И больше никаких секретов (гет)

Секунды ускользают, а она думает не о том. О спорном утверждении, что когда-то всё живое породило море, а кровь — всего лишь задохнувшаяся, загустевшая, скисшая морская вода. Солёная и горьковатая. От которой ей так хочется отплеваться. Пыль во рту похожа на смесь пепла с растолченным перцем. Или это обжигает горло досадой, а вовсе не горечью перца, и на зубах скрипит не грязь, а злость?.. Рана не причиняет Ланае страданий. Боль и привкус смерти на губах — обычное дело на полях вечных сражений. От этого давно никто не страдает. Скоро опустятся потяжелевшие веки, а Древний снова призовёт её, безмолвно отчитав за поражение. Однако Ланае хочется продлить этот миг.

— Юрнеро!.. — тихо хрипит она, силясь прокричать его имя.

— Юрнеро в прошлом, — отвечает голос, непривычный, гадкий, чудовищный в своей безжалостной холодности. — Живи своей жизнью.

— Ты меня убиваешь, — пытаясь съязвить, смеётся Ланая. — И как прикажешь жить?

Обычно он бы промолчал. Юрнеро дурак, словарного запаса которого не хватит и на коротенький рассказ о собственных приключениях. Забавный он человек: выдыхает каждое слово отдельно, будто оно может стоить всего воздуха в лёгких; часто говорит о чести и бесчестье; не очень много думает и вечно неявно дразнит Ланаю тем, что от неё у него есть секрет. Нераскрытый ей секрет. Он и сейчас у него есть. Но ветер треплет звуки, шумит шипящими, заунывно протягивает гласные. Это целая речь, на которую, как Ланае кажется, прежний Юрнеро не был способен. Связная, осмысленная. Он не переводит дыхание после каждого слова, а в этом кроется весь его шарм. «Я. Джаггернаут. — Ланая в мыслях улыбается, в реальности — болезненно кривит губы. — Ты. Недостойна». Сознание возвращается в пустоту. «Слабачка», — раздосадованно шепчет Ланая, недовольная самой собой.

* * *

Он сходит на причал, привязывая лодку. Человек с широкими плечами, странной осанкой и в деревянной маске, закрывающей лицо. Она была бы уродливой, не будь такой глупой и забавной, какую Ланае сразу захотелось взять себе, поставить на самое видное место в храме, изучать, смеяться над ней, ужасаться ей, узнать её историю. Грустную, наверное. Сумки человека пусты, фляга отощала от жажды, а сам он устало сутулится, словно его клонит в сон. Ланая могла сейчас же получить ответы: кто он, откуда и что скрывается за этой маской. Но так ей неинтересно.

— Зелёный чай, горячую еду и место для ночлега меняю на секреты, — негромко говорит Ланая на ухо страннику, бесшумно проскользнув ему за спину. И ощущает холод лезвия на своей шее. Близко. Даже слишком.

— Юрнеро. Джаггернаут. С острова Масок, — убирая меч в ножны, отвечает человек. — Сойдёт?

— Сойдёт, если я увижу твое лицо, — нахально улыбается Ланая.

— Тогда обойдусь.

Мягкая земля под ногами словно проваливается, обращаясь жидкой грязью, а Ланая больше не чувствует, что владеет ситуацией. Так ли важно прятать лицо, когда нечего есть, нечем утолить жажду, негде переночевать?.. Это удивляет. Секрет всё ускользает вместе с его хранителем, в ушах стучит звук удаляющихся шагов. Нужно что-то предпринять.

— Юрнеро! — Он резко оборачивается. — Имя красивое. Этого мне пока достаточно.

Тропинка виляет, огибая старые обточенные временем валуны, устланные травой холмы, кривые одинокие деревца, отчаянно цепляющиеся корнями за рыхлую влажную почву, чтобы не сорваться вниз. Они идут вдвоём. Он молчит. Ланая тоже безмолвно шагает впереди. Здесь, совсем рядом с ней, живой человек, а собеседников так и не прибавилось. Как досадно.

