Солнце в бокале (джен)

— … И не забудь надеть шапку, Джейми, а не то Ледяной Джек отморозит тебе уши!

— Ледяной Джек? А кто это, мама?

— А, никто…

Вот так вот. И это он слышит каждый день на протяжении более трехсот лет.

Джек уже хотел по-настоящему обидеться, и даже мысленно прочертил путь для мамы Джейми — недлинный, ярдов на пять. Чтобы вдоволь насмеяться над ее неуклюжими попытками пройтись по скользкой дорожке (ух, как аллегорично!). Но не успел: увидел, как Джейми Беннет, мальчишка, что ни разу не слышал про Ледяного Джека, бежит к своим друзьям, и машет на ходу какой-то книжкой.

«Йети совсем рядом» — гласила надпись на обложке и, заинтересованный, Джек вытянул шею, пытаясь прочесть, что же могут писать про йети люди.

— Поиграем, Джейми?

Ребятня. Им весело играть в снежки. Они вместе.

«И они видят друг друга», — мрачно подумал Джек, одновременно примериваясь, в чью из детских голов он пустит снежок.

А его никто не видит. И не слышит. И даже не знают некоторые.

Огорченный, он полетел над городом, прочь от равнодушных людей.

Его отчаяние было велико: не иметь возможности даже просто поговорить с кем бы то ни было — из людей… Других Стражей* дети знали, видели и даже общались с ними. А он по-прежнему оставался для всех невидимкой.

Кошмар прямо.

Он услышал детский всхлип, когда, болтая босыми ногами, сидел на крыше какого-то дома. Не удержавшись, слетел вниз, заглядывая в окна. В одном из помещений плакала светловолосая девочка.

— Мама! — звала она, судорожно вздыхая, вцепившись маленькими пальчиками в стеганое одеяло. — Мама! Ты где?

Джек присмотрелся внимательней: похоже, девочка находится в больнице?

Облетев здание вокруг, он убедился в правоте своих мыслей: это была городская больница. И, кажется, девочка находилась на этаже, откуда вывозят только в морг.

Чем же она больна, эта малютка, и почему находится одна в палате?

Больше всего на свете Джек не любил слезы. А уж девчачьи слезы — тем более. Он вспомнил, что когда-то давным-давно плакала вот так же его сестренка Оливия. Она слетела с качелей и разбила коленку. Пустяки, а больно. И тогда Джек стал рассказывать ей какую-то шутку. Уже через несколько минут слезы в глазах сестренки высохли, и она весело смеялась…

Может, попробовать и в этот раз? А вдруг у него получится?

«Тебя не видят дети, — вспомнил он слова Пасхального Кролика, — потому что они в тебя не верят».

«Ну и что? — упрямо подумал Джек. — Пусть не видят, зато я узоры на стеклах лучше всех рисую!»

Он ненадолго задумался, затем набрал побольше воздуха в грудь и дохнул на окно госпиталя. После того, как узоры покрыли все стекло, ему пришла в голову еще одна мысль.

Боясь, что девочка ничего не увидит, он начал быстро разыгрывать на стекле целое представление.

Там была Золушка, которую не любили мачеха и злые сестры, но которая очень хотела попасть на бал. А еще там был прекрасный принц, влюбившийся в Золушку и протанцевавший с ней всю ночь…

Джек так увлекся рисованием, что не сразу и сообразил, почему стало вдруг тихо.

Самозабвенно рисуя все новые и новые детали, он даже язык высунул от усердия…

— Ты забыл туфельку, — звонко сказали за спиной.

Джек вздрогнул и обернулся. От неожиданности он даже забыл, что стоит с высунутым языком.

— Ч-что, прости?

— Ты забыл туфельку для Золушки, — повторила девочка.

— Ты уже не плачешь? — наконец удивился он.

— Нет. Я за тобой наблюдаю.

— И? — теперь Джек растерялся: ведь с ним еще не заговаривал ни один человек.

— И еще нарисуй Золушке в руках бокал с соком, — попросила девочка.

— Ладно, — Джек решил, что выяснять, видит ли его девочка на самом деле, или все это кому-то из них кажется, он будет позже. Он изобразил хрустальные туфельки и пышное платье, а в руку Золушке, смущенной и счастливой, вложил хрустальный же бокал. — Какой сок мы туда нальем?

— Апельсиновый, конечно, — девочка пожала плечами так, будто подразумевала: «Ты что, не знаешь?»

Джек улыбнулся и узором пририсовал в бокале сок. А чтобы было понятнее, добавил на стенки бокала солнце.

— Это зачем? — удивилась девочка.

— Это солнце. Оно яркое, почти оранжевое, как апельсин. А сок апельсиновый. Поняла?

Девочка улыбнулась.

— Поняла.

— Как тебя зовут, и почему ты плакала? — спросил ее Джек.

— Я Эйра, и я заболела, — серьезно ответила девочка. — Я все время кашляю, а доктор говорит, что это обычная простуда, и не нужно бояться. Правда, лечить он меня сможет только тут, и поэтому я должна побыть здесь какое-то время. А мама вышла за еще одним комплектом постельного белья. Ее долго нет, и я начала беспокоиться: вдруг ее украли?

— Так ты испугалась за маму? — догадался Джек, пытаясь задвинуть куда-то непонятное чувство, от которого защемило сердце. И широко улыбнулся: — А я подумал, что ты плачешь, потому что совсем, совсем одна.

— А ты кто? — с любопытством спросила Эйра. — И как ты меня нашел?

— Я Джек. Все зовут меня Ледяным, потому что я могу рисовать ледяные узоры на окнах. Я случайно услышал твой плач и решил, что тебе нужна помощь.

— Нет, спасибо, мне ничего не надо, — Эйра произнесла это с таким серьезным видом, что Джеку пришлось приложить немало усилий, чтобы не расхохотаться: уж очень забавно она выглядела. — Ты здорово рисуешь, я тоже так хочу. Научишь меня?

Джек услышал шаги в коридоре и голоса.

— Обязательно научу. Завтра будет первый урок. А сейчас давай ложись спать, уже поздно.

Он помахал ей рукой и растворился в воздухе.

С крыши соседнего дома Ледяной Джек понаблюдал, как в палату вошла женщина с заплаканным лицом, как Эйра что-то ей говорила, все время указывая на окно, и как они обе присели в обнимку на кровати. Затем мать уложила девочку и прилегла рядом. Тогда Джек слетел к их окну, стер все узоры и нарисовал новые.

Утром следующего дня Эйра проснулась и сразу посмотрела в окно.

Вместо Золушкиной истории там красовался огромный бокал на массивной ножке. Выглянувшее из-за туч солнце светило ей в глаза, удачно попадая в середину окна, и от этого казалось, будто оно находится прямо в бокале, посылая оттуда свои лучи.

___

* в оригинале перевода Rise of Guardians звучит как Стражи детства