Лечение зависимости от кофе (джен)

День серого генерала Ибере начался совершенно так же, как и миллион дней до этого. С купания в бассейне, где жила Акулина (его ручная акула, к которой он относился почти с тем же трепетом, что иные родители относятся к своему ребёнку), идеально выглаженного костюма и кофе. Одной кружки дома, а потом ещё одной на работе в своём кабинете. И ещё одной в кабинете секретаря, которого Николай пришёл отчитать за вчерашнее.

Так начинались дни Ленчерски с того самого момента, как императрица Ибере выбрала именно его кандидатуру — остальные генералы были выбраны до этого и совершенно иначе. Впрочем, без себя самого Николай вполне мог представить себе генералитет, а без остальных... Нет, без остальных представить было слишком трудно, даже учитывая совершенно деревянного Мейера, который вряд ли видел что-то дальше того, что было написано в книгах. Николай называл Кербероса обычно «законником». Это прозвище, пожалуй, подходило чёрному генералу больше, чем даже его собственное имя.

К своей работе Николай относился — чего греха таить — далеко не так трепетно, как к Акулине. Работа порой казалась ему слишком рутинной (и как только Элина и Киндеирн могли столь гордиться своим званием?), слишком скучной. Ленчерски с куда большим удовольствием оказался на месте той же Лори или того же Гарольда. Вот у кого работу никогда нелья назвать скучной — Лори была не только падишахом, но и «великим и ужасным» медиком в каком-то из полков, а Гарольд Анкраминне был не только Карателем (в своё время он был Великим Инквизитором Ибере, к тому же, выполнял функции ангела смерти, за что его так и прозвали), но и наставником для будущего поколения демонов, которых родители хотели видеть военными. А что Николай?.. Ему приходилось работать с Сенатом... Ладно бы ещё с Правительством Ибере — там бы не было так скучно. А Сенат — сборище оппозиционеров, не имеющих реальной власти, которые почему-то считали, что эту власть имеют.

Нельзя сказать, что кофе помогал Николаю не спать на работе или просыпаться вовремя. Он и сам вполне мог бы справиться. Однако прикипел душой к напитку ещё до того, как Киндеирн впервые пригласил Ленчерски на одну из своих родовых пирушек (детей у Астарна было несколько чересчур, но Николай и кто-либо ещё старались ему об этом не говорить лишний раз), а Киндеирн пирушки свои любил и звал на них всех, с кем был более-менее знаком. Так вот, на пирушку к алому генералу Ленчерски попал примерно через полгода после того, как его сделали генералом. А к кофе пристрастился незадолго до этого — месяца за полтора-два.

Других генералов неимоверно раздражала эта привычка Николая, хотя тот мог бы привести пример других куда более вредных привычек, которыми обладали остальные представители генералитета — Киндеирн был отцом столь многодетным, что уже давно стал предметом шуток очень многих на Ибере, Элина была женщиной безжалостной и слишком уж самостоятельной, её вряд ли можно было не уважать, но с личной жизнью у неё никак не складывалось, Миркеа был педантом, какого ещё поискать надо, у Кербероса были проблемы с душой из-за магии, которую чёрному генералу однажды пришлось применить, ну а Филипп... Разве мог в чём-то упрекать Николая человек, который мог с таким пренебрежением относиться к сокровищу, каким была Гарриет (жена Филиппа)? Впрочем, наверное, слово «раздражала» слишком сильное. Киндеирн вот просто потешался над коллегой.

Так вот... День серого генерала Ибере начался совершенно так же, как и миллион дней до этого, если не считать одной маленькой детали — письма в изящном белом конверте с серебряными буквами на нём. Конверт был чистым — без отпечатков пальцев.

