Бабочка, или Повод для смерти (гет)

Отведя взгляд от зеркала, я посмотрела на часы и недовольно поморщилась. Уже полвосьмого, хотя обычно ты приходишь без четверти семь. Обычно ты приходишь вовремя. Надеюсь, что ничего не случилось. Черт с ним, сегодняшним сеансом (тем более, что и предупредить тебя о походе в кино я не успела, надеясь сделать приятный сюрприз). Ничего, сходим завтра. Лишь бы пришел… просто пришел.

И сомнения мои были совсем не напрасными. Ведь за два месяца знакомства я по-прежнему мало о тебе знала. Нет, срок, конечно, далеко не великий, да и ты не из любителей болтать и особо распространяться о себе. И все же… все же твои поступки были необъяснимы. И, не причиняя мне вреда, однако, заставляли понервничать.

Впрочем, чего еще ждать от случайного знакомства? Даже, как оказалось, с соседом по дому? Мужчины — совершенно непредсказуемый народ, и никогда не угадаешь, что у них на уме. Не раз и не два зарекалась я от таких знакомств и уже перестала искать и надеяться, когда оно, знакомство это, нашло меня само. Ровно два месяца назад, в день (как сейчас помню) сильного дождя. Заставшего меня врасплох на полпути от остановки и, конечно же, без зонта. Это же я! Даже если прогноз погоды предрекает возможные осадки, ясное небо поутру — весомый повод им не поверить. И полениться тащить с собой зонт-трость, пусть и элегантный, но донельзя неудобный в общественном транспорте.

И, разумеется, лишь я могла додуматься по пути домой именно сегодня заскочить в библиотеку за давно уже нужными книгами. Дипломная не за горами, и пора готовиться к ней настала вот уже… месяц назад? или два? А может, и больше? А начать я удосужилась лишь только что.

Лишний крюк по району оказался ненужным искушением для неустойчивой погоды. И она не замедлила наказать меня, когда добираться до дома было еще далеко, а возвращаться под прозрачную сень остановки — слишком поздно. И я прибавила шагу, надеясь успеть и не промочить… нет, не ноги, отнюдь, на это я уже давно махнула рукой — выданный под залог груз знаний.

Как и следовало ожидать, торопясь, я плохо смотрела под ноги и оттого не заметила почти скрывавшуюся под лужей трещину в асфальте, пропустила ее взглядом. Она же меня не пропустила… И вполне предсказуемый итог: падение, мокрые колени и подол, и треснувший пакет, из которого рассыпались вещи, включая книги из библиотеки.

И тут, как в старой сказке, появился ты… Нет, неправильно. До тебя промелькнуло еще двое-трое людей. Мне некогда было рассматривать, кто это был, им — тем более. Дождь не собирался прекращаться, а за соседями не водилось привычки даже здороваться, столкнувшись на площадке, какое там помочь… Тебе же оказалось наплевать на промокший костюм (довольно элегантный, как я потом рассмотрела) и потраченное время. И именно ты, не я со своим невозможным зрением, заметил выпавшую из кармана и едва не утерянную связку ключей.

Сказать, что мне было неловко — значит, ничего не сказать! Я не привыкла к вниманию противоположного пола, тем более, вот такому, совершенно не навязчивому и словно бы само собой разумеющемуся. И, как бы ни было это двусмысленно, я просто не могла в ответ на помощь не пригласить тебя просушиться и выпить горячего чая. Согласился ты не сразу, задумавшись и словно бы напрочь позабыв про дождь. И, когда я уже не надеялась на согласие, кивнул. И поднял на меня глаза, такие же светло-серые, прозрачные, как небо над нами, начавшее уже светлеть…

Оторвавшись от воспоминаний, я прислушалась, но подозрительный звук оказался сработавшей сигнализацией припаркованной поблизости машины. Как нарочно, сегодня, через два месяца нашего знакомства, снова шёл дождь. Но сегодня он не смутит меня. Ведь со мною будешь ты, и мне нечего бояться. Совершенно…

Сейчас я была в этом уверена. Ведь если бы ты хотел меня обокрасть, то мог прекрасно сделать это еще тогда, в день первой встречи. Или в день, когда я ненароком обмолвилась, что зарплата задерживается, а маме, живущей в соседнем городе, позарез нужно дорогое лекарство. Не чтобы пожаловаться и уж, тем более, попросить взаймы, нет. Просто желая поделиться, как привыкла за этот месяц, что уже не представляла без тебя. Спустя дня два мама поблагодарила меня за деньги, которых я наверняка не высылала. И паспорт мой в момент проверки мирно лежал на дне коробки с документами. Ты же сделал вид, что впервые слышишь и о них, и о маме. Это должно было меня насторожить, но… разве можно так отблагодарить за помощь?

