Лицемер. Совершенствование (джен)

С палочкой прабабушки Каллидоры жизнь Невилла заиграла новыми красками. На занятия с мистером Долишем он по-прежнему носил отцовскую палочку, которая едва его слушалась, а вот в отсутствии свидетелей старательно повторял всё то, что пытался в него вбить наставник. И у него получалось!

С каждым днём заниматься в саду становилось всё холоднее, но отказываться от возможности научиться магии Невилл не хотел. Но попасться бабушке — не хотел ещё сильнее, поэтому дул на руки, прыгал на месте, приседал, стремясь немного согреться, и раз за разом терпеливо повторял движения волшебной палочкой, добиваясь идеальности исполнения. Если раньше в нём говорила только обида, то теперь, когда он ежедневно видел наглядные доказательства неправоты Августы, в нём проснулось упрямство. Он не был сквибом — он ведь колдовал. Пусть ещё плохо, пусть он очень мало знал, но ведь ему было всего восемь лет, чего от него ждала бабушка? Многослойных иллюзий? Огненных молний? Высшей трансфигурации? Пусть он был не уверен в себе, разве в этом его вина? Разве не бабушка ежедневно и ежечасно на протяжении всей его жизни шпыняла его и оскорбляла, подавляя и гася веру в себя? Если постоянно убеждать кого-то в никчёмности, разве можно потом ждать от этого человека уверенности в себе?

Бабушка не считала нужным прилагать какие-то усилия к тому, чтобы сделать внука счастливым, вот и Невилл не хотел признаваться в своих пусть не великих, но всё же успехах, чтобы не делать счастливой бабушку.

Каждый раз, когда у него что-то не получалось — а случалось подобное с удручающей регулярностью, — Невилл вспоминал Рудольфуса, его слова, и распрямлял плечи, поднимал голову, как тогда, в Азкабане. «У меня получится!», говорил он то ли себе, то ли Рудольфусу, и у него действительно получалось.

В середине октября Августа без объяснения причин стала чаще цепляться к внуку, так что Невилл старался вовсе не попадаться ей на глаза. Получалось с переменным успехом, поскольку во время трапез деться было некуда. Но полчаса потерпеть или целый день выслушивать гадости — разница была очевидна.

На Самайн бабушка снова потащила Невилл в Мунго. Настроение, конечно же, испортилось, но столь гнетущего впечатления, как раньше, этот визит не произвёл. Почему — он не хотел задумываться. Думать о родителях вообще было неприятно и грустно, поэтому Невилл гнал эти мысли прочь. «Сирота при живых родителях» — так о нём говорили взрослые, когда думали, что он не слышит, и Невилл стал себя именно так и позиционировать. Сиротой.

А на следующий день, за завтраком, Августа снова порекомендовала ему ограничиться чаем.

— Я разочарована, внук, — сдержанно произнесла Августа, поднося чашку чая ко рту и делая маленький глоток. Пауза была намеренной, Невилл это прекрасно видел, однако реагировать он решил в соответствии со сценарием и потупился: незачем было пробуждать в бабушке подозрения. — Я была уверена, что одного визита будет вполне достаточно, чтобы ты осознал, что должен делать. Но — вот уже три месяца как — ты не проявляешь должного старания.

— Бабушка…

— Не перебивай! — повысила голос Августа, и он, конечно же, тут же умолк. — На тебе лежит большая ответственность, Невилл. Будь у тебя братья, я бы ни слова тебе не сказала, но ты — мой единственный внук. Я не могу допустить, чтобы ты остался таким же никчёмным. Ты должен стать сильным волшебником.

Невилл рассматривал кипенно-белую скатерть и злорадно думал, как бабушка, должно быть, расстраивается, что он её единственный внук. Были моменты, когда он немного завидовал Уизли, мечтая о брате или сестре, а теперь отчётливо понял, что рад быть единственным ребёнком. То, как бабушка его мучала из-за несоответствия, было привычным, он давно смирился с таким отношением и не желал, чтобы кому-то ещё пришлось столкнуться с подобным, а вот сама Августа, очевидно, смириться не могла и страдала.

— Поэтому визит к нашим врагам придётся повторить, — закончила тираду миссис Лонгботтом и выразительно взглянула на внука.

Невилл подавил радость, ведь именно этого он и добивался, скрывая свои успехи.

Он не знал, что ожидала увидеть на его лице бабушка, но, видимо, что-то ей не понравилось (хорошо ещё, что истинные чувства удалось скрыть — подумать страшно, как бы она отреагировала!), потому что вместо того, чтобы встать из-за стола, она завела длинный монолог о правильном поведении достойного наследника. Не сказать что Невиллу было скучно — бабушку он побаивался несмотря ни на что, — хотя слышал подобное он многократно, однако чем больше его мнимых и реальных недостатков упоминала Августа, тем равнодушнее он их воспринимал.