Письмо показалось генералу странным. Во-первых, оно было в совершенно незнакомом конверте. Герба на нём не стояло, а это означало что либо человек, написавший это, не принадлежал ни к одному из дворянских родов, либо пытался скрыть свою принадлежность к аристократии Ибере. Круг людей, которые обычно писали Николаю, был довольно невелик — Киндеирн с его советами по любому поводу (Астарн обычно присылал письма в довольно громоздких алых конвертах и подписывал их довольно небрежно своим размашистым почерком), Алия с её признаниями и попытками как-то помочь и доказать Николаю, что она довольно неплохо справляется со своей работой (в классических конвертах, которые можно найти в любом здании магической почты, с маркой, на которой были изображены цветочки, всё это подписано едва разборчивым мелким почерком с кучей завитушек), сенатор Дерри Падарн с её несбыточными мечтами и грандиозными планами (вообще, её звали Дульсинеей, она была дворянкой, сиротой и большой оригиналкой, предпочитавшей рассылать почту вообще без конвертов) и Юстиниан (адмирал вообще привык общаться коротенькими записочками, которые его слуга отдавал обычно прямо в руки Николаю).

Ни один из этих людей не мог бы внезапно изменить своим привычкам. Ни один из этих людей не мог отправить ему письмо в странном конверте. Во всяком случае — в трезвом рассудке и здравой памяти. А из них никто не мог оказаться в ином состоянии — Киндеирн не пьянел даже от самых крепких хмельных напитков, Алия никогда не пила алкоголь, Дерри была ещё слишком мала, а Юстиниан... Юстиниан был из тех людей, у которых ничего непредвиденного случиться просто не может.

Во-вторых — содержание письма. Оно тоже было совершенно непонятным. Конверт Николай вскрыл очень осторожно — он вообще не мог не относиться к данному письму без подозрения. Николай вообще не слишком любил анонимных доброжелателей. И только после того, как допросил мальчишку-посыльного, что этот конверт и принёс. Впрочем, мальчишка был либо кем-то сильно запуган, либо просто не знал, от кого это письмо. Медного цвета крылья Ленчерски уже дрожали от предвкушения — генералу казалось: вот-вот он увидит что-то, что несколько изменит его весьма скучную жизнь. То, что из жизни уже давно исчезла та прелесть неопределённости, уже давно расстраивало Ленчерски. Хотелось почувствовать что-нибудь, из-за чего мурашки бы вновь пробежали по коже.

По правде говоря, Николаю жутко надоела эта работа в кабинете. Крылья ныли от того, что Ленчерски использовал их слишком редко, всему его существу хотелось событий, хотелось трепетать от страха или счастья, но не сидеть постоянно в помещении, сверяя, сколько денег из казны было выделено Сенату и на какие нужды, и на что именно были эти деньги в итоге потрачены.

Предчувствия Ленчерски не обманули — в письме было написано (настолько идеальным почерком, что едва ли можно определить, кому он принадлежит), что генерала собираются отравить. Что же... Этого вполне можно было ожидать, учитывая то, насколько плохие отношения у него были с Сенатом — тот никак не мог простить ему казни одной из представительниц, Каролины Майтерс, которая незадолго до этого совершила покушение на представителя одного из дворянских домов. По данным анонима, Николая собирались отравить, подлив или насыпав яд в кофе, который он поглощал огромными количествами. Пожалуй, стоило согласиться с тем, что отравить его кофе — самый логичный способ. Что же... Нельзя сказать, что Николая особенно расстраивал тот факт, что его кто-то хотел отравить. Это станет хорошим началом для внеочередного расследования, которое явно не будет таким скучным, как расследования о том, куда делись казённые средства, выделенные на какие-либо нужды Сенату. Пожалуй, можно будет даже сказать, что это будет почти весело. Только вот кофе лучше некоторое время не пить вовсе, до тех пор, пока злоумышленник не будет найден и обезврежен.

* * *

— Что за глупости ты говоришь? — усмехается Киндеирн, когда Николай пытается донести до него мысль, что, возможно, отравить хотят не только Ленчерски. — С чего кому-нибудь травить такого дурака?

