И мы... (джен)

Наблюдать за Кроликом Джеку нравилось. Не нравилось это Кролику, хотя Джек спрашивать, разумеется, не собирался, продолжая ошиваться вокруг Хранителя Надежды большую часть свободного времени.

А времени хватало. Пусть не всегда, зато стабильно. Собственно, и начиналось все банально — со скуки. Будучи обычным духом, мальчишка коротал серые будни мотаясь по миру, туда, где холоднее, если в одну часть планеты приходили морозы, а в другую — солнце и жара, которые он переносил без особого удовольствия. Однако после трехсот лет морозить воду на озерах, да потешаться над прохожими, сыпя за ворот снежинками, Джеку поднадоело. Поэтому став Хранителем, мальчик решил свою скучную жизнь разнообразить.

Поначалу, часто и по долгу околачивался у Северянина, получив, в последствии, личные покои, если тому было не до гостя. Впрочем, у Северянина часто околачивались и другие Хранители, когда выпадала свободная минутка. Чаю попить, о старых временах повспоминать. Потому что битва против Кромешника успешно сплотила пополнившую ряды четверку, располагая собираться вместе чаще одного раза за год.

С Кроликом же дела обстояли совсем иначе…

Свисая с ветки дерева вниз головой в обнимку с посохом, мальчишка пристально наблюдал за соседней лужайкой, где мирно расположившись в окружении яиц, восседал Астер, с энтузиазмом работая кисточкой. Зрелище занятное: напыщенный, ворчливый, несдержанный Кролик за работой превращался в саму серьезность и старание. Что не могло не веселить. Ведь работа Кролика заключалась не только в раскраске яиц — от него зависела сама весна. Каждая зеленая травинка, наполненная теплом заботливого солнца, каждое облако, из серого и хмурого становившееся белым и пушистым, капли росы, блестящие на изумрудном ковре… Жизнь, пробужденная после долгого зимнего сна.

Иногда Джеку казалось, что Кролик и есть эта сверкающая красками жизнь… немного завидовал, в то же время всецело им восхищаясь.

— Эй, ушастый! — устав созерцать пушистую спину товарища, мальчишка спрыгнул вниз, размашистым шагом подходя ближе.

Кроличьи уши дернулись на звук, плечи напряглись, будто в ожидании удара. А Джек представил, как лапа Астера прижалась к усатой морде, выражая полную обреченность. Ничего, столькие старания приближаться к Кролику хотя бы на десяток метров незамеченным заслуживали внимания, как и сам Джек.

К слову об этом.

Мальчишка лукаво прищурился: следить за Кроликом — задача не из легких. Особенно, если действительно хочешь следить незаметно. По крайней мере, поначалу. И гораздо интересней, чем огребать по затылку, когда тебя раскроют; незваных гостей Пасхальный, в отличии от Северянина, не жаловал, оценив идею Джека прибегать на огонек ровно в ноль. Друзьями они, конечно, стали хорошими, однако от привычной ругани между собой оный титул не избавил. Напротив: оба втянулись, не упуская возможности друг друга подколоть, зацепить и спровоцировать… на что-нибудь эдакое. Правда теперь провоцировали, в основном, Кролика; взгляд лазурных глаз постепенно становился проклятием, от которого тот никак не мог избавиться. А их, глаз, обладатель, нарочно нарушал любимую Кроликом тишину Лабиринта, будто взявшийся из ниоткуда тайфун. При чем Астер долго и искренне не понимал, чем заслужил столь назойливое внимание.

Рефлекторно замахнувшись кисточкой, Кролик резко обернулся, скорчив угрожающую гримасу. Джек скептически выгнул бровь, когда по синей толстовке растеклась белая капля краски. Смахнув ее ладонью, мальчишка нахально плюхнулся рядом, а Астер сдержанно сглотнул. В воздухе послышался треск сломанной кисти; подобную наглость стерпеть было не легко. Но пинками выпроводить нахала вон Кролику не позволяла совесть. Такова природа Джека: без нахальства, озорства и шалостей это уже не Джек. Да и привык Астер как-то… Кисточек не напасешься.

— Не испытывай удачу, малой. — На всякий случай предупредил Хранитель, отбрасывая испорченный реквизит в сторону, как и надежду на упомянутый покой.

Реквизит, успешно просвистев над травкой, воткнулся в землю, крепко врос, покрывшись листьями. И спустя пару минут зацвел.

— С чем на этот раз пожаловал? Учти, в догонялки играть не буду…

— Еще бы! — радостно перебил в край обнаглевший Джек, разваливаясь на пушистых коленях. — Ты же проиграл тогда! А на спор…

Не успев закончить начатую реплику, он тут же получил таки смачный щелбан и был бесцеремонно сброшен с колен, скатившись на живот в весьма неподобающей Хранителю позе.

— …а на спор, — быстро продолжил Джек, вскакивая и отлетая на безопасное расстояние, пока Банниманд с присущей кроликам прыткостью не бросился вдогонку отвешивать обещанных за вмешательство в личное пространство тумаков, — тебя играть никто не заставлял!

Наблюдать за реакцией Кролика было, пожалуй, интересней, чем просто наблюдать. Особенно в редкие моменты, когда, казалось бы, непробиваемый, спокойный снаружи Астер, даром что вспыльчивый, моментально загорался внутри далеко не положительными эмоциями. Превращался в комок вопиющего недовольства, выпуская на волю лавину плохо контролируемого гнева, негодование. Ярость с приторной примесью азарта. А Джек, здорово рискуя, словно одержимый, сознательно продолжал нарываться на неприятности. При этом ни чуть не жалея, радуясь, что довести Кролика до подобного состояния может только он и никто больше.

