Забытые дневники (джен)

Персонажи: Гермиона Грейнджер/Северус Снейп

Рейтинг: General

События: ПостХогвартс

Предупреждение:AU, ООС

Сегодня она снова стояла перед домом под номером «23» по Стеттен-стрит, что находилась в маггловской части Лондона. Проходящие мимо люди совершенно не обращали на нее внимания — мимо «Лавки волшебных и удивительных вещей» никто не мог с первого раза пройти без остановки, и застывший посередине тротуара человек был достаточно привычным зрелищем. Бесспорно, эти витрины могли увлечь любого даже самого скептически настроенного прагматика. Вот только огибающим Гермиону людям было совершенно невдомек, что смотрела она вовсе не на тотемы и обереги из далекой Африки; да и ожерелья из Индии, которые, судя по ярлыку, должны были защитить владельцев от сглаза, не привлекали её внимания. Взор Гермионы был устремлен на аккуратный трехэтажный домик, пристроившийся как раз между табличкой «Стеттен-стрит 22» и лавкой, которая, согласно регистрационным данным, находилась в двадцать четвертом доме.

Постояв ещё несколько минут, Гермиона вошла, как могло показаться стороннему наблюдателю, в небольшую арку, ведущую во внутренний проходной дворик. Но если бы он в этот момент обежал вокруг, то увидел, что на другую улицу она так и не вышла. «Похоже, вернулась или вошла в один из этих домов», — решил бы этот человек и спокойно отправился бы дальше по своим делам, уже через минуту забыв о произошедшем. И это неудивительно, ведь именно так и действуют магглоотводящие чары. А учитывая, что их накладывала лучшая выпускница Хогвартса за последние семь лет, то в сохранности её тайны не стоило даже и сомневаться.

Войдя в дом, Гермиона повесила плащ в прихожей на вешалку и, закрыв глаза, прислушалась к своим ощущениям и окружавшей её магии. Чары консервации отлично справлялись со своими обязанностями, храня сам дом и его содержимое точно в таком же состоянии, как и в те дни, когда они здесь жили и работали рука об руку. Вдохнув поглубже, она почувствовала запах корицы и свежесмолотых кофейных зёрен. А вот и запах Перечного зелья — похоже, кое-кто ещё до завтрака успел поработать в домашней лаборатории, готовя очередной спешный заказ из больницы Святого Мунго. В прошлый раз это были три сотни пузырьков за два дня, да ещё и при условии, что варить данное зелье объемами более пяти литров в одном котле нельзя из-за невозможности правильно и в нужной степени всё прогреть и промешать. Да, это был их маленький подвиг, результатом которого стала стойкая аллергия на оное зелье.

— Ну а благодарить за все это будут, конечно же, целителей Мунго. Вечно тянут до последнего момента, а нам потом отдуваться. Так ведь при этом их зельевары ещё и позорят меня, как своего преподавателя! — ворчал Северус, разминая Гермионе затекшие спину и плечи. — Хотя, если там работают гриффиндорцы с хаффлпаффцами, то ничего удивительного. Можешь обижаться сколько угодно, но талантливых зельеваров среди представителей этих факультетов — единицы.

Она же молчала и лишь блаженно постанывала под его чуткими и нежными руками, совершенно не обращая внимания на его слова, зная, что оплата их каторжного труда была равна лишь стоимости потраченных ингредиентов, и ни сикля больше. Все же Снейп был не из тех, кто станет наживаться на эпидемии, свалившей половину Лондона, как магического, так и маггловского.

Улыбнувшись своим воспоминаниям, Гермиона поднялась на второй этаж, где располагались гостевые комнаты и их спальня. На третьем были рабочие кабинеты да небольшая библиотека, но туда она в последнее время редко заходила. Оказавшись в спальне, Гермиона подошла к не заправленной кровати и провела рукой по складкам сбившейся за ночь простыни. Черный шелк, мягкий, приятный… Это был её маленький подарок на их годичный юбилей совместной жизни, знаменующий начало отсчета сверх лимита подаренных им дней. Упав на кровать, она закуталась в одеяло, все еще хранящее тепло их тел, вспоминая тот вечер.

— В одном чёрном-чёрном доме, с чёрными-чёрными простынями жил человек с чёрной-чёрной мантией, — с ухмылкой проговорил Северус, распаковывая подарок. — Гермиона, ты понимаешь, что это уже попахивает стереотипами?

— Кто знает... — как можно загадочней ответила она и долгим поцелуем увлекла Снейпа на пол, покрытый обрывками упаковочной бумаги, само собой, черного цвета. И языки пламени танцевали на лежащих в камине дровах, причудливыми тенями отражаясь на стенах и согревая своим теплом их обнаженные тела.

Позже, когда сердца немного успокоились, и они уже просто лежали, переводя дыхание, Северус чуть слышно проговорил, скользя губами по мочке её уха:

— Камин, медвежья шкура… Если сейчас здесь появится шампанское, то я скажу, что у меня был самый неоригинальный или, точнее, самый романтичный секс по версии девочки-подростка в пубертатном периоде.

