положении удивительно, как мне еще пикси на подушке не мерещатся, — Сириус чуть наигранно рассмеялся. Гермиона, улыбаясь со всей возможной искренностью, встала убрать со стола посуду и коробку из-под пиццы.

Когда она проходила мимо, Сириус вдруг мягко взял её за руку и сказал:

— Хотя знаешь, что-то я перегнул. Слабоват я ещё для компанейских посиделок. Давайте наш званый ужин перенесём на выходные, а сегодня просто посидим вечером... Не отменяя, разумеется, заветной идеи о погребе!

Он улыбался. Его глаза были спокойны, но он улыбался ей, ей одной, признавая, что допустил неосторожность в отношении её чувств и сам же заглаживая свою вину.

— Как... — голос сорвался, пришлось откашляться. — Как скажешь, Сириус. Пожелания узников постельного режима — в приоритете!

— Ну и отлично! — он тоже поднялся с места. — Пойду пересмотрю свой гардероб, раз теперь такая очаровательная девушка разбавит наши с Гарри унылые вечера.

Гермиона запрокинула голову, засмеявшись. Щёлк! — заколка слетела с волос, и они разметались пушистым облаком. Сириус протянул руку и потрепал её по макушке.

— Как ты справляешься с такой копной?

Гермиона пожала плечами. Проклятое гнездо, и получаса не могло...

Не заметив за вымученной улыбкой смятения, охватившего девушку, Сириус кивнул и вышел из кухни.

* * *

Августовское солнце никак не могло смириться с тем, что свинцовые тучи забрали у него возможность напоследок перед долгой стылой зимой обогреть промозглый город. Оно вот уже шестой день подряд с самого рассвета упорно било тёплыми лучами по низкой завесе, не сдаваясь, не веря, что его время в этом году закончилось так рано. Непреложные законы природы были на его стороне, и скоро Солнце войдет в свои права, явив жителям туманного города такой тёплый, залитый светом сентябрь, какой не многие и припомнят на своем веку. А пока лишь несколько лучей, чудом пробив себе лазейки в облачном панцире, осветили небольшую часть волшебного Лондона. Солнечные посланцы разбились на осколки, отражаясь от луж, путаясь в искристой от воды зелёной листве и, заглядывая в окна, замирали, навек запомнив миг, который успели застать.

Одному дому повезло чуть больше, чем другим. Солнечные лучи словно пронзили его насквозь бело-золотистыми стрелами и застыли.

Один — у ног худощавого темноволосого парня в очках, уже десять минут прижимавшегося лбом к холодной каменной кладке камина, сжав в руке горсть летучего пороха, пережидая бессилие. Сейчас, сейчас... Ему надо еще минуту, чтобы уставшее от неестественных улыбок и автоматических шуток лицо смогло вновь превратиться в маску Мальчика-Который-Пережил. Никто никогда не должен узнать, что на самом деле он оставил свое сердце среди руин старинного величественного замка, а на его месте в груди, затухая месяц от месяца, теперь билась лишь упрямая мысль: «Никто больше не подчинит свою жизнь спасению моей».

Другой луч пробежал по деревянному столу и замер, запутавшись в гриве волнистых шоколадно-каштановых волос девушки, сидевшей на холодном полу и сжимавшей в руках сломанную заколку. Она была разочарована ответом, который получила на свой вопрос. Ничего не изменилось: она влюблена в Сириуса Блэка, который видит в ней лишь совесть и ум Золотого Трио с копной на голове. Сильная и целеустремленная, она скоро встанет и в рутине необходимых дел придумает, чем может себе помочь. Она уже не ребёнок. Она — девушка, которая приучилась ценить редкие дни без страха за свою жизнь и жизнь своих близких. Она найдет способ обратить на себя его внимание, потому что не сможет быть счастливой, не попытавшись узнать, чем могла бы обернуться эта история.

Еще несколько тонких нитей света озарили на миг холодную комнату в серо-зеленых тонах и рванулись к мужчине, который сидел на кровати сгорбившись, упершись локтями в колени и прижимая ладони к лицу. Если бы какому-нибудь талантливому скульптору пришла идея увековечить в мраморе безмерную боль души человеческой, он не нашел бы лучшей фигуры, чем Сириус Блэк. Эта поза стала привычной с тех пор, как он снова смог сидеть без посторонней помощи. Его душа разрывалась на части с самого первого вечера на площади Гриммо, когда крестник, поддавшись на уговоры, в первый раз устроился на полу у постели Сириуса и устремив невидящий взгляд в окно рассказывал, рассказывал, рассказывал... Мужчина слушал молча, будто отрешившись, и только выжигал в своей душе имена тех, кого потерял навсегда. Кого мог бы спасти. Вместо кого мог бы погибнуть сам. Видит Мерлин, каждый из ушедших был достоин жизни во сто крат больше, чем беспутный, бесполезный Сириус Блэк.

Гермиона никогда не была асом кулинарного искусства и потому заказала блюда в небольшом маггловском ресторанчике. Ничего особенного — стейки, овощи на гриле, салат и вишнёвый пирог на десерт. К этому добавится бутылка вина, о которой говорил Сириус, и...

Сириус.

Руки девушки на миг замерли над бумажным пакетом, из которого она перекладывала упакованную еду на кухонный стол. Да что ж это за наваждение! Кажется, само его присутствие в доме обостряет чувства и не оставляет шанса забыть о нём хотя бы на полчаса. И, словно отвечая на мысленный зов, со стороны лестницы донеслись шаги.

— Сириус! — громко позвала Гермиона, скрывая свое секундное замешательство, словно он был его свидетелем. — Мы будем ужинать в столовой?

— Да что ты такое говоришь, там же придется орать, чтобы общаться через этот громадный стол, — на последних словах мужчина вошел в кухню. — О, какие ароматы...

Он замер в проёме, прикрыв глаза и с упоением втягивая носом воздух. Гермиона против воли окинула взглядом его фигуру — гладко выбритое лицо, закатанные рукава тёмно-синей рубашки, чёрные брюки и чёрный же распахнутый жилет, ботинки из матовой кожи... «Хорош», — с горечью подумала Гермиона. Хотя утренний длинный халат с тяжёлыми кистями на поясе смотрелся на нём не хуже, но сейчас Сириус Блэк был уже куда больше похож на себя самого: привлекательного хулигана, который умеет нравиться женщинам.

— Так, вот мой вклад в нашу трапезу, — он выставил на стол две бутылки, вино и огневиски. — Я посчитал, что джентльменам вино покажется слабоватым, оно совсем лёгкое.

— Разве тебе можно пить крепкий алкоголь в твоем состоянии?

— Разве можно не пить крепкий алкоголь в моем состоянии? — парировал он и с усмешкой прибавил: — Я и так был паинькой две недели.

— Сириус, но ты еще слаб и...

— Кто?.. Я — слаб? — комическое возмущение отразилось на лице Блэка и вдруг он сделал два быстрых шага и подхватил Гермиону на руки. Она взвизгнула.

— Ты что делаешь?!

Он обогнул стол, легко поставил её на ноги и щёлкнул по носу.

— Я прекрасно себя чувствую, Гермиона! А виски, как известно, лучшее средство для закрепления результата лечения. Тебе помощь нужна? — он окинул взглядом стол с разложенными на нем продуктами.

— Нет.

— Тогда я буду у себя, надо написать пару писем. Гарри прислал сову, он будет часам к восьми, — Сириус быстро вышел из кухни.

Он завернул в коридор, остановился, привалившись плечом к стене, и тяжело задышал. «Чёрт, для таких упражнений еще, пожалуй, рановато, — подумал он. — Развалина хренова. Ведь Гермиона совсем лёгкая...»

Сириус осёкся, поймав себя на том, что вспомнил ощущение хрупкой спины с выступающими позвонками на своей руке и тонкие пальцы, от неожиданности вцепившиеся в его шею. Какого чёрта он вообще это выкинул? Порыв, который он не успел ни обдумать, ни придержать. Глупо вышло, хотя... «Так, стоп. Нужна женщина. Кажется, и впрямь выздоравливаю,» — с усмешкой резюмировал Блэк и направился к лестнице.

Гермиона стояла в кухне, прижав ладони с полыхающему лицу и слушая грохот крови в ушах. Сердце колотилось как бешеное, в голове носился ураган мыслей, и ей никак не удавалось выцепить хотя бы одну.

Дыши, дыши, Гермиона...

Его руки — на спине и под коленками. Его лицо — так близко. Запах одеколона.

Нет, погоди, успокойся! Давай глубже — вдох, выдох...

Она опустилась на стул. Почти пять минут ушло на то, чтобы выровнять дыхание и справиться с бешеным роем мыслей. «Он просто... шутил?». Если бы она не была влюблена, то просто посмеялась бы, как любой шутке, но она была влюблена. Слабые попытки мыслить аналитически привели к следующему: если она ему нравится, ну, как девушка, то это был... был... жест симпатии под видом шутки. А если нет, то это просто дружеская шутка безо всякого подтекста.

Гермиона глубоко вдохнула и медленно выдохнула.

Да уж. Блестящий вывод.

* * *

Ужин выходил каким-то безрадостным. Кикимер, выполняя распоряжение Сириуса, накрыл стол и сотворил под потолком парящие свечи согласно указаниям Гермионы, но не успела она его похвалить, как он отвернул от неё ушастую голову, пробормотал тихое ругательство и был таков.

Они сидели втроём и изо всех сил поддерживили довольно вялый разговор, но было очевидно, что каждый не отказался бы побыть наедине со своими мыслями.

— А как сейчас Джордж?

Гарри и Гермиона переглянулись.

— Мы точно не знаем... — осторожно начала девушка. — Он почти ни с кем не встречается, только навещает семью раз в неделю. Почти сразу после похорон Фреда он снял себе другую квартиру в Косом переулке, напротив магазина. Никого к себе не зовёт и ведёт себя... ну, отстранённо, что ли. Так, что никто не решается напроситься в гости.

— Я как-то зашёл к нему в магазин. Управляющий сказал, что Джордж уже ушёл, и показал окна его квартиры через дорогу. Я стучал, но никто не открыл. Или не было дома, или он не хотел разговаривать.

— Ну, главное он видится с Молли и Артуром... — задумчиво сказал Сириус и сделал глоток виски. — Ему нужно время.

— Да, — кивнул Гарри, — нам всем нужно время, чтобы...

— А я не согласна, — Гермиона помотала головой. — Он отдаляется от всех, а мы его отпускаем. Мы должны быть рядом с ним, поддерживать его, а мы все просто молча принимаем его одиночество как должное.

— Гермиона, — Сириус посмотрел на неё чуть исподлобья, — порой человеку действительно нужно одиночество.

— Он и так один!

— Вот именно! Вы все... Мы все теряли близких, но Джордж потерял не кого-то, а половину себя самого. Ты вспомни их вместе! Он же говорили, думали, действовали как единый организм с четырьмя руками. Они были одним целым. И от этого целого отодрали половину, оставив вторую жить дальше. Извини, но никто другой не поймет его боли. Вряд ли мы сможем ему чем-то помочь, пока он сам не найдёт в себе силы смириться со своей утратой.

Гермиона снова покачала головой. Она понимала, о чём говорит Сириус, но была не согласна, что Джордж должен искать силы в одиночестве. Хотя как бы то ни было — она тоже до сих пор не решилась навестить его в новой квартире. В глубине души она (как и все остальные) знала, что он просто не откроет дверь.

Снова замолчали. Сириус устремил взгляд куда-то в центр стола и машинально постукивал пальцами по его поверхности. Гарри задумчиво крутил в руках стакан с остатками виски, глядя на тёплые блики, которыми искрилась янтарная жидкость в свете парящих свечей. Гермиона ковыряла вилкой вишнёвый пирог, посматривая то на одного, то на другого.

— Я видел сегодня Рона, — вдруг сказал Гарри, не поднимая взгляд.