Это вызывало в худом холодном теле приятную дрожь и предвкушение забав, явно стоивших потраченных усилий. Хотя, с каждым разом усилий приходиться прилагать все больше. И не то, чтобы Джек наслаждался подобным раскладом. Просто лишь тогда дотошный, порой с примесью занудства, Кролик выпускал на волю настоящего себя. И тогда, непременно, начиналось веселье, Хранителем коего Джек и являлся. Никто ведь не говорил, что веселить он обязан только детей и только зимой. Весна — тоже, своего рода, веселье.

— Поймаю — квиты! — выдохнул Астер, рванув вперед.

Зависшее в воздухе напряжение растворилось в громком смехе и топоте мощных лап, порыве морозного свистящего ветра. И бескрайний, волшебный Лабиринт опустел. Недокрашенные яйца, лениво перекатившись в луже с пролитой краской, засеменили к цветным рекам, с тихим бульком прыгая вниз, чтобы хозяину по возвращении было меньше работы.

А Джек легким перышком понесся по кроличьим норам, оставляя позади тропки тонкого льда, мешая раззадоренному Кролику, едва не на пятки наступавшему, себя догнать. Гонка, долгожданно-беспощадная началась. Выматывающая обоих, но какая-то сумасшедшая, срывающая все барьеры и границы построенных кем-то правил. Пробуждающая трепетное волнение, дикое необузданное желание бежать, пока накопившийся азарт не потухнет, дыхание не сорвется, а сердце не застучит о грудную клетку, выбивая ритмичную барабанную дробь. Пока удовольствие и радость не смешаются воедино, приправленные тем же азартом, пока тепло весны и холод зимы не сольются в звонкой трели дождей, или рек, или оглушительных раскатов грома. Над землей или на земле. Всюду, где есть воздух. Во взрыве далеких звезд и свете луны, белым серебром стекающим по небу. И пока радуга не заиграет ярче красок Лабиринта, медленно растворяясь в лучах восходящего солнца.

Пока усталость все же не возьмет вверх, вынудив таки упасть в изнеможении то на остывший песок ночной Сахары, то в заснеженных лесах Сибири, или на самой верхушке мира, заставив устало посмеиваясь, пялиться куда-то ввысь. Может, рассматривая великолепие Полярного Сияния, может — розовый закат, склонившийся над морским побережьем, падающий в ладони горстью алых ягод, а может — россыпь Млечного Пути… Все то, что еще под силу охватить сонному взгляду, зеленому ли, или подобному горному хрусталю со слабым мазком небесной лазури… Все то, что за триста лет успело Джеку наскучить. Все то, чью прелесть успел позабыть вечно занятый в своих глубоких норах Кролик. И то, что обрело в их глазах былое великолепие лишь благодаря общим стараниям, общему желанию не стоять на месте, а хотя бы иногда, хотя бы не надолго вырваться из привычной рутины должности Хранителей. Заново начать исследовать безграничный, такой яркий мир, забыв на время о прямых обязанностях и оставив крупицу этого времени для себя. Чтобы жизнь вечных обретала разнообразие, помогая тем самым коротать нетленную Вечность в маленьких радостях, более свойственных смертным…

Да. Джек любил наблюдать. Но только с Кроликом наблюдение превращалось во что-то, что он с готовностью назвал бы счастьем. А после очередной гонки, выжавшей все соки, любил, не теряя нахальства, прижаться виском к теплому кроличьему плечу, бормоча что-то невнятное. Любил дремать под ответное ворчливое бормотание Астера, вопреки всем угрозам не отталкивающего, а снисходительно придвигавшегося ближе, чтобы Джеку стало удобней. И пускай потом до следующего визита в Лабиринт верный себе Кролик сетует на мальчишечью назойливость, жалуется Северянину и Тус; по настоящему грубым с Джеком он быть себе никогда не позволит… Ну, в очень и очень редких случаях, завершавшихся обычной руганью, обычным обменом любезностей, и еще тем многим, что уже успело стать в их обоюдном понимании «обычным»…

— Ничья… — отфыркиваясь от набившегося в рот снега, констатировал Кролик, осторожно оглядываясь по сторонам; извилистые хребты Гималаев встретили щедрым ветром, вынудив того поежиться и ухватить Джека за ногу, потому что мальчишку начинало сносить куда-то вниз по склону.

— Теперь я похож на воздушный шарик, — задумчиво осмотрев удерживающую его ногу лапу, кивнул Джек.

— На дурака ты похож, — усмехнулся Кролик, дергая мальчишку к себе. — Я тебе в няньки не нанимался, лови воздушные потоки сам, не то в верхние слои атмосферы воспаришь.

— Я туда уже воспарял: скука смертная.

Взмахнув посохом, Джек изловчился ухватиться за развеваемую ветром, покрывшуюся инеем шерсть, вплетая в нее пальцы и прижимаясь всем телом к телу Астера.

— Хорошо — ничья, — согласился он, вдыхая запах стужи.

— Тогда по домам, а то я себе все лапы отморозил, — проскрипел Кролик, тут же виновато умолкнув. Покосился на погрустневшее мальчишечье лицо. Эх.

Дом. «Дом». А дома у Джека, несмотря на новый титул, не было, и появиться ли, оставалось под вопросом Луноликого. Поэтому не мудрено, отчего мальчишка, столетиями бороздивший просторы планеты, так часто захаживает к остальным Хранителям в поисках, вероятно, домашнего уюта и тепла, того, что можно было бы назвать «своим».

— Ладно, — снисходительно выдохнул Астер, закидывая невесомую тушку мальчишки на плече и призывая лапой одну из своих бесчисленных нор, — домой ко мне, так и быть, до завтра.

На что Джек втихомолку хихикнул: гонка удалась на славу.