Сделка (джен)

Вместе со снами про Альсгару к Проклятой вернулись и воспоминания. Похороненные десятилетия назад, они, словно раздувшиеся трупы, всплывали из глубин ее памяти и отравляли жизнь.

Порой Тиа жалела, что Шену удалось вылечить ее. Здесь, в богами позабытой крепости между двумя отвесными базальтовыми скалами, она ощущала себя крысой, пойманной в ловушку. И если от людей можно было отгородиться, отвадив их от себя грубостью и едкими насмешками, то воспоминания всегда были с ней.

Забыться не получалось. Ни обучение Шена и Роны, за которые она взялась с таким остервенением, ни время, проведенное в горячей ванне, не помогали ей полностью отвлечься. Хуже всего было ночью.

Тиа снились пылающие стены Альсгары, алые от крови сотен умерших людей. Ее было так много, что, казалось, в этом красном море можно утонуть. Было тяжело дышать от дыма и гари, а а на языке постоянно ощущался ржавый привкус крови.

Все выглядело настолько настоящим и осязаемым, что Тиа почти верила в реальность своих снов и, просыпаясь среди ночи, долго еще не могла прийти в себя.

Когда Шен спросил: "Ты не заболела, Тиа?", — Дочь Ночи приказала ему заткнуться и учить плетение. Когда Юми за обедом отдал ей самый большой кусок конины из своей порции, Проклятая лишь выругалась. Но когда она снесла плетением стену за спиной Роны, чудом не размозжив череп Ходящей, Тиа пришлось признать, что схватку со своими воспоминаниями она проиграла. И засыпая ночью, она точно знала, что вновь увидит пылающую Альсгару.

И Ретара.

У Альбиноса были крепкие объятия и улыбка человека, который точно знал, что его ждет впереди. Порой Тиа казалось, что он не только обладал даром убеждать, но и мог видеть будущее. Даже когда прорыв в город оказался удачным, Ретар не разделил радость Проклятой. Лишь оглянулся назад и сказал:

— Митифа.

Одно слово, — имя! — а сколько оно вмещало в себе надежд, вмиг разлетевшихся осколками. Осталась лишь застарелая ненависть и воспоминания.

А Ретар теперь приходил к Проклятой во снах. Брал за руку и шептал:

— Пойдем.

И уводил с собой ту, другую Тиа, с обгоревшими волосами и в окровавленной одежде, а ее оставлял в одиночестве, отчаянно умоляющую его:

— Вернись!

Иногда Ретар снился ей совсем юным, каким он был во время обучения в Радужной долине. Иногда — стариком. Но чаще всего — человеком с ободранной кожей, которого можно было узнать только по красным глазам. Он тянул к ней свои некогда красивые и сильные руки, превратившиеся в сочащееся кровью культи, и спрашивал:

— На что ты готова ради власти? На что?!

А Тиа плакала и говорила, что власть ей не нужна.

Больше не нужна.

— А что нужно?

Оглянувшись, Проклятая увидела фигуру, закутанную в черный потрепанный плащ. Плотный, низко надвинутый капюшон скрывал лицо незнакомца.

— Я тебя видела.

— Ой ли? — незнакомец скинул капюшон.

Темные волосы, обычное, ничем не примечательное лицо, и глаза, в которых танцевал вихрь силы, способный отправить весь этот мир в Счастливые Сады.

— Видела. На пристани. Ты разговаривал с гийяном. С Нэссом!

— Разговаривал, — подтвердил он. — Но ты не ответила на мой вопрос. Чего ты хочешь?

— Вернуть Ретара.

— Я не умею воскрешать мертвых, — незнакомец сел на корточки рядом с ней и предложил: — Но могу сделать так, что вы будете вместе в другом, лучшем мире.

— Что ты хочешь взамен? — Тиа слишком долго прожила, чтобы поверить в чью-либо бескорыстность.

— О, совсем немного: ты защитишь Целителя и поможешь ему выжить в войне.

— По рукам! — не раздумывая согласилась Проклятая.

Незнакомец кивнул и, чуть помедлив, посоветовал:

— Иди в Альсгару. Как только ты минуешь ворота и окажешься внутри — кошмары больше никогда тебя не потревожат.

И исчез.

Тиа встала на ноги и пошла вперед, к пылающему городу. Каждый шаг отзывался болью во всем теле, а от магии, облаком наполнившей воздух, тошнило. Но Дочь Ночи упрямо шла, стараясь не смотреть по сторонам. Не вслушиваться в стоны умирающих и раненых и просьбы о помощи.

Она желала ослепнуть и оглохнуть, только чтобы вновь не погружаться с головой во весь этот ужас. Проклятая верила незнакомцу так отчаянно, как не позволяла себе уже давно.

Возле ворот Тиа задержалась, рассматривая солдата, обхватившего руками древко копья — оно насквозь пробило его грудь. В уголке рта солдата пузырилась кровь, а глаза были широко распахнуты, словно он не верил, что умрет. Отвернувшись, Тиа миновала ворота и проснулась. Впервые за долгие месяцы она точно знала, где сон, а где реальность.

Кошмары ее больше не тревожили.