Ничего не говоря, Гермиона, протянув руку к креслу, скинула салфетку с небольшой корзинки, стоявшей рядом, явив бутылку шампанского в ведерке со льдом и пару бокалов, а затем продолжила кутаться в объятия Снейпа под его тихий смех…

Через некоторое время она поднялась с кровати и вышла из комнаты, притворив за собой дверь. Постельное бельё, повинуясь действию магии, с тихим шелестом вернулось на место, и через пару мгновений ничего в комнате не говорило о том, что кто-то потревожил её покой. Решив больше никуда не заходить, Гермиона спустилась вниз и прошла на кухню. На столике до сих пор стояли мисочка с яблоками и так и не убранная тарелка с остатками его завтрака — в то утро Северус слишком спешил и не стал за собой убирать.

— Всё, я побежал, а иначе всю драконью чешую разберут! — крикнул ей Снейп от двери, накидывая плащ. — Только я там не прибрал за собой.

— Ничего, сама сделаю. Жду тебя к обеду! — ответила ему Гермиона, приоткрыв дверь ванной комнаты, решив не задерживать того поцелуем.

Вот только Северус так и не пришел. Достав из сумочки пакетик растворимого кофе «Три в одном», Гермиона высыпала его содержимое в кружку и, наколдовав кипятка, заварила. Обычно она всегда сидела по левую сторону стола, и сейчас поступила точно также, опустившись на ставший таким привычным табурет.

— И она еще считает себя зельеваром?! — поднеся кружку к носу Северус принюхался к аромату. — Жженый цикорий, сахар, крахмал... Великий Мерлин, я не потерплю у себя в доме подобной пошлости! Нужно срочно уничтожить эту гадость, а иначе всё пропахнет этой дрянью!

В несколько глотков он выпил кофе и словно рыцарь, только что спасший возлюбленную из лап страшного дракона, гордо удалился с кухни под возмущенные возгласы бывшей владелицы напитка.

Глядя на проносящуюся за окном жизнь, Гермиона отпила немного кофе и закурила. Эту её привычку Северус тоже не одобрял, хоть и как-то признался, что табачный дым ему нравится. В какой-то момент она почувствовала, как на пальцы упал пепел и, стряхнув его в пепельницу, с удивлением обнаружила, что скурила уже четыре сигареты, а кофе совсем остыл. «Опять засиделась», — подумала Гермиона с некоторым для себя укором. Но, тем не менее, решение было принято, а за этим она сюда и приходила. Даже не находясь рядом, Северус снова помог ей разобраться в себе и в своих желаниях. И теперь она чувствовала, что хоть и будет тяжело, но сил у неё хватит для того, чтобы продолжить дело Снейпа. Допив залпом холодный кофе и чуть ли не наяву услышав его брезгливое «фи-и-и», она встала и пошла одеваться. Убирать за собой не было необходимости — магия уже всё вернула в прежнее состояние.

У порога Гермиона ещё раз проверила действенность заклинаний консервации и дополнительно усилила их, а заодно и чары, скрывающие дом не только от магглов, но и от волшебников. Ведь теперь, когда она решила принять предложение МакГонагалл и стать преподавателем Зельеварения в Хогвартсе, она сюда попадет не раньше следующего лета, и, следовательно, подстраховаться немного стоило — это был только её мир. Лишь тут Гермиона могла подумать, отдохнуть и, погрузившись в счастливые воспоминания, набраться сил. И она была готова разделить это только с одним человеком. Ещё раз окинув взглядом холл, задержавшись на пару мгновений на нескольких их совместных с Северусом колдографиях, висящих на стене, Гермиона вышла на улицу.

Тогда, в Визжащей хижине, ей некогда было думать об особенностях яда такой змеи, как Нагайна. Будь Северус в сознании, он бы подсказал, на что обратить внимание. Но в тот момент жизнь уже чуть теплилась в его теле, и Гермионе пришлось бросить все свои силы на её сохранение, сосредоточившись прежде всего на физических повреждениях. Да, она его спасла, вот только, как оказалось, ненадолго. Уже позже в Мунго выяснилось, что яд Нагайны отравлял не только тело, но и саму магическую составляющую волшебника. И, когда происходил окончательный разрыв физической и магической сущностей, жизненные процессы полностью прекращались. Колдомедики давали ему год, Северус продержался три. Что дало ему сил так долго сопротивляться неизбежному? Любовь, тяга к жизни или, быть может, он не хотел уходить, не оставив после себя кого-нибудь взамен? Гермиона не знала ответа, да и не стремилась узнать ни раньше, ни сейчас. Зная, что любой миг может оказаться последним, они просто любили друг друга. Дарили подарки, устраивали сюрпризы, старались прожить каждое мгновение как можно полнее. И каждый день для них был подобен рождению новой вселенной. Ради этого стоило жить тогда и, само собой, продолжать жить теперь, и уж тем более не стоило замыкаться в себе ради Северуса, которого однажды она обязательно приведет сюда, чтобы рассказать, каким был его отец.

Взглянув на часы, Гермиона поняла, что безнадежно опаздывает, и два часа, на которые Джинни согласилась присмотреть за её сыном, уже давно истекли. В последний раз взглянув на дом, хранивший её самые счастливые воспоминания, она поспешным шагом отправилась в небольшой проулок.

