El dia de los Muertos (джен)

— Ну же, идём скорее! — и тянет, смеётся, бежит, одной рукой схватив за руку, а другой поддерживая подол длинной пышной цветастой юбки, мельтешит, тащит за собой в круговерти красок-звуков-цветов-благовоний. С прилавков весело смеются сахарные скелеты, и её смех звонким колокольчиком вплетается в окружающее море звуков, и оно оглушает.

Кажется, словно всё это либо фантастический сон, либо наркотический бред. Непривычна такая радость и веселье по отношению к смерти.

В воздухе стоит устойчивый запах бархатцев, сахара и воска, а встретить Барона легче, чем обычного человека. Музыканты-скелеты, парад девушек в масках и белых рубашках, возглавляемый самой Катриной, алтари в домах, возле домов и в кафе, всеобщий смех, песни и музыка, много музыки и криков, голоса детей, которые дёргают за полу накидки и выпрашивают caraverita (одно из немногих слов, которые запомнил), просто окружающие люди, которые норовят втянуть в танец, закружить, и говорят-говорят-говорят.

Хватка на руке немного ослабевает, секундное замешательство — и вот её яркие юбки и звонкий смех растворяются в толпе, даже перьев на шляпке не видно, и толпа оттесняет ближе к краю, ближе к лавкам и домам.

Кто-то тянет за накидку, и Райан встречается взглядом с сухонькой старушкой. Она одета в пёстрый костюм ацтеков; морщинистое совсем не-ацтекское лицо, добродушная улыбка, демонстрирующая мелкие острые зубы, и только тёмные раскосые глаза смотрят цепко и с хитринкой. Она настойчиво суёт в руки какой-то свёрток в коричневой вощёной бумаге и что-то уверенно говорит на испанском.

— Perdón, no hablo español, — почти не запинаясь, говорит с улыбкой (ещё одна фраза, которую она заставила выучить. «Это тебе обязательно понадобится, — непривычно серьёзно говорила она, глядя поверх чашки с кофе. — Старшее поколение не знакомо ни с английским, ни с эсперанто. Запоминай…»). Старушка качает головой, затягивается трубкой и с улыбкой выдыхает ароматный дым в его сторону. Он не успевает ни отойти, ни отмахнуться, дым окутывает, ложится на кожу и проникает глубже, внутрь, до самого сердца, так, что оно начинает заполошно биться в ритме с барабанами, жар и свет свечей сжигает кожу и слепят глаза. Голова кружится, так что приходится привалится к стене дома, чтобы не упасть от слабости. Шум и гомон толпы наполняет до конца, без остатка. А потом приходит понимание, что это вполне осознанные и понимаемые слова песни. Райан недоумённо качает головой, пытаясь прогнать туман, но только едва не падает от этого. Сбоку раздаётся тихий смех старой лисицы.

— Ничего, малёк, привыкнешь.

Он поднимает на неё глаза, и на секунду кажется, что над чёрными с проседью волосами мелькнули острые уши.

— Кто?.. — хрипит он. Горло нещадно саднит.

— Идём, — и она резво пошла прочь, даже не обернувшись, чтобы убедиться, что Райан за ней следует, и вскоре старушка уже уверенно сворачивает в небольшой переулок между домами, в конце которого в глухом дворике приветливо сияет алтарь. Когда они дошли, она берёт с алтаря рюмку с текилой и протягивает ему. — Вот, выпей.

— Но ведь…

— Пей-пей, тебе не повредит, — и настойчиво, как немногим раньше свёрток, суёт ему в руки рюмку.

Пить захотелось ещё сильнее, и он залпом опрокинул текилу. Становится действительно легче: свечи больше не обжигают, а земля больше не пыталась так усердно сбежать из-под ног.

— Спасибо, — всё ещё немного хриплым голосом бормочет он. И, всё ещё чувствуя странную лёгкость, продолжает: — Знаете, мне показалось, что вы лисица.

