Самый близкий человек (гет)

— Ну, ты же понимаешь, что ты сейчас мой самый близкий человек?

Я понимала, но привыкла не придавать этому особого значения, чтобы случайно не поверить в такую свою значимость. Гарри сказал это сейчас не от какого-то резкого просветления или от нахлынувших чувств, а просто потому что в эту секунду правда думал так. Вот только утром он даже не вспомнит брошенную простую фразу и уйдет ровно до какого-нибудь очередного происшествия, которым не с кем будет поделиться. Мы периодически посылали друг другу сов, иногда связывались по каминной сети и даже встречались пару-тройку раз в месяц на нейтральной территории.

Где-то за холмом порозовело от надвигающегося рассвета, а дыхание Гарри почти выровнялось — уснул. В этот раз мы благоразумно выбрали для дружеского похода в «Три метлы» субботу, чтобы, по моему мнению, на утро не вставать с тяжелой головой. Раньше, когда я жила с родителями в Норе, Гарри приходилось удирать на рассвете или же, проспав, притворяться зашедшим на завтрак к моим маме и папе. Такие завтраки всегда утомляли, а на душе что-то противно-противно скреблось так, что кусок не лез в горло.

Друзья и родственники думали, что я, будучи довольно своенравной, не смогла уживаться с родителями и поэтому сняла домик неподалеку, на деле же возможность приводить ночных гостей была куда более веской причиной. Хотя незачем лукавить — на ночь было позволено остаться только Гарри.

Так случалось уже не первый раз: я была уверена, что посиделками на нейтральной территории с новостями о жизни и крепкой выпивкой дело ограничится, а Гарри просто допускал вероятность более приятного завершения вечера, хотя не признался бы в этом, даже если бы к его кадыку приставили палочку. Поводы переместиться ко мне всегда были дурацкими: от забытой когда-то давно безделушки до статьи в спортивном журнале, которую непременно захотелось перечитать и обсудить. Да, я обманывала себя, ступая в камин, каждый раз уверенная, что в этот раз после очередного бокальчика выгоню Гарри домой, но никогда не могла и слова сказать. Мерлин, да, мне хотелось, чтобы все случилось, но я старательно перекладывала с себя ответственность, а на утро, готовя ему завтрак в его же старой футболке на голое тело, корчила оскорбленную невинность. Это был уже почти ритуал.

Гарри, кажется, встречался с кем-то. Пару раз упоминал какую-то Энн из департамента магического транспорта, но мне не хотелось знать подробности, поэтому я не отвечала. И сама не заговаривала ни об однокурснике Гарри — Эрни, что с завидным упорством звал меня на свидание уже не первый месяц, ни о симпатичном колдомедике Бакстере, с которым мы виделась уже пару раз, но дальше поцелуев не заходили, да и не чувствовала я ничего, кроме азарта и любопытства.

Наутро мы еще разочек поддадимся желаниям, позавтракаем, возможно, погоняем квоффл на заднем дворе и Гарри уйдет, оставляя меня осмысливать, что же я чувствую теперь. Каждый раз после его ухода, я мысленно соглашалась с тем, что мне, в сущности, все равно, но уже на следующее утро понимала, что это совсем не так, что вся эта ситуация болит, точно так же болит, как и полтора года назад.

Свадеб было очень много, я не успевала подбирать парадные мантии и каждый раз невольно думала, почему же Гарри не торопится с предложением? Ханна, улыбаясь, рассказывала подругам, что Невилл никакого кольца ей не протягивал, на одно колено не вставал, они просто поговорили и решили, что пора. Очень красивая, в старомодной обрядной мантии и в остроконечной белоснежной шляпе она — теперь уже Лонгботтом — походила на добрую ведьму из маггловских сказок. Я весь вечер кружилась в танцах, выпивала и хихикала с подружками, а Гарри вечно был где-то в стороне и не пригласил меня ни на один танец. На протяжении всего торжества каждый, кому не лень, сообщил мне, что ждет-не дождется, когда же будет наша свадьба, что мы точно следующие, и сколько вообще можно тянуть. В какой-то момент я устала отшучиваться и сбилась со счета, Гарри же всем отвечал вежливой улыбкой и растворялся в свадебной суете. Нахлынувшие от чего-то липкого и тяжелого пьяные слезы полились сами собой. Да, у нас все было не в порядке. Нет, мы не ссорились, но я чувствовала, что Гарри отдалился. Иногда он даже отворачивался или откланялся, когда мне хотелось его поцеловать, но я игнорировала эти и все другие сигналы. Мне хотелось верить, что я все выдумала.

