Вчерашняя овсянка (гет)

Рыжие волосы были похожи на лужицу грязноватой охры, пролитой на холст небрежным художником. Джинни заснула в одежде, накрывшись одеялом с головой, не обращая внимания на тихий говор нескольких голосов. Эрни бубнил себе под нос, и я наклонился ближе, чтобы расслышать его слова. Воздух в комнате пропах вчерашней овсянкой, гнилым деревом и кислой тоской, отчего щипало в глазах, и дрожали пальцы. Сидеть на краю продавленного дивана было жутко неудобно, но я боялся пошевелиться: любое движение могло принести новую вспышку боли в висках.

— …поэтому нам надо организовать наблюдение, — заговорчески шептал Эрни. Его губы шевелились как рыбьи плавники. — Сегодня могу подежурить я, Кэрроу меня подозревают, но пока молчат. А завтра…

— Завтра я пойду, — вызвалась Парвати, тряхнув косами. Косы, похожие на длинных пиявок, тускло блестели при свете свечей.

Мои пальцы, испачканные серебристой краской, невольно сжались в кулак — стоило чуть передвинуть ногу, и снова заныла ушибленная коленка. Напротив женского туалета вот уже несколько часов красовалась наивная надпись: «Темный Лорд погрязнет в темноте». Надпись вязала язык как недозрелая ягода, я с трудом подавил желание сплюнуть на пол и вместо этого тихо проговорил:

— А если Снейп и Кэрроу уже составили список бунтарей? Что, если они только и ждут момента, когда нас можно будет отловить по одному?

— А что ты предлагаешь? — возмутился Невилл, пристукнув кулаком по коленке. — Сидеть и ждать, пока они поймают нас всех вместе?

— Тихо, Майкла разбудите, — шикнула Сьюзен и обернулась назад. Ссадина на ее щеке расползлась синеватым пятном, как капля чернил на мокром пергаменте. Кажется, сегодня Сьюзен неправильно ответила на вопрос о выносливости магглов.

Кровать у стены, застеленная старым одеялом, издалека казалась пустой. Майкл наверняка свернулся калачиком, обхватил колени руками и задремал, приоткрыв рот. Он всегда так спит, я ни разу не видел его раскинувшимся на постели.

— Да я уже не сплю, — послышалось из-под одеяла, и Майкл, простонав что-то неразборчиво, приподнялся на локте. Он выбрался из кровати, прохромал к нам, подвинув стул, с трудом сел на него и выплюнул: — Сволочь этот Амикус, чтоб его черви сожрали, он мне почки перебил, — потер поясницу и посмотрел на пустой стол.

На пару минут повисла тишина — такая стоит в Зале почета, когда кубки выстраиваются в линию и выпячивают гравировки вперед. Ты идешь между рядами одинаковых блестящих побрякушек и думаешь, как, должно быть, здорово иметь крохотную табличку в этом зале. А главное — полезно, ага.

— Мадам Помфри сказала, что не сможет давать нам лекарства постоянно, — Ханна будто извинялась за нее, — Кэрроу повадились подсчитывать склянки и коробки из ее запасов, и теперь придется справляться самим… У нас ведь есть те, кто хорошо разбирается в зельях?

— Понял-понял, — Корнер поднял руки, словно сдавался на милость победителю, — это тонкий намек на то, что лучше бы мне сразу подохнуть, я понял.

— Да заткнись ты, — Парвати швырнула в него диванной подушкой, но промахнулась, и та попала в Джинни.

Пятно грязноватой охры шевельнулось, и Уизли откинула тряпку, под которой дремала. Протерев глаза, как ребенок, она непонимающе поглядела на нас и запустила пальцы в волосы:

— Что, уже пора, да? — Джинни поспешно натянула ботинки и запихала концы шнурков под ступню. Уизли никогда их не завязывала, потому что «все равно вечером развязывать». — Что я пропустила?

Мы как раз собирались захватывать магический мир, а ты чуть все не проспала.

— Да ничего, Невилл как раз хотел набить мне морду, — сказал я вслух и пихнул Лонгботтома локтем. Он через силу улыбнулся и дотронулся до свежей царапины во всю скулу:

— Угу, только передраться между собой нам и не хватало. Я думаю, что надо идти всем вместе и подстраховывать друг друга, держаться рядом. Помните, Алекто сегодня сказала, чтобы профессора собрались в учительской? Как думаете?..

