Расскажи мне о своей катастрофе... (гет)

Расскажи мне о своей катастрофе.

Я приду среди ночи, если так будет нужно.

Не знаю, найду ли подходящие строки,

Но обещаю, что буду внимательно слушать.

Гермиона резко открыла глаза и увидела домового эльфа, стоящего около прикроватной тумбочки.

— Кричер? Что случилось? Гарри в порядке?

Она заволновалась — Кричер был воспитанным домовым эльфом и не стал бы вламываться в дом чужого волшебника без серьезной причины.

— Хозяин... не в форме.

Больше домовик ничего не сказал, но Гермиона, кажется, по его интонации поняла, что тот имел в виду. Быстро вскочив с кровати, она натянула на себя первое попавшееся платье и, не потрудившись даже умыться или причесаться, аппарировала в дом на Гриммо, 12.

— Гарри?..

Гермиона поднялась по лестнице на второй этаж, где располагалась гостиная. В камине горел огонь, и блики плясали на красных стенах — Гарри очень любил этот цвет, который напоминал ему о Гриффиндоре, возможно, и о победе, поэтому украсил все стены гостиной красными гобеленами. Из-за обилия огненно-красного цвета комната казалась Гермионе неуютной.

— Кто здесь?! — раздался вдруг хрипловатый окрик.

Гермиона увидела направленную на себя палочку.

— Гарри, все нормально, это я.

Гарри полусидел-полулежал на диване напротив камина. Несколько пледов, которыми он, видимо, ранее укрывался, теперь валялись комом на полу. Гарри выглядел нездоровым: слишком бледное лицо, впалые щеки, крупные капли пота на лбу, сбивчивое дыхание и крайне усталый, потухший взгляд.

— Это ты...

Гарри бросил палочку на спинку дивана, поднял пледы и снова попытался в них закутаться. Гермиона села на край кровати рядом и обняла его за плечи. Попутно приложила руку к его лбу... Слава Мерлину, жара у него не было — напротив, его лоб показался ей даже слишком холодным.

— Прости меня, — Гарри тяжело вздохнул. — Я так устал уже от этого... Похоже, я становлюсь параноиком — на каждый шорох, на каждый скрип и шелест вскакиваю, хватаюсь за палочку, а потом оказывается, что это шуршала на ветру газета или муха билась о стекло. Мадам Рамильтон из Сент-Мунго, та, что осматривала меня две недели назад, рекомендовала принимать перед сном почти две унции Напитка живой смерти. Но у зелья, как оказалось, неслабые побочные действия — ночью вроде сплю, без кошмаров даже, а вот днем еле ноги волочу — присесть отдохнуть хочется через каждые два метра. Три дня назад перестал его пить, вот и три ночи уже почти не сплю — то шорохи эти, то опять кошмары...

Гарри уткнулся лбом в собственные ладони. Гермиона по-прежнему молчала, обнимая его за плечи. Скорее всего, Гарри сейчас хотелось проплакаться, но он не делал этого — почему-то считал, что плакать перед девочками (даже перед Гермионой) — стыдно. А Гермионе хотелось бы дать ему множество советов, тех, что она помнила из нескольких сотен прочитанных ею книг. Но понимала, что Гарри сейчас советы не нужны — ему просто нужна она, сидящая рядом, выслушивающая его сбивчивые и знакомые до боли рассказы, утешающая одним своим присутствием.

Расскажи мне обо всём, что тревожит.

Для ищущих нет неизлечимых болезней.

Возможно, со мною случалось нечто похожее,

И может быть я хоть в чём-то смогу быть полезной.

— Ложись, — тихо прошептала Гермиона, поправив подушки. Она тщательно укрыла Гарри пледом, но он все равно дрожал. Достав палочку, Гермиона наколдовала одеяло — не красное, как остальное убранство комнаты, а светло-голубое: голубой цвет успокаивает нервную систему, это она прочла в книге «Цветомагия, советы древних целителей» еще на четвертом курсе.

Неожиданно Гарри, который до сих пор безучастно смотрел в потолок, повернулся к ней с спросил.

— Скажи, они снятся тебе? Погибшие? И сама битва?

Гермиона на секунду растерялась, а потом ответила как-то очень спокойно.

— Снятся.

— И что ты... делаешь?

— Просыпаюсь. Поднимаюсь с кровати. Смотрю на часы: если время уже близится к рассвету, иду заваривать кофе. Если еще глубокая ночь, иду в гостиную читать какую-нибудь книгу. Последнее время вообще энциклопедиями увлеклась... Недавно вот нашла интересный справочник о замках Луары — оказывается, большая часть из них имеет и магическую историю!..