Гермиона вскинула голову.

— Ну вы же работаете вместе... Как у него дела?

— Он не прошёл испытание в Аврорате и теперь ему придётся поступить в Академию и отучиться там два года, только после этого ему дадут ещё одну попытку. Хотя его оставили на должности стажёра, но...

Гермиона отложила вилку и закрыла лицо руками. Вот чёрт, она совсем забыла об испытаниях! Это наверняка из-за неё... Мерлин, столько месяцев терпела и решила уйти от него буквально накануне перед... Бедный Рон... Он теперь совершенно раздавлен.

— Ты не при чём, Гермиона, — Гарри встал, чтобы обнять подругу за плечи, — даже не думай. Он просто не справился — не хватило знаний по Тёмной магии и ещё по оборотным заклинаниям.

— Но если бы я не... — глухо начала девушка, но её перебил Сириус.

— Он готовился, Гермиона?

— Что? — она подняла на него взгляд. Синие глаза смотрели строго.

— Вы с ним вместе жили, ты видела его постоянно. Он готовился к испытаниям? Что-то учил, повторял, упражнялся?

— Не совсем... — Гермионе показалось, что она оскорбит Рона, если скажет честное «нет». — Но он сильный маг, и к тому же забот у него сейчас хватает!

— То, что он не прошёл испытание, говорит о том, что он действительно не готов. И лучше бы ему подучиться, чем глупо погибнуть на первом же задании, ведь так?

Гермиона кивнула. Гарри продолжал успокаивающе гладить её по плечам, и Сириусу пришлось сделать над собой усилие, чтобы не отвести взгляд от лица Гермионы и не проследить за руками крестника. Почему-то его слегка беспокоила нежность, с которой Гарри относился к своей подруге.

— Значит, всё к лучшему. Рон отважный парень и готов положить жизнь за своих друзей, но ему не помешает получше подготовиться. Ну а ты, конечно, прошёл испытание без проблем? — Сириус с улыбкой взглянул на крестника. Тот смутился и вернулся за стол.

— Я не проходил. Мне сказали, что в этом нет необходимости, и просто зачислили во второй отряд.

— Прекрасно! — Сириус просиял и протянул Гарри руку. — Я поздравляю тебя! Твой отец гордился бы тобой. Знаешь, Гарри, когда его принимали...

Гермиона устало закрыла глаза. Она представляла реакцию Рона.

Хуже не бывает.

* * *

Сириус задержал Гарри у двери в свою комнату.

— Зайдёшь на минуту? Есть разговор, — тихо сказал он.

— О чём? — Гарри хотел добраться до кровати, упасть на неё и поскорее забыться уже привычным беспокойным, рваным сном.

— О Гермионе.

— Тогда давай лучше ко мне, — парень открыл свою дверь, — её комната прямо под твоей.

Сириус странно на него посмотрел, прежде чем войти. «Так это всё-таки она плакала?..»

— Гарри, я хотел спросить: что у них с Роном? — начал он, опустившись в кресло. — Я как дурак с мороза — вижу, что вам неловко о нём говорить, но ничего не понимаю и боюсь лишнее слово сказать, чтобы не угодить в больное место.

— Они расстались. Она не любит его, — просто ответил парень. После очередного изматывающего дня у него почти не осталось сил выбирать тактичные выражения.

— Поэтому она вчера появилась у нас?

— В общем, да.

— Ясно, — Сириус потёр ладони, — Слушай, Гарри... — он замялся, — вы с ней... Между вами что-то есть?

— Что? Нет, — изумление на лице парня было искренним, — я просто пытаюсь поддержать её.

— Знаешь, мне показалось, что ты...

— Нет, — перебил Гарри, — Сириус, ты ошибаешься. Гермиона мой друг. Я встречаюсь с Джинни.

— Тогда ладно, — Сириус поднялся. — Спасибо. Отдыхай.

— Ты тоже.

Гарри дождался, пока за мужчиной закроется дверь, и не раздеваясь тихо улёгся на кровать.

* * *

Когда на следующее утро Гермиона спустилась вниз, Гарри уже отбыл в Министерство. Немного подумав, девушка решила приготовить нормальный завтрак для Сириуса. В конце концов, чем они тут питались вдвоём? Кофе и пиццей?

Выбирая в огромном четырёхстворчатом шкафу с разнообразными сервизами посуду, она размышляла над вчерашним вечером. Не много-то они наговорили, но большинство разговоров были полны щемящей грусти — несмотря на краткость. Не осталось тем, которые можно было бы обсудить не вспомнив кого-то из погибших друзей и союзников.

Гермиона обдала белоснежный чайник кипятком и, поколебавшись перед полкой с разнообразными видами чая, выбрала бодрящий эрл-грей.

До той страшной ночи битвы за Хогвартс, даже в самые тяжёлые времена можно было найти шутку, чтобы разрядить обстановку. Проделки и изобретения Фреда и Джорджа, удивительная способность Симуса взорвать даже каменную шкатулку для колец в попытке превратить её в ледяную фигурку, бесконечные казусы во время тренировок или матчей по квиддичу... Много всего. Теперь же... Фреда больше нет (да и Джордж исчез из их жизни). Симус сильно изменился, оставшись сиротой. Даже квиддич больше не отвлекал мысли — руководство страны в знак траура на весь следующий год отменило внутренние чемпионаты и отказалось участвовать в борьбе за Кубок Европы.

Словно боясь вступать в любые разговоры, вчерашние друзья и соратники отдалились друг от друга, избегали встреч.

Невилл, похоронив бабушку (у пожилой волшебницы сердце не выдержало свалившихся на любимую Британию испытаний и она два дня не дожила до победы), продал дом, переехал в удалённый нелепый особнячок Лавгудов и лишь перебрасывался несколькими словами с Гарри и Роном, когда встречал их в Аврорате. Полумна пару раз написала Гермионе, сообщила, что они все здоровы и живут очень дружно, но и только.

Симус просто исчез, направив нескольким друзьям записки о том, что хочет уехать и пожить один, «подальше от этой долбаной свихнувшейся страны, которая у меня уже в глотке сидит».

Чжоу с родными вернулась на родину.

Флёр и Билл закрылись в своей Ракушке. Два месяца назад Флёр по секрету написала Джинни о своей беременности, но попросила держать всё в тайне какое-то время — словно предчувствовала, что потеряет ребенка.

Чарли отослали в Индию, изучать новый подвид Южных Зеленохвостов, недавно обнаруженный в долине реки Чамбал — и, кажется, он ни минуты не думал о том, чтобы отказаться.

Молли и Артур...

Гермиона вздохнула и опустила ресницы.

Молли и Артур сильно сдали. И если у Артура была возможность немного отвлечься на работе, где он получил повышение, девять подчиненных и гору работы, то Молли не выходила из дома, почти всё свободное время проводя или в своей комнате, или в бывшей комнате близнецов. Она немного оживлялась только в субботу, когда в доме на час-другой появлялся непривычно спокойный молчаливый Джордж, чтобы с утра приготовить его любимые лепёшки с лимонным джемом.

Девушка окинула взглядом стол. Белоснежные чашки стоят друг напротив друга, между ними — поджаренные тосты, нарезанный ломтиками сыр, масло, несколько яблок, молоко... Если отрешиться от всего, можно представить что они живут вдвоём в этом большом доме и она каждое утро готовит завтрак на двоих...

Гермиона присела на стул и налила себе чай. Ложка сахара... Интересно, как он предпочитает пить чай? Сладкий? С молоком?

Какое-то время девушка задумчиво оглаживала кончиками пальцев свою чашку. Прекрасный фарфор — тонкий, дорогой, к нему было приятно просто прикасаться и неспешно прокручивать в голове отвлеченные мысли.

А если он не спустится? Ей хотелось сделать ему приятно, но не идти же вытаскивать его из постели со словами: «Я приготовила тебе завтрак, иди посмотри, какая красота!». Гермиона невольно усмехнулась — вот это было бы больше похоже на реалии семейной жизни.

Она взяла чашку в руки и подошла к высокому окну.

Между ветвями деревьев мелькали небольшие светлые птицы — кажется, сойки. Дождя не было, просто однотонное светло-серое небо, холодное даже на вид. Гермиона зябко повела плечами и сделала глоток чая.

Может, пойти проверить, как он? Нет, это глупо. И даже просто неловко — взять и заявиться в нему в спальню. Хотя, например, к Гарри она бы в такой ситуации зашла не задумываясь.

Чёрт, как все стало сложно.

Гермиона стояла у окна, пока чашка в руках не остыла, а потом опустила голову и вздохнула. Ей уже пора.

Она укрыла стол с завтраком лёгкими чарами, чтобы чай дождался Сириуса горячим, а тосты — свежими. Достала из ящика кусочек пергамента, быстро написала: «Встречаюсь с Джинни. Вернусь не раньше обеда. Завтракай», положила записку к его пустой чашке и пошла одеваться.

* * *

На «дружеский ужин в честь возвращения Сириуса Блэка» (так было написано в пригласительных открытках) в ближайшую субботу согласились прийти почти все, лишь Кингсли отказался, сославшись на адскую занятость в Министерстве, да от Джорджа ответ так и не пришёл.

Всю пятницу, пока Гарри был в Аврорате, Гермиона на пару с Сириусом планировали мероприятие. Согласились, что бурное празднество будет неуместно в свете последних сообщений об уцелевших Пожирателях, которые по какой-то причине стали выползать из своих нор и устраивать нападения на волшебников и магглов. Гарри рассказал, что слышал в Министерстве: нападения совершенно бессистемные и никак невозможно обнаружить хоть какую-нибудь связь между жертвами или чертами преступлений. Словно Пожиратели вдруг с цепи сорвались и стали нападать на всех без разбору.

Утром в субботу, передав Кикимеру список блюд и напитков, которые надо приготовить, а также личное обещание открутить уши, «если через три часа хоть одна пылинка...», Сириус вернулся в гостиную. Он предпочитал общаться с домовиком вдали от глаз Гермионы, чуть что бросавшейся защищать старого злобного эльфа, который в ответ на её извинения лишь плевался ругательствами. Сириуса так и подмывало прибить этого сморчка и взять нормального домовика, но он благоразумно рассудил, что всегда успеет предпринять крайние меры, и решил без острой необходимости не наносить девушке душевную травму. Возможно, мужчина просто не хотел выглядеть перед Гермионой жестоким, ведь в глубине души ему было приятно ловить на себе мягкий улыбающийся взгляд симпатичной девушки, в которую она превратилась из нескладного подростка. Быть может, он даже хотел... Но Сириус не позволял себе об этом думать. Какой бы он ни был беспутный и как бы ни дорожил в своё время репутацией завзятого казановы, но рассматривать практически ребёнка в качестве объекта соблазнения казалось ему слишком неправильно. Слишком... грязно...

«Стоп!» — приказал он себе, чувствуя как кровь отливает от пальцев и начинает горячить низ живота.

— Ты в порядке? — Гермиона подняла голову от пергамента со списком приготовлений к вечеринке, заметив, что Сириус резко тряхнул головой.

— Да, — он усмехнулся своим мыслям и сел в соседнее кресло. — Что у нас ещё осталось?

— Мм... Ну вроде всё... — Гермиона ещё раз пробежалась по списку глазами. — Ужин, уборка, украшение гостиной, шарики...

— Шарики? — возмутился Сириус и попытался выхватить пергамент из рук Гермионы, но она проворно отвела руку за голову. — Скажи, что ты шутишь!

— Это идея Гарри, — засмеялась она, — и ещё торт! У тебя же фактически второй День рождения, так что будь добр смотреть именинником сегодня вечером!

— Что-то мне подсказывает, что это не все сюрпризы, — проворчал он, — и вы, дети, решили выставить меня форменным идиотом...

— Да, форма у тебя тоже будет.

— То есть?!

— Вечером узнаешь!