Наверное, новые правила. Каждое утро за завтраком Амикус, дождавшись едва заметного кивка Снейпа, поднимался с места и, крякнув, разворачивал свиток пергамента. Очередная бумага, подписанная Пием Тикнессом, за милю воняла потом, ужасом и дрожащими коленками. И каждая из них добавляла маленькую детальку к кандалам в подвале, удлиняла прутья для порки и напускала насекомых в сырые подземелья.

— Да что там думать? — Джинни, заразившаяся безрассудством от Гарри, нахмурилась и неуклюже одернула рубашку. — Вы лучше скажите, что мы будем писать сегодня и где? Вы же уже придумали, — она произнесла это с такой уверенностью, что знак вопроса позорно бежал, сверкая пятками.

Ханна и Эрни дружно покраснели, словно Джинни спросила у них что-то постыдное, Парвати теребила тряпочную ленточку на конце косы, а я разглядывал в полированной поверхности стола свою страшенную физиономию. Вообще я старался пореже смотреться в зеркало, чтобы лишний раз не вздрагивать от неожиданности. Порой мне казалось, что мое лицо похоже на аппликацию из разноцветных бумажек. Каждая из них была приклеена на вязкий клей, отвратительно воняла мышами, а когда жарко — медленно сползала со лба к подбородку. Хотелось содрать бумажки с лица, иногда даже удавалось, но они оставляли коросты, тонкие, источающие сукровицу, и потому чаще всего приходилось мириться с клочками.

— Как раз думаем, — я хлопнул рядом с собой, приглашая Джинни сесть, но она упрямо помотала головой. Потянув ее за руку, я подвинулся на диване. — А еще мы решили, что сегодня совершим вылазку пораньше. Как считаешь? — плечо Джинни коснулось моей руки, и я ощутил, как она подрагивает — то ли от холода, то ли от гнева. А может, просто со сна.

— Вечером, что ли? — Уизли закатала рукава рубашки и откинула с лица волосы.

— Вечером мы идем за жратвой, — Майкл потянулся, сморщился от боли и уточнил: — Кушать хочется, — и Джинни закатила глаза, как бы говоря, что мы примитивны. Но я предпочитал не понимать намеков и водил пальцем по пыльному столу. Нарисовал виселицу и представил, что когда-нибудь в петле будут болтаться Кэрроу и их приказы.

По вечерам мы мечтали спустить Кэрроу с лестницы, послать Лорда подальше и выпнуть Снейпа из Хогвартса, но больше всего нам хотелось спать и есть. Вернее, есть и спать, потому что заснуть на пустой желудок не так-то просто.

— Значит, ночью? — Джинни положила голову мне на плечо и тяжело вздохнула. — А что будем писать?

— Я бы написал: «Помогите голодающим», — шепнул я, слегка обнимая ее за плечи, чтобы согреть. И согреться самому. — Но мы наверняка опять накарябаем какую-нибудь бессмысленную и такую нужную ерунду про победу и Отряд Дамблдора.

— Это не ерунда, — пробурчала Джинни и забралась на диван с ногами, скинув ботинки. Ее исцарапанные босые пятки были похожи на носки, связанные из белой и красной шерсти. — Гарри…

— Я уже и забыл, как он выглядит, — голос сел, поэтому Джинни вряд ли услышала, и потому промолчала. А у меня почему-то появилось необъяснимое желание накарябать на стене: «Гарри Поттер никогда не вернется».

* * *

Невилл копошился сзади и не мог улечься. Наверное, ему тоже не спалось, как перед экзаменом — когда знаешь, что грядущее неизбежно и все равно в мыслях вовсю улепетываешь от него. Вшестером мы лежали, прижавшись друг к другу, накрывшись одним огромным покрывалом, и затылком я чувствовал горячее дыхание Парвати, а в голень меня пинал Лонгботтом.

— Невилл, ты как? — шепнул я, потирая и без того больную коленку. — Готов?

— Нет, — честно ответил тот и попытался повернуться, но получил ощутимый толчок от Ханны, и потому я продолжил беседовать с его спиной. — Наверное, нет. Может быть, отложим это все, а? Подождем, пока Гарри…

— А если Гарри не придет? — я сам не заметил, в какой момент стал реалистом. Наверное, в тот самый, когда Амикус пытал Майкла и мелкого первокурсника.

— Он придет, — уверенно ответила спина Невилла.