Гарри смотрел на нее, не отрываясь. Должно быть, он хотел еще что-то сказать или спросить, но так и не решился.

— Хочешь, я тебе почитаю?

— По замки Луары? Ой, не надо...

Гермиона тихонько хихикнула.

— Да нет же... Могу почитать про битву Алмерика Соубриджа с троллем — весьма увлекательно и красочно описано.

Гермиона приманила нужную книгу из библиотеки, располагавшейся на первом этаже (надо ли говорить о том, что она намного лучше Гарри, хозяина этого дома, знала содержимое его библиотеки?), и принялась тихо, но четко читать Гарри вслух.

Где-то есть огонь, который нас согреет,

И милосердный свет всевидящих звёзд,

И где-то есть любовь, что однажды сумеет

Осушить до дна это озеро слёз.

Мягкий голос Гермионы действовал на Гарри успокаивающе, и через четверть часа он все же уснул. («Вот и славно», — подумала Гермиона.)

Ветер выл в каминных трубах, задувал сквозь щели в оконных рамах (еще бы, дом семейства Блэк не ремонтировался уже очень давно!), в гостиной, несмотря на ярко горящий камин, было холодно, Гарри ежился под одеялом, да и Гермионе было зябко. К счастью, на память ей пришло одно заклятие, вычитанное в «Советах ведьм-домохозяек», устанавливающее дополнительную защиту от ветра. То, что нужно.

Стало заметно теплее. Огонь в камине, не раздуваемый более сквозняками, мирно потрескивал, даже красные стены комнаты казались более приветливыми. Гермиона придвинулась ближе к огню, снова открыла книгу и снова принялась за чтение, теперь уже молча. Истории о древних временах и легендарных волшебниках помогали пусть временно, но отвлечься мыслями от реальности и от собственных переживаний.

А еще Гермиона мечтала уехать далеко-далеко, построить домик на берегу моря, где круглый год будет тепло и уютно, где будет маленькая спальня и большая библиотека, и где она сможет забыть о своих проблемах и снова стать счастливой.

Глаза предательски защипало — да, порой даже героиням войны хочется всплакнуть от тоски, и Гермиона не собирается себе в этом отказывать. Тем более после того, как проплачешься, почему-то легче засыпается. Сквозь выступившие слезы она смотрела на Гарри — он все еще спал безмятежно — должно быть, именно из-за ее присутствия. Она ни разу не читала про подобную магию, но что-то подсказывало ей, что она права.

А пока Гермиона засыпала, представляя себе свой маленький домик, теплую ясную ночь, чистое звездное небо, мягкий ветерок и морской прибой — свою любимую картинку, такую желанную и безмятежную.

Нелегко искать объяснения и оправдания,

С пулей в груди трудно быть непредвзятым.

Но разве чужая боль не есть наказанье?

И разве нет кары страшнее, чем быть виноватым?

Завтра Гермиона снова аппарирует на работу в Министерство и станет прежней, «обычной» Гермионой Грейнджер. О ее ночных переживаниях никто не узнает — разве что начальник, Амос Диггори, немного поворчит на нее за медлительность и сонливость, но не сильно — он по-своему сочувствует ей.

Гарри тоже будет в Министрстве. Гермиона гордится им — он действительно заслужил уважение сотрудников хорошей работой, не пытаясь опираться лишь на военные заслуги. Гарри был одним из внесших наибольший вклад в восстановление Аврората: во время войны его структура была почти разрушена, и теперь приходилось восстанавливать отдел чуть ли не с нуля, искать новых кандидатов в авроры, проводить учения, повышать квалификацию действующего состава и так далее.

А еще с подачи Гарри был организован фонд помощи семьям погибших, и он, Гарри, стал его основным представителем. Он никогда не жалел денег на восстановление разрушенных домов, лечение пострадавших, материальную помощь детям, оставшимся без кормильцев. Часто он сам навещал родственников погибших, стараясь по возможности уделить время каждому; сиротам он дарил сладости и игрушки, старикам, потерявшим детей на войне, привозил медикаменты и нередко помогал с домашними делами. Люди любили Гарри Поттера. Некоторые его даже боготворили.