— Гер-рмиона... — рыкнул Сириус совсем по-собачьи.

— Нет-нет, это и впрямь сюрприз! Не лишай нас удовольствия, — Гермиона сложила пергамент и поднялась. — У меня есть ещё дело в городе, буду через пару часов.

— Какое дело? — обреченно буркнул мужчина. — Купить мне колпак с блёстками?

Она засмеялась.

— Не переживай, к тебе это не имеет отношения.

«Почти не имеет», — мысленно добавила она.

— Тогда пойду полежу и сделаю пару дыхательных упражнений на укрепление самоконтроля. Чтобы не поубивать вас к середине вечера.

Проводив девушку до прихожей, Сириус заглянул в комнату крестника. Гарри сидел за письменным столом и выводил какие-то закорючки на листе пергамента.

— Ты занялся рисованием?

— Нет, — вяло откликнулся тот, — пытаюсь написать письмо Джинни.

— Ясно. Слушай, Гермиона убежала в город, а я пойду прилягу, хорошо? Надо набраться сил перед вечеринкой.

— Конечно, не буду тебя беспокоить.

Сириус кивнул и вышел.

Закрыв дверь в свою комнату, он наложил на неё заглушающее заклинание и достал из потайного ящика шкафа простую деревянную шкатулку, на дне которой перекатывалось несколько светящихся алых шариков размером с жемчужину. Сириус взял один шарик и поднес к губам, молясь, чтобы пароль за два года не изменился.

— Аронто эва, — шепнул он шарику и тот выскочил из пальцев, зависнув перед лицом. Пару раз мигнув розоватым светом, шарик развернулся в сгусток алого тумана, в котором отчетливо проявилось женское лицо.

— Сириус! — вскрикнула женщина и разулыбалась полными губами. — Слухи о твоем возвращении дошли и до нашего захолустья. Как я рада тебя видеть!

— Здравствуйте, мадам Расин. Позвольте заметить, что вы заметно помолодели с нашей последней встречи и выглядите еще ослепительней, чем раньше!

— Льстец, — усмехнулась женщина, — когда ждать тебя в гости?

— Пока, к сожалению, я не могу свободно перемещаться. Но хотел бы пригласить к себе одну из ваших учениц, если вы не против.

— Ну разумеется, девочки будут очень рады! Лейла, я полагаю? Она вспоминает тебя что ни день.

— Нет, — Сириус с лёгким удивлением отметил про себя, что ему совсем не хочется встречаться со старой подругой, — я не прочь завести новые знакомства.

— Тогда... — мадам Расин задумчиво подняла глаза вверх. — Возможно, Мари?.. Она новенькая, но просто находка. Австрийка. Блондинка, невысокая — всё как ты любишь. По-английски, правда, ни бельмеса ни понимает...

— Это к лучшему.

— Отлично. Когда?

— Сейчас.

— Хорошо, — мадам Расин послала Сириусу воздушный поцелуй. — И заруби себе на носу — я жду тебя в гости в наш маленький отель в самое ближайшее время! Не терпится услышать о твоих приключениях!

— Обязательно, мадам.

Туманное лицо развеялось.

Сириус подошёл к окну. Слава Мерлину, сейчас он сбросит напряжение и перестанет заводиться от мыслей о каждой... О единственной девушке. Которая живёт с ним в одном доме и годится ему в дочери. Знал бы Люпин три года назад, от каких метаний спасет его подарок старину Бродягу...

Раздался тихий хлопок. Сириус обернулся — в трёх шагах от него стояла миловидная блондинка в длинной мантии. Какое-то время она смотрела в глаза Блэку, но он не трогался с места. Тогда изящные ручки вспорхнули к воротнику мантии, потянули завязки, и тяжёлая бархатная ткань с лиловым шитьём упала к ногам. Сириус заскользил взглядом по полной груди, очень тонкой талии, изящному изгибу бёдер... Да, мадам Расин помнит его вкусы.

Мужчина поднял руку и поманил блондинку к себе. Она чуть улыбнулась одними уголками губ и переступила через мантию на полу...

* * *

Гермиона лёгкой походкой шла по переулку. Поднятый ворот короткой куртки не защищал шею от холодного ветра, но девушка была слишком занята своими мыслями, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Она предвкушала сегодняшний вечер и, возможно, взгляд Сириуса когда он увидит...

Девушка повернула на улицу Фей и остановилась перед жёлто-золотой вывеской салона миссис Вайт. Полюбовавшись, как искрятся волосы русалки на вывеске, и одновременно пытаясь сдержать какой-то непонятный восторг предвкушения, Гермиона вошла в салон. За высокой стойкой её встречала хозяйка — седая волшебница в белом костюме.

— Здравствуйте, — Гермиона подошла к стойке.

— Добрый день, мы рады приветствовать вас... — миссис Вайт подняла глаза от большой книги записи и на миг раскрыла рот. — О! Какая честь! Здравствуйте, мисс...

— Браун! — перебила ее Гермиона. — Я бы хотела сделать причёску.

— Ну конечно, конечно, моя дорогая. Так, секунду... — хозяйка чуть задрожавшими пальцами зашуршала страницами книги, — вот! Лиретт вас примет, она лучший наш мастер. Мисс Рокуэлл! — неаристократично закричала хозяйка в глубину салона.

— Да, миссис Вайт?

К стойке из глубины зала шла молодая женщина. Пока она приближалась Гермиона смотрела на её гибкую, тонкую фигуру в узком сером платье с длинными рукавами, на собранные в тугой узел пепельно-русые волосы, на спокойно сложенные перед собой руки, но видела... видела лишь глаза. Серо-голубые, пронзительные, они казались бы томными из-за чуть опущенных век, если бы вся строгость облика не лишала их хозяйку всякого намёка на кокетливость. И все-таки она была красива... Охрененно красива, как выразился бы Рон.

— Мисс Браун желает причёску.

— Разумеется, — Лиретт чуть кивнула Гермионе. Кивок был исключительно вежливый, без намека на популярность или шевелюру клиентки (которая благодаря стараниям ветра была в довольно плачевном состоянии). — Прошу вас.

Пока они шли через салон к одному из высоких напольных зеркал в старинной витой раме и креслу с низкой спинкой перед ним, Лиретт обернулась к Гермионе:

— Не желаете чашку чая?

— Нет, спасибо, — пробормотала Гермиона. Красота Лиретт смутила её и немного охладила восторг.

— Тыквенного сока, быть может?

— Нет.

Повинуясь молчаливому жесту Гермиона устроилась в кресле и посмотрела в зеркало на женщину, стоявшую за её спиной.

— Итак, что бы вы хотели?

— Я... не знаю, — Гермиона опустила взгляд на свои растрёпанные волосы. Мерлин, ну и пугало! — Наверное, просто собрать на затылке, локонами... И чтобы они там продержались до ночи, — нервно усмехнулась девушка. Снова посмотрела на Лиретт. Та задумчиво молчала, рассматривая, как ни странно, не волосы Гермионы, а её лицо.

— Ну, или можно как у вас, — быстро добавила Гермиона, стараясь скрыть смущение, — ваша прическа мне очень нравится.

— Спасибо, — без улыбки ответила Лиретт и, начав перебирать пряди на голове Гермионы, склонилась к ней, словно пыталась поближе рассмотреть какой-то колтун. — Мисс Грейнджер, — шепнула она, не отрывая глаз от своих пальцев, распутывающих волосы девушки, — как я могу судить по вашим колдографиям в прессе, вы не любите навязчивое внимание.

Гермиона, удивившись, лишь кивнула. Лиретт бросила быстрый взгляд в её глаза в отражении и снова вернулась к волосам.

— Насколько я знаю миссис Вайт, скорее всего она сейчас вызывает сюда корреспондентов, чтобы они могли заснять ваше преображение и заодно разрекламировать салон, в котором оно произошло.

— Чёрт... — потрясённо пробормотала Гермиона. Тонкий, свежий аромат духов женщины и ещё шёпот, чуть щекотавший шею под ухом, вносили дополнительное смятение в мысли, не давая сосредоточиться.

— Через дорогу вверх по улице есть кафе, «Фестрал», вы можете аппарировать туда. Только давайте сделаем так, чтобы меня не заподозрили в вашем скором уходе, — Лиретт выпрямилась и стала собирать волосы девушки в одну руку. — Итак, мисс Браун... — нормальным голосом начала она, но Гермиона вскочила с кресла и с волнением заговорила достаточно громко, чтобы её услышали соседние мастера и клиентки, сидевшие креслах:

— Ох, мисс... — она поняла что забыла фамилию Лиретт, а ведь хозяйка её называла! — Простите, я вспомнила, мне надо бежать!.. Есть одно дело... — стоп, она же не должна ничего объяснять. Гермиона вконец смутилась. Лицо Лиретт изображало сдержанное изумление.

— Спасибо, — выдохнула наконец девушка и аппарировала.

* * *

— Чего желает молодая леди? — эльф нисколько не удивился посетительнице, вдруг возникшей рядом с ним на пороге кафе.

Гермиона хотела было с досадой бросить «Ничего», но поняла, что ей не помешает присесть и что-нибудь выпить.

— Травяной чай, пожалуйста, и воды, — выдавила она и направилась в самый угол зала, за неприметный столик у стены.

Посетителей в кафе было немного (едва ли треть столов занята), но Гермионе хотелось забиться куда-нибудь поглубже и побыть наедине со своей досадой.

От хорошего настроения ничего не осталось. «Вот ведь мерзкая... баба!» — думала Гермиона, нервно размешивая сахар в поданном эльфом чае. Но раздражение не перекрывало досаду. Она же хотела всего лишь уложить волосы, чтобы быть красивой... для него сегодня вечером. Но даже этого героине войны (Гермиона горько усмехнулась) теперь не положено — она, как и её друзья, лишь объект для общественного наблюдения, как неизвестные букашки для толпы натуралистов. Чёрт. Чёрт!

— У вас свободно?

Гермиона вскинула голову и немного растерялась.

— Да, конечно... Садитесь, пожалуйста.

Лиретт кивнула и грациозно опустилась на стул напротив. Эльф тут же возник из воздуха, поставил перед красавицей чашку ароматного кофе и снова исчез. Лиретт сделала глоток и подняла на Гермиону свои пронзительные глаза.

— Я почти каждый день здесь бываю, — пояснила она, — так что мои вкусы для хозяина заведения не секрет.

— Вы ушли с работы?

— У меня перерыв, — Лиретт сложила руки на столе. — Послушайте, мисс Грейнджер...

— Гермиона.

— Что?

— Зовите меня просто Гермиона, — она робко улыбнулась.

Женщина секунду безо всякого выражения смотрела в глаза собеседницы (Мерлин, какие глаза... Просто льдинки!), а потом тонко улыбнулась и протянула руку через стол.

— Лиретт Рокуэлл. Зовите мена Лира и... тогда уж давайте на «ты», я не на столько старше вас.

— Давай, — чуть запнулась Гермиона и сделала глоток чая, чтобы скрыть смущение.

— Чудесно. Так вот. Гермиона, я хотела бы извиниться за это недоразумение в салоне. Увы, наша хозяйка...

— Нет, Лира, не надо извиняться! Наоборот, ты спасла меня, я тебе очень благодарна.

— Слишком громкие слова для такого пустяка, — Лиретт чуть наклонила голову. — Я знаю, такие вещи изрядно портят настроение. И потому предлагаю свою помощь. Ты ведь хотела сделать причёску?

— Да, но я не могу вернуться...

— И не надо. Я живу недалеко, и всё необходимое есть у меня дома. К тому же мой перерыв на обед может занимать до полутора часов, а за это время я более чем успею выполнить все твои пожелания.

Гермиона хотела было сразу отказаться, но на секунду задумалась. Конечно, настроения у неё уже нет... А с другой стороны, вечеринка все равно состоится, и она по-прежнему не отказалась бы стать немного красивее в этот вечер...

