Двойственность (джен)

На первый взгляд следов разрушения нельзя было разглядеть: песок всё так же держался, а строения не грозили обрушиться ежеминутно. Но всё равно невооружёнными глазами можно было заметить, что стоят эти песчаные постройки на фундаменте из глины и грязи, и даже вокруг воткнутой сбоку непонятно для чего стеклянной воронки уже образовывалось мокрое тёмное пятно. Скоро это мокрое и тёмное должно было охватить остальные сооружения, разъесть их, точно ржавчина, и превратить некогда прекрасный результат многочасового труда в неясное неоформленное нечто. Мальчик и Девочка смотрели на свой песчаный город не без беспокойства. День подходил к концу, и времени на то, чтобы исправить что-либо, оставалось не так уж и много. Конструкция могла, конечно, достоять и до утра, но как знать, как она должна была себя повести на таком испорченном фундаменте?

— Думаешь, всё-таки исцелит? — с сомнением спросила Девочка. — А по-моему, убьёт.

— Ты просто не хочешь верить в чудеса, — отрезал Мальчик. — Да и вообще, что ты такая кровожадная — всё бы тебе убивать и убивать, — он обиженно надул губы и почесал кончик носа своим пальчиком, на котором песок смешался с грязью. Чесаться явно было неудобно, и Мальчик поморщился.

— Чудеса никогда не случаются просто так, — парировала Девочка. — Они не могут просто взять — и случиться.

— Совершенно верно, молодая госпожа, — послышался голос снизу. — Вы, как и всегда, правы.

— Ты кто? — удивлённо спросила Девочка. — И откуда ты появилось? И что ты хотел сказать про чудо?

— Я — тот, кто я есть, — ответило существо больше всего похожее на чёрную крысу, — а вот вам, молодая госпожа, надлежало бы представиться первой, как и вам, юный господин, — Крыса с неудовольствием посмотрела на Мальчика. — Что же касается чудес, непременно соглашусь с вами: никакого чуда без предпосылок не произойдёт.

— Меня зовут Ячмень, а она — Грибок, — представился Мальчик.

— Ты хотел сказать, Гробок… — поправила его Крыса.

— Эй, что вы дразнитесь! — перебила Девочка. — Тем более, ничего он такого не сказал!

— Но подумал, — безапелляционно заявила Крыса.

— А мы тебя тогда будем звать Пророком, — поджала губки она. — Раз уж ты всё якобы знаешь и видишь будущее. И вообще, все знают, что джентельмен, когда представляется, должен снять шляпу, отложить трость…

— Да, да, простите мне мои манеры, — Пророк снял свою шляпу-котелок, повесил её на трость и низко поклонился — его топорщащиеся во все стороны усы даже почти коснулись земли, — после чего запрыгнул прямо на деревянный бортик песочницы, а потом взбежал на самый край воронки. Та даже не покачнулась под небольшим весом существа, пока по ней перебирали его маленькие лапки. — Итак, вы, насколько я понял, хотели сделать ставки, господа? — Пророк вопросительно посмотрел на детей. — То есть, юные господа, простите мне неподобающее обращение, — исправилось существо.

— Зачем нам делать ставки, если мы сами и играем? И сами же решаем судьбу этого вот… — Ячмень показал пальцем на песочницу. — Мы же всё сами и повернём в нужную сторону.

— Но ведь чудо потому и называется чудом, что оно поворачивает всё с ног на голову, — возразил Пророк. — Потому что свершается то, чего ни при каких обстоятельствах не должно было произойти.

— Но ты же только что говорил, что никаких чудес не бывает! — воскликнула Грибок.

— Это другое! — возразил Пророк. — Чудо никогда не случается само по себе, к нему обязательно ведёт долгий и трудный путь… — пустился он было в объяснения, но его перебили.

— И случается оно благодаря Высшей воле. — Ячмень назидательно поднял свой измазанный грязью пальчик.

— Что вы, господин Ячмень, наоборот! — лапки несколько раз дёрнулись туда-сюда, а трость указала на Мальчика словно в обвинительном жесте. — Какое же оно тогда чудо, если оно происходит по чьему-то высшему замыслу? По этому замыслу у меня, допустим есть фрак, котелок и трость — и спасибо за такой подарок. А чудо, — произнёс он тягуче, — чудо происходит скорее вопреки этому Замыслу.

— И что там тогда главное? — небрежно спросила Грибок.

— Главное — желание, — Пророк пожал лапками. — Главное — это всегда желание. Только отдав ему себя без остатка можно вырваться из чего бы то ни было.

— То есть если мы пожелаем, то бессмертный умрёт, сын получит весть от отца на самую малость позже, чем должен, а непонятно откуда, из мусора и костей явится неведомое существо? — выпалила она. глаза девочки прищурились.

