Правило имени (джен)

Имя — это правило. Так показывала сама жизнь, так учили выжженные пятна на семейном гобелене, так говорил дед, впервые показавший его нам. Мы смотрели вдвоём почти одинаковыми чёрными глазами то на деда — высокого, стройного, прекрасного даже в его почтенном возрасте, то на безобразные пятна, красноречиво намекавшие на судьбу, ожидающую тех, кто решится нарушить правила, и молчали. Мы — две пятилетние девчонки, толком ещё не научившиеся колдовать, не знающие иного мира, кроме как ограниченного нашим домом, да домом тётки Вальбурги, уже слишком хорошо знали, что имя определяет всё. Особенно в нашей семье.

— Как правило, дети, рождённые в нашей семье, получают имена, связанные с небесными телами, — Арктурус, Сириус, Поллукс, Кассиопея... Это означает, что каждый из Блэков должен стремиться дальше и выше, чем другие. Имя определяет всё, поэтому если вы не согласны с тем, что оно вам диктует...

Я сижу прямо на холодном гнилом полу тюремной камеры, закрыв глаза и обхватив колени. Прогулки мне позволяют крайне редко, весь мой круг общения составляют только надзиратели, приносящие еду, и потому единственное, что мне остаётся делать, чтобы окончательно не сойти с ума, — вспоминать. Вспоминать всё — детские обиды, уроки деда Блэка, школьные будни, замужество, вылазки против Ордена Феникса, гибель Лорда, а ещё — сестру.

Именно сестру, не сестёр. Куколку Нарси, которую мама, намекая на её нежность и хрупкость, нарекла таким же прекрасным и цветочным именем. Если бы мы с ней были только вдвоём, это было бы правильно. Только естественный контраст воительницы, за которой всегда остаётся последнее слово, и нежнейшего цветка, призванного радовать глаз, но не принимать решения.

... Меня мало трогали судьбы, вымаранные из летописи нашей семьи — в конце концов, что за дело состоявшейся ведьме до сквиба Мариуса, до борца за права магглов Финеаса, опозорившего вдобавок имя отца, до позволившего себе попасть под дурное влияние полоумного Поттера и его дружков Сириуса, до промотавшего на его прихоти все деньги до последнего кната Альфарда, до позволивших навешать себе лапши на уши дурочек Айлы и Цедреллы, предавших кровь и вышедших замуж соответственно за маггла и потворствовавшего магглам? В конце концов, в семье не без урода, и если все они позволили кому-то увести себя с предначертанного пути, то им не место в семье. Они — балласт, они — позор, они — недостойные. Их судьбы совсем не трогают меня, но я очень хорошо помню, что с гобелена было выжжено не шесть, а семь имён. Такое не забывается, ведь это имя выжгла я. Это имя — Андромеда.

Я вожу пальцами по грязной, покрытой плесенью тюремной стене, и ощущаю не сырой камень, но неровные, обугленные края ткани. Это ощущение ранит сильнее, чем Круциатус, и в этом я могу признаться только себе и только здесь.

Неровная дыра на месте четырнадцати букв, и до этого — четырнадцать букв на месте судьбы, которую она выбрала себе сама. Не пошла к намеченной цели, не воспользовалась наработками предыдущих ораторов.

Андромеда должна быть жертвой. Андромеда должна была спасти от чудовища весь город, отдав за него собственную жизнь, да только пришлый царевич Персей смешал все карты, вырвал её из цепей, увёз куда подальше, сделал своей женой. Вот такую судьбу выбрала себе моя сестра-близнец, да только, думается, счастье с магглорождённым избранником — химера пострашнее морского гада. Хотя бы потому, что судьбу не выбирают.

Мне на роду написано быть воительницей. Я знаю, что прошлая битва была мною проиграна, но взять реванш ещё не время. Пока не время.

Но прежде я принесу свою жертву ради общего блага.