С носком или на носке (джен)

Обнаженно-дырявое слово,

Обращенное ввысь наугад,

Обойдя адресата дурного,

Обреченно вернется назад.

1.

Наволочки были повсюду. Этакий наволочный рай.

Добби сидел на кровати, упираясь ступнями в спинку, и медленно, по дюйму, опускался на спину. Проверял, подходит ли. Кровать, как гроб, оказалась выточена по нему. Чудно, потому что обычно Добби спал на тряпье в кухне. Тряпье было безразмерным.

Добби сполз на пол и обошел кровать кругом в надежде найти хоть один изъян, но она насмешливо демонстрировала свое превосходство.

Недовязанный носок тошнотворно-белого цвета тянулся от самой двери и заканчивался в его руках. Добби вязал носок целую вечность, но нитки все не кончались, а за дверью стоял кто-то и распускал.

— Эй, Люциус! — взвизгнул Добби и в ужасе зажал себе рот ладошками. Сейчас его накажут за дерзость.

На пороге появился тощий, высокий, с пустыми глазами. Наволочка, надетая на него, свисала ниже колен.

Добби нерешительно подошел ближе, нашарил трость, не спуская с Люциуса глаз, и со всей силы огрел того по ноге.

— Что-то еще, сэр? — вежливо спросил Люциус.

— Нет, можешь идти, — осмелел Добби. — В следующий раз я прижгу тебе пальцы.

— Это большая честь для меня, — отчеканил Люциус и с хлопком исчез.

Добби пригласил на танец наволочку. Наволочка в ослепительно-накрахмаленном платье кружилась под звуки губной гармошки и заливисто смеялась. Кроме платья, на наволочке не было ничего, вся она состояла из платья. Добби дарил ей носки и, надев на подушку, заставлял любоваться на небо.

«Если приложить к окошку прозрачную пленку, можно привязать к стеклу облака», — рассказывал Добби, а наволочка лениво растягивала складки в улыбке. Глупая такая.

Пленки под рукой не оказалось, и Добби, порвав наволочку на два квадрата, приложил одну половинку к окну. Ткань забирала часть света себе, но разглядеть облака все равно можно. Когда Добби послюнявил перо и провел первую линию, наволочка распоролась по кровавой полосе и заплакала.

— Я больше не буду, — огорчился Добби, оставил ее пришпиленной к стеклу и снова подошел к кровати.

«Здесь лежит Добби, свободный эльф», — в спешке накарябал кто-то на спинке.

Добби нахмурился, зачеркнул все, кроме имени, и подписал печатными буквами: «ПЛОХОЙ».

С края наволочки капало красное.

2.

Добби сидел на самом краешке стула и все равно чувствовал себя не на месте. Подперев голову рукой, водил пальцем по столешнице, размазывал муку и рисовал на ней.

— Долго сидеть будешь? — сварливо спросила Главная. У Главной было имя, но его все забыли. Хозяин доверял ей как себе. Ну, например, он сам с такой же тщательностью почистил бы плиту, если б умел. — Добби — скверный эльф.

Добби думал о круглом циферблате часов и способах расправы над собой.

Главной он не ответил, насупился и, сцепив руки за спиной, направился к камину. Огонь ловкой танцовщицей плясал на камнях, пышные юбки пепла кружились, летели, поднимались, щепки едва успевали за быстрой песней, звучавшей только у Добби в голове. Кухня, набрав в рот воды, наблюдала за пляской.

буль

Толща воды сомкнулась над ним, как пасть дракона, заглатывая звуки. Тишина, какой не бывает даже под землей, давила на уши, и Добби зажал их ладонями. Пытался вздохнуть, но вместо воздуха в легкие попадала вода.

— Будешь знать, как сбегать от хозяев, где это видано, чтобы добрый домовик без разрешения гулял, — бурчала вода, но Добби улавливал только

буль

буль

буль

Пальцы вроде бы уже тлели. Добби не знал, потому что не чувствовал их.

— Ну хватит уже, — ворчала Главная. — А то делать ничего не сможешь, как тогда хозяевам служить?

— Не указывай Добби! — взвизгнул он и с трудом, словно его держали за кончики пальцев, отдернул руки. Ладони покрылись копотью. — Добби не будет им служить, — он всхлипывал и баюкал правую кисть, обгоревшую больше левой.