Твои странные поступки вызывали неизбежные сплетни. Ты избегал разговоров о своей работе и прошлом, и мама считала это признаком подозрительным. Наверняка тебе есть что скрывать. А Алинка, коллега по работе, авторитетно заявила, что у такого видного мужчины просто не может не быть подружки. В этот момент, как никогда, хотелось выцарапать ей глаза. Но я промолчала. Если больно, не стоит об этом говорить, иначе ударят именно туда, так? Общение с семьей, соседями и коллегами научило меня этому уже давно. И я не привыкла никому открывать душу, как бы этого ни хотелось. И было лишь одно исключение из правил. Ты.

Да, ты порою вел себя очень непонятно. Но я привыкла оправдывать всё и всех, не желая конфликта с окружающими. И оттого найти причину для тебя не составляло труда. Я тоже неразговорчива не от хорошей жизни, так что требовать с тебя откровений не стану, пройди хоть год, хоть два. До тех пор, пока у тебя есть время на меня, мне не нужно большего. Сколь много надежд и желаний разбились вдребезги от стремления форсировать события… да даже от одной мысли об этом! Все, хватит! Я не намерена больше отпугивать удачу. Мне довольно того, что есть. А будущее… подумаем о нем потом, когда оно наступит.

Щелкнул замок в прихожей, и неожиданный звук заставил меня вздрогнуть. Хотя я вот уже недели с две, наверное, знала, что ты обзавелся дубликатом моих ключей. Когда и как, так и осталось тайной, но, раз у меня до сих пор ничего не пропало и никого не прибыло, беспокоиться не о чем. Я бросила взгляд на брошку — бабочку с остроконечными крылышками, сеточка которых была искусно выкована из какого-то металла и лишь камешек-брюшко отсвечивал густо-зеленым. Твой подарок, которым я так дорожила, преподнесенный, как ты невзначай обмолвился, совсем не случайно. И это давало надежду, что твои внезапные исчезновения на день-два, а то и на неделю станут реже. Я не жалуюсь, нет. Просто мне очень не хватает тебя. Особенно когда я не знаю, вернешься ли ты снова.

Сейчас подарок мирно покоился на полированной полочке трельяжа и, скорее всего, не понадобится. Непогода разгулялась не на шутку, в окно били струи дождя, заставив его закрыть, а ветер завывал в щелях подобно дикому зверю. Тебе, быть может, нравится такая погода, но даже тебе не слишком полезно мокнуть и мерзнуть. Пусть холод и другие напасти, кажется, совсем не берут тебя, но все же это — лишний повод позаботиться о тебе. И, может, наконец уговорить остаться на ночь со всеми вытекающими последствиями. Какими бы они не оказались…

За дверью послышались чуть шаркающие шаги, и я, в последний раз улыбнувшись бабочке, поднялась навстречу…

Зная тебя… о чем я, правильнее было бы сказать не зная, я могла ожидать чего угодно. Букета роз, приобретенного по пути и доставленного без единой капельки на листьях. Брошенного о стену телефона (твоего, конечно. На мои вещи ты почему-то не покушался). Молчаливого визита, когда ты просто заходил в комнату и мы сидели бок о бок, попивая чай и лишь касаясь друг друга. И многих-многих иных вариантов, которые уже случались. Ты редко повторялся, и я была в предвкушении сюрприза, пусть даже и не слишком приятного, как разорвавшаяся хлопушка почти под ухом. Но никогда, ни в каком кошмарном сне я не ожидала, что случится именно так…

— Макс! — окликнула я тебя, направляясь к двери и оправляя халатик. Прислушалась, ожидая какого-либо ответа, но услышала лишь тяжелое сбивчивое дыхание. Неужели снова сломался лифт? Пожала плечами. Впрочем, ты вполне можешь подняться пешком и без столь очевидной причины, просто потому что так захотелось. А может, просто не в духе и сдерживаешься, чтобы не начать матюкаться уже с порога. Такое тоже бывало. Но это не страшно. Выговориться порой полезно, пусть и не до конца.