— Конечно, ведь это Гарри, — Ханне казалось, что ее довод самый убедительный, а я был уверен, что ей лучше похоронить его под ближайшим кустом.

— Слушайте, а ведь сегодня будет «Поттеровский дозор»! — Парвати высунулась из-под одеяла и босиком прошлепала по полу к деревянному приемнику.

— Сегодня уже среда? — Джинни вгляделась в настенный календарь. — А пароль кто-нибудь запомнил?

— Попробуйте «Перо феникса»! — Ханна на ходу заплела косичку и зашарила по столу в поисках резинки для волос.

«Добрый вечер, Рапира, — из динамика послышался голос Ли Джордана, — нет-нет, положи взрывающихся шоколадных червячков подальше, а то мало ли…»

«Не тронь червячков, — запротестовал Фред, — мы с Джорджем долго над ними работали…»

Джинни уселась вплотную к приемнику, как будто это могло приблизить ее к братьям. Она ловила каждое слово — про сладости, изобретения, еще какую-то чушь и, казалось, готова была обнять деревянный ящик, который говорил голосом близнецов. Не мигая, она смотрела на вертящиеся ручки и машинально тянулась, чтобы остановить их — вдруг настройки собьются?

«К величайшему сожалению, мы должны сообщить вам о гибели Дина…»

Секунда — раскаленный алюминиевый шарик — расплавилась в один момент и растянулась тонкой металлической нитью. Алюминий хорошо плавится — отец часто делал из проволоки модели машин, и я любил играть с ними в детстве. Я ненавидел секунду, которая никак не заканчивалась, но все равно умолял ее продолжаться вечно. Ведь когда нить порвется, Ли произнесет фамилию Дина, и мир полетит в тартарары. Джинни сжала палочку в кулаке — до белых костяшек, но царапин от ногтей, и я невольно схватил ее за запястье. Парвати уронила кружку, та со стуком встретилась с полом, и Уизли испуганно оглянулась. В тот момент мы понимали друг друга без слов.

«…о гибели Дина Оуэна и Чарльза Бартона. Я приглашаю вас почтить погибших минутой молчания», — Ли смолк, но я и без того не услышал бы дальнейших слов, потому что уши заложило. Как после взрыва на уроке заклинаний черные точки медленно кружили перед глазами, ноги, превратившиеся в вату, не слушались, и кроме теплого запястья Джинни, я не чувствовал ничего.

— Слава Мерлину, — чуть слышно прошептала она и даже отодвинулась от приемника, словно боялась нападения.

Эрни бесшумно прикрыл потайную дверь, прижимая к груди большую кастрюлю: я и не заметил, что он отлучался. Варево в кастрюле выглядело серой массой, приправленной соплями, но я старался не обращать внимания на прелый запах, исходивший от каши.

— Ну как? — Макмиллан даже не смотрел в сторону радио, но пояснения не понадобились.

— Никого из наших, — мы глупо улыбались, а я украдкой смотрел на Ханну; по ее лицу текли слезы. Пару недель назад этот самый гребаный приемник рассказал ей про смерть кузена.

Засохшая овсянка была покрыта желтоватой коркой, и я лениво ковырял в тарелке ложкой. Мы сидели кругом и тщательно набивали желудки, потому что в подземельях не кормили, а вероятность, что мы туда попадем, оставалась велика. Джинни пару раз проносила ложку мимо рта и почти не замечала нас, только часто моргала и сглатывала. Она не вытирала слезы и глотала их вместе с недосоленной кашей: наверное, получилось вкусно.

«…мы обязательно вернемся! — заверил Джордан, и я ему верил. — Крутите ручки! Берегите друг друга! Спокойной ночи».

Эти простые как пять кнатов слова закрались в душу и удобно устроились там, не желая уходить. Пусть остаются, думали мы, ведь с ними намного легче жить. А вот спокойной ночи обещать не могли, но мы с Эрни, складывая посуду в раковину, не думали об этом.

Потому что мы были почти счастливы.

* * *

Спина болела, руки, как свинцовые штыри, еле двигались, когда я выводил огромную букву очередной надписи на стене. Рядом Джинни, высунув кончик языка, стирала лишнюю линию, случайно оставленную палочкой. Я вдыхал цветочный аромат, смешанный с запахом дохлых мышей и земляных червей, и не мог понять, какой из них раздражает меня больше.