Сириус.

— Пожалуйста, Гермиона. Позволь мне хоть немного загладить эту неприятность. Конечно, настрой у тебя сейчас не радужный, но ведь причёска предполагает повод, а он, надо полагать, никуда не делся? — Лиретт безмятежно улыбалась.

«Легилимент?» — быстро подумала Гермиона, но тут же откинула эту мысль. Она бы почувствовала попытку поднять ментальный блок, который держала на людях уже автоматически, да и нельзя же в каждом человеке видеть опасность. Так и до паранойи недалеко.

— Лира, я... не думаю, что это удобно.

— Ну ладно, ладно, — тихо засмеялась женщина, и по её пепельным волосам пробежало несколько светлых искр, — а если я скажу, что не могу отказаться от возможности поближе познакомиться с такой знаменитой девушкой и ради этого готова отказаться от обеда? Такая сделка тебя устроит?

Гермиона с улыбкой покачала головой. Трудно было противиться мягкому обаянию безупречной женщины. К тому же, судя по тонкой талии, пропустить обед не было для неё непосильной жертвой.

Прежде всего Гермиона отправила Гарри сову самолично распоряжающегося за стойкой владельца кафе («С удовольствием, мисс Рокуэлл! Для вас — всё, что угодно») с короткой запиской. Она сообщила, что забежит к знакомой по «девчачьим делам» (гарантия того, что Гарри не станет сию секунду волноваться и засыпать её ответными вопросами) и приписала адрес Лиретт. Слабая мера предосторожности, тем не менее притупившая собственное волнение по поводу визита в незнакомое место. Слава Мерлину, в аппарации не было нужды — до дома Лиретт почти в самом центре города можно было дойти за двадцать минут.

Шли молча. Гермиона — подняв воротник куртки и спрятав под него волосы так, чтобы, с одной стороны, знаменитая копна не привлекала ненужного внимания, а с другой — несколько вырывающихся на волю прядей, треплемые ветром, частично скрывали «лицо с обложки» от глаз прохожих. Впрочем, скоро девушке стало понятно, что в этом не было нужды. Невидящие взгляды окружающих лишь на секунду выхватывали Гермиону из городского пейзажа и тут же отскакивали, притянутые плавной грациозностью её спутницы. Встречные женщины делились на две категории: обычные, будничные, уже выбросившие себя из игры в высшей лиге Женственности, задерживали взгляд на пару мгновений и тут же прятали его вместе со своим осуждением, печалью или завистью. Другие, ухоженные и эффектные, старались обдать показным равнодушием — или в самом деле не видели в ослепительной Лиретт ничего выдающегося. Но мужчины... Мужчины смотрели все. От мальчиков на пороге школы до стариков на пороге маразма. От джентльменов в шитых серебром мантиях до рабочих с закинутыми на плечо куртками. Все смотрели. Все видели. И ни один не осмеливался...

А Лиретт шла домой. Она просто отбивала своими невысокими тонкими каблуками монотонный ритм, но это действовало как стук метронома в присутствии талантливого гипнотизёра. И Гермиона искоса поглядывала на новую знакомую, чувствуя, как привычный гул образов в голове подчиняется этому ритму. Не становится медленней или меньше, но упорядочивается и даёт мыслям двигаться внутри сознания по идеальной эллиптической траектории, не сталкиваясь и не налезая друг на друга.

Так. Так. Так.

Лира. Лиретт. Прямая. Лёгкая.

Взгляд — вперёд, но подбородок ничуть не задран. В одной руке — сумочка. Другая — спокойно, в карман мантии.

Так. Так.

Плечи развернуты. Высокая. Тонкая. Ни черта не простая. Ни капли — высокомерная.

Тихо. Просто. Вперёд, к своей цели. К дому с работы. Но словно — на встречу с Министром. Которой добивался именно Министр.

Цок. Цок. Так. Так.

Я. Тоже. Хочу. Так.

— Гермиона.

Что?..

— Что?

— Мы пришли.

Гермиона мотнула головой, выпутываясь из наваждения. Вот это магия... Что это?.. Было...

— Гермиона, ты в порядке? — Лира положила руку ей на плечо и заглянула в глаза.

— Да, задумалась. Извини, — девушка приказала себе встряхнуться и поглубже засунула в карманы напряженные руки. — Это твой дом?

— Да. Идём.

Лиретт жила на втором этаже ничем не примечательного трёхэтажного дома — такими были застроены почти все улицы волшебного мира, на каких приходилось бывать Гермионе. Тёмный вход, на лестнице без окон вдоль стен парят неугасимые свечи. Обычная деревянная дверь.

Лиретт достала из сумочки ключ, открыла её и посторонилась, пропуская гостью вперёд. Гермиона шагнула внутрь — и остановилась на пороге.

Прихожая была не просто светлой — она дышала светом. Стены жемчужно-серого цвета будто излучали лёгкое сияние; Гермиона видела такое в фильме про Бога, когда герой зашел в обычное помещение и оказалось, что он попал в приёмную Творца. Только там свет был бело-молочным, тёплым, а здесь — бодряще-прохладным. Искристым, как снег в январе. После смурной, тёмной от туч, ветреной улицы Гермиона ощутила себя как... В холодильнике? Нет, не то. Блин, что за сравнение? Скорее как...

— Проходи, — Лиретт повесила мантию в скрытый в стене шкаф и протянула руку, принимая у девушки куртку. — Направо, в гостиную.

Сразу от прихожей вёл узкий коридор: прямо — к лестнице на второй этаж, направо — арка в гостиную, налево (Гермиона оглянулась через плечо) такая же арка — наверное, там кухня или столовая.

Квартира Лиретт не поражала размерами, но казалась очень просторной из-за почти отсутствующей мебели и украшений. В гостиной полукругом стояли три кресла с низкими спинками, перед ними — журнальный столик с парой книг. В стене напротив — камин. Он явно не использовался для обогрева, так как был выкрашен и снаружи, и изнутри в тот же жемчужный цвет. И всё, больше в комнате ничего не было. Мебель практически белого дерева с обивкой цвета матовой серой стали. На двух больших окнах — белый тюль без какого-либо рисунка, лёгкий, но плотный, благодаря чему серость дня снаружи не приглушала почти северной белизны комнаты. Северной, да...

— Тебе нравится?

Оказывается, хозяйка стояла в арке, прислонившись к ней плечом, и наблюдала за Гермионой. Та смутилась.

— Да! Здесь так необычно... Светло и много места и воздуха. Как в комнате Снежной Королевы, — девушка улыбнулась, — я такого интерьера ещё не видела.

— Снежной Королевы? Ты угадала, эта сказка меня вдохновляла, когда я обставляла квартиру. Не хочешь чего-нибудь выпить? Есть тыквенный и апельсиновый сок, чай, вино и...

— Нет-нет, — Гермиона замахала рукой, — ничего не нужно.

— Хорошо. Только, я надеюсь, ты не стесняешься? — мягкая улыбка. Голова слегка наклонена к плечу. — Располагайся, я схожу за инструментами.

Лиретт развернулась и направилась на второй этаж, а Гермиона осторожно опустилась в одно из кресел. Выдохнула и подвигала плечами, пытаясь сбросить напряжение. Осмотрелась ещё раз.

Ни картин, ни свечей, ни резьбы на камине... Даже пол — по ощущениям вроде деревянный, но того же цвета, что и стены, и потолок. При этом у девушки не возникало ассоциаций ни с больницей, ни с лабораторией. Квартира была белой, чистой, сияющей, но не стерильной, а словно замороженной. А во льдах ведь тоже есть жизнь. Несмотря на комфортную температуру, позволяющую, наверное, ходить по этому дому босиком, Гермиона выдохнула через рот, ожидая увидеть облачко пара.

Она была в смятении: органы чувств пришли в разлад и не давали расслабиться. Ладони держались за мягкую тёплую обивку кресла, а глаза видели вокруг зябкие оттенки северного побережья. С улицы проникал обычный городской шум, но звук собственного дыхания казался оглушительным в пустой комнате... Гермиона услышала шаги вниз по лестнице и встряхнулась: сложила руки на коленях, натянула на лицо улыбку.

Лиретт вошла и положила на столик обычную маггловскую парикмахерскую накидку и чехол из белого китайского шёлка, расшитый красно-чёрными журавлями. Вжикнула молния...

Гермиона, видимо, так изумлённо вытаращилась на обычный, современный, маггловский набор ножниц и расчёсок, что женщина рассмеялась. Она опустилась в кресло напротив и весело поинтересовалась:

— Что, удалось тебя удивить?

— Да уж... — Гермиона подняла на неё глаза. Прямая спина спокойно откинута на спинку кресла, руки свободно опущены на подлокотники, левая нога закинута на правую и позволяет рассмотреть тонкую лодыжку и изящный изгиб ступни... Гермиона, твою мать! Да что с тобой?!

— Слушай, Лира, можно я спрошу?

— Конечно.

— Ты вейла?

Она склонила голову к левому плечу — и Гермиона не успела рассмотреть, что же такое мелькнуло в серых глазах. Удовольствие? Удовлетворение?

— Вейла. Я думала, это сразу видно.

— Да, видно... То есть, — перебила себя Гермиона, — я имею ввиду, ты очень красивая... — Красивая? Да она, к чертям собачьим, ослепительна! — И завораживаешь людей... — Гермиона споткнулась. Смешалась. Смутилась.

— Не переживай, я понимаю, — Лиретт махнула рукой и, будто спеша увести новую знакомую от неловкости, перевела тему. — Итак, рассказывай. Что мы будем делать?

Гермиона тихо выдохнула и тоже откинулась в кресле.

— Я, если честно, не знаю...

Прозвучало это как реплика наивной пятикурсницы. Наверняка в неполные девятнадцать девушки уже не бормочут такой ерунды в кресле парикмахера.

— То есть, сколько себя помню, дела обстоят примерно вот так, — она пальцами потрепала кончики волос, — за исключением пары-тройки событий... Но там с меня даже с магией сошло семь потов, прежде чем получилось что-то приличное, — Гермиона против воли кинула взгляд на маггловские инструменты и тут же себя обругала. Как бестактно!

Взгляд девушки не укрылся от Лиретт.

— Я очень долго жила среди магглов, там и получила профессию. Это было счастливое время, и мне действительно нравится работать именно так. Поэтому без необходимости я в работе к магии не прибегаю. Думаю, и сейчас попробуем обойтись, — Лиретт встала, разглядывая волосы девушки, и взялась за накидку.

— Ну, тебе виднее... Но должна предупредить, что один мастер в процессе приручения моих волос без магии даже получил лёгкий инфаркт, — слабо пошутила Гермиона, поднимая волосы и позволяя застегнуть накидку сзади на шее.

— Ничего, я справлюсь, — судя по задумчивому тону, Лиретт, перебиравшая волосы Гермионы, уже была в профессиональных раздумьях. — Ммм... Послушай, а что, если мы их острижём?

— Нет! То есть... Я не знаю даже. Не представляю себя с другими волосами.

Лиретт обошла кресло и, наклонившись, заглянула девушке в глаза.

— Доверься мне.

Эта тихая фраза прозвучала так вкрадчиво и... лично, что у Гермионы ёкнуло сердце. Лиретт тут же весело улыбнулась, показывая, что это полушутка, но девушка не ответила на улыбку. Она лишь молча кивнула.

Хорошо. Я доверяю тебе. Лиретт.

Вскоре на пол за правым плечом Гермионы упала первая каштановая прядь.

* * *

— Зеркало в прихожей, — Лиретт жестом фокусника сняла накидку, не уронив на одежду девушки ни одного волоска.

Гермиона поднялась из кресла и тряхнула головой. Ощущение непривычной лёгкости ей понравилось, словно с головы сняли стопку книг, с которой она долго ходила. Быстрым шагом дошла до прихожей, развернулась...