Свеча вот-вот должна догореть. Во всяком случае, создаётся такое ощущение, и если бы Николай не знал о том, что в гостиной Вэлариу Анкраминне свет поддерживается магически, он бы был всерьёз обеспокоен этим. В конце концов, очень неприятно проиграться в пух и прах только потому, что стало настолько темно, что Николай чувствовал себя достаточно неуютно. Тем более, партнёр ему достался далеко не самый лучший — Миркеа Вайнрих в карты играть не очень-то умел, так что союзником в этом деле был весьма слабым, даже скорее мешающим, чем оказывающим хоть какую-то помощь.

С начала «расследования» Николая прошло уже два года. Для демонов это не так уж много. Впрочем, Ленчерски не может сказать, что это очень мало. В конце концов, пришлось потратить довольно много усилий, чтобы хоть что-то понять. Кофе Николай пока не пил — на всякий случай, как говорится. Мало ли «аноним» был прав и неизвестный злоумышленник пытается убить Ленчерски?

Во всяком случае, Киндеирн в своём репертуаре. Ну ещё бы — алое солнце Интариофа (как называли Ибере в других мирах) вряд ли посмеет кто-то убить таким варварским способом. Генерала Астарна следовало бы убить на поле боя, где он падёт героем, тираном и прочее, прочее, прочее... Ну уж точно его не следовало травить. Такого пренебрежительного отношения к себе Арго не смог бы простить, пусть и относился ко многому весьма равнодушно (например, к разбитым вазам и снесённым крепостям на своих уровнях).

Карта совершенно не идёт. Сколько денег уже успел проиграть Николай? Пожалуй, довольно много... И этот Вайнрих, который ровным счётом ничего не понимал в азартных играх!.. Как бы Николай в данный момент хотел оказаться в паре хотя бы с Керберосом! Тот хотя бы не был так безнадёжно глуп в подобных развлечениях. Впрочем, Киндеирн всегда выигрывал — было даже глупо садиться с ним за один стол. А уж когда разговор заходит о чём-то, что не слишком-то приятно алому генералу — тем более.

По правде говоря, Киндеирна с его высокомерием иногда хочется ударить чем-нибудь тяжёлым. Правда, вряд ли что-то может повредить здоровью или хорошему — или наоборот — настроению алого генерала. Пожалуй, от того, что Николай может сделать Арго, не попадая под статью, которую будет рассматривать даже не военный суд, а совет адмиралов, у Киндеирна не останется и синяка — тот всегда отличался железным здоровьем, стальными нервами и ледяной выдержкой. Его могли вывести из себя только некоторые из его детей — те, которых он сам любил, пожалуй, больше остальных. Таких детей было всего пятеро — всем в Ибере знакомый Драхомир, медик Лори, которую на самом деле звали Лукрецией, первосвященник Шиай, совершенно бестолковый Хуан и не по годам строгий и самостоятельный Рикерд, мальчик, которому совсем недавно исполнилось десять. Остальных своих детей — а их было довольно много — Арго тоже любил, но этим пятерым прощалось такое, чего в здравом уме ни один демон простить бы не смог.

— Именно, что глупости! — улыбается Филипп. — Уверен, что кто-то просто решил разыграть тебя, вот и подкинул это несчастное письмо! Ну сам подумай — зачем тебя травить? Можно просто подстроить несчастный случай, и никто даже не догадается, что ты умер неслучайно!

За весь вечер, пожалуй, только Феодорокис и не пытался высмеять Ленчерски. Что, впрочем, неудивительно — царевич считался самым добрым среди генералов. Если бы Николай не знал генералитет так хорошо, а Филиппа более близко, чем большинство жителей Ибере, он бы даже считал царевича действительно добрым, а не просто самым добрым среди генералов. Впрочем, совершенно добрым он быть явно не мог. Во всяком случае, вряд ли бы тогда сидел здесь.