— Слово «властелин» пишется через букву «е», мистер Финниган.

Макгонагалл остановилась неподалеку: с ее кошачьим нюхом и собачьей привычкой появляться неожиданно уже вошло в привычку.

— Профессор? — Невилл вытер руки о мантию, отчего одежда заблестела в свете факелов. — Что вы здесь делаете?

Макгонагалл нахмурилась, но не спешила ставить Лонгботтома на место. Скорее всего, сама не знала, что забыла в сыром коридоре, полном бунтарей-студентов.

— А вы в курсе, мистер Лонгботтом, что Амикус Кэрроу и его уважаемая — всеми нами — сестра, — она по привычке раздула ноздри и поправила сеточку на волосах, — подрядили бывшую Инспекционную дружину патрулировать коридоры? Вы не слышали об этой мере?

Профессор достала палочку, шепнув «Люмос»: ее длинная тень прыгнула на стену и уселась на кособокий выступ, свесив ножки.

— Вчера директор получил разрешение применять любые заклятия, вплоть до смертоносного, — Макгонагалл была зла, но еще больше встревожена: она теребила рукав мантии и, оскользнувшись, судорожно уцепилась за статую Леопольда Вздорного. — А вы так легко позволяете вас ловить!

— А вы позвольте им не позволить! — Джинни почти выкрикнула эти слова, а я подавил смешок. Повел себя как последний козел, проще говоря. Джинни шагнула с лестницы и подошла к Макгонагалл.

Сейчас кто-то получит штрафные очки.

— Профессор, но вы же на нашей стороне, — пришлось вмешаться. К вечеру левый глаз совсем заплыл, и Макгонагалл казалась пятном на стекле. Искаженные черты едва вырисовывались по памяти. — Если мы сдадимся, нас уже ничто не спасет.

— Вы так легко повторяете свои ошибки, что я поражаюсь вашей находчивости, — а у Макгонагалл еще оставались силы шутить. У меня — с колотьем в боку, привкусом гнилых тараканов на языке и запахом земли в носу — сил не было. — Каждый раз наступаете на одни и те же грабли! Да поймите, мистер Финниган, что упрямством вы верх не возьмете. И вообще — съешьте печенье, — профессор неожиданно достала из кармана пару крекеров и сунула мне в руку.

Я с удовольствием запихал безвкусную печеньку в рот целиком: настолько сладкой она мне показалась.

— А фем фосьму? — я тщательно прожевал ее, в отличие от каши, потому что хотел запомнить вкус хотя бы на неделю. А то и на две. — Прафтите, — проглотил крошки, — а чем возьму?

— Умнее надо быть, Симус, — Макгонагалл впервые назвала меня по имени, и где-то в подреберье заныло — наверное, печенька в желудке не желала соседствовать с вязкой гадостью.

— И не шляться по коридорам, знамо дело, — прокаркал грубый голос из ниши. Кэрроу с трудом выполз из нее и уставился на нас узкими глазками, похожими на жуков в заплесневелой булке. Профессор фыркнула:

— Я сама разберусь, профессор Кэрроу. Это студенты моего факультета, поэтому я считаю…

— А мне наплевать и растереть, че ты тама считаешь, — и он отпихнул ее в сторону. Макгонагалл покачнулась, едва удержавшись на ногах.

— Ах ты гад, — прошептал Невилл и занес палочку над головой, но Кэрроу оказался быстрее:

— Импедимента!

Невилл опрокинулся на спину, а стены вокруг завертелись, утопая в дробном стуке тяжелых шагов. Мое оружие вырвалось из руки и отлетело в темный угол, унося с собой сладкий запах сухого крекера и свет факелов.

— Тащи их, Алекто, — Кэрроу взмахнул палочкой, и бездвижное тело Невилла поднялось в воздух. — А эту, — он ткнул пальцем в Макгонагалл, — к Снейпу прямиком, она ентих щенков спасти пыталась, выгородить, глянь-ка!

— Не смейте ко мне прикасаться, — услышал я, увлекаемый в боковой коридор невидимыми веревками, и все звуки заглохли. Коридор оказался узким как пенал, рука Кэрроу — сероватой как кишечник, нафаршированный жирными слизнями. К горлу подкатила тошнота, я вытер пальцы о штаны, и на ткани появилась новая кровавая полоса.