Голос миссис Лонгботтом звучал ровно, словно она читала с бумажки давно выученный наизусть текст; вот уже около полугода, как она не вкладывала душу в критику. И вот уже три месяца, как Невилл научился не принимать близко к сердцу обидные слова.

В конце концов монолог подошёл к логическому завершению, и Невилл незаметно вздохнул.

— Мы идём в Азкабан? — имитируя дрожь в голосе, тихо спросил он.

— Да! — припечатала Августа. — Собирайся, жду тебя через пять минут.

Побежав за тёплой мантией, Невилл продолжил сомневаться, правильно ли он поступил, когда решил скрыть от бабушки, что нашёл в библиотеке палочку, с помощью которой может вполне сносно колдовать, тем самым спровоцировав повторный визит к Пожирателям смерти. Тюрьма пугала, конечно, и всё же… Не настолько, как можно было ожидать от такого труса, как Невилл. Почему-то ему хотелось снова встретиться с Рудольфусом и… Похвастать успехами? Услышать слова одобрения? Ощутить едва угадываемое поощрительное пожатие плеча?

Разобраться в эмоциях не получалось, но Невилл не стал расстраиваться: ничего изменить он уже всё равно не мог, решение было принято, и в Азкабан они с бабушкой в любом случае отправятся.

* * *

Пространственное перемещение в этот раз далось хуже. Невилл упал и почти минуту не мог заставить себя подняться, позволяя холоду и отчаянию проникнуть в самое его сердце.

— Вставай! — больно ухватив его за плечо, приказала бабушка, закончившая улаживать формальности с встретившим их охранником. — Идём!

В первый раз ему было не до рассматриваний экстерьера, но сейчас Невилл обратил внимание на неприглядность тюрьмы. Старые камни крошились, несколько нижних этажей покрывал серый мох — а он знал, что любые растения разрушают здания; окон на фасаде не было — не называть же так узкие щели, служащие скорее вентиляцией? Истёртые ступени в нескольких местах покрыли досками, которые уже наполовину сгнили…

Невилл понимал, что в Азкабан не сажают без причины, но также он знал, что другой тюрьмы в стране нет, и за небольшое нетяжёлое преступление и за жестокое убийство — участь преступника одинакова ужасна — Азкабан.

Подымаясь на верхний этаж, он слышал доносящиеся из отходящих от лестницы коридоров стоны и не хотел знать, что заставляло узников издавать эти душераздирающие звуки. Бабушка и сопровождающий их охранник, к счастью, молчали, так что Невиллу ничто не мешало настроиться на предстоящий разговор. Ничто, кроме гнетущей атмосферы, холода и отчаяния, распространяемых находящимися за стенами тюрьмы дементорами.

— Ступай, — подтолкнула внука в спину Августа, когда тот чуть замешкался на последней самой верхней площадке.

В этот раз не было напутственных речей и проникновенных взглядов, чему он в душе даже порадовался: сомневался, что его уровня притворства хватит на то, чтобы провести бабушку.

Теперь он не дрожал, шёл более уверенно и первым поздоровался с замершими в ожидании заключёнными:

— Здравствуйте, мистер МакНейр, — негромко сказал он, слегка растянув губы в неуверенной улыбке.

— Здравствуй… Невилл, — с отчётливым удивлением в голосе после небольшой паузы произнёс тот. — Вот уж не ожидал тебя тут снова увидеть.

— Невилл? — прозвучало из глубины коридора, и он тут же направился на голос. — Это и вправду ты?

— Здравствуйте, мистер Рудольфус!

Улыбка — искренняя, светлая — сама скользнула на лицо. Он действительно был рад видеть этого человека — единственного, кто оказал ему поддержку.

— Почему ты здесь? Неужели магия до сих пор в тебе не проснулась?

— Проснулась, — покачал головой Невилл и пояснил: — Бабушка отдала мне старую палочку отца, а она меня не слушается. А бабушка не хочет, чтобы я пользовался другой палочкой, вот и получается, что… У меня не получается колдовать. И бабушка решила, что раз я недостаточно проникся… — он замолчал, поняв, что лепечет нечто невнятное, и потупился. — Простите.

— Значит, у тебя не выходит нормально колдовать неподходящей палочкой, что неудивительно, и миссис Лонгботтом решила тебя встряхнуть, напугав новым визитом к ужасным Пожирателям смерти? — безошибочно расшифровал его поток сознания Рудольфус. — М-да. А ты, значит, колдовать всё-таки научился? Но не той палочкой, что тебе дала бабушка?