«Ну что же, — улыбнувшись, и с некоторым вызовом подумала Гермиона, дожидаясь, пока гуляющая парочка не скроется за углом. — Мистера Снейпа боялись и ненавидели гриффиндорцы. Посмотрим, как теперь воспримут миссис Снейп его любимые слизеринцы».

С тихим хлопком Гермиона аппарировала, и проулок опустел.

Персонажи: Гарри Поттер, Петуния Дурсль, НЖП

Рейтинг: G

Предупреждение: ООС, Адекватные Дурсли

Гарри подбросил в костер ещё несколько веток, и взметнувшиеся искры на мгновение осветили сидящих на маленькой лесной полянке детей. Рон, Джинни, Луна, Гермиона, Драко — все они этой ночью были здесь. Вот только Малфоя видеть ему совершенно не хотелось, тем более, что того пригласила Гермиона. Однако открыто возражать Гарри не стал, но галочку себе в голове «поставил» — следовало напомнить подруге, что её друзья не всегда должны становиться и его тоже.

Было уже около полуночи, но никто не спешил возвращаться в Хогвартс. Сидя у костра, они ожидали очередной страшной истории, и даже Рон неотрывно смотрел на Гарри, которому на сегодня досталась роль рассказчика. Что ж, и тому было чем их удивить. Немного пошевелив горящие в костре ветки, он чуть приглушил языки пламени и, глубоко вздохнув, начал:

— Это было то время, когда уши слышат малейший шорох, когда можно больше увидеть закрытыми, а не распахнутыми глазами. Их было пятеро: два мальчика и три девочки. Так же, как и мы, они сидели у костра и... Нет, не так, — прервал сам себя Гарри. Эта история, равно как и впечатления от неё, должны были стать изюминкой в его коллекции, и поэтому была важна каждая деталь. Вновь пошевелив угли и убедившись, что все по-прежнему внимательно на него смотрят, он продолжил более, как ему казалось, подходящим для данного случая голосом. — Это было то время, когда уши слышат...

— Кхм-кхм-кхм... — перебивая Гарри, закашлялся Рон, в сторону которого ветер направил дым от костра.

— Ты специально, да?! — возмутился Гарри, начиная немного нервничать от предчувствия, что подобрать прежние интонации уже не получится, а значит, нужного эффекта произвести не удастся, чего в присутствии заносчивого слизеринца совсем не хотелось.

— Ну, извини, — все ещё кашляя, ответил Рон. — Я же не, кхм-кхм, специально.

— Ладно, проехали.

Гарри на несколько секунд прикрыл глаза, прислушиваясь к таинственной атмосфере ночного леса, надеясь, что та поможет вновь настроиться на нужный лад. Вот только Уизли всё ещё продолжал хоть и сдавленно, но покашливать, что начинало уже раздражать.

— Это было то время — кромешная ночь, и когда... — вновь начал Гарри и почти сразу оборвал себя на полуслове. — Ну вот, сбился, благодаря тебе.

"Всё из-за этого Уизли, — подумал Гарри, чувствуя, как нервозное состояние сменяется уже явной злостью на друга. — Вечно всё портит".

— Это было то время, когда уши слышат малейший шорох, когда можно... Кхм-кхм-кхм, — закашлялся он, вдохнув дыма. Это было уже слишком — ситуация явно стремилась к полному своему краху. Чуть пересев, Гарри поспешно продолжил. — Это было то время, когда уши... Не, погодите, кхм-кхм... Это было то вре...

— Да слышали мы уже про "то время", — перебил его Драко и с явной издёвкой продолжил, — дальше-то что? Или не придумал ещё? А то можно как обычно: "Смотрите, там, за вашими спинами!"

— Всё там есть, — краснея и радуясь, что в свете костра этого не будет заметно, буркнул Гарри. Сам того не подозревая, Драко попал в самую точку — конец истории планировалось дофантазировать уже в процессе.

— Ну, так рассказывай тогда!

— А я и рассказываю! — огрызнулся Гарри. — Сам же мешаешь.

Руки уже ощутимо подрагивали теперь уже от злости на Малфоя, который своими словами уничтожил последнюю надежду на создание нужной атмосферы для его страшной истории. Глубоко вздохнув, Гарри снова начал свой рассказ, но, как бы он не старался сделать паузы в нужный момент или передать голосом эмоции героев, слова получались сухими и блеклыми, а временами голос, вообще, срывался. И даже ночной лес со всеми его таинственными и пугающими звуками не мог окрасить его историю в нужные тона. Благодаря чуть слышно произносимым комментариям Малфоя, она стала превращаться в какой-то жуткий фарс, вызывая улыбки у присутствующих. А когда Гарри дошел до момента, в котором последний выживший понимает, что, по сути, он сам виновен в смерти своих товарищей, Драко рассмеялся и произнес:

— Да-а-а, ну ты, Поттер, и даешь! Ничего побанальней-то придумать не мог? Совсем фантазии нет. А потом окажется, что всё ему просто приснилось?