За пару недель до свадьбы мне предстояла поездка на спортивные сборы, и вечерние посиделки у Дениса Криви и его подружки Тины стали нашим предпоследним вечером вместе. Мне так хотелось услышать, что Гарри будет по мне скучать, я так и липла к нему, но был хмур и «колюч». Я обнимала его, а он опирался руками на спинку стула, даже не помышляя ответить на мою ласку. Самообманом были мысли, что Гарри молчаливо справляется с тем, что не хочет отпускать меня на десять дней — я слишком хорошо его знала, он бы вел себя иначе.

За время отсутствия мне пришлось лишний раз увериться, что он — мужчина моей судьбы, тот самый, что жизни без него я уже не представляю. Я сильно скучала, но не докучала письмами. Он написал пару раз почти дежурно.

Конец всему пришел на свадьбе Невилла и Ханны, когда Гарри обнаружил меня в слезах около уборной. В сердцах я сказала ему, что подумываю о расставании и не могу больше выносить его холодность, а он сначала потупился, а потом поднял на меня серьезный и нестерпимо грустный взгляд и произнес:

— Ты права, нам нужно расстаться.

В ту секунду рухнул весь мой мир, и было это почти два года назад. Сначала я пару месяцев училась жить без него, ничего не ела и даже палочку не поднимала, но со временем пришла в себя. А потом мы стали снова общаться — дружески — столько ведь всего бок о бок пережито.

Когда мы снова стали вместе спать? Разбиться не хотелось, за этим пряталось какая-то неприятная тупая боль, по ощущениям безобразная и ржавая, не приятно бы на нее наткнуться. Самое страшное во всей этой истории то, что я все так же любила его. А он меня совершенно точно нет.

В один пасмурный осенний вечер он пришел в мой дом без приглашения, совершенно не заботясь, что я могла быть не одна. По блеску в глазах стало понятно, что Гарри пьян, но речь его была связной и осмысленной:

— Паршивый день! Пришел сюда, потому что не хотел сегодня никого видеть.

Я так и не поняла, как воспринимать подобное. Сначала обрадовалась, что в тяжолую минуту он пришел именно ко мне, а потом, накрывая на стол, додумалась, что просто непросто отношусь для него к категории «никто». Не хочется никого видеть? Спрячься от мира в постели Джинни Уизли! Секс в эту ночь был каким-то дурацким: мне и хотелось снова побыть с ним, и душило от обиды, поэтому от внимания ускользали его знакомые приятные ласки, а голове эхом повторялось «ты никто, никто, никто». Впрочем, Гарри этой отрешенности не заметил.

Позже, лежа рядом, я нашла в себе силы спросить, что же у него случилось, а он, повернувшись ко мне стал рассказывать. Лучше бы я промолчала. Невыносимо было это слушать.

— Она так крепко схватилась за меня, когда мы взлетали, — описывал Гарри свидание с Энн. — я иногда забываю, что кто-то может бояться летать на метле, для меня же это как дышать. Для тебя тоже. А она так боялась. Просто милашка

Надо же. Милашка. Меня он так никогда не называл, за столько лет — ни разу. А уж сравнивать нас при мне вслух, лежа голышом в моей постели — просто верх такта. Так держать, Гарри!

Он описывал каждую подробность, и то, как у нее закружилась голова на высоте, как после он обедали и ели рыбу, как он попытался ее поцеловать, а она отвернулась. Я могла бы посочувствовать его незавидной судьбе, если бы перед глазами не стояли прошлые моменты, когда он совершенно так же поступал со мной. Детское "Так тебе и надо" чуть не вырвалось, но я сумела промолчать.

Сколько их еще будет таких? Сколько раз он будет приходить ко мне пьяный после неудачных свиданий, тяжелого рабочего дня и в приступе одиночества? Как долго я буду пускать его в свой дом, свою постель и свою душу? Мерлин знает, как я устала, но, к сожалению, у меня на эти вопросы ответа не было.