— Конечно, — спокойно ответил Пророк. — В этом и состоит один из основных принципов — верить, что весь мир для вас и из-за вас. Возможно, именно поэтому, например, все хирурги такие большие и страшные…

— Им же надо как-то разделывать тела, — подтвердил Ячмень.

— Но я бы никогда не одела крысу в костюм, — поморщилась Грибок.

— Так я и не крыса, — сказал Пророк. — Я — крот. Это тоже такой грызун, тоже чёрного цвета, только живёт под землёй…

— Врёшь! — перебила его Грибок. — Я точно слышала, что они слепые и глаз у них не видно.

— А у тебя — видно, — подтвердил Ячмень.

— Во-первых, вы просто никогда не видели кротов, — спокойно заявил Пророк. — Поэтому глаза у меня как глаза, уж что поделать. Во-вторых, — продолжил он, — я действительно могу солгать. Только почему вы думаете, что я вам лгу или что моя ложь не может оказаться правдой? Или что ложь и правда никак не могут поменяться местами? Ну, а в-третьих… почему вы решили, что я не слеп. Разве не будь я слепым, мог бы я видеть и вообще быть пророком? — говорил он каким-то философским тоном, обращаясь будто в никуда.

— Ложь не может оказаться правдой, — возразил Ячмень. — Это было бы… ну, вот мы играем сейчас в песочнице, а если бы ложь была правдой, то это песочница играла бы нами…

— Это не совсем так, — снова не согласился Пророк. — Но если рассуждать так, то с чего вы взяли, что именно вы придумали этот город, а не он выдумал вас? А может, каждый из вариантов может оказаться верным? А я, возможно, вообще какая-нибудь коллективная галлюцинация?

— Ты хочешь запутать нас, Пророк, — отрезала Грибок. — Среди истинных толкований ты подсовываешь нам ложные. Ты и сам не можешь различить, что будет всего через пару мгновений, — голос её стал неожиданно твёрдым и уверенным, словно и не детским даже. — А мы, наверное, сейчас пойдём домой.

— Конечно, пойдёте, — согласился Пророк. — Я вижу будущее как никто отчётливо, и я знаю, что через несколько мгновений вы в любом случае покинете это место. А что до моей якобы лжи… — он наклонил свою голову набок, — ты никогда не знаешь, какая ложь в конечном итоге окажется правдой. Возможно, именно шаги по той дороге, по которой веду я, и есть единственно верные, наилучшие. Впрочем, прошу разрешения откланяться, — сменил тему он, — мне тоже пора уходить, потому что сейчас здесь станет не очень уютно. Всего доброго, — и пророк нырнул прямо в воронку.

Мальчик и Девочка немного замешкались: они не очень хорошо поняли, как Пророку удался такой фокус, но в любом случае за время беседы успели уже наступить глубокие сумерки, и далеко не всё вокруг было видно отчётливо. Уличные фонари же просто светили не очень близко и стоящие рядом деревья почти полностью скрывали их болезненный жёлтый свет. Так что как именно произошёл уход Пророка, они заметили не очень отчётливо — может, он просто как-нибудь скрылся за строениями их песочного города. Также не заметили они и то, что в следующий момент стояли возле песочницы уже не совсем одни.

— Что вы здесь возитесь?! — реплика принадлежала какому-то недовольному взрослому, который неведомо как оказался рядом и явно был чем-то раздражён. — Вы что, не слышали, что с этого вечера вам нельзя просто так показываться на улице? И что это у вас за антисанитарные игры? Какие-то песчаные башенки, куличики… — он поморщился.

— Мы играем… — попытался ему было объяснить Ячмень, но был прерван.

— Да какая разница, во что вы тут играете! — перебил его Взрослый. — Копаться в земле — это негигиенично и антисанитарно, и вообще противоречит тому, ради чего я здесь ношусь уже не первый день, не покладая ног! — с каждой секундой он становился всё более раздражённым. — Чего вы ещё стоите здесь?! А ну, брысь по домам!

Дети замешкались.

— Брысь, я кому сказал! — Взрослый топнул ногой, и дети ринулись прочь, а он всё ещё продолжал свой монолог. — Подумать надо, даже дети, и те словно пытаются помешать мне, игнорируют мои меры! Будто мало мне было палок колёс от взрослых правителей города, так ещё и эти тут… Порошочки, песочки, куличики… — Он с досадой пнул прямо по песчаным строениям, отчего часть из них обрушилась, оставив после себя песчаные горки с торчащими кое-где кусками того, что некогда можно было принять за сооружения. Ещё несколько ударов ногой — и не осталось больше ни одной целой песчаной постройки, а Взрослый успокоился. Песчаный городок лежал в руинах, и только по кучкам, холмикам, оставшимся кое-где участкам стенок, можно было догадаться о том, что здесь некогда было построено. Взрослый же достал из кармана тёмную таблетку, не разжёвывая, заглотил, сморщившись, и поплёлся прочь, напоследок протяжно вздохнув.

Из песочницы одиноко торчала воронка.