Надежда на возвращение (джен)

Его преследовали.

Куда бы Фриск ни пошел, где бы ни оставался — они были рядом: набатом стучали в голове и мерещились постоянно. То были его воспоминания и голоса, которые не хотели покидать мысли и оставлять чувств. Они рождались в самой глубине его сердца, а потом рвались наружу, заставляя тосковать.

Тосковать по второму дому, по Ториэль, которая, как мать, радушно приютила его у себя, оберегала и защищала, когда была возможность; тосковать по Сансу — да по всем.

По всем, кого он оставил прозябать остаток жизни под землей.

Фриск много думал над этим. Воспоминания его явно убивали — заставляли чувствовать себя предателем. А ведь он таким и был — предателем. Он покинул их, запер где-то там, лишая последней надежды на спасение. Лишая будущего.

А ведь, если бы все произошло по-другому, он мог бы освободить их — выпустить на волю; люди и монстры могли бы подружиться вновь. Ведь — Фриск только теперь это понял, когда вернулся в свой родной мир, — монстры не были так плохи — в некоторых из них было больше душевного тепла и человечности, которая постепенно стиралась из душ людей. Монстры и люди взаимодополняли друг друга, делали этот мир более совершенным и… родным. Делали его завершенным.

Фриск тосковал — телефон, который связывал его со вторым миром, больше не звонил, а на том проводе были слышны только продолжительные гудки.

Гудки, которые оставались безучастны к душевной горечи и обиде.

Гудки, которые так больно ранили сердце.

Ему их не хватало: их всех хотелось обнять, прижать к себе крепко-крепко, чтобы почувствовать легкую боль в теле, спросить о жизни. Да о чем угодно — не важно, даже простого «привет» было бы достаточно. Просто увидеть — это все, чего ему хотелось.

Дитя мое, — нежно шептал ветер, играясь в кронах старых деревьев, когда он засыпал.

Когда-нибудь я стану великим и все будут хотеть со мной дружить! — трещал огонь в камине, иногда соскальзывая на еле слышный трепет: великим — только после моей искрометной шутки.

Прояви свою силу, — стучала гроза в окно, раскатами грома разрывая небо.

Прощай, — твердил закат, постепенно погружая мир во тьму.

Фриск видел их везде: ощущал каждой клеточкой своего тела, ловил каждый еле слышный звук, в попытке разгадать тайное послание. Все они были его надеждой на светлое будущее, все они были его воспоминанием.

Одним большим помешательством — иллюзией больного мозга, анорексией чувств.

Всю любовь он оставил там, внизу, забирая себе лишь тоску и отчаяние, а еще надежду.

Надежду на что-то светлое и лучшее; надежду на возвращение.