На пол с глухим стуком упало что-то. Сумка или пакет, отсюда не разглядеть. Ну вот, что я говорила? Началось… Пускай. Быстрее закончится.

— Макс, — когда твоя рослая фигура поравнялась с порогом гостиной, я, не присматриваясь, сделала еще один шаг, — что случи…

Резкое, почти угрожающее движение заставило меня замереть на месте. Что-то не так. Как бы ни был зол, ты никогда не замахивался на меня. Но возмущение, поднявшись горячей волной, тут же опало, стоило мне рассмотреть в поднятой руке… пистолет?

— …лось? — договорила я уже почти неслышно. Наверняка глаза мои стали по пять рублей, ведь оружия в своей жизни я не видела никогда (в кино не считается), да и от столкновений с возможными криминальными элементами Бог миловал. Так неужели сегодня…

— Макс? — я присмотрелась, почти ожидая увидеть чужое, незнакомое лицо, а то и вовсе маску. Но нет. Это был ты. Знакомая худощавая фигура в насквозь промокшем черном пальто. Отросшие светло-русые чуть вьющиеся волосы, привычно зачесанные назад и от влаги кажущиеся темнее. Чуть вытянутое лицо, кустистые брови, длинный нос и тонкие губы…

Это был ты… и не ты. Потому что никогда на твоем лице не было такого холодного отчужденного выражения. Нет, твоя физиономия и прежде не была богата мимикой, над чем я порой шутила, ты же отмалчивался. Но всё же не так. Сейчас твое лицо словно и было маской, бледной, списанной с привычного твоего лица и натянутой поверх него. Лишь глаза были живыми — и светились странным безумным блеском. От него невольно хотелось попятиться. Что я и сделала…

— Стой где стоишь! — приказал ты резким жестяным голосом, тоже совершенно не похожим на твой. Твой звучал глуховато, словно из-под толщи воды, лишь изредка окрашиваясь оттенками эмоций. Этот же… принадлежал безумцу, бандиту, маньяку… который был тобой.

— Не поможет, — добавил ты уже в более привычной манере и кривовато, одним уголком рта усмехнулся. Улыбка тоже была твоей, но словно отраженной в кривом зеркале.

— Макс, что произошло? — спросила я, стараясь, чтобы голос мой звучал тихо и спокойно. Что бы это ни было, должно быть разумное объяснение. Не могли же тебя за сутки подменить. Да и заболеть бешенством тоже… Мысли в голову лезли, все как одна, панические и неутешительные. И трудно, нет, невозможно было отогнать их, не отрывая взгляда от маленькой черной точки дула, из которого на меня смотрела смерть.

— Макс, это я, Эли, — голос, наконец, сорвался, и я поспешно прижала дрожащую ладонь к губам. И, нашарив сзади диван, неловко на него опустилась. Ноги отказывались держать меня, а в голове упрямо крутилась одна-единственная мысль: этого не может быть. Не может…

— Я вижу, — словно бы нехотя отозвался ты, глядя куда-то поверх моего плеча, старательно избегая взгляда. — Я прекрасно помню тебя… Эли. Но это не поможет тебе… и не спасет…

Ты медленно поднял руку, пистолет в ней немного дрожал, но не верилось, что ты промахнешься.

— За что? — наконец выдавила из себя я, и, чуть оправившись, спросила уже громче. — За что, Макс? Что я тебе сделала?

Ты шумно выдохнул через нос, сморгнул, затем уставился на меня с неожиданной злобой:

— Пока ничего… Но это только пока. Потом… потом ты тоже предашь меня. Как и она… как они все…

— Кто? — я пристально смотрела на него, словно надеясь прочитать ответ на его одежде.