И только Гермиона знала, что творилось на душе у народного героя. Как нелегко давались ему все эти встречи, и как сложно было ему сохранять самообладание и продолжать улыбаться. Гарри считал себя виноватым в каждой личной трагедии, связанной с войной. Гермиона знала, что это не так, и поначалу пыталась убедить его в обратном. Но все ее доводы лишь усугубляли проблему, и тогда Гермиона оставила свои попытки. Она просто была рядом. Немало почти бессонных ночей она провела около него, обнимала, рассказывала истории, читала книжки, гладила ладонями по волосам. Ее голос, ее прикосновения успокаивали его. И всякий раз, когда Гарри благодарил ее, она смущалась.

— Да ладно тебе...

За смущением Гермиона пытается скрыть свой страх, тот, о котором она не расскажет никому, тем более самому Гарри — страх потерять его. Сколько раз он извинялся за неудобства, которые ей причиняет. Да, его можно понять — заставлять кого-либо приходить к тебе посреди ночи... Гарри не знает одного — Гермиона сама хочет прийти. Хочет лишний раз убедиться, что с ним все в порядке. В глубине души она боится, очень боится, что однажды ей не к кому будет приходить; что однажды аврор Поттер храбро бросится в бой против очередного негодяя или чудовища, и тот бой станет для него последним. К ней ночью больше не придет Криччер и не позовет в дом на Гриммо, 12. И что тогда останется Гермионе?..

— Если нужно — всегда зови. Или приходи сам, в любое время.

И Гарри приходил. Приходил после разговора с крестником Тедди о его родителях; после долгих бесед с Молли за просмотром старых фотоальбомов семьи Уизли; на кануне Дня победы, когда все маги Британии украшали свои дома, накрывали столы и запасались фейерверками — готовились пышно встретить праздник. Гарри приходил в кабинет Гермионы Грейнджер, главы Департамента магического правопорядка без предварительной записи, порой посреди рабочего дня или уже после его завершения. Устало опускался в кресло рядом с ней, порой едва сдерживая подступающие слезы.

— Гермиона...

Она доставала из шкафчика чайник, заварку, пирожки или булочки. Потом, пока волшебный чайник сам кипятил воду, подходила к Гарри и обнимала его за плечи. Она знала, как успокоить его, как вернуть ему душевное равновесие, не прибегая к опасным зельям. Знала также, как успокоить и себя — тем, что Гарри жив, здоров и находится рядом с ней.

— Что на этот раз — будешь читать книжку или рассказывать сказку? — чуть улыбаясь, спрашивал Гарри.

Гермиона улыбалась в ответ.

— Ну-у, я бы спела, да только петь не умею.

— Да и не надо...

Но где-то есть тот дом, где мы всегда будем желанны,

А в этом доме тот, кто всегда нас поймёт и простит.

И где-то есть хирург, что сотрёт все эти шрамы,

И извлечёт все пули у нас из груди.

Гермиона все-таки исполнила свою мечту — приобрела домик на берегу моря.

Большую часть дня она, конечно, проводила на работе, но вечерами любила выходить на берег и смотреть, как солнечный диск опускается за горизонт, и его последние лучи отражаются в морской глади. Потом шла домой и готовила вкусный ужин (по рецептам, которые ей дала когда-то Молли Уизли). Гости в доме Гермионы не были редкостью — к ней часто наведывалась Джинни, Билл и Флер с детьми приходили по выходным, Джордж и Анжелина, Луна, когда бывала в Британии проездом... А еще приходил Гарри. Чаще остальных.

Время, конечно, лечит. Но еще сильнее лечат душевное тепло и улыбки близких людей, находящихся рядом. Гермиона знает, что ей хорошо, когда Гарри гостит у нее: лежит на диване и гладит Живоглота, или сидит на кухне, помогает готовить начинку для пирогов, смеется, рассказывает аврорские байки. А когда аппарирует к себе, ей становится одиноко.

— Гарри, пошли прогуляемся по берегу, — говорит Гермиона после ужина.

— Давай, — соглашается Гарри.

Они не разговаривают о войне, с момента которой прошло уже десять лет. Они не разговаривают о друзьях — погибших или живых. Они говорят о звездах (названия большей части видимых глазу созвездий Гермиона помнит еще с третьего курса), о морских путешествиях, кораблях древности и чудищах из глубин. Разговаривают до глубокой ночи, медленно идя вдоль побережья.

Вдруг Гарри вспоминает о времени.

— Мне уже пора.

Гермиона привычным жестом обнимает его за плечи. Сегодня она скажет ему то, что должна была сказать еще очень давно.

— Гарри, оставайся здесь...