Филипп и Киндеирн — единственные аристократы среди них, но таковым выглядит, пожалуй, только первый. Астарн слишком небрежен, чтобы обращать внимание на всякие мелочи вроде пуговиц на рукавах или цвета камзола. То, что носит алый генерал, и камзолом-то назвать нельзя — что-то из грубой шерсти, прочное, но едва ли пригодное для ношения вне поля боя. Миркеа в своих белых халатах и то выглядит более аристократично, чем Киндеирн!

— Возможно, это не глупости! — фыркает Николай, про себя думая, что ему будет даже лучше, если кого-нибудь из этих пятерых всё-таки отравят.

Не стоит показывать другим генералам, что ты уязвлён, обижен или расстроен — все они достаточно наблюдательны, чтобы заметить малейшую перемену на лице, в речи или обращении, и достаточно умны, чтобы понять, из-за чего эта перемена случилась. А уж доверять этим привилегированным чудовищам нельзя ни в коем случае — сожрут и даже не заметят. Те, кто пробились в число генералов Ибере — отвратительные создания, жестокие и беспринципные. Уж Николай-то знает.

В конце концов, он в своём мире тоже занимал именно этот пост.

Элина поправляет заколку в своих волосах — белых и жёстких, как изморозь. Она играет в паре с Киндеирном, и за сегодняшний вечер они уже успели выиграть довольно много. Элина — азартный игрок — чего не скажешь о всегда хладнокровном Киндеирне — и опасный соперник. Это касается всего — любви, власти, развлечений. При всей своей ледяной величественности Элина куда более горячая голова, нежели Астарн. И мстить она умеет. Это стоит помнить особенно Мейеру, который её недолюбливает, наверное, дольше, чем Николай состоит в генералитете.

— Возможно, тебе стоит отдохнуть, — брезгливо кривит губы Вайнрих. — Тебе уже повсюду мерещатся люди Сената.

Лучше бы за тем, какие ему карты попадаются, так следил, чем за тем, насколько кто себя хорошо из генералов чувствует! Николаю хочется плеваться из-за Миркеа — и как только императрица могла выбрать его в генералы?.. Этого брезгливого, вредного, привередливого... Впрочем, нет смысла перечислять все его качества. Просто бесполезно. Каждой собаке в Ибере это давно известно. Впрочем, Миркеа, возможно, лучше кого-либо из генералов может понять Николая — тому выпала честь заниматься делами Синода.

Элина смеётся. Безукоризненная Элина в её хрустящих платьях из немнущегося материала, с её причёсками, из которых ни один волосок не выбьется просто так, без её согласия. Ей легко смеяться. Её падишахи — особенно один из них, фамилия у которого Сонг — не дадут ей заскучать.

Иногда Ленчерски даже жаль, что в генеральской среде не принято показывать свои крылья кому-либо — они всегда скрыты магией.

Крылья показывали душу, характер, всю суть... Может, Киндеирн мог видеть это и без этого, но Ленчерски-то — нет. А ему хотелось видеть. Хотелось убедиться, в том, что крылья у Вайнриха должны быть какого-нибудь ядовитого оттенка, у Киндеирна — чёрными, а у Элины...

— О, наш мальчик перезанимался? — спрашивает женщина с усмешкой.

Элина никогда ему не нравилась. Не так, как она не нравилась Керберосу — тот был идиотом и совершенно не умел скрывать своих чувств. Госпожа Горская определённо не принадлежала к тому типу женщин, который был Николаю симпатичен. С ней можно было сравнить, пожалуй, лишь первую супругу Киндеирна — леди Марию, что являлась символом самого Сената.

Нет смысла продолжать игру — Киндеирн забрал себе все лучшие карты. И очередной выигрыш. Алый генерал улыбается, но вряд ли выигрыш радует его достаточно сильно — пожалуй, мужчина уже успел приучить себя относиться к подобному с тем же равнодушием, с которым он относился почти ко всему, что не касалось его семьи. Ленчерски хочется назвать коллегу высокомерной дрянью, но тот либо посмеётся, что Николай слишком болезненно отнёсся к проигрышу, либо с улыбкой скажет, что никогда этого не скрывал от окружающих.