Эти слова стали последней каплей. Злость, что по мере рассказа чуть утихла, вновь вернулась, пропитанная жгучей ненавистью к Малфою. Гарри никому не позволял издеваться над собой и уж, тем более, слизеринцам. А сейчас, когда один из их представителей испортил его самую лучшую и страшную историю, это требовало должного отмщения. Вскочив, он пнул ногой костер так, чтобы горящие угли, отвлекая внимание, разлетелись как можно шире, а затем бросился на Драко. Прижав того к земле, Гарри стал не то что бить, уничтожать ненавистное лицо, рвать его на клочки, грызть зубами. Ну и пусть, что обрывки кожи забивают горло, не давая дышать, пусть они лезут в уши, глаза, нос, он все равно должен был лишить эту физиономию наглой ухмылки. И Гарри, не слыша собственного крика, с остервенением все продолжал и продолжал рвать подушку на части…

* * *

Доктор Эмилия Джеркинс поспешно закрыла смотровое окошко на двери специальной палаты для пациентов с психическими расстройствами и нажала кнопку вызова дежурной медсестры.

— Простите, миссис Дурсль, что вы стали свидетелем подобного, — обратилась она к своей спутнице, что, прижав ладонь ко рту, с ужасом всё ещё продолжала смотреть в теперь уже закрытое окно. — Обычно мы не разрешаем посещать больных во время курса лечения.

— Н-ничего, — голос Петунии дрогнул, — мне уже приходилось видеть подобное. Просто я надеялась на некоторое улучшение его состояния.

Посторонившись, она пропустила в палату подбежавших сестру и двух санитаров, и, воспользовавшись паузой, промокнула платком выступившие в уголках глаз слезы.

— Понимаете, когда его нам подкинули, мы с Верноном, хоть у нас уже и был Дадли, поняли, что не сможем его отдать органам опеки. Как-то сразу он нам полюбился, словно был нашим родным сыном. Сначала всё было хорошо, Гарри рос счастливым ребенком, окруженным заботой и любовью, но потом... — Петуния на мгновение прервалась и снова промокнула выступившие слезы. — Вы же знаете, дети бывают порой очень жестокими. Однажды он пришел домой весь в слезах и рассказал, что другие мальчишки его дразнят подкидышем, что настоящие родители выкинули его словно ненужную вещь. Видит Бог, мы с мужем не планировали скрывать его происхождение, просто хотели рассказать всё это попозже и по-другому... Гарри всегда был очень чувствительным мальчиком, он так сильно плакал. Даже отказывался вообще выходить на улицу. И тогда я сказала, что его родители — волшебники, что они погибли во время большой магической войны, спасая его, своего сына. Но волшебники стараются сохранить свой мир в тайне от обычных людей, и поэтому, если он хочет, чтобы нам не стерли память, то не стоит никому об этом рассказывать. Такая простая ложь, но она всё изменила. Гарри словно обрел стержень, вновь стал улыбаться. Теперь...

Дверь палаты открылась, выпуская санитаров, один из которых держал в руках обрывки подушки. Гарри же, одетый в смирительную рубашку, сидел ко входу спиной и плавно покачивался, в то время как сестра собирала с пола рассыпавшиеся ампулы.

— Всё в порядке, миссис Дурсль, — опережая её вопрос, проговорила Эмилия. — Ему дали успокоительное, и теперь он немного поспит. Чуть позже с него все снимут — мы применяем обездвиживание пациентов лишь в самых крайних случаях. Но вы продолжайте, что происходило дальше?

— Ах да, конечно...

Петуния, с некоторым трудом подавив желание войти в палату и лично убедиться, что с ее сыном всё в порядке, продолжила:

— Как и многие дети, Гарри постоянно чем-то занимался: что-то рисовал, лепил, делал аппликации. Как-то даже заявил, что каморка под лестницей теперь его личный кабинет, и никого туда не пускал. Эх, если бы мы тогда обратили на это внимание, но нам такое поведение казалось проявлением самостоятельности, тем более, что изменений в поведении никаких не проявлялось. В какой-то момент Гарри увлекся птицами, стал постоянно за ними наблюдать, спрашивать... А мы лишь обрадовались его интересу к окружающему миру, книг накупили, чтобы "подогреть" увлечение. Вернон видел его уже чуть ли не обладателем Нобелевской премии. Но потом... — Петуния на пару секунд замолчала, собираясь с силами перед самой трудной частью истории. Вообще, она не планировала этого рассказывать, но мисс Стержинс как-то располагала к себе, и слова лились сами собой. — Потом Гарри стал говорить о каких-то адресованных лично ему письмах. Казалось, его словно подменили, он стал нервным, раздражительным, огрызался по любому поводу. И со временем всё это только усугубилось. Нет, мы не пустили это на самотёк, ходили к психологам, устраивали развлекательные прогулки, например, в зоопарк. Однажды даже арендовали домик на острове, чтобы пожить подальше от цивилизации со всеми её неурядицами. Но это ни к чему не привело. Мы уже окончательно стали для него жалкими магглами, насильно удерживающими его от поступления в школу магии.

— Магглами? — удивленно переспросила Эмилия, услышав незнакомое слово.