Мерлин святый. Это я?

Это была она. Молодая девушка с задорным каре чуть ниже подбородка. Оно не скрывало тонкой шеи, линии плеч... Даже лицо словно стало чётче выделяться на фоне волос. Лишенные возможности спутаться благодаря длине, теперь они лежали весёлыми волнами.

Гермиона еще раз встряхнула головой, пальцами отвела от лица пряди... Красиво.

Лиретт подошла и встала за спиной. Взгляд выдавал волнение — она искала на лице девушки реакцию. Гермиона улыбнулась.

— Спасибо тебе огромное! О лучшем я и мечтать не могла.

— Я рада, — сдержанно, но лицо словно просияло. Лиретт подняла руки и стала пальцами слегка взбивать волосы на затылке девушки. — Тебе повезло, ничего особенного с ними делать не нужно, лежат прекрасно. Только больше не отращивай, им это не на пользу. Я тебе сейчас напишу несколько заклинаний для разных укладок, на всякий случай.

— Спасибо. Скажи, сколько я...

— Даже не смей заикаться, — блеснули в отражении серые глаза, — никаких денег.

— Но я не могу, Лиретт, это же твоё время...

— Это моё удовольствие, — отрезала женщина и улыбнулась. — У тебя есть полчаса времени?

Гермиона посмотрела на наручные часы. Управились гораздо быстрее, чем она думала.

— Да, есть.

— Отлично! Пойдём на кухню, я запишу заклинания и налью нам по бокалу вина — отметить.

Гермиона хотела было привычно возразить, но снова подняла глаза в зеркало — и остановила рвущуюся с языка фразу. В зеркале отражались две молодые женщины. Одна совсем юная, с шоколадными глазами, задорной стрижкой и тёплой персиковой кожей. За её плечом — другая, холодной северной красоты. Без каблуков Лиретт оказалась всего на пару сантиметров выше. Одну руку она всё ещё невесомо держала на плече Гермионы и тоже с лёгкой улыбкой смотрела в зеркало. Две молодые женщины... Только что они болтали о всякой ерунде, Гермиона рассказала о грядущей вечеринке, а Лиретт поведала несколько забавных случаев из своей практики. Просто болтали. Смеялись. Так, словно не было за спиной никакой войны, а за окном — где-то притаившихся уцелевших скотов-Пожирателей. Словно это и есть жизнь, и нет забот, кроме предстоящей учёбы. Словно они — подруги. Которых связывала лёгкость бытия, а не борьба, боль и потери.

А кто тебе запрещает? Пусть — подруги. Вдруг получится.

Гермиона снова слегка тряхнула волосами, чуть подняла подбородок и улыбнулась.

— С удовольствием!

* * *

Доброй ночи, Лиретт!

Извини, если сова разбудит тебя — ты наверняка уже давно спишь. Просто мне самой не уснуть, и я решила не тратить даром время и выполнить своё обещание. Сова не будет ждать ответ. Напиши, когда тебе будет удобно.

Сообщаю сразу: моя стрижка произвела фурор! Ну то есть я понимаю, что это не то чтобы феерически удивительная перемена, но мои друзья знакомы со мной почти десять лет и для них тот факт, что я вдруг обрезала волосы, равносилен, наверное, татуировке во всю спину. С одной стороны было весело смотреть на удивление на их лицах, а с другой — печально, что меня считают настолько косной, консервативной. Не способной на обычные женские поступки.

Не будем об этом. Наверняка для тебя это глупости, да и не так уж это интересно. Знаешь, ведь ни для кого во всей магической Англии не секрет, кто я и кто мои друзья... Но я благодарна тебе за тактичность, с которой ты сегодня сделала вид, будто не знаешь, о ком я рассказываю.

Но главное... Главное, что я сама чувствую себя лучше, словно избавилась от какого-то незаметного другим, но раздражающего меня саму недостатка. Пока я не пользовалась теми заклинаниями, оставила прическу как есть. И — да, по твоему совету надела платье.

В целом вечеринка прошла хорошо, местами печально. Не очень-то много у нас было хороших воспоминаний в последнее время. Не было лишь одного друга-затворника, но, признаться, мало кто верил, что он придёт. Жаль. Он отличный парень.

Мерлин, в голове полный сумбур! Мысли скачут и наверняка читать этот поток невозможно. Просто... Я почему-то готова взлететь.

Спасибо за возможность рассказать тебе об этом. Больше, боюсь, никто меня не поймет.

Гермиона.

* * *

Доброй ночи, Гермиона.

Я ждала твоего письма.

Пожалуйста, не извиняйся ни за что и перестань благодарить меня за всё подряд. У меня нет предрассудков по поводу известности твоей и твоих друзей, потому что, во-первых, я — последняя леди Рокуэлл и с рождения была окружена всякими популярными персонами. А во-вторых, в мире магглов я была любовницей одного известного человека. У меня иммунитет к газетным статьям и уличным сплетням. Объективно я не не знаю ни о тебе, ни о ком-либо из твоих близких ничего достоверного, а значит не знаю ничего вообще. Поэтому, пожалуйста, говори мне всё что угодно. Пиши, что вздумается. Дальше меня ничего не уйдёт.

Я уже и забыла, что значит получить дружеское письмо. Оно очень меня порадовало, но хотелось бы узнать подробности. Как насчёт того, чтобы пообедать завтра в «Фестрале»? У меня совершенно свободный день.

Лира.

* * *

Лира, я рада, что ты ответила так скоро. С удовольствием встречусь с тобой, тем более что у меня теперь к тебе куча вопросов. Как насчёт двух часов?

P.S. У тебя очень красивая сова.

* * *

Прекрасно, Гермиона, буду ждать тебя завтра в два часа. Спокойной ночи.

* * *

— Вот уж не ожидал от тебя.

— Перестань. Ну в чём проблема?

— В том, что ты — самый здравомыслящий человек из всех, кого я знаю, вдруг решила прогуляться неизвестно куда непонятно с кем! Мерлин! Гермиона, это же могла быть засада, ловушка! Ты что...

— Гарри, я отправила тебе её адрес. И то было лишним, она просто парикмахер и милая девушка. Она меня выручила.

— Выручила? Причёска теперь важнее здравомыслия?! Да что с тобой такое?

Гарри Поттер был не просто раздражён — он был растерян, обескуражен. Вчера он еле сдержался, чтобы не испортить никому вечер выяснением отношений, но сегодня утром спускался вниз с твёрдым намерением как следует допросить подругу о её дурацкой выходке. Гермиону он нашел в гостиной.

— Ты делаешь из мухи слона.

— Ты словно меня не слышишь! — он швырнул на стол газету и сложил на груди руки, так и норовившие сжаться в кулаки. — На каждом углу кричат об этих чёртовых ублюдках, нападающих на всех подряд, а ты просто так идёшь в гости к незнакомой женщине?

— Послушай...

— Нет, ты послушай! Я чуть с ума не сошёл! Сначала эта записка, потом вообще два часа ни слова — я не знал, что мне делать!

— Что тебе делать? Я не...

— Клянусь, ещё полчаса — и я бы просто заявился туда с отрядом! И кем бы я выглядел в итоге?

— Гарри...

— Да что с тобой такое?! Это же просто...

— Гарри! — Гермиона подскочила с нему, схватила за плечи и попыталась встряхнуть, но он был будто каменный. — Помолчи, послушай меня! Нет! — он дёрнулся, но она не выпустила. — Мне очень, очень жаль, что я тебя напугала, но беспокоиться было не о чем, клянусь! Господи, я же не ребёнок, ты же меня знаешь. Ничего бы не случилось!

— Ещё бы случилось!

Она смотрела в потемневшие глаза лучшего друга и пыталась успокоить своё дыхание. Её не на шутку напугала вспышка Гарри.

— Гарри, слушай... Подожди, слушай. Что такого произошло? Ну подумай сам. Я знаю, ты беспокоишься за меня, но всё хорошо, у меня появилась новая знакомая, возможно, подруга, она замечательная, умная девушка, в этом нет ничего такого. Ну хочешь, я вас познакомлю? Она правда хорошая, она тебе понравится.

Гермиона понимала, что это как-то нелепо — успокаивать Гарри как рассерженного отца, но сейчас главным было именно успокоить его, а потом уже можно будет разобраться, что это за...

— Ладно, — он выдохнул и выставил вперед ладони, показывая, что взял себя в руки, — ладно. Просто я испугался. Извини. Как её зовут-то?

— Лира... — Гермиона запнулась. — Лиретт Рокуэлл.

— Рокуэлл? Не слышал о таких. Она училась с нами? Или... Её дети? Сколько ей лет?

— Не знаю, лет двадцать пять-двадцать восемь. У неё нет детей.

На лестнице послышались шаги. Это ещё сильней отрезвило Гарри, он отошёл на пару шагов и принялся аккуратно складывать растрёпанную газету.

— Я не против с ней познакомиться, конечно, но сейчас не очень удобно... В смысле, на неделе будет много работы, а сегодня я обещал пообедать в Норе. Ты, кстати, со мной?

Гермиона помотала головой — голос бы задрожал. Она слушала шаги. Сердце билось.

— Привет. Вы чего раскричались?

— Привет. Не обращай внимания, встал не с той ноги, — Гарри выдавил из себя приветливое выражение лица и первым прошёл мимо вставшего в дверях Сириуса на кухню. — Давайте позавтракаем, что ли. Вроде оставался торт.

Сириус вопросительно обернулся на Гермиону, но она лишь пожала плечами, улыбкой показывая, что ничего серьёзного не случилось.

— Как спалось?

— Хорошо, а тебе? Именинник.

Он усмехнулся. Когда девушка проходила мимо — не удержался, потрепал по коротким волосам.

Сердце глухо ударило в голову. Гермиона остановилась рядом с ним в проёме. Так близко.

От него шло тепло, пахло немного терпко — одеколоном и словно... алкоголем? Не важно. Всего секунда... И за эту секунду в голове пронёсся ворох ненужных мыслей. Если просто поднять руку, то можно положить ладонь ему на грудь. Если сделать четверть шага — можно прислониться лбом к плотной чёрной материи у плеча. Вдохнуть.

Руки — свинцовые, ноги — ватные. Не могу. Просто бы стоять — так.

Тёмные синие глаза смотрели в карие. Никто не тонул, не проваливался. Это были не омуты — это были две далёкие, совершенно непохожие Галактики. Но... Вы видели, как красиво сталкиваются Галактики, неспособные преодолеть притяжение? Как завихрения звёзд, сошедших с орбит, в одно мгновение создают дивный узор бешеного, яростного танца, а потом — взрыв? Конец. Начало.

Сириус слегка взмахнул рукой, пропуская её вперед. Она сделала невозможное усилие — и пошла. Вырвалась.

Господи.

Что это?..

Гарри уже готовил кофе.

Обсудили вчерашнюю вечеринку, договорились об ужине. К обеду у всех были запланированы дела: Гарри надо в Нору, Гермионе — на встречу с Лирой, Сириусу было положено отдыхать (он и сам был не против, ведь накануне просидели до глубокой ночи). А пока можно было заняться чем-нибудь вместе. Сыграть в шахматы или...

— Извините, мне ещё надо пару писем написать, уточнить расписание отряда... — неубедительно промямлил Гарри, первым вставая из-за стола.

— Да, а я жду сообщения от друга, — Сириус посмотрел на девушку. — Гермиона, не обидишься? Сыграем в другой раз, может, вечером.

— Нет, — она проводила их улыбкой и, оставшись на кухне одна, посмотрела в окно.

