Тот самый автобус (джен)

По коридору больницы Принстон-Плэйнсборо идёт человек.

Он прихрамывает. В руке у него трость.

Это врач. Но на нём нет белого халата.

Человек входит в одну из палат. Он садится на стул перед койкой пациента по имени Джейкоб Робертсон. Это мужчина лет тридцати, одетый в клетчатую рубашку, жилетку и синие джинсы с дырками на коленях. Глаза у него немного косят.

— Доктор Хаус… то есть, я хотел сказать, доктор Эрик Форман, — говорит человек без халата. — Какие у вас жалобы?

— Это… очень личное… — смущённо выдавливает Робертсон.

Хаус удивлённо приподнимает брови.

— Испытываете сексуальное влечение к своей матери? — заговорщицким тоном спрашивает он, наклонившись к пациенту.

Робертсон отшатывается с выражением глубокого возмущения.

— Моя мать умерла, — с оскорбленным видом отвечает он.

— Сочувствую, но помочь ничем не могу, — Хаус встаёт и, опираясь на трость, ковыляет к двери.

— У меня… э-э… я… у меня из сосков течёт молоко! — выпаливает ему вслед Робертсон.

Хаус, уже взявшийся за ручку двери, оглядывается.

— Лечитесь гормонами? — спрашивает он.

— Нет, нет. Никогда не получал никаких гормонов!

— Тогда, значит, вы родились девчонкой, — заключает Хаус.

— Что? — потрясенно переспрашивает Робертсон. — Нет, такого не может быть… Мои родители не стали бы скрывать это от меня!

— Может, они решили, что вы гермафродит?

Робертсон обиженно скрещивает руки на груди.

— Я мужчина…

— Вам когда-нибудь кололи витамины внутривенно? — спрашивает Хаус.

— Нет, никогда.

Теперь Хаус явно заинтересован этим случаем.

— Когда в последний раз болели?

— Три месяца назад.

Пролистав историю болезни, Хаус берёт стетоскоп и поворачивается к Робертсону.

— Поднимите-ка рубашку.

Робертсон поднимает рубашку, и взору Хауса предстаёт округлившийся, выступающий живот. Хаус в изумлении смотрит на него.

— Так что у меня? — спрашивает Робертсон.

Хаус приставляет к его животу металлический кружок стетоскопа.

— Ага… Так, так… Ну, в общем, мне все ясно, — он убирает стетоскоп. — Месяцев через шесть вам понадобится кесарево сечение. Обратитесь к хирургам. Я рекомендую доктора Роберта Чейза.

— Вы не ответили мне, доктор. Что со мной?

— Вы — второй мужчина в мире за всю человеческую историю, который смог забеременеть.

Лицо Робертсона резко бледнеет. Он теряет дар речи.

— Я смотрю, вы не очень-то удивлены, — Хаус бросает взгляд на пациента. — У вашего сожителя есть медицинская страховка?

Робертсон растерянно кивает.

— А детей он любит?

Робертсон молча пожимает плечами.

— Вы-то сами хотите ребёнка?

Робертсон опять молча пожимает плечами.

— Как вы себя чувствовали в последнее время?

— Это… я… — заикаясь, лепечет Робертсон. — Были головные боли, часто хотелось в туалет. И насморк не проходит…

— Вот видите, — говорит Хаус. — Так кто же это всё-таки с вами сделал?

— Мой… э-э… мой…

— Ну, не стесняйтесь! — подбадривает его Хаус. — С него можно будет вытрясти деньги на ребёнка...

— Мой брат. Мы с ним поспорили…

— А яйцеклетку вы тоже на спор проглотили?

— Что?! Боже мой…

Хаус внимательно смотрит на больного.

— Похоже, вы не подозревали о яйцеклетке… Куда он вам её подмешал? В газировку? Сок? Пепси-колу? В какао?

Робертсон не отвечает. Он отворачивается, и его рвёт прямо на пол.

Хаус встаёт, подходит к телефону и набирает номер вызова санитара.

— Алло, — говорит он. — Да, это я. Палата номер один. Тут надо немного прибраться…

Хаус кладёт трубку.

— Я забеременел… — с ужасом произносит Робертсон.

— Поздравляю, — отвечает Хаус и направляется к двери, стуча тростью.

Дверь закрывается за ним. Робертсон отрешённо смотрит в пространство.

— Я убью его! — говорит он, сжимая кулаки.

Тут дверь снова открывается, и появляется Тринадцатая.

— Здравствуйте, я ваш лечащий врач, — говорит она, доставая блокнот и подходя к койке больного.

— Я беременный! — с ходу заявляет Робертсон.

Тринадцатая застывает с блокнотом в руках.

— Простите, что?

— Доктор Хаус… то есть нет, доктор Форман сказал мне, что я забеременел! Я не могу быть беременным! Я ещё слишком молод!

— Кто, вы говорите, вам это сказал? Как он выглядел?

— Белый парень лет за сорок, с тростью…

— Это доктор Хаус! Вы его знали раньше?

— Нет.

— Но он умер на прошлой неделе…

— О… о боже… — И беднягу Робертсона снова тошнит.

А по больничному коридору то здесь, то там раздаётся стук невидимой трости. Призрак Хауса появляется в самых разных местах.

Вот он сидит в смотровой на первом этаже. Перед ним две женщины — пациентка и её дочь. Девушка взволнованно объясняет, что с некоторых пор её мать перестала разговаривать — молчит, как немая.

Хаус удивлённо поднимает бровь. Он берёт молоточек и стучит по колену женщины. Никакой реакции.

— Ваша мама обязательно заговорит. Поднимитесь сейчас на второй этаж, спросите доктора Хауса. Это глава отделения диагностики, — Хаус пишет пару слов на листке бумаги, суёт его в руку дочери. — Скажете, что вас направил доктор Форман.

Потом он выходит из смотровой и, хромая, направляется к лифту. Он просто обязан увидеть своими глазами "чудесное исцеление" пациентки.

Такого зрелища Хаус — мёртвый или живой — пропустить никак не может.