— Да, магглами, людьми, лишенными магических способностей, — чувствуя, что сейчас расплачется, Петуния впилась ногтями в ладонь, чтобы болью удержать чувства внутри. — Понимаете, это я во всём виновата. Придумала ему волшебный мир, чтобы придать сил, а оказалось, что все это время он погружался в него глубже и глубже, расширял, дополнял. Представляете, у него там даже есть друзья и враги! А когда мы пытались достучаться до его разума, Гарри впадал в неистовство и начинал всё крушить. Временами, вообще, происходили странные и даже жуткие вещи, особенно с теми, кто его обидел. Нам даже приходилось запирать Гарри в том самом чулане под лестницей, чтобы хоть как-то обезопасить не столько себя, сколько соседей... Извините...

Как бы Петуния не сдерживалась, но на последних словах она все-таки разрыдалась. Говорят, тяжело полюбить чужого ребенка, но ей это удалось. Гарри, Дадли — они оба были её сыновьями. В них она вложила всю себя, и вновь увидеть, как с её мальчиком опять произошел припадок, да ещё и прожить всё заново во время своего рассказа — это оказалось для неё слишком тяжело.

— А теперь, — проговорила она сквозь слёзы, спрашивая больше у своего сердца, которому придется как-то учиться жить дальше без Гарри, если тому предстоит остаться в больнице навсегда, — что же с ним будет теперь?!

— Теперь с ним будет всё хорошо, миссис Дурсль, — успокаивающе проговорила Эмилия, протягивая плачущей женщине свой платок. — То, что вы рассказали, натолкнуло меня на некоторые мысли. Давайте пройдем в мой кабинет и там всё обсудим. Думаю, вы все же вернетесь к мужу с хорошими вестями.

Послушная воле мисс Джеркинс, Петуния пошла по коридору, вытирая слезы и постепенно успокаиваясь. В словах врача она неожиданно почувствовала столь необходимую ей уверенность, подкрепившую её рассыпающуюся надежду на хороший исход. Сама же Эмилия мысленно уже прикидывала текст обращения, что будет отправлено Министру магии сразу же после ухода миссис Дурсль. Да, психические расстройства у детей на почве потери родителей явление, конечно, печальное, сложное, но не безнадежное, да и истории о волшебном мире тоже не редкость в таких случаях. Но вот то, что ей теперь предстоит иметь дело с обскуром, это, извините, уже перебор. Похоже, кое-кому в «Отделе по контролю и выявлению магических способностей у детей» придется расстаться с местом. Такого волшебника проглядели! Да, давненько она не ходила к Министру на прием...

Персонажи: Фред Уизли, Джордж Уизли

Рейтинг: G

События: Лето перед седьмым годом обучения Гарри в Хогвартсе

Предупреждение: AU, ООС

Они сидели на старой каменной ограде, подставив лица теплым лучам заходящего солнца. Здесь, вдали от дома, от войны, от всего мира магглов и волшебников, они позволяли себе быть не весельчаками, проказниками и заводилами, не членами Ордена Фенкса, а просто обычными мальчишками. Да, уже совершеннолетними и даже обладателями собственного магазина, но всё ещё по ночам смотрящими на звезды, не считая их чем-то недостижимым. И, лишь сидя на этой ограде, они позволяли себе быть слабыми, переживать и сомневаться.

— Считаешь, мы поступаем правильно? — нарушил Джордж тихую идиллию вечерней опушки. — Ведь назад пути уже не будет. Можно сколько угодно говорить о высшей цели, но сможем ли мы после всего этого жить дальше? Какими мы станем, переступив черту?

— Кто знает... — не сразу ответил Фред, напряженно всматриваясь во что-то блестящее, что лежало в траве в нескольких метрах перед ним. Быть может, это был всего лишь осколок стекла, а возможно — одно из тех удивительных созданий, столь популярных на страницах «Придиры». Конечно, ничего не стоило спрыгнуть с каменной кладки и посмотреть, или хотя бы призвать волшебной палочкой это блестящее нечто. Но Фред ничего такого делать не спешил, ведь неведение намного интересней.

— Что-то точно произойдет, — продолжил он, — но пока этого не было, всё имеет право на существование. Быть может, у нас отрастет еще по одной руке, или мы обретем возможность летать, как сливы-цеппелины, или провозгласим Снейпа идеалом мужчины и, закутавшись в чёрные мантии, организуем его фан-клуб, или...

— Или кому-то придется поменьше общаться с Луной Лавгуд, — с улыбкой закончил за брата Джордж. — Совсем она тебе своей философией мозги запудрила. Или подожди. Неужели ты в неё...

— Эй, да за кого ты меня принимаешь? Чтобы я и она?! Да никогда! — тут же оскорбленно возмутился Фред. Получилось настолько похоже на Драко Малфоя, когда тот отнекивался от своих чувств к Гермионе, что оба рассмеялась.

— Но девушка она действительно удивительная.

— Это да. И красивая...

На некоторое время снова воцарилась тишина. Каждый думал о чем-то своём, размышляя и прикидывая. На ладонь Фреду приземлилась божья коровка, и тот, поворачивая руку, стал смотреть, как жучок бегает по пальцам.