Так продолжается весь путь до самого храма. Массивные двери распахнуты, в скользящих по зале холодных солнечных лучах пляшут пылинки, а в центре трепещет, отдавая всё своё тепло, недавно разведённый костёр: он играет светом на мрачных сводах храма, кипятит воду в походном котелке и зазывает к себе отогреться. Снаружи, у самых дверей, стоит ранняя осень. Она прохладным дыханием заставляет кожу покрыться мурашками, а волосы на руках и затылке — встать дыбом. Ланая кивает на место у костра. Сама она достаёт чайничек, зачерпывает из мешочка горсть нарезанных высушенных листьев и засыпает их в посуду. Юрнеро склоняет голову набок, будто с интересом за этим наблюдая.

— Что-то не нравится? — косится на него Ланая.

— Странно завариваешь чай.

— Покритиковать меня решил?

— Любишь секреты? Не заливай листья кипятком. Это портит чай. Сначала воду в чайник. Остужаешь немного, затем только листья. И считаешь до двухсот пятидесяти. Я сбиваюсь на первой сотне, но у тебя получится, — и все это так рвано, с придыханием, словно он не хочет показаться дураком и обдумывает слова.

Ланае не обидно — ещё один секрет в её копилочку. Она выливает воду и начинает заново. Маленькая неглубокая пиала вскоре наполняется чаем, Ланая подвигает её Юрнеро, но тот только отрицательно качает головой и почти приказывает:

— Пробуй.

Недовольно сдвинув брови, Ланая всё-таки слушается и отпивает. Затем, распробовав, изумлённо распахивает глаза. Те же листья, та же вода, но это совсем другой вкус: мягкий, приятный, успокаивающий. Играющая пузырьками жидкость не обжигает язык, но чай не кажется холодным. И это так просто.

— Не будешь?

— Не откажусь от воды, хлеба и угла, где приткнуться. Одному. Пожалуйста.

— Из-за твоей маски? Не ешь и не пьешь, когда кто-то смотрит? Бреешься под покровом ночи? Целуешь девушек в непроглядной тьме? Можно, я освобожу тебя от неё?

— Нет. Слишком много вопросов. Ты недостойна. Всё?

Внутри себя Ланая расстроенно сопит, но в ответ ему только пожимает плечами, словно не так уж ей и интересно, что там за этим несуразным белёным куском деревяшки. «А вдруг у него нет лица?» — трепещет любопытство в груди. Оно часто толкает Ланаю на глупые, необдуманные поступки. Она делает вид, будто согласна, берёт его флягу, наполняет водой, роется в своих запасах, извлекает булку хлеба и немного сладостей, укладывает всё в мешок и протягивает Юрнеро. А другой рукой, откинув с глаз волосы, тянется к маске.

Ланая не понимает, как оказалась в таком положении: руки заломлены за спиной, она стоит на коленях без возможности дать сдачи. Ей не больно, но стыдно.

— Лучше убирай волосы. Или отрежь, — насмешливо советует Юрнеро, отпуская. — И оставь мою маску. Она мне дорога.

— Прости.

А он и не злится, что заставляет чувствовать себя ещё противнее. Ланая так и стоит на коленях, пропуская меж пальцев чёрные пряди. Если бы они не лезли в глаза, она бы успела снять чёртову маску. Но та смеётся ей в лицо, когда Юрнеро обходит её. Не пойми откуда он достает симпатичную розовую ленту, в охапку собирает виновников ланаиной неудачи и заключает их в свободную косу. Ловко так, уверенно.

— Что ещё ты умеешь делать такого, чего люди, как ты, обычно не умеют?

— Только плести косы и заваривать чай.

Это смешно. Он ей определённо нравится. Ланая даже думает, что влюбилась, но не в него самого, а в то, что он полон загадок, непредсказуем и может сделать так, чтобы она чувствовала себя глупо, какой бы умной ни была.

* * *

Ланая заставляет своё сердце притихнуть, чтобы то не выдавало её присутствия лишний раз. Тотем потрескивает зелёным пламенем совсем рядом. Благовоние успокаивает пульс. Стоит лишь вдохнуть поглубже пряный дым и подставить руки мягкому уютному теплу, как мелкие царапины на коже мигом перестают саднить и затягиваются. Юрнеро сидит, опершись спиной на ствол дерева. Кажется, что он задремал на посту, а Ланае может не представиться лучшего случая всё разузнать. Её волосы собраны, дыхание ровно, разум холоден — работа над ошибками проведена. Время для второй попытки.

— Развлекаешься? — неожиданно доносится из-под маски. Ланая, почти прикоснувшись к её шероховатой поверхности, досадливо что-то шипя, отдёргивает руку.

— Пытаюсь.

— Брось, это бесполезно.

