Черта (гет)

До…

Малфой не находил себе места. Он неосознанно искал ее глазами в толпе. А когда находил, еле сдерживал желание сейчас же подойти, прижать к себе и целовать. Целовать неистово, жадно, оставляя метки, чтобы она не забывала, кому принадлежит. И в самые тяжелые минуты отчаяния, когда ждать уже не хватает сил, он подходил к ней и с презрением бросал:

— Ненавижу тебя, мерзкая грязнокровка!

Горящий взгляд, раздутые ноздри — быстро вдохнуть до одури знакомый запах, так, чтобы закружилась голова, и шепотом:

— В Выручай-комнате, сегодня в полночь, придешь?

— Не прикасайся ко мне, придурок, — зло, оттолкнув руку, отвечает она, успев невзначай провести пальцами по запястью. И на выдохе:

— Конечно, приду!

— Отойди от нее, Малфой, — Поттер подскакивает как по заказу, защитник. Но ей не нужна защита.

— Гарри, все в порядке, я справлюсь, — Гермиона уводит своего друга в сторону.

— Больше не приближайся к ней, хорек! — продолжает кричать Поттер.

Но Малфою уже все равно. Теперь главное держать лицо — холодное презрение, рассмеяться и уйти, не оборачиваясь. Она придет, а остальное неважно.

Часы до полуночи тянутся бесконечно долго. Гермиона ждала. Ей уже осточертели разговоры Гарри о нем. Не было сил просто сидеть и беспрестанно слышать его имя. Она хотела не этого. Она хотела прикоснуться к нему, прошептать его имя самой и не это, с презрением брошенное «Малфой», а с нежностью выдохнуть в шею — «Драко».

— Гарри, хватит, мне надоело слушать твои беспочвенные обвинения, — она уже злилась. — Если он что-то задумал, то рано или поздно это вскроется.

«Уж лучше поздно» — промелькнуло в голове.

— И хватит таращиться в карту, — легким движением руки Гермиона выхватила пергамент из рук. — Я отдам ее тебе завтра. Спокойной ночи.

Теперь нужно не спеша уйти в свою комнату, накинуть дезиллюминационные чары — и можно идти к нему. Он скоро будет там. Гермиона знала, поэтому забрала карту у Гарри. Никто не должен знать, это их условие. Ненависть, злоба, презрение днем — и страсть, любовь, нежность ночью.

Гермиона крадется по замку как воровка, прислушиваясь к каждому шороху. Главное, чтобы никто не поймал — им не объяснить, они не поймут. Лестницы, повороты, восьмой этаж, знакомый гобелен, три раза пройти мимо, загадав место, где хочется оказаться.

Гермиона зажмуривает глаза и задерживает дыхание, как перед прыжком в воду, но вместо воды она падает в такие знакомые объятия.

— Ты опоздала, — целуя ее, проговорил Малфой. — Я думал, сойду с ума, ты нужна мне как воздух, я задыхаюсь без тебя.

— Драко, — как и мечтала, Гермиона выдыхает в шею, — я не могла не прийти, мне так этого не хватало, — она прижимается к нему теснее, чтобы почувствовать его каждой клеточкой своего тела.

— Пообещай мне, что ты никому не откроешь нашу тайну. Мое положение слишком шаткое, я не хочу потянуть тебя за собой.

— Почему? — Гермиона с тревогой смотрит на Драко. — Ты ничего мне не говоришь...

— Просто пообещай, для меня это очень важно. И… береги себя, — Малфой крепче прижимает ее к себе и целует в висок.

— Я обещаю. Я буду рядом, несмотря ни на что, и я не раскрою нашу тайну.

_________________________________________________________

После…

В тот злополучный день, когда Гарри в очередной раз отправился следить за Малфоем, Гермиона не пошла к профессору Вектор, она пошла за Поттером. Она чувствовала, что что-то не так.

Туалет Плаксы Миртл, крики заклинаний и роковая Сектумсемпра…

* * *

Жизнь идет своим чередом. День сменяется ночью. Солнце садится на западе, чтобы вновь взойти на востоке. Что будет впереди? Тысячи восходов и закатов, но ни один новый день не будет больше таким, как прежде. Все изменилось. В этом мире больше нет его.

Красный… Это первое, что приходит на ум, когда она вспоминает тот день. Это черта, которая разделила ее жизнь на «до» и «после». И красный для нее — цвет не яблок, не роз и не летних платьев хорошеньких девушек. Вовсе не они — по-настоящему красного цвета.

Сможет ли она когда-нибудь простить Гарри? Даже не так… Сможет ли она когда-нибудь простить себя? Смотреть, как умирает ее любовь, и ничего не делать. Хотя нет, Гермиона молилась. Молилась Богу, чтобы ничего этого не было, чтобы все прошло, как страшный сон. С тех пор она очень разочаровалась в Боге. Даже больше, чем в себе самой. Он должен был поразить ее молнией или громом. Ведь она — просто бесчувственная скотина. Неужели в свои семнадцать лет Гермиона так глупо надеялась, что, если закрыть глаза и попросить, неважно кого, придет помощь. Но Бог не снизошел на землю. Это был всего лишь Снейп. Профессор Снейп. Да и он опоздал.

Вода и кровь. Кровь и вода. Все перестало существовать в тот момент. Только он. И кровь. Красная, ручейками растекающаяся по полу.

Снейп, как ни странно, постоянно был где-то рядом. Он поддерживал ее, негласно, ненавязчиво, и она была ему отчасти благодарна за это. Гермиона подозревала, что Драко посвятил его в их тайну. Но теперь это неважно. Она искала ответы. Почему его нет, а солнце продолжает светить? Почему его нет, а луна — царица ночи сияет в черном небе? Она часто бывала в министерской библиотеке, надеялась там найти разгадку. Но, раз за разом, ничего не находила. Там, в библиотеке, время от времени Грейнджер видела пожилую печальную женщину с просветленным лицом, похожим на лица с картин эпохи Ренессанса. И тогда она поняла: ее жизнь больше не будет прежней. Она никогда не будет как та женщина, не найдет своего успокоения ни в учебе, ни в работе, ни в друзьях. Только с ним, а он остался там, за чертой.

Поэтому она идет туда, она идет к нему, к Драко.