— Слушай, а может все-таки зря мы его тогда заперли? — вновь нарушил тишину Джордж.

— Думаешь, не стоило? — ответил Фред, пересаживая божью коровку на плечо брата.

— Не знаю... Возможно и да, — пробормотал Джордж, вспоминая зиму их последнего учебного года, когда, в связи с охватившей Хогвартс эпидемией простуды, почти половина учеников лежала в лазарете, а другая усиленно принимала зелья, чтобы не оказаться там же...

На тот момент по школе уже активно ползли слухи о закрытии и объявлении карантина, совы беспрестанно сновали туда-сюда, закидывая преподавательский состав письмами от обеспокоенных родителей, ещё и Амбридж масла в огонь подливала своими декретами. Благо та достаточно скоро заболела, и была лично отправлена Минервой МакГонагалл на лечение в такую даль, что так больше до конца года в Хогвартс и не вернулась. Тем не менее Дамблдор оставался непреклонен в решении не прерывать учебный процесс. Одним морозным вечером он собрал учеников вместе с преподавателями в Большом зале и, когда все расселись, произнес:

— Как вы понимаете, ситуация у нас не простая, но знания стоят того, чтобы продолжать занятия даже в таких условиях. Поэтому нам нужно выбрать двух человек, чтобы те на некоторое время подменили заболевших школьных старост. И прежде, чем деканы скажут свое слово, быть может, среди вас есть желающие самостоятельно представить свою кандидатуру на вакантное место? Но подумайте хорошенько — почет, конечно, большой, но и ответственность немаленькая.

Ученики возбужденно зашептались, ведь ранее ничего подобного не практиковалось. Уже одно только то, что директор объявил второй набор на эти должности, вызывало удивление. А отсутствие конкретики по поводу курса обучения соискателей было вообще из ряда вон. Конечно, кандидатуру могли и отклонить. Да, должность была временной. Но пометка «школьный староста» в выпускных документах помогала в поиске работы очень даже сильно. Однако и обязанности были серьезны. «Снят с должности» в личном деле — и о работе, например, в Министерстве можно было сразу забыть. В результате в первые пять минут после заявления Дамблдора не вызвался никто.

— Фред, Джордж, ну чего вы медлите?! — разносилось за гриффиндорским столом. — Ну, давайте уже! Слизеринцев уделаем! Вечеринки каждый день будем устраивать! Мы вас поддержим!

Но те лишь отшучивались. Работы по созданию магазина и подбору ассортимента требовали всего их внимания, и лишние заботы им были совершенно ни к чему. Тем более что у Джорджа уже были кое-какие соображения на этот счет. Он подмигнул брату и трижды слегка стукнул указательным пальцем левой руки по правой ладони, что на языке их жестов означало «действую, смотри и подхватывай». А затем — несколько шуток для отвлечения внимания, Фред, подыгрывающий брату и затянувший песню Распределяющей шляпы, незаметно убранная под стол рука, невербальное заклинание, и вот уже с громким "Уй!" Гермиона вскакивает с лавки, прижимая ладонь к месту чуть повыше задней стороны бедра, в которое её что-то неожиданно укололо. Вот только директор истолковал эту ситуацию чуточку по-другому.

— Да, мисс Грейнджер, — произнес он, — вы хотите предложить себя на должность старосты?

И сколько бы та не бросала гневных взглядов на улыбающихся виновников происшествия, как бы она не краснела и бледнела, но ей ничего не оставалось, как ответить согласием на этот вопрос. Не правду же рассказывать?! Что подвигло профессора Снейпа сразу после этого объявить именно Драко Малфоя вторым школьным старостой, Джорджу было неизвестно. Но в любом случае Дамблдора это полностью устроило, как и остальных преподавателей. Позже, когда гриффиндорцы шумно отмечали в своей гостиной новый статус Гермионы, Фред подошел к брату и проговорил:

— Слушай, ты, конечно, неплохо придумал с Гермионой — в будущем ей это пригодится. Да и кому, как не ей, этим заниматься. Но вот Малфой... Не станет ли он ей мешать или, вообще, приставать начнет? Ну, ты понимаешь.

— Вот тоже об этом думаю весь вечер, — ответил Джордж. — Ведь если что-то пойдет не так, то получится, что мы её просто подставили.

— Так может — превентивные меры? Так, на всякий случай.

— Хм-м, — Джордж на секунду задумался, — почему бы и нет. Тем более, он её на третьем курсе грязнокровкой назвал...