Старушка заливисто и совсем не по-старчески засмеялась, и её смех серебряными колокольчиками звенит в воздухе.

— Кто знает, возможно, ты и прав. Сегодня ведь День Мёртвых, малёк. Сегодня возможно встретить тех, кого больше никогда не увидишь, — она хитро сверкнула глазами и затянулась непонятно как снова оказавшейся у неё в руках трубкой, на этот раз выдыхая дым в сторону. — Интересные традиции. Понимаешь?

Райан неуверенно кивает.

— Удивительные, древние традиции, причёсанные и умытые, — вздыхает она. — Нет былой силы, но всё ещё многое можно получить, — она снова хитро улыбается, сверкая тёмными глазами-провалами. — Многих привлекает этот праздник.

Шуршание юбок, звон браслетов — и на него вихрем налетает девушка, тут же начинает нервно щебетать, мешая английские слова с испанскими и французскими, щекоча перьями шляпы и звонким голосом. «Ну куда же ты пропал-я так волновалась-почему ты здесь», — и всё это меньше, чем за пару секунд.

Рядом раздаётся сухой дребезжащий смех.

— Да ты, я смотрю, больше моего знаешь об этом обычае, малёк, — смеясь, пыхает она трубкой. — Времени зря не терял, нашёл свою Катрину, — и, после короткой паузы, — будь осторожен.

Но к этому моменту Кэри уже вновь щебечет на чистом английском с лёгким итальянским акцентом и быстро уводит обратно на оживлённую улицу, к музыкантам-скелетам, пёстрым карнавалам и огням.

— Как ты меня нашла? — почти у выхода из переулка, когда она отпустила его руку, спрашивает Райан, и девушка не останавливаясь оглядывается на него через плечо и хитро сверкает тёмными глазами. «Совсем как…», — он на секунду обернулся, но дворик был уже пуст.

— Считай, что хвалёное чутьё сработало, — она грациозно перепрыгивает небольшую кадку с бархатцами, и на секунду показалось, что из-под юбок мелькнул белый кончик ярко-рыжего хвоста. Он резко останавливается, словно налетев на прозрачную стену. — Ну что ты, идёшь? — Кэри рассмеялась, увидев выражение его лица, и раскрыла руки, словно для объятий. — Полно те, я не кусаюсь. Не сейчас, — и снова тонкая улыбка, шуршание юбок и звон браслетов и смеха, мельтешение людей в костюмах и костюмов без людей, — боже, как же он надеялся, что это костюмы. Древние боги, демоны, духи, — а ведь казалось, что это только люди! — которые танцевали под рваные ритмы барабанов, души мёртвых, — блёклые, словно сошедшие со старых фотографий на алтарях, — заходили в дома, улыбались знакомым и останавливались у своих подношений. Страх иррационального всё сильнее захватывал душу и холодил кончики пальцев в руке демона.

— Постарайся не теряться, хорошо? — вновь подаёт голос Кэри, — осталось немного.

— Двусмысленно звучит, — усмехается Райан.

Девушка встряхивает волосами и сильнее сжимает его пальцы.

— Скоро закончится процессия, и Ночь тысяч огней пойдёт на убыль. Зелье старой карги развеется. Всё закончится. Ещё чуть-чуть, — тёмные глаза затягивают, голос окутывает тёплым покрывалом, а веки наливаются тяжестью.

Он не запомнил, ни как они со всей процессией добирались до кладбища Сан Андрес Мишкик, ни как удостоился чести танцеватьс самой Богиней Смерти. Не помнил и как неведомым образом, едва начал приближаться рассвет, большинство гостей словно растворилось — вот только ты пьёшь с ними, — а вот их уже и нет. Не помнил он и как добрался потом до кровати.

А наутро вся вторая половина ночи казалась только смутным фантастическим сном.

И только свёрток в вощёной коричневой бумаге оттягивал карман карнавальной накидки.