— Юля, — наконец ответил ты, после такой длинной паузы, что я уже не надеялась на ответ. — Моя… невеста. Из-за нее все это, — и широким неровным жестом провел по лицу, левую скулу которого, как я уже знала, перечеркивал старый, почти стертый шрам. Но имел в виду наверняка не только его.

— Но я же не она, — выдохнула я обессиленно. Уже ни на что не надеясь. Я говорю с безумцем, а значит, не буду услышана. Просто держать в себе все это было выше моих сил.

— Будешь, — закашлявшись, ты неловко постучал по своей груди, на миг опустив руку. Спасительный миг, которым можно было воспользоваться… или же губительный. В любом случае упущенный.

— Все вы одинаковы, — наконец произнёс ты почти уверенно. Почти — потому что взгляд твой блуждал по комнате, словно не решаясь встретиться с моим. Затем ты перехватил руку с пистолетом второй, свободной. — Словно бабочки… которые улетают на пламя… чтобы не вернуться.

У меня больно сжалось сердце. Бабочка… Ты подарил ее мне не случайно и сам говорил об этом. Значит…

— Скажи одно, — эти слова дались мне с огромным трудом, но не спросить я не могла. И, пристально глядя на тебя, такого родного и такого враждебного, чуть наклонилась вперед. — Им… ты тоже их дарил?

Ответом стало молчание. Знак согласия, не так ли? Теперь уже не важно. Ты по-прежнему не двигался с места, тяжело дыша, и дуло оружия было направлено на меня. Чего ты ждешь? Я уже почти открыла рот спросить — и закрыла снова. Не все ли равно? Раз сейчас все закончится… Страх неожиданно переродился в бессилие и апатию, и даже мысль закричать, позвать на помощь не коснулась моего сознания. Напрасно. Все напрасно. Они все чужие мне, а ты… ты сейчас заберешь мою жизнь, потому что однажды тебя предала и бросила какая-то лживая сучка. Что она сделала с тобой, я не знаю и не хочу знать. Хочу только одного…

— Не поможет… — повторила я безжизненно, и ты, встрепенувшись, поспешно кивнул. — Тогда… можно напоследок попросить тебя об одной вещи?

Ты нервно дернул головой.

— Она не затруднит тебя, — я подняла пустые ладони, демонстрируя свою безопасность. — И не помешает. Всего лишь одно… на память о тебе настоящем…

Ты долго молча смотрел на меня, и невозможно было понять, о чем ты думал. С лица сошла гримаса яростной жажды крови, но странный блеск в глазах остался. Наконец ты медленно кивнул.

— Отдай мне мою бабочку…

Эти слова я произнесла тихо, так, словно они ранили мне горло. Впрочем, почему «словно»? Так и было. Не каждый, черт побери, день тебя собирается убить тот, кого ты любила всем сердцем. И любишь. Я поняла это уже сейчас, по режущей боли, заставившей прижать руку к груди, так, словно пуля уже настигла меня. По тому, как сжалось все внутри в момент, когда ты закашлялся. Я всегда подозревала у тебя что-то серьезное, но ты… это же ты! Не обращал внимания, изредка отшучиваясь. И сейчас, вместо того, чтобы попытаться чем-то бросить в тебя, сделать хоть что-то для своего спасения, я вновь думала о тебе. Никчемная дура! Как будто тебе есть до этого какое-то дело?

Я мысленно ругала себя, и слезы, незамеченные, проступили на глазах, мокрыми дорожками стекая вниз. Я не вытирала их, не поднимала головы с тех пор, как высказала последнюю просьбу. Мне невыносимо видеть гнев и ненависть в твоих глазах, искры безумия. Пусть все закончится сейчас, пока я этого не вижу, пока я помню тебя иным.

— Отдай… что?

Искреннее недоумение и замешательство в голосе заставило-таки меня поднять голову. И посмотреть в твои глаза. Сейчас они были твоими, в них не было чуждого и враждебного… надолго ли?

— Мою… бабочку, — запинаясь, повторила я. И тяжело вздохнула. — Раз ты мне больше не веришь, оставь мне хотя бы ее… в знак того, что когда-то было иначе.