Провернуть всё оказалось даже легче, чем придумать. Несколько слов о дружбе и сплоченности в качестве тоста — и на следующий день помогать Гермионе заселяться в новые апартаменты решили чуть ли не все гриффиндорцы. Но, как назло, у слизеринцев тоже оказались схожие желания. В общем, суматоха и неразбериха были нешуточные. Каждый факультет хотел для своего представителя добиться наилучших условий. А когда дело дошло до обсуждения графика посещений ванной комнаты, то это чуть ли не переросло в потасовку с применением магии и тяжелых предметов мебели. На самих новоиспеченных старост уже совсем не обращали внимания, рекомендуя тем не вмешиваться в процесс поиска компромисса, а лучше вообще постоять в сторонке. Вот тогда-то так и получилось, что Драко Малфой, насильно лишенный волшебной палочки, исчез, на что, конечно же, никто не обратил никакого внимания. Следующие два дня тот провел хоть и в своей новой комнате, но в малоприметной кладовке, дверь которой скрывалась за настенным ковром. А компанию ему составил громовещатель, часами рассказывающий о пользе воздержания и целомудрия. Что произошло, когда Гермиона, разъяренная тем, что напарник отлынивает от обязанностей, его там обнаружила, история умалчивает. Но, как по секрету рассказала Джорджу впоследствии Анжелина, именно во время ссоры та самая «искра» между ними в первый раз и проскочила...

— Нет, ну а кто же знал, что так всё получится? — продолжал Фред. — Мы что? Мы Гермиону защищали! Остальное они сами сотворили. Никто не просил их друг в друга влюбляться.

Он еще долго говорил о тех событиях и их последствиях. Джордж же, хоть и слушал, но мысленно вновь вернулся к тому, что мучило его уже несколько дней, не давая заснуть.

Война была неизбежна. Уже завтра им предстояло открыто выступить против Волдеморта, забирая Гарри из дома Дурслей. Как сказал Аластор на прошлом собрании Ордена: «Дело серьезное, и со смертельным риском. Возможно, кого-то мы больше не увидим».

«Так кто это будет? — обратился сам к себе Джордж. — Кого заберет смертельное заклинание? Чьи судьбы разрушит? Быть может, лучше вот так, как Хмури, ни семьи, ни друзей? А Гермиона и Драко? Они как? Ведь первыми же вызвались стать двойниками Гарри, зная о риске. Не верят, что могут погибнуть? Неужели готовы завтра друг друга потерять? В это сложно поверить... Но главное — ты, готов ли ты?»

— Эй, Джордж, Джорджи! — ворвался в его мысли голос брата. — Ты совсем меня не слушаешь? Я говорю, возвращаться пора.

— А-а? Да, ты прав, — Джордж спрыгнул с ограды. — Извини, задумался.

— Да ладно, пустяки, — отмахнулся Фред. — Помогай давай.

Вместе они быстро собрали остатки пикника в корзинку и сложили покрывало. Уже приготовившись аппарировать, Джордж все-таки не выдержал и, облекая свои тяжелые мысли в слова, произнес:

— А если я вдруг умру, ты что будешь делать?

— Умрешь? — удивился Фред. — Не говори ерунды! Тоже мне, умирать собрался. А кто магазином заниматься будет?

— Ну, а все же, что?

— Что, что... — Фред на несколько мгновений задумался. Хоть завтра и предстояло крайне опасное дело, но о возможном смертельном исходе он как-то не задумывался, считая, что удача будет полностью на их стороне. Однако сейчас, после вопроса им овладели сомнения. А действительно, что он будет делать, если с Джорджем что-то случится? Вот он, его брат, сейчас стоит перед ним — протяни руку и дотронься. А завтра его может не стать. И что тогда дальше? Как существовать, лишившись части себя? Поставив корзинку на землю, Фред подошел к брату и обнял за плечи. Так уж сложилось, что Джордж всегда чувствовал всё более тонко и переживал острее. И учитывая заданный вопрос, Фред понимал, что тому было очень тяжело, да и его самого словно сдавило в тисках отчаяния от возможной утраты. Но, как это ни странно, ответ оказался достаточно прост. Фред не знал его раньше, тот возник лишь сейчас, когда он своей грудью почувствовал биение сердца брата. И это знание прогнало плохие мысли и наполнило душу тем теплом, что дает силы идти дальше, несмотря ни на что, заставляет не опускать руки, толкает вперед. Этим нужно было срочно поделиться.

— Если ты умрешь, — тихо проговорил он, прижимая брата к себе, — если ты умрешь, я просто стану жить за двоих. Будет не просто, но я справлюсь ради тебя. Обещаешь сделать для меня то же самое?

— Обещаю, — прошептал Джордж, чувствуя, как слова брата проникают в самую его суть, прогоняя тоску.

— Тогда домой? Завтра трудный день.

— Да, пошли...

Чуть отойдя друг от друга, они с легким хлопком аппарировали. А блестящее нечто, что лежало в траве и приманивало взгляд Фреда, дождалось последнего луча заходящего солнца и неспешно поползло в сторону каменной ограды по своим, лишь ему ведомым делам.

Название: Прощание

Персонажи: Драко Малфой/Гарри Поттер, Гермиона Грейнджер/Северус Снейп

Рейтинг: R

События: ПостХогвартс

Предупреждение:AU, ООС, Слэш

— Все-таки уезжаешь?