— Она тебе мешает.

— Совсем нет.

— Тогда я убью тебя и сниму её с твоего мёртвого тела, и больше никаких секретов. Согласен?

— А сможешь?

— Ты сам напросился, — самоуверенно ухмыляется Ланая.

Но Юрнеро двигается так же быстро, отрывисто и резко, как и разговаривает. Он, почти не меняя положения, сбивает её с ног, ударив по лодыжке. Всхлипнув, Ланая встречается лицом с землёй.

— Слишком много думаешь, — резюмирует он.

— И это говорит мне человек небольшого ума, — рассерженно ворчит Ланая и поджимает губы от боли.

— Дело не в размере, а в том, как его использовать.

Двусмысленная фраза, если вырвать из контекста. Как это подкупает в ней.

— Ты победил.

— Нет. Ты ранена. В эту ногу. Иначе уклонилась бы без проблем. Я знаю.

Боль отступает, как вновь накатывает волной приятный запах жжёной древесины, а тело обдаёт теплом. Но из-под трещины в маске всё равно сочится кровь. Словно сам Юрнеро не может себя исцелить. Или не хочет.

— Почему мы здесь вдвоём? — Отмахнувшись от его протянутой руки, Ланая поднимается с земли, отирая грязь с щеки тыльной стороной ладони.

— Всё кончилось.

— Юрнеро?..

— Когда-нибудь это перестанет повторяться. Для меня. Для тебя. Для всех. А ты не ходи больше за мной.

Из отчаянного желания не дать тишине повиснуть Ланая шевелит губами, пытаясь что-то сказать, но сама понимает, что ничего не говорит, не шепчет, не бормочет и выглядит глупее, чем когда-либо.

— Почему ты всё время заставляешь меня чувствовать себя круглой дурой? — наконец получается это сказать.

Тотем шипит, последний раз вдыхает воздух зелёный огонь и тут же растворяется в вечерней мгле. Луна освещает серебристым светом землю, макушки деревьев и их двоих. Почему-то теперь капли крови кажутся синими, такими же яркими, какими делает все свои зелья Раззил Темновар — старый коротышка-алхимик с безуминкой во взгляде. И светятся в темноте. Гадкий шёпот прокрадывается в мысли, скребёт в ушах, пульсирует в висках, постоянно о себе напоминая. Юрнеро молчит, Ланая — тоже.

— Потому что не хочет на твоем фоне сам выглядеть дураком, — отвечает что-то из-за маски, но не Юрнеро.

Ветер заставляет всколыхнуться пожухлую листву, кружит её в небе, перехватывает внимание. Ланая остаётся одна. И ей ничего больше не интересно, кроме собственного одиночества. Ничьи секреты.

* * *

— И что между вами было? — задорно спрашивает кто-то, а Ланая чувствует, как ноет в груди и как её заботливо поддерживают рукой. Приятно это или не очень?

— Свали, Сунь, — наигранно смеётся она. — Если будешь меня так трясти, я или помру, или меня на тебя вырвет.

— Побочный эффект разбитого девичьего сердечка? Хочешь, выпью с тобой после победы? Полегчает. — Одна верхушка дерева сменяет другую у Суня под босыми ногами.

— Ну и бестактный же ты, макака. Не от сердечка, а от того, что ты по деревьям скачешь.

— Какие мы нежные, — разводит руками Сунь Укун, а Ланая ловит себя на мысли, что боится упасть, и сильнее вцепляется в его свободную одежду. — Ловушку на верхней руне.

— Поняла, — она закрывает глаза и представляет светящийся взрыв, соединяя ладони. — Спасибо, что защитил.

— Я ни при чём — он не добил тебя… Ну только не реви. Я не умею успокаивать ревущих барышень. С пьяными попроще будет.

— Лину свою будешь спаивать, — шмыгает Ланая, понимая, что он прав. Нельзя реветь.

В третий раз она проигрывает Юрнеро, и всё из-за его дурацкой маски. Та всё ярче пылает синим и пожирает его личность, убивает доброту, в порошок стирает шарм. «Она мне дорога», — слышит Ланая каждый раз и снова мешкает, извиняясь, позволяя себя контратаковать. А она и не пыталась ранить Юрнеро — только сбить с лица это омерзительное чудовище. Но оно смеялось и снова одерживало победу. Когда-нибудь это закончится. Для него, для неё, для всех.