Чуть помедлив, ты пересек комнату. Осторожно, словно она была кусачим насекомым, поднял со столика брошку, и рука твоя дрогнула. Я видела это через пелену слез, но не верила. Протянула руку, напрягая ее, чтобы ладонь не так сильно дрожала. И ждала… ждала, пока ты приблизишься в последний раз, прежде чем исчезнуть навсегда. Вместе с окружающим миром.

Потом, вспоминая этот день, я не раз удивлялась сама себе. Многому. Видит Бог, я сама и была, и остаюсь странной. Но что было самым невероятным — и в то же время самым правильным, в это я верю и сейчас — в миг, предшествующий (как мне казалось) верной гибели от твоей руки, я искала — и не находила в себе зла на тебя. Я тоже познала вкус предательства, не раз и не два. И искренне желала смерти виновникам и Армагеддона — всему остальному миру. Я знала, насколько болезненной бывает эта рана, как долго она заживает… а шрам остается на всю жизнь. Страшный, уродливый шрам, точно такой же, как был когда-то на твоем лице. И я не могла ненавидеть тебя, потому что сама была такой же.

Поколебавшись, ты опустил бабочку на мою ладонь, и на долю секунды пальцы наши соприкоснулись. Ты поспешно отдернул руку, словно обжегшись. Боюсь, я сделала то же самое.

— Теперь давай, — тихо произнесла я.

Из-под спадающей на глаза челки я видела, как ты вернулся на прежнее место, может, чуть ближе, как пасмурно взглянул на меня… Более я не видела ничего. Опустив глаза, я сжала в ладони бабочку, крепко, так что острые края крыльев больно впились в мякоть. И от души пожелала: пусть все закончится сейчас. Немедленно. Пока я не успела вновь ощутить страха и гнева, пока душа моя еще полна тобою…

Глухой стук оторвал меня от размышлений. Я изумленно вскинула голову, еще не до конца понимая, что жива, не ощущая собственного тела. И увидела лишь темный силуэт, прижавший ладони к лицу, резко развернувшийся к выходу.

— Нет… не могу… — почти простонал ты, поравнявшись с порогом и схватившись за косяк. — Только не… так…

Я попыталась встать и тут же упала: обессиленные стрессом, мышцы отказывались повиноваться. Ты остановился на секунду, но даже не оглянулся. Всего лишь миг — и все закончится. Не так…

— Подожди! — голос наконец прорезался, и, вцепившись мертвой хваткой в мягкую ручку дивана, с трудом, со второй попытки поднялась на ноги. Все еще ощущая в ладони крылья бабочки, почти чувствуя их трепетанье…

Что я делаю? Я должна радоваться, что осталась жива, должна бежать как можно дальше от такого сумасшедшего типа, должна…

— Погоди! — из последних сил произнесла я, делая шаг. В твою сторону…

…Как и что было дальше, я почти не помню. Лишь какие-то смутные отрывки, не желающие склеиваться воедино. Мои руки, пытающиеся удержать тебя… Твои, отталкивающие их… поначалу… Слезы, которые ты безуспешно пытаешься скрыть… И, наконец, твоя ладонь, крепко ухватившаяся за мое запястье. Наверное, завтра останутся синяки. Плевать…

О том, как оно было на самом деле, я узнаю уже позднее. О темной стороне твоей жизни, долго скрываемой ото всех. О невесте, ушедшей к другу и ставшей причиной твоего безумия. О крови на твоих руках — но лишь его, не ее. На предательницу у тебя не поднялась рука, что не помешало ей обвинить тебя в покушении на нее. О бегстве и о нескольких безуспешных попытках начать сначала, заканчивающихся вот так: угрозой — и исчезновение после. Сколько городов ты поменял, сколько имен… наверное, не знаешь и сам. Но твое прошлое осталось с тобой, вновь и вновь круша твою жизнь, ломая твою душу…

Но это все было потом. В тот же вечер я не думала обо всем этом, равно как и о том, был ли ты на самом деле убийцей или же лишь запутавшимся в себе. Я гладила твои волосы, слушала успокаивающееся дыхание. И благодарила за все бабочку, с которой все и началось. Символ хрупкой, но при этом вечной красоты и жизни. Ту, что живет в моей груди и, кем бы ты ни был, всегда будет лететь на твоё пламя…