Было немного странно. Вроде всё хорошо... То есть в порядке, проблем нет. Но как-то странно. Ещё год назад, когда они с Гарри и Роном скрывались здесь от Пожирателей, было по-другому: было страшно, но они старались не унывать. Находили себе дела, строили планы, продумывали стратегию борьбы. Даже старались немного развлекаться, чтобы совсем не скиснуть в тёмном пыльном доме. А теперь? Все окна освобождены от мрачных портьер, война окончена, Сириус вернулся, они живут вместе, дружно — всё прекрасно, но в итоге они только ели за одним столом, да и то не каждый раз. А в остальное время каждый сидел в своей комнате, закрываясь от друзей, от разговоров и взглядов, отгораживаясь дверями и тишиной, в которой даже скрип пера по бумаге казался неуместным. Нет, это не дело.

Гермиона взяла чашку и отправилась к Гарри.

— Можно?

— Входи.

Девушка пристроилась на краешке кровати. Гарри повернулся к ней вместе со стулом и сказал, глядя в пол:

— Гермиона, извини за это... Я просто переживаю за тебя. За всех вас. Но я не должен был на тебя кричать, конечно. Прости.

— Ничего, — она дотянулась и потрепала его по колену, — я всё понимаю.

— Я видел, Рон вчера уводил тебя в сторонку — вы помирились?

— Да, вроде того, — она сконфуженно улыбнулась, вспоминая.

— Герми, можно тебя на секунду?

— Да.

— Я хотел извиниться, я...

— Да, Рон, я тоже должна...

— Нет, погоди, не перебивай, я столько репетировал, — усмехнулся. Потёр лоб и глубоко вдохнул. — Я сволочь, я всё испортил, мне очень жаль. Прости меня, пожалуйста. Всё вышло ужасно — и это только моя вина. Я не хотел делать тебе больно. Если ты можешь... — поднял взгляд и замолчал, пытаясь прочитать на лице девушки ответ на свои слова. Гермиона взяла его за руки, которые Рон в волнении стискивал.

— Я понимаю, Рон. Я тоже виновата, можно было вести себя по-другому. И ты меня прости.

— Так мы... Вроде как... помирились?

Она тихо засмеялась.

— Да. Мир.

— Я тут подумал — мы можем попробовать ещё раз, я хочу...

— Нет, погоди, — она мотнула головой. Взгляд парня стал настороженным — он боялся услышать что-то страшное, он глазами просил её не говорить о расставании. Он надеялся...

— Рон, — выдохнула. — Понимаешь, мне нужно время... Я не могу сейчас ничего сказать, нам обоим надо успокоиться.

— Я понимаю. Тогда мы ещё поговорим, да?

— Конечно. Только не сегодня, — Гермиона кивнула на комнату, где Сириус как раз принимал небольшой свёрток, перевязанный жёлтой лентой, от Билла и Флёр.

— Да-да, — он быстро оглянулся, — конечно. Ну... Тогда, может, хотя бы потанцуешь со мной разок сегодня? Обещаю в этот раз не слишком оттоптать тебе ноги.

Она улыбнулась и потянула его назад к гостям.

— И вы... расстались?

— Не совсем. Нет, Гарри, я не смогла ему сказать. Был хороший вечер, не стоило портить ему настроение. Рону и так не сладко.

— Ну... Может ты и права.

— Я скажу ему, но не сейчас. Пусть он успокоится по поводу своей предстоящей учёбы, немного войдет в колею. Пока мы просто решили подождать...

Гермиона, конечно, понимала, что это лишь игры со своей совестью. Ничего за пару дней не изменится. Если б она сказала Рону вчера, что больше не хочет быть с ним, то сегодня он бы уже провёл с этой мыслью ночь и, возможно, немного успокоился. А так... Девушка знала, что оттягивает удар, который вряд ли ослабеет со временем, но всё же не смогла себя перебороть. Струсила? Нет, конечно! Лишь хотела... Чёрт. Да. Струсила.

Гермиона дала себе слово написать Рону и встретиться с ним завтра вечером.

Она посмотрела на друга.

— Гарри, как ты?

— В смысле?

— Тебя что-то гнетёт. Я же вижу.

— Гермиона... — голос был усталым, словно Поттеру непросто было находить силы для этого разговора. — Просто мне... не очень хорошо. Есть проблемы. Пожиратели эти, чёрт бы их побрал. И с Джинни... Ты же с ней видишься. В курсе, наверное?

— В общих чертах. Но я хочу выслушать тебя и помочь, если смогу. Как ты помогал мне тогда, в лесу, — Гермиона чуть подвинулась и хлопнула ладонью по кровати рядом с собой. — Давай. Представим, что я Гарри Поттер.

— Не дай Мерлин, — скривился парень, но всё же поднялся и пересел подлиже к подруге.

* * *

Сириус Блэк слукавил — он не собирался спать. В своей комнате он уже привычно наложил заглушающие чары, достал из-за спинки кровати бутылку виски и два низких стакана, поставил их на стол и уселся в кресло. Закрыл глаза... И под веками тут же возникли карие глаза.

В голову без спросу влезло воспоминание о вчерашнем коротком медленном танце. Вообще-то он немного успел потанцевать со всеми дамами, даже сделал пару па с Молли, поймав её за руку, когда та встала принести из прихожей сумку с маленькими печеньями своего приготовления. Но все они были его друзьями. Даже жена-вейла Билла вызывала почему-то не больше эмоций, чем родственница — сестра или скорее племянница. Но в Гермионе он вопреки своим самовнушениям видел молодую девушку. Красивую. Тёплую. Тонкую, милую... Милую? Он усмехнулся. Сириус был готов поклясться, что в её глазах мелькали (и вчера, и сегодня утром) вспышки какой-то тянущей заинтересованности. Тени маленьких чёртиков, которые и возбуждали, и заставляли проявлять двойную осторожность в словах и поступках. Эти тени манили его — и тем крепче надо было держаться за мысль о том, что это не просто подруга его крестника, а практически его сестра. А значит — кто? Практически его крёстная дочь? Сложись судьба чуть иначе, и она могла бы ей быть. Сириус возблагодарил небо за то, что это не так — и тут же отругал себя.

Раздался тихий хлопок.

Появившийся в комнате парень прошел к стулу возле стола, уселся и только после этого протянул Блэку... гитару.

— Поздравляю.

— Ого. Спасибо. А где бантик?

— Обойдёшься, — гость без спроса привычным жестом разлил виски и, передав Сириусу стакан, отхлебнул из своего. — Как вчера прошло?

— Хорошо в целом. Ребята, конечно, постарались на славу — до сих пор нахожу конфетти в самых неожиданных местах. Но я был рад всех видеть.

— Убедился, что никто тебя ни в чем не винит?

— Всё никак не привыкну к новым чертам твоего характера. Например, к этой ломовой прямоте, — Блэк, наклонив голову, рассматривал собеседника в серых широких спортивных штанах и такой же толстовке. — Нет, знаешь, я привык вести с тобой беседы по душам перед рассветом. Сейчас слишком светло для психоанализа. Давай о другом.

— О чём? — парень поднес стакан ко рту.

— О бабах?

— Уволь. Или сам хочешь поделиться? Достал наконец свою драгоценную шкатулку?

— А как же, — Сириус попробовал рассмеяться — бесшабашно и чуть развязно, как в былые времена, но не вышло. Смазалось из-за мгновенно всплывших в мозгу шоколадных глаз с легкой хитринкой.

— И как оно? Только без лишних подробностей.

— Если без них — тебе тоже не помешает.

Парень на стуле лишь отмахнулся.

— Обойдусь.

— Знаешь, у меня уже возникают подозрения насчет твоего...

— Сириус, — глаза вяло сверкнули, — отвали, честно. Не начинай снова, а то дальше будешь пить в одиночестве.

— Ладно. Я понял. Только тогда и тебе придётся.

— А я уже привык.

— Тогда почему ко мне за этим приходишь уже в третий раз?

— Сам знаешь.

— Потому что я не хочу мудрым словом на тебя повлиять и «вернуть, как было»?

— Нет, потому что сейчас ты на самом деле такое же дерьмо, как и я, — Джордж отсалютовал мужчине стаканом и сделал большой глоток.

Рон пришёл первым (как он и надеялся, аппарируя из дома на полчаса раньше необходимого) и, отмахнувшись от эльфа, оглядел зал. Свободно всего несколько столиков: несколько в центре зала, в самой гуще людей, и два у стены. Рассеянно поколебавшись, парень выбрал тот, что побольше (рассчитанный на шестерых), и уселся, откинувшись на спинку жёсткого диванчика и прислонившись затылком к стене.

Потолок был неинтересным — чистым, когда-то побеленным, немного неровным,— и Рон прикрыл глаза. Горьковатое ощущение пустоты, руин, которыми была на самом деле целая с виду Нора, обострявшееся каждый раз, когда он выходил из дома, поселилось где-то в затылке. Он каждый день вёл борьбу с самим собой. Когда надо было встретиться с Гарри, смотаться в Министерство, сходить в магазин — словом, каждый божий день Рон Уизли держал бой. Одна его половина подбивала на то, чтобы просто молча улизнуть, выйти на крыльцо и аппарировать. А другая (та, что побеждала каждый раз) — буквально за шкирку заставляла дотащить себя до комнаты близнецов (реже — до кухни) и сказать несколько слов вроде: «Мам, я по делам на пару часов, скоро вернусь. Домой ничего не надо?». Эта честная, сильная, ненавистная половина держала его прямо, пока Молли поднимала на него тусклые глаза, слабо улыбалась и чуть слышно говорила: «Ничего, дорогой». Эта половина смотрела, как тяжело женщина поднимается со стула и подходит, чтобы обнять его. Эта половина ставила тонкую заслонку в глаза, чтобы из них ничего не потекло, пока Молли несколько секунд обнимала младшего сына так крепко, как позволяли ослабевшие руки, и говорила: «Возвращайся скорее. Я люблю тебя, сынок». Эта половина поднимала его руку, чтобы пару раз погладить мать по спине, а потом отстраниться и уйти. Эта половина чувствовала взгляд в спину, которым Молли каждый день прощалась с каждым своим ребёнком, уходившим из дома. Навсегда.

Рон зажмурил глаза покрепче. Эта половина каждый день становилась слабее. На сколько его ещё хватит?

— Привет.

— Привет.

Гарри уселся рядом, положил на стол старую папку и пожал другу руку. Сбоку снова возник эльф.

— Чего желают благородные господа?

— Кофе, — буркнул Гарри, рассеянно накрывая папку ладонью.

Рон посмотрел на друга.

— Да брось. Пятница, вечер — какой кофе? Давай пива.

— Нет, тогда уж кофе с бренди.

— Ладно, — Рон обернулся на почтительно застывшего в лёгком полупоклоне эльфа. — Один кофе с бренди и два сливочных пива.

— Один момент.

Эльф исчез, и Гарри, расслабляясь, медленно убрал руку с папки. Рон не выдержал:

— Что это? Берёшь работу на дом?

— В общем...

Но Гарри не договорил — к столику быстро подошла Гермиона.

— Привет! — она повесила сумку на спинку стула и устроилась напротив парней.

— Привет, — Рон подался вперёд и облокотился на стол. — Что случилось?

— Ничего, — Гермиона стягивала вельветовый пиджак, — просто давно мы не собирались втроём, и я решила это исправить. Гарри, ты работу на дом взял? — она кивнула на чёрную кожаную папку, заметно потрёпанную по углам.

Гарри замялся, как-то неопределённо повел плечами.

— Не совсем... Так, хотел поделиться новостями.

— Например, какими? — Рон потянулся к папке и раскрыл её. Первый же лист (строгий анкетный бланк личного дела с фотографией) привлёк его внимание. — Ого, Симус! Вы узнали, где он?

— Мы его и не теряли. Просто я ждал, пока он где-нибудь осядет, чтобы можно было рассказать.

Эльф ловко расставил заказанные напитки и снова испарился. Гермиона приподняла брови.

— Сразу два пива?

— Одно тебе, — Рон подвинул к ней бокал.