— Здравствуйте, мои до боли знакомые грабли, давненько я на вас не наступал, — пробормотал я, когда цепи обвились вокруг запястий, а Амикус хрюкнул мне в лицо. Грабли скалились и махали из-за угла, зазывно постукивая рукояткой.

— Че ты там бормочешь? — Кэрроу остановился между низкой табуреткой и кособоким столом.

Подземелье пропиталось сыростью, опутанное сеткой паутины, мха и насекомых. Капли воды одна за одной сбегали по стене и спешили укрыться в моих волосах. Будь они вшами, я бы разодрал кожу в кровь, а так капли, смешанные с гноем из застарелых царапин на затылке, собирались где-то за воротником мантии. Жар опалял лицо, влажный воздух обволакивал кожу подобно мошке, и от этого я задыхался.

— Петрификус Тоталус! — Джинни вывернулась из захвата Алекто и метко пальнула в Амикуса.

— Круцио!

— Бомбарда!

Град заклятий как обжигающий дождь. Каменные осколки ранили щиколотки, свистя в воздухе, рвущий душу крик взмыл под потолок, и я, не чуя ног, выбежал на лестницу, обернулся, протянул руку наугад. Чьи-то пальцы были теплыми, чуть влажными, и я по наитию шагнул вперед, увлекая за собой их обладателя.

— Быстрее, — шепнула Парвати где-то позади, — пока они не очухались.

— Нам теперь в Хогвартс путь заказан, — Эрни смахнул пот со лба и подставил плечо прихрамывающему Майку. — Эти твари знают, сколько нас, и кто мы.

Темные своды замка глядели на нас с подозрением и осуждали за непослушание, я знаю. Хотелось скрыться поскорее за стенами Выручай-комнаты и не показываться на глаза никому. Мелькнула непрошеная мысль, а что же стало с Макгонагалл, но времени выяснять не было. Профессор сильная, ведь так? Дверь скрипнула, когда последний из нас, Невилл, запер ее изнутри.

— Гарри они тоже знают, — я почти не различал, чей голос давил мне на больную мозоль, — а поймать не могут.

— Да откуда ты знаешь? — смесь звуков отбивала такт по полу, как просыпанное стекло. Желание прополоскать рот стало невыносимым. — Поттер… — голова раскалывалась, и я обхватил ее руками. — Мы же сдохнем, пока он придет. И, надеюсь, запах наших трупов намекнет Гарри, как мы были недовольны его медлительностью!

— Мы ждали больше полугода, подождем еще парочку недель, нет? — Невилл положил ладонь мне на плечо и заглянул в глаза, но я не желал смотреть на него. Поди-ка ты в зад, Лонгботтом, вместе со своей слепой верой в героев и нелепым стремлением сделать из реальности утопию.

— А ты не думаешь, что ждать бесполезно? Что, если Поттер давно мертв, а мы — придурки тупые — нарисовали себе радужные картины, и их на самом деле лучше сжечь в камине, а? Откуда ты знаешь, что он придет? — слова срывались с языка и летели прямо Невиллу в рожу, которую я хотел разукрасить.

— Нам ничего не остается, — Ханна дергала себя за косички — жест, знакомый с детства, — и нерешительно приближалась ко мне. Ее светло-голубые глаза смотрели доверчиво, и я не мог с ней спорить. — А если мы прекратим бороться, останется только…

— Лечь и помереть! — рявкнул Эрни, перевязывая ногу Майклу. Бинты промокли, и темно-алые пятна, похожие на засохшие цветы, расползались по голени.

— Дело говоришь, — кивнула Парвати, аккуратно отломила кусок хлеба и поднесла к губам. Когда нервничали, мы кружили вокруг стола, словно еда могла успокоить.

— Да заткнитесь вы, сил уже нет слушать, — Джинни запихивала в себя овсянку огромными ложками, глотала, почти не жуя, и соскребала остатки со стенок тарелки. — Если бы Гарри умирал всякий раз, как вы его хороните… — она запила стылую кашу тыквенным соком и со стуком поставила стакан на стол. — Он давно бы стал привидением, хм, повышенной плотности.

Казалось, даже миллионы осуждающих взглядов не способны отвлечь ее от еды, но, сделав последний глоток, Джинни подскочила на ноги и выбралась из-за стола, задев меня ботинком. Секунду мы смотрели друг на друга, и я видел написанный на ее лице страх. Молчание играло беззвучную мелодию у нас на нервах, и оставалось лишь смотреть, как Джинни быстро пересекает комнату и выскакивает за дверь — туда, где наверняка бродят Кэрроу в поисках добычи. Как гиены они рыскали кругами вокруг нашего убежища и ждали.

