У бурных чувств неистовый конец (джен)

Рокэ ненавидел Дидериха. Ненавидел со времен Винной. После нее он около трех месяцев отлеживался у Савиньяков и зализывал раны, а Лионель, желая его развлечь, зачитывал отрывки пьес, которые имели схожесть с произошедшим. Оттого, наверное, и ненавидел истории, героем которых он теперь без труда виделся. Ненавидел «у бурных чувств неистовый конец» — фразу, что так полюбилась Лионелю, а в дальнейшем стала отражением всей его — Рокэ жизни. Ненавидел поэтический бред, который шептал, когда загноились раны и лекарю по несколько раз за день приходилось делать перевязки. В эти моменты комната наполнялась зловонием: он гнил, гнило его пока еще живое тело. Ненавидел столь неприглядную истину, которую шипел сквозь зубы, до боли вцепившись в спинку кровати, когда иголка, а следом за ней и нить проходили через кожу, стягивая края, наконец-то, переставших воспаляться ран.

Шло время, Рокэ пришел в себя. Но стоило только ему поверить в счастливое будущее — Джастин погиб. Его единственный друг, человек, с которым он мог разговаривать как с самим собой. На похоронах Рокэ не присутствовал, но посетить могилу считал своим долгом.

На кладбище его взгляд зацепился за фразу, выбитую на надгробье. Рокэ закрыл глаза и силой провел по ним ладонями. Открыл вновь. «У бурных чувств неистовый конец» все так же гласил могильный камень. Рокэ словно ушат холодный воды вылили за шиворот. Подошедший к могиле герцог Придд не улучшил ситуацию. Сразу вспомнилось, какую роль отводит ему самому в смерти Джастина высший свет, и приготовился к худшему.

— Герцог Алва, добрый день! Я знал, что вы придете. Вы же дружили с Джастином, — Вальтер Придд протянул к нему руку с узловатыми пальцами и неловко похлопал Рокэ по плечу. — Все любили моего мальчика. Он был таким храбрым, таким добрым. Но главное его достоинство — огромное любящее сердце, — глаза старика наполнились слезами, которые он утер дрожащей рукой. Всегда холодный и сдержанный он сейчас напоминал растерянного ребенка.

— Я так редко говорил, что он значит для меня. А ведь он был лучиком света в нашей семье. Единственной отрадой для меня и супруги. Такой ласковый. Остальные дети меня побаивались, но не Джастин. Нет. Он, бывало, когда я злюсь, подойдет и обнимет, — герцог замолчал, пошамкал губами, как будто переживал счастливое воспоминание вновь.

— Я перед ним очень виноват. Нет, не думайте. Я знаю. Говорят: это мы убили его. Из-за картины. Но все было по-другому, — Придд порылся в кармане своего не очень чистого сюртука, вытащил оттуда измятый, сильно замызганный лист бумаги и протянул Рокэ. — Читайте! Это она забрала моего мальчика.

Почерк принадлежал Ее Величеству. Герцог Придд более мог не утруждать себя рассказом. Произошедшие для Рокэ более не являлось загадкой.

— Мы охотились. Джастин отстал. Я знал, что он скорее всего на земляничной поляне, где в детстве любил играть с братьями. И правда я нашел его там. Джастин сидел верхом в своей офицерской форме, а в руке держал письмо. И лицо у него было такое расстроенное. Я уже хотел спросить, что случилось, как он поднял голову и бросил мне: «Прости, отец». А еще через секунду приставил к горлу пистолет. Раздался выстрел, — по щекам герцога потекли слезы. Какое-то время он не мог говорить. — Создатель, что стало с моим мальчиком, моим красивым мальчиком. Нам пришлось хоронить его в закрытом гробу. За что она забрала моего сына? за что?

А через месяц Рокэ узнал о проклятье. Память услужливо подкидывала, как умирали близкие ему люди, шипя словно змея, что это все его вина. Рокэ не выдержал и закричал. Из глаз его лились слезы, а он все кричал и кричал. Позже, когда окончательно сорвал голос, Рокэ споткнулся и ударился о стену. Боль показалась и избавлением, и наказанием. Поэтому он бросил себя на стену еще раз и еще. Падал, вставал и снова ударялся. Кажется, он хотел выбить из себя проклятие, а вместе с ним и вину за смерть брата, родителей и друзей.

Но осознать проклятье и принять ответственность за него помогли не попытки искалечить себя, а Лесли — девочка лет десяти, прекрасная как рассвет. Она приносила ему еду. К ней невозможно было не тянуться. А потом Лесли свернула себе шею, спускаясь по лестнице, прямо у Рокэ на глазах.

Шли годы. Рокэ смирился. Научился себя контролировать и делал это, пока не случился Окделл. Рокэ боялся к нему приближаться, избегал как мог, но вскоре стал врать самому себе и мастерски изыскивал способы побыть рядом. Укорял себя за преступное ребячество, но приходил новый день и все повторялось. Эта история, как думал Рокэ, закончилась попыткой отравления. И хоть конец показался ему недостаточно неистовым, душу выкручивало от боли и обиды. И все же он выдохнул с облегчением. Оказалось, рано.

Ричард зарезал Катарину. Кошки его дери! Через час Рокэ должен был выехать из столицы, чтобы присоединиться к армии, но вместо этого поскакал в тюрьму.

Первое, что он спросил у охранников: «где он?» На удивление Рокэ поняли. Ах, да их же с Ее Величеством считали любовниками. Его проводили в пыточную. Палач что-то хотел сказать, но короткого «вон» хватило, чтобы остаться в одиночестве.

— Юноша, что же вы наделали? — голос у Рокэ дрожал. А руки так и тянулись к разбитому в кровь лицу. Ричарда так и оставили сидеть прикованным. Рокэ бросил взгляд вниз — с рук были содраны ногти, и красивые некогда пальцы оканчивались кровавым, маслянисто поблескивающим в свете свечей месивом.

— Эр Рокэ… вы пришли, — тихо-тихо, видимо сорвал голос, произнес Ричард. Он попытался улыбнуться, но вместо этого получилась гримаса боли. А пот градом покатился по его лицу.

— Ну же, Ричард, скажите, что это не вы. Мы все исправим. Слышите. Все исправим.

— Эр Рокэ. Не надо. Я во всем признался.

— Создатель…

— Помните, вы все время говорили, что я считаю себя героем Дидериховских пьес. Теперь нет. Как думаете? «У бурных чувств неистовый конец» — это ведь про меня. Юноша влюбленный в королеву, убивает последнюю кинжалом, а сам отправляется на эшафот.

— Молчите, слышите! Молчите, — больше всего на свете Рокэ боялся причинить еще больше боли, но не в силах остановиться продолжал гладить Ричарда по волосам, касаться неповрежденных участков кожи. А потом, не сдержавшись, поцеловал Ричарда. Тот тихо застонал: из ран на губах сочилась кровь. Подобные нежности навряд ли могли принести удовольствие.

— Я не понимаю. Зачем вы?..

— Толпа требует вашей крови. А я не могу вам помочь. Но, что еще хуже — остаюсь здесь, без вас. Воистину, у бурных чувств неистовый конец.