Николай встаёт из-за стола. Ни играть в карты, ни продолжать расследование, ни пить кофе больше не хочется.

* * *

— Я же говорила, что всё пройдёт как по маслу! — усмехнулась Лори, поправляя свою юбку.

Лори сидит на подоконнике, с кружкой давно остывшего чая в одной руке и книгой по ядовитым травам на коленях. По правде говоря, Сонг не совсем понимает, зачем она поправляет юбку — всё равно же юбка у неё до пола, а под юбкой ещё одна юбка, под которой шаровары.

Сонг не выпускает из рук сигарету, пока она не догорает, обжигая ему пальцы. Когда всё-таки обжигает, он шипит и отправляет ту в мусорное ведро — в лаборатории Лори мусорить себе дороже, так что Андреа не считает нужным проверять результат подобного на собственной шкуре ещё один раз. У него и от предыдущего опыта до сих пор остались шрамы.

— А если бы он не поверил письму, которое я ему написал, не стала же бы ты его травить? — смеётся Сонг.

Лори смотрит на него с таким презрением, что Сонгу хочется расхохотаться и улечься ей на колени, чтобы взбесить её ещё больше — Лори всегда раздражается, когда что-то идёт не так, как ей хочется. Пожалуй, ради выражения, что появится на её самодовольном — в папочку — личике Андреа Сонг готов рискнуть и получить от неё «заслуженную кару». Растерянная — хотя бы в первые несколько секунд — Лори стоит того, чтобы потом год скрываться от неё по всему Ибере! И падишаху мадам Горской лишь с большим трудом удаётся справиться с этим искушением.

— Почему ты считаешь, что отравить обязательно означает то же самое, что и «отравить насмерть»? — удивляется девушка. — Я бы подсыпала ему что-нибудь, от чего он бы облысел или покрылся сыпью, или что-то в этом роде!

Действительно... Это же Лори Астарн — разве можно было ожидать от неё чего-то другого? Шутка вполне в стиле Киндеирна — тот обязательно бы оценил нечто подобное. Ни для кого из более-менее посвящённых людей в Ибере не было секретом, что пять генералов считали Николая почти ребёнком — к своим полномочиям он приступил гораздо позднее остальных, был моложе (почти на пятьсот лет, что теперь не являлось слишком большим сроком) и не сразу сумел разобраться во всех хитросплетениях генеральской жизни.

Однако, метод Лори оказался весьма действенным (остаётся только гадать, что раздражало её в этой невинной привычке Николая), Сонг не мог этого не признать. Вообще, следовало заметить, что большинство методов, которые разрабатывала Лори для лечения своих пациентов (и тех, кто подворачивался ей под руку), оказывались действенными. Только вот несколько... странными. Этого тоже нельзя было не признать.

— Ну, соглашусь — кофе он больше не пьёт, — почесал затылок Андреа, — но что будет, если он поймёт, кто именно послал ему письмо с предупреждением-угрозой? А ведь если он продолжит искать, то когда-нибудь нас найдёт — с его-то привилегиями!

Лори делает глоток из своей кружки, и Сонгу хочется скривиться — он никогда не понимал её пристрастия именно к давно остывшему чаю (внебрачная дочь Киндеирна могла оставлять этот напиток «настаиваться» на целые несколько дней). Андреа привык к тому, чтобы чай был чаем — горячим, крепким и не слишком-то сладким. Но Лори почему-то считала иначе. Впрочем, она о многих вещах имела совершенно астарнское представление...

— Я пожалуюсь на него отцу! — рассмеялась Лори. — Надеюсь, ты не хочешь сказать мне, что это недостаточно действенный метод, чтобы отделаться от гнева генерала Ленчерски!