— О, спасибо, — девушка улыбнулась и сделала глоток, а Рон в очередной раз машинально спросил себя — что в этой улыбке предназначалось ему? Что она хочет ему показать? Благодарность? Вежливость? Нежность? С Гермионой всё было сложно, чертовски сложно — иногда Рон прямо слышал скрип шестерёнок в своей голове, перемалывающих очередной жест или эмоцию любимой девушки, чтобы разгадать смысл послания. С Лавандой было намного проще, у той что на уме — то и на лице (и на словах)... Да. Рон неосознанно потёр лоб, отгоняя липкое, чёткое, холодное воспоминание. С Лавандой было проще. Когда Лаванда — была.

— Так где Симус?

— Вы следите за Симусом?

Друзья задали вопросы одновременно, и Гарри выбрал для начала менее интересный.

— Следить — не следим, но Министерство приматривает за своими подданными. Правда, если бы не наше... положение, то мы бы потеряли след Симуса в самом начале.

— Какое положение? — нахмурился Рон.

— Положение страны, которая только вчера из диктатуры и полна всяких психов. Зато теперь к нам стекаются запросы и уведомления с каждой таможни, границы, даже из крупных городов, которые посещают британские маги. Симус сначала попетлял по Европе — не думаю, что путал следы, он не преступник, но... Вообще было похоже на то.

— Не преступник, — Гермиона покачала головой, — но дал понять, что не хочет никого видеть. Видимо, он боялся, что мы будем его искать и насильно возвращать домой.

— Да уж... В общем, он уже недели три на одном месте.

— Где?

— В России.

— Где?! — Рон вчитался в листок перед собой, перевернул его и стал изучать следующий.

— Вот, — Гарри ткнул в нужное место.

— S-a-n-k-t-p-e-t-e-r-b-u-r-g, — бувально по буквам вслух прочел Рон и хохотнул. — Да, там мы его точно не найдем! Потому что не выговорим.

— Почему — в России? — Гермиона смотрела куда-то сквозь стол, вспоминая. — У него там кто-то живёт?

— Нет, насколько мы знаем. Он поселился в общежитии, устроился в... -— Гарри снова заглянул в папку через плечо Рона, но тот нашёл нужную строку первым.

— В Комитет установления лиц, предположительно связанных с явлениями, поименованными в пункте 6.19 статьи 3 Федерального постановления... Я не понял.

— Дай-ка, — Гермиона взяла протянутую папку.

— Они ищут волшебников. Я не до конца понял, с чем это связано, но вроде как там были запреты, маги уходили в подполье, и сейчас их выявляют заново. Навроде переписи, — Гарри устало потер щёки. — Была там какая-то заварушка несколько лет назад.

— Какая? — Рон потянулся в бокалу. — Пьяные медведи от рук отбились?

— Рон! — возмущённо подняла взгляд от бумаг девушка. — Ну что за... Нельзя же судить о стране по таким плоским штампам.

Парень лишь пожал плечами. Гарри, подперев подбородок ладонью, смотрел на подругу.

— А ты что знаешь?

— Ну... Немного вообще-то. Знаю, что во время коммунистического режима там было введено ограничение на использование магии, а потом...

— А разве они до сих пор не коммунисты?

— Ох, Рон... Нет. Уже лет пять как. Или чуть больше.

— Всё-то ты знаешь.

— Не всё.

— В общем, — Гарри торопливо вклинился в напряжённый диалог, — у Симуса всё в порядке. Работа есть, жилье тоже. Друзья — наверняка. А если что — он знает, где нас искать. Там ещё... — он хотел забрать папку из рук Гермионы, но девушка, рассеянно просматривающая документы один за другим, уже увидела следующее досье. Пробежала первую строчку и медленно подняла глаза.

— Лиретт Рокуэлл?

— Да, я... В общем, решил её проверить.

— Гарри... — начала было Гермиона, но, подумав, смолчала. Всё равно он бы «пробил» Лиру по всем доступным каналам. Паранойя друга была уже общепринятым фактом, порой ставившим окружающих в неловкое положение, но, впрочем, возможно, оправданным — учитывая всё, что происходило после войны. — Ладно, не будем. И что с ней?

— Я думал, Рокуэллы перевелись.

Гарри уставился на Рона.

— Тебе знакома эта фамилия?

— Да, влиятельная семья была лет двадцать назад, но после первой войны с Вол... — Рон понизил голос, — с Волдемортом все погибли. Сначала наследница — ей тогда было лет... Ммм... Не помню, шестнадцать или около того — Хогвартс она не закончила, помню, отец рассказывал. Пропала без вести. Потом её мать — как бишь её — погибла, а потом и сам лорд Рокуэлл. Детей больше не было, каких-то родстенников-наследников тоже. И род прервался.

— Да, но! — Гарри всё-таки забрал папку и зашуршал страницами. — Четыре года назад в Министерство обратилась девушка с просьбой вернуть ей титул Рокуэллов — якобы наследница. Её допросили, проверили какие-то факты и подтвердили — Лиретт, последняя из рода Рокуэлл, нашлась. Вернули ей поместье, но она его продала.

— Стой, Гарри, подожди... — Гермиона помотала головой, пытаясь упорядочить мысли. — Допросили? О чём?

— Не знаю я, не смог выяснить. Тут только пометка, что она дала показания перед министерской комиссией под веритасерумом (кстати, сама попросила о сыворотке), и комиссия признала её урождённой Рокуэлл.

— А протокол допроса?

— А он содержится в архиве министра. Туда мне хода нет.

— А Кингсли не поможет? — удивился Рон.

Гарри махнул рукой.

— Ну, он прямо не отказал, но... Я не стал наседать. В конце концов, это его ответственность.

— Так, — Гермиона побарабанила пальцами по столу. — Ты говоришь, все погибли. Но как?

— Её мать упала с лестницы и умерла на месте. Отец умер от... — Гарри бегло осмотрел зал, — запрещённого. Подозревают самоубийство.

— Кошмар какой, Мерлин. А куда пропала сама Лиретт? — руки Гермионы слегка дрожали от волнения.

— Куда пропала, где была, вся её жизнь за период с исчезновения до появления в Министерстве — в архиве.

— Ну допустим, — в голове девушки расставилось несколько пометок о том, куда можно заглянуть и где поискать информацию. Её это слегка раздражало, но Гермиона оправдала себя профдеформацией ("участник войны с кучей шпионов"), а не любопытством. Второе было как-то... низковато. — Но ведь это хорошо? Она мне ни слова не солгала.

— Хорошо-то хорошо, Герм... Но ты же понимаешь — протокол в архиве министра, все засекречено. Значит, была какая-то тёмная история.

— И что? Она на свободе, а не в Азкабане, ни от кого не прячется, называется своим именем, а тёмных историй и у тебя самого хватает. Это не повод с тобой не дружить.

Рон кивал, допивая пиво из своего бокала. Гарри покосился на друга.

— Ты тоже думаешь, что в этом нет ничего странного?

— Ох, Гарри, да всё вокруг нас странно.

— Я имею ввиду, что такая тёмная лошадка познакомилась с Гермионой и пытается втереться в доверие.

— Гарри, — воскликнула девушка чуть громче, чем нужно, но тут же сбавила тон. — Почему ты так говоришь? «Лошадка», «втереться»... Она обычная женщина. Одинокая, и ей нужен друг.

— Ну да. И по счастливой случайности именно ты...

— Да! Я, и по случайности! — Гарри дернул плечом и девушка поспешила взять его за руку. — Не злись, я знаю, ты меня... нас всех оберегаешь, но не надо запирать нас в клетки, ладно? Жизнь продолжается. Надо двигаться дальше, знакомиться с людьми, а не закрываться на все замки и сидеть в страхе. Насиделись уже.

— Так я не понял, Герм, — Рон жестом привлек к себе внимание эльфа-официанта и попросил повторить напитки, — она твоя новая подруга?

— Не совсем. Хотя скорее да, чем нет...

— Да, теперь всё понятно.

— Ну... Она меня спасла от репортёров, потом помогла с причёской... Всё было совершенно естественно, цепь случайных событий, — добавила девушка, глядя на Гарри. — Мы здорово пообщались, потом еще в кафе посидели — после праздника у Сириуса, помните? Лира очень милая.

— Лира?

— Да, Лиретт, сокращенно — Лира. И я вас с ней познакомлю, чтобы вы не переживали. Да и ей не помешает больше общаться с другими людьми.

На несколько секунд повисло молчание. Потом Гарри шумно вздохнул.

— Так. Гермиона, предалагаю соглашение. Я не буду лезть не в своё дело, ну то есть в ваши отношения... А ты, как только возникнет любая непонятная ситуация, шлешь мне патронуса. Хорошо?

— Если возникнет, — улыбнулась девушка.

— Если возникнет. Любая странная фраза, или подозрение, или что угодно ещё — и ты тут же скажешь мне.

— Нам, — вставил Рон.

— Нам, — поправился Гарри.

— Хорошо. Договорились, — Гермиона вздохнула и с улыбкой посмотрела на своих мальчишек.

— Так ты говоришь, мы с ней познакомимся?

— Да, я хочу пригласить её на свой день рождения.

— Оу, кстати! — встрепенулся Рон. — Герм, что тебе подарить? Только бога ради — кроме книг?

* * *

Ближе к ночи в окно постучалась сова. Гарри почему-то помедлил пару секунд, потом нехотя встал с постели и впустил в комнату маленького встрёпанного Крама — коричневого филина, которого он месяц назад подарил Джинни. Имя выбирали всей компанией, и в итоге сошлись на том, что для такого смешного, немного неуклюжего зверя с перьями торчком прозвища лучше не найти.

— Привет, Крам, — Гарри никак не мог отделаться от дурацкой от мысли, что письма ему носит заколдованный капитан румынской сборной, — что там у тебя?

Только он отвязал письмо, как филин взмахнул крыльями и вылетел в окно — Джинни не ждала ответ. Это плохо. Когда филин оставался, в письме всегда был вопрос. О встрече, о Сириусе, о Гермионе, о каких-то делах. Гарри писал ответ, и создавалась иллюзия нормального общения, словно всё идет своим чередом, а их с Джинни отношения не застыли какой-то неопределённой отметке между «Надоело, расстаёмся» и «Никто ни черта не понимает».

Я жду тебя.

Гарри снова завалился на кровать и не спеша рапечатал конверт. Через открытое окно комнату наполнял запах дождя и зябкая свежесть. К письму прилагалась сложенная вчетверо бумажка, на которой было написано: «Гермионе». Гарри отложил её и раскрыл письмо.

Привет, Гарри.

У нас всё в порядке, без изменений. Папа много работает, мама всё так же, про Рона ты знаешь. Билл обещался заскочить на следующей неделе. Флёр здорова, но старается не выходить из дома — бережёт силы. Чарли пока не писал. Завтра ждём Джорджа. В понедельник я уезжаю в Хогвартс. Сова со списком учебников так и не прибыла, так что я воспользовалась тем, что год назад получила Гермиона. Пожалуйста, передай ей мою записку.

Надеюсь, у вас всё в порядке. Пиши.

P.S. Я жду тебя.

Гарри уронил руку с письмом на кровать и закрыл глаза.

Я жду тебя.

Эта приписка сопровождала каждое письмо. Конечно, Джин всё понимала... Точнее, понимала лишь, что что-то идёт наперекосяк, но не давила на него, не требовала объяснений, не лила слёз, не устраивала разговоров по душам. Просто ждала его.

Письмо смялось в кулаке.

Чёрт возьми... Какое он всё-таки драклово дерьмо. Сам не знает, чего хочет, и девчонку мучает. Поттер.

Он вспомнил, как Малфой выплёвывал это ему в лицо, как оскорбление, как унизительное прозвище: «Поттер». Не так уж он был неправ, м? Вполне по-гриффиндорски, отважно и героически: тихо сходить с ума и тянуть за собой окружающих.