Дрожащий голос, умоляющий взгляд... Что на это можно ответить, когда стоишь на подножке вагона, а проводник уже начинает нервно постукивать по поручню? Вопрос без ответа, ставящий точку, либо дающий надежду. Протягиваю руку и зарываюсь пальцами в темные непослушные волосы. Даже сейчас хочется сжать их покрепче и, оттянув голову назад, прижаться губами к пульсирующей на шее жилке. Да и что мне мешает схватить его за ремень и втащить в тамбур? В вагоне достаточно свободных купе, а пары галеонов хватит, чтобы проводник перестал видеть и слышать на нужное мне время. День, ночь, ещё день — тридцать восемь часов на возможность снова почувствовать прикосновения жадных рук, ощутить горячее дыхание и вновь познать вкус его поцелуев...

Разгорающийся жар внизу живота делает брюки слишком узкими. Черт, Поттер, что же ты со мной делаешь?! Я не должен об этом думать! Рывком притягиваю его к себе и целую взасос, жадно, сильно. За спиной слышится сдавленный кашлем возглас негодования и удивления — проводник из тех, кого называют «старой закалки», но это лишь ещё больше подстегивает меня. Второй рукой обнимаю Гарри за талию и прижимаю к себе. Да, возможно это жестоко так делать в минуту прощания, но мне хочется, чтобы он почувствовал, как сильно я хочу его прямо сейчас.

— Зачем? — слышится мне полувсхлип-полушепот. И я снова не отвечаю. Его рука на моей ягодице; сжимает, заставляя застонать прямо ему в рот. Да-а, он знает, чем пронять меня, выучил, стервец, мои слабости. Но и сам при этом дрожит, пытаясь губами достучаться до моего сердца и вырвать столь желанный ему ответ.

— Какой соленый поцелуй, — все-таки сдаюсь я, нарушая данное себе слово. Что это — минутная слабость или же мгновенье раскаяния? Неужели у Драко Малфоя проснулось сострадание? Не знаю, не хочу знать. Раздавшийся гудок паровоза напоминает, что через несколько мгновений составу следует уже отправляться в путь. А мне плевать. Пока Гарри стоит на подножке, проводник не может ни дать машинисту сигнал, что все в порядке, ни попросить нас перестать упиваться друг другом — всё-таки очень удобно быть сыном Люциуса Малфоя. И поэтому я задерживаю весь поезд, подчиняя жизни пассажиров своим личным желаниям. Ведь соленые дорожки на щеках Гарри имеют гораздо большую ценность, чем все их планы вместе взятые.

— Кстати, твой дневник у меня в кармане, — шепчу ему в губы, стараясь не смотреть в эти зеленые глаза, готовые сейчас на всё.

На секунду Гарри замирает, а потом, оттолкнув меня, спрыгивает с подножки вагона на платформу, и на его губах, наконец-то, проступает столь любимая мной улыбка. Да, он все понял правильно. Взяв с собой его ежедневник, я дал ему возможность аппарировать ко мне в любое время и через любое расстояние — этакий маячок, порт-ключ, созданный в порыве чувств. И получается, что наша с ним история еще не закончена.

Поезд постепенно набирает ход, и проводник уже откровенно нервничает, а я все смотрю в удаляющуюся спину и гадаю — обернется или нет. Всё же помахал...

— Мистер Малфой, позвольте, пожалуйста, закрыть дверь, — дребезжащий старческий голос доносит до меня настойчивую просьбу человека, дорожащего своей работой.

— Да, хорошо. Спасибо, что подождали.

Станция уже скрылась из глаз, и стоять на ветру смысла нет. Несколько сиклей, всунутых в морщинистую руку, да еще и подкрепленные вежливым обращением, вызывают удивление у старого проводника, но я не отец. Оставлять после себя хорошее впечатление намного выгодней, чем наполнять окружающих аурой страха. Кто знает, что будет дальше, но благодарные «маленькие» люди иногда оказываются крайне полезны.

В купе меня уже заждались. Точнее, как сказать, заждались, профессор читал свежий выпуск «Ежедневного пророка» и даже не обратил на меня внимания, а вот Гермиона обожгла взглядом так, словно я одним росчерком пера отправил на смерть не меньше миллиона. Хотя да, тот факт, что она полностью приняла составленный Северусом план, не отменял её дружеских чувств к Поттеру и уж тем более простого сочувствия. Ведь то, через что в ближайшее время придется пройти Гарри, должно будет полностью уничтожить его, сломить дух и волю.

— Чем лучше лекарство, миссис Снейп, тем оно горше, — пытаюсь защититься я, не имея никакого желания всю дорогу ловить на себе её уничтожающие взгляды. — Это для его же спасения.

— И все равно это слишком жестоко!

Поджала губы, отвернулась, плачет... Что ж, понимаю. Лично мне от щемящего чувства в груди хочется напиться до беспамятства. Вот только сомневаюсь, будет ли от этого хоть какой-нибудь толк. Ведь эти два летних месяца мне теперь никогда не забыть, да и не повторить. Слишком маловероятно, что Гарри когда-нибудь сможет простить меня. Достав из кармана, выкладываю на стол потрепанный кожаный ежедневник и, усевшись на мягкое сиденье, закрываю глаза. Дальнейшее теперь зависит от Северуса, ну а мне пока остается лишь довольствоваться ролью предателя и вспоминать те мгновения удивительного счастья, что подарил мне Гарри...