— Д-да…

Почему-то в изложении Рудольфуса это звучало не слишком-то правильно…

— Я сам виноват: ничего не сказал про другую палочку. Это палочка моей прабабушки, я нашёл её в библиотеке…

— Хорошо, что нашёл, — перебил Рудольфус и улыбнулся — мягко, одобрительно. — И я рад, что ты справился с собой и у тебя всё получается.

— Не всё, — признался Невилл и потупился. — Мистер Долиш не очень хороший учитель. Он кричит и обзывается… Не подумайте, что я жалуюсь!.. — вскричал Невилл тут же, поняв, что сказал лишнее.

Но Рудольфус вовсе не выглядел в нём разочарованным:

— Это совершенно недопустимое поведение для учителя! — нахмурившись, покачал он головой. — И твоя бабушка не пресекает подобные вольности?

Невилл неопределённо пожал плечами, не став говорить, что бабушка, кажется, не только не пресекает, но и поощряет Долиша, веря, что иначе с мямлей-Невиллом нельзя. И снова Рудольфус понял его без слов.

— Тебе нужен другой учитель.

— Бабушка не…

— Я знаю.

Они уставились друг на друга, и Невилл даже рот открыл от удивления, когда Рудольфус подмигнул.

— Главное, помни: у тебя всё обязательно получится.

В горле Невилла встал комок — никто никогда в него не верил.

Рудольфус задал несколько вопросов — Невилл честно ответил, после чего откланялся. Проходя мимо камер к лестнице, он не мог не заметить, что бросаемые на него заключёнными взгляды изменились: в них больше не было холода. Но понять причины этой перемены он, конечно же, не мог, поскольку совершенно ничего не знал об этих людях. На тишину же, сопровождающую его диалог с Рудольфусом, Невилл не обратил внимания, не догадываясь ни о том, что позабытые всеми узники жаждут пообщаться и получить глоток свежей информации с воли, а потому молчание странно, ни тем более о том, что одного его имени некоторым достаточно для того, чтобы сыпать проклятиями и угрозами, и их безмолвие удивило бы всех и каждого.

Невиллу было всего восемь лет, он не имел доступа к «Ежедневному пророку», ничего не знал о людях, мимо которых проходил по пути к камере Рудольфуса, кроме того, что они — Пожиратели смерти, даже имён, и с недавнего времени наотрез отказывался принимать на веру слова бабушки. Ведь ошибалась же миссис Лонгботтом на его счёт, когда обзывала никчёмным сквибом? Так кто поручится, что на счёт Пожирателей она не ошибается точно так же?

Между лестницей и первой камерой было около трёх ярдов пути в каменном мешке — тёмном, затхлом, с низким потолком и гулким эхом, — Невилл знал, что стоящие на площадке бабушка и охранник не могут его видеть, только слышать шаги, и воспользовался этими несколькими секундами, чтобы придать лицу подходящее случаю выражение, стирая удовольствие от похвал с губ и зачатки уверенности в себе из глаз.

Уже выходя на свет он почувствовал что-то… Но пронзительный взгляд Августы напрочь вымел из головы все посторонние мысли.

Не говоря ни слова, миссис Лонгботтом ухватила внука за плечо и потащила вниз по ступеням. Охранник молча следовал за ними.

Помедли Августа одну секунду, прежде чем вцепиться в многострадальное плечо внука, она непременно заметила бы на его лице крайнюю степень удивления и непременно поинтересовалась бы его причинами. Задай она лишь один вопрос, и внимание охранника тоже сосредоточилось бы на Невилле… Но миссис Лонгботтом пребывала в твёрдой уверенности, что внук в состоянии передвигать ноги исключительно из боязни её рассердить, а сам наверняка дрожит от страха и не способен на связность мышления, а потому не подождала эту самую секунду. И удивление Невилла не проявилось, он даже сам не успел его почувствовать. Но для него это ничем и не обернулось. А вот Августа пожалела о поспешности.

Но не сразу. В данный момент она торопилась покинуть негостеприимные стены магической тюрьмы, не потому, что волновалась, как на ребёнке скажется влияние дементоров, нет. Она боялась не совладать с собственными чувствами и кинуться в коридор, из которого вышел Невилл, ведь в отличие от внука, она Пожирателей смерти страстно ненавидела всеми фибрами души.

Оставшийся безымянным охранник проводил их до самой площадки для аппарирования и даже пожелал удачи. Невилл промолчал, Августа царственно поблагодарила.

Ни один из них не знал, что та секунда раскрыла дверь перед чужим будущим…