— Джинни! — Невилл бросился за ней, но Сьюзен остановила его, хватая за мантию:

— Нет, вы же оба попадетесь!

— А если попадется она одна, будет хорошо, да?!

Крики, верно, слышались даже за пределами Выручай-комнаты. И правда — я тихо затворил за собой дверь, и все равно возглас: «Я-то тут причем?» обнял меня за шею и погладил по голове. Правильно, Симус, именно ты должен пойти за Джинни, ведь и Невилл, и Ханна, и Эрни со Сьюзен верят в Гарри, как в идола, а ты, паршивец эдакий, сомневаешься.

Джинни сидит прямо на полу, волосы закрывают лицо, плечи вздрагивают, когда я опускаюсь на корточки и касаюсь ее ладони. Тонкие руки безвольно висят, а на полу остались наши грязные следы.

— Джинни, — я осторожно отвожу волосы в сторону и касаюсь ее щеки. Она дергает головой, пытаясь стряхнуть мои пальцы. — Пол холодный, — немыслимая чушь лезет на язык, — и наверняка Кэрроу бродят рядом…

— Ты считаешь, что все бесполезно, и Гарри уже убили, да? — Джинни плачет и вытирает слезы тыльной стороной ладони — небрежно, порывисто и с детской злостью на весь мир.

Иногда, особенно ночами, полными боли и хриплого дыхания за спиной, мне именно так и представляется. Что я бегу по темному коридору, и кажется, будто он вообще не закончится, а длинные руки сцапают, утянут в неизвестность. Туда, где никто и никогда не находит ответа на поставленный вопрос.

Но Джинни я не могу этого сказать.

— Я надеюсь, что он жив, — с трудом подбираю слова, чтобы не сболтнуть лишнего. — Так же, как и Дин, и еще десятки ребят, не вернувшихся в школу.

— Тогда почему ты говоришь, чтобы мы не надеялись? — за нее шепчет ребенок, маленький и несмышленый, который пока что видит мир лишь в ярких и тусклых красках, без оттенков. Джинни словно не понимает, что бывают плавные переходы и полутона, а я, дурак, не знаю, как объяснить. — У тебя кровь, — замечает она и тянет руку к моему лицу, но я останавливаю ее:

— Да, Макгонагалл была права, мне бы сидеть тихо и молчать в тряпку, а я все на рожон лезу. Как это говорится? Не умею учиться на собственных ошибках, во.

— У тебя глаз совсем заплыл, — Джинни наклоняется, чтобы лучше рассмотреть, и я замечаю мокрые дорожки на ее щеках. Кажется, кто-то собрал все звуки, даже малейшие шорохи, и спрятал от людских ушей в тайник.

Поцелуй безвкусный, как вчерашняя овсянка. Джинни судорожно вздыхает, обнимает меня за шею, и я опираюсь ладонями на шероховатую стену. Холодные пальцы оказываются на моем затылке, и мы сидим на грязном полу, не обращая внимания на сквозняки, гуляющие по коридорам.

— Мы выдержим, — убежденно говорит Джинни, помолчав, шмыгает носом, а я прячу глаза, отряхиваю штаны и засовываю руки в карманы. Она поднимается с пола, встает на цыпочки и губами дотрагивается до моей раненой щеки. — Извини.

Я понятия не имею, за что Джинни просит прощения, да это и не важно. Наверное, за неуклюжее объятие, а может, за сломанное лет пять назад перо. Я стою посреди коридора, мантия сползает с плеч, а ушибленная коленка болит сильнее обычного. Всполох грязновато-рыжих волос мелькает за поворотом, а я знаю: после Пасхи все изменится, точно-точно. И плевать, что Джинни ждет Гарри.

Дверь хлопает вдалеке, окно распахивается, впуская сову с большим свертком, и она, бедняга, еле летит над самым полом. «Поди несет подарки слизеринцам», — усмехаюсь я про себя и ничуть не завидую. Воздух неожиданно полнится запахами яблок, шоколада и ржавого железа.

После Пасхи замок опять пахнет потом и дрожащими коленками, а Джинни, скорее всего, надоело дышать тревожным смрадом. И теперь мы ждем Гарри без нее.

fin