Он должен был отпустить Джин. Должен был расстаться с ней, чтобы рыжая красавица могла жить полной жизнью, а не ждать у моря Поттера. Он должен был — и уже не раз решался. Но стоило ему, собираясь с силами, на миг приложиться лбом к её руке, как вся решимость исчезала, а оставалось слабое облегчение, которое дарили прохладные пальцы. Они гладили его по голове, перебирали волосы. Ни слова, ни вздоха, ни слезинки. Она вела себя достойно. Он — пользовался, и презирал себя всё больше.

Гарри встал и спрятал письмо с запиской в ящик стола. Было поздно, он решил не будить Гермиону.

* * *

Гермиона втайне гордилась своими маленькими открытиями в области человеческой психологии и даже подумывала заняться изучением этой науки в каком-нибудь маггловском университете — разумеется, заочно и после окончания Академии. Одно из таких открытий гласило: «Если ты начинаешь находить себе множество мелких, лёгких заданий — значит, ищешь повод избежать большого и трудного. В таких случаях надо пересились себя и сделать его, чтобы снять давление с психики».

Девушка вспомнила о своем открытии ближе к обеду в понедельник, когда за несколько утренних часов успела посетить Гринготтс, купить учебники для предстоящего года (а также заказать несколько книг по психологии, чтобы проверить базу данных волшебников по этому предмету, и одну — по новейшей истории магической России, для общего развития и на всякий случай, вдруг они поедут к Симусу?), приобрести полный комплект писчих принадлежностей на пару месяцев, снова посетить Гринготтс, быстро выпить чаю из исчезающего стаканчика, купленного у лоточника на углу Косого и улицы Предсказателей, вернуться в книжный (забыла атлас мировой системы магических потоков!)... И вот тут она вспомнила свой маленький принцип и большое дело, которого избегала — зайти к Джорджу и пригласить его на день рождения.

Сначала Гермиона хотела послать сову. Но поразмыслила и отказалась от этой идеи — на письма Джордж не отвечал с такой упёртостью, будто ни одного не получил. К тому же надо было наконец решиться и навестить его. Ну и что, что он никому не открывал? Она найдёт нужные слова!

Так Гермиона себя успокаивала, пока подходила к серому дому, заходила внутрь, поднималась на третий этаж. «Левая дверь», — сказал Гарри. Что ж, левая так левая.

Девушка подняла руку, чтобы постучать, но замешкалась — и напускная уверенность схлынула так мгновенно, словно держалась на тонкой ниточке, которую подпалили спичкой.

Что я ему скажу?

* * *

В квартире стояла благословенная тишина. Джордж лежал на диване и лениво перебирал картины прошедшей (вчера? позавчера?) субботы. Здесь он чувствовал себя намного лучше: без трескотни Джин, без смущённых неловких жестов отца, но главное — без этих тоскливых маминых квохтаний-вздохов. Маму было жалко, но не настолько, чтобы заставить себя вести как-то иначе. Откровенно говоря (а раз уж мы с тобой признаем, что я — ничтожество, то будем говорить откровенно), она уже даже начала раздражать его своим заунывным выражением лица.

Джордж закрыл глаза и мысленно поставил галочку напротив пункта «Третья стадия». Интересно, сколько их вообще будет? А впрочем... Нет. Неинтересно.

Первая стадия началась с тянущей, склизкой тоски, в которую он стал проваливаться в первый же день после победы. Он боролся: улыбался, когда кто-то пытался разрядить обстановку глупой шуткой, и плакал опустив голову, когда просили не держать в себе горе. Блядь. Не-держать-в себе-горе.

Но мутный омут схватывал его за рёбра, стоило лишь выпасть из общего разговора и окунуться в собственные мысли — сразу возникало противное ощущение, будто он съезжает в серую воронку со скользкими стенами. Ни зацепиться, ни затормозить. И страшно, и больно — и не выкарабкаться.

Первая стадия закончилась через неделю (спустя три дня после похорон), когда он упал на дно этой воронки и оказалось, что там сухо, холодно, довольно темно, но в целом спокойно. Это спокойствие понравилось Джорджу, надо было только не давать внешнему миру нарушать его. Тогда он снял квартиру, перестал выходить на улицу — и началась стадия вторая.

Здесь его ждало несколько открытий, довольно неожиданных, но не настолько, чтоб прямо изумиться и записать их в блокнотик. Во-первых, на удивление легко жилось в одиночестве — несравнимо легче, чем среди людей. Во-вторых, если привыкнуть, достаточно есть один раз в сутки. И в-третьих...

В дверь постучали.

Джордж тихо выругался.

* * *

— Джордж? Это я, Гермиона. Открой пожалуйста.

Тишина. Она вслушивалась до лёгкого шума в ушах, но не уловила ни звука. Она постучала ещё раз, чуть громче.

— Джордж, у меня к тебе есть дело...

Годрик, ну и глупость. Дело у неё.

Мысли метались, но как назло — ни одной достойной.

Может, он просто спит?

— Джордж!

Бесполезно.

И что делать? Просто уйти? Если его нет дома — то она как идиотка разговаривает с дверью... Нет. Гермиона нервно заправила короткую прядь за ухо. Будем исходить из того, что он дома, а соседи пусть думают, что хотят.

— Джордж, — она старалась говорить уверенно, но проклятый голос чуть дрожал, — прости, что беспокою тебя...

* * *

— Джордж, — а голос-то! Словно вот-вот разревётся, — прости, что беспокою тебя. Я только хотела пригласить тебя на свой день рождения.

Рождение, да. Верно. Они тоже когда-то родились... Чёрт вас всех подери, родились вдвоём, а умирают поодиночке. Причем, Фредди, это еще большой вопрос — кому хуже.

— Пожалуйста, приходи. Это будет в субботу вечером, в доме... — она запнулась. — Ну, ты знаешь, где.

Знаю. Джин все уши прожужжала, какой Ронни идиот.

— Я буду очень рада, если ты придёшь. Не надо подарков, просто приходи.

«Не надо подарков, цветов, оваций» — озвучил их общую мысль Фред, когда мама, открыв рот в немом ужасе, выслушала их добровольный подробный отчёт о проделке на экзамене год назад. Или два года?

В тонкую щель под дверью протиснулся конверт. Джордж, тихо сидевший на полу напротив двери, не стал его брать, пока не услышал тихое «Пока, Джордж» и не убедился, что она ушла.

В конверте была записка, всего несколько слов:

«Джордж, приходи на мой день рождения в субботу на Гриммо. Это будет лучший подарок для меня. Гермиона».

Да, лучший подарок был на двенадцатилетие — отец притащил маггловский набор-конструктор из смешных разноцветных деталей, а потом нечаянно подпалил его. Фред тогда на две секунды раньше сообразил, что их можно превратить в такие яркие леденцы со вкусом жжёного пластика...

Джордж сам не заметил, как вернулся на диван. Когда он открыл глаза, на улице уже было темно. Конверт всё так же лежал на полу у двери.

* * *

Конверт всё так же лежал на туалетном столике, но Лира не смотрела на него. Она смотрела на своё отражение в зеркале и размышляла над изящным французским словом «Шанс».

Вероника говорила: «Лиретт, только французы знают, как назвать счастье. Английский же — язык бездарных статистов». И она прилежно учила французский.

Шанс. Счастливый случай. Подарок судьбы.

Ночь ничего не могла поделать с этой комнатой: её холодную, льдистую белизну не пробрало бы никакое заклинание. Днем комната была белой (как и постель, и туалетный столик, и изящная жёрдочка, на которой днем спала Рокс). Ночью она становилась голубым островом прохлады и спокойствия в бушующем море ночных кошмаров и жарких прикосновений, наползающем на большой город.

В эту комнату допускалось только две живые души — белоснежная полярная сова Рокс и прекрасная Лиретт, последняя дочь Благородного дома Рокуэлл. Рокс с сумерками улетела на охоту, а Лиретт привычно устроилась на мягком стуле напротив зеркала.

Шанс.

Лира когда-то была шансом Вероники, и это отражалось в их внешности. Обе статные, холодные красавицы, обе чуть свысока смотрели на мир, обе верили в своё предназначение...

Лира смотрела в зеркало и видела прошлое.

Вот она стоит перед зеркалом — перед совсем другим зеркалом, большим, в сложной старинной раме с налетом патины — и смотрит в пошедшую трещинами, чуть скрытую пятнами старины поверхность. Она видит своё сияние. Видит блеск своих пронзительных глаз. Она стоит неподвижно — жемчужный шелк платья замер вместе с ней, только чуть дрожащие ресницы выдают, какое бесшабашное, сверкающее шампанское течёт сейчас по ее венам вместо крови. Это магия. Другого порядка, непривычная, не до конца покоренная, но — магия. Это главное.

Вот за её плечом останавливается Вероника. Ослепительна в чёрном бархате, зелёные глаза ловят тень от пышных ресниц.

Вот Лиретт чувствует, как тонкие руки скользнули ей на талию, ладони легли на живот и мягко потянули назад. Вероника чуть коснулась её спины грудью и прошептала на ухо: «Ты рада?». Конечно, она была рада! Она была готова взлететь, взорваться от бушевавшего внутри восторга, но воспитание не позволяло. Гордость не позволяла. Вероника не позволяла.

Поэтому Лиретт лишь слегка кивнула и улыбнулась.

Мерлин, как счастлива она была тогда. И как счастлива была Вероника — после стольких лет одиночества.

Шанс.

Гермиона была другой.

Эта девочка, что стала шансом самой Лиретт, была до такой крайней степени другой, что красавица порой терялась, не зная, справится ли с этими детскими эмоциями, с этой краской, чуть что заливавшей щёки, с этими неловкими, даже неуклюжими движениями. Даже над её волосами пришлось серьёзно потрудиться, а ведь это было самое лёгкое!

Взгляд Лиры скользил по отражению — точёному носу, чувственным губам, — а мысли осматривали Гермиону, какой она была за столиком в кафе.

Она влюблена, это прекрасно. Это очень, очень поможет. И ещё нужно время, но времени достаточно.

Гермиона...

Брови в отражении чуть шевельнулись, обозначая лёгкое недовольство.

Даже имя какое-то жёсткое, крепкое, под стать фамилии. Ну кто в здравом уме назовет девочку — Гермионой? Лиретт. Вероника (или Вероник — как она сама называлась). Беллатриса. Мелани. Андромеда. Вот — имена женщин, королев, властительниц. В каждом — характер, в каждом — обещание. А Гермиона?.. Крестьянство какое-то.

Голова в отражении чуть склонилась к плечу, открывая пристальному взгляду изящную шею.

А впрочем...

Девочка умна. Безусловно, талантлива. И очень хороша, когда не смущается — тёплая кожа, шоколадные волосы, талия, кисти рук... Вполне возможно, что она сама создаст вокруг своего имени ореол силы и величия. В конце концов, их красивые имена были в честь кого-то, а Гермиона имеет шанс создать своё имя — и уже следующие поколения женщин будут называть дочерей в её честь.

Какой дом будет у неё?

Вероника жила в старинном тёмном готическом замке — под стать ее тёмной, лживой душе. Лиретт выбрала дом морозного севера в ознаменование своей честности, стойкости и немного в пику Веронике. А какой будет дом — у неё?

День рождения — прекрасно. Это либо праздник, либо скандал, и оба варианта подойдут. Лиретт не пришла бы и без повода (ещё рано показываться её друзьям), но повод был.

Дорогая Гермиона!

Спасибо тебе за приглашение, я буду очень рада познакомиться с твоими друзьями, но увы — каждый год во второй половине сентября я навещаю сестру во Франции, и не могу этого отменить. Мне жаль. Если ты не против, я устрою тебе второй праздник, когда вернусь — ближе к концу месяца, как раз перед началом твоей учёбы.

Надеюсь, ты не обидишься и примешь мое предложение.

Лиретт.

Вот так. Все — правда, до единого слова. Лиретт не обманет свой шанс.

Оставалось дождаться Рокс.