«Совсем помешался», — махнула рукой Главная и продолжила тереть пузатый бок котла наволочкой.

— Добби станет свободным.

Добби посмотрел на длинный нож, которым Главная скребла котел, и представил, как разрежет им связь с хозяевами.

Теперь осталось забинтовать.

3.

Добби хранил в носках все самое важное: пыльный галлеон, еще одни носки, старую наволочку и себя, конечно же. Носков было так много, что Хогвартс мог потонуть в них.

Сегодня Добби надел зеленую пару. Обутый в густую траву, он ползком добрался до круглой двери и пощекотал груше задок. Высокая носочная шапка угрожающе закачалась на его макушке, накренилась и рухнула, рассыпавшись по полу. Ничего, Добби потом соберет.

Позади сопели домовики, Винки подергивала ногой и попискивала. Спала она в последнее время беспокойно, часто вскакивала посреди ночи и принималась мыть подносы с закрытыми глазами. Потом снова падала на матрас и храпела, будто сделала что-то крайне важное, утомилась, прилегла отдохнуть. Добби накрывал ее наволочкой. У него же их много.

Сын тощего крался аккуратно, дерганный и порывистый. Добби бежал следом, укрываясь за железными ногами доспехов и в нишах за статуями. Дверь, вспухшая в стене, с лязганьем распахнулась и выплюнула одинаковых черных людей. Такие приходили к хозяину.

Хрупкие пальцы вцепились в подоконник. Добби помнил хозяина Драко маленьким, когда тот не мог взобраться высоко, и ему помогал отец. Сейчас Драко упал на подоконник грудью и, пробив стекло точно по контуру облака, вытянул руку до предела:

— Мур-мур-мо-ор!

Добби подергал себя за уши. Это ж надо такому прислышаться! Добби хихикнул и ударил себя по губам. Палочка отреагировала на безумное мурлыканье обжигающей глаза дымкой. Дымка раскрыла пасть и выдохнула сноп искр. Высь и земля словно поменялись местами, черное озеро над головами распустилось аконитовыми зарослями, зелень проступала чернилами на промокашке. Будь небо кожей, Добби бы подумал, что это подкрашенная кровь сочится из пор.

Добби мчался в спальню к сэру Гарри Поттеру, не чуя ног. Винки вновь бродила во сне и успела выползти из кухни. Добби некогда было укладывать ее и накрывать, пришлось взять с собой. Они неслись как многорукое чудище, выращенное для потехи, взлетали над полом и снова ударялись о него.

Оглушительно-пустая спальня распахнула окна в ночь. В круглых глазах, как в шарах профессора Трелони, отражалась бескрайняя хогвартская равнина, покрытая мелкими человечками.

Гарри Поттер лежал на земле, а Добби стоял поодаль.

К Добби тут же подбежали, подхватили, запихали в замок, пнули по лестнице вниз. Пока кубарем летел, одни картины вынесли с кухни, другие занесли — старые, потрескавшиеся, даже нарисованные фрукты прогнили. Добби зарылся под наволочку, накрылся другой, обернулся в третью и нырнул в кучу носков, но его вышвырнули за ворота, протащили до Хогсмида

Больнобольноземляцарапает

посадили на усталую собаку

Собака блохастая, больная, еле дышит, хрипит, голодно

пока довезли до Уилтшира, трижды теряли, дважды сам убегал, нашли по торчащим ушам, посадили на порог.

Добби порог узнал и постарался впитаться в него, как пролитое молоко.

Вышел тощий с пустыми глазами, халат в пол. Хмыкнул, глядя на распластавшегося Добби:

«О, наволочка!»

Сдернул ее, порвав по швам, и напялил на себя. Она не прикрывала даже бедра, но нравилась тощему больше халата.

Маленький хозяин Драко, меньше трех футов от пола, вышел вслед за отцом и встал рядом с ним в такую же дурную позу.

— Отправляйся вниз! — хором приказали Малфои и исчезли за массивными дверями.

Добби моргнул и послушался. Глаза, пока он пялился на поляну, высохли. Добби прислушался к магии внутри себя, крепко ухватил спящую на ходу Винки за руку, и оба с хлопком исчезли.

На фоне вековых деревьев, спутанных, судорожно вывернутых, сгорбленных, череп смотрелся уродливым, аляповатым пятном. Пятно маревом опускалось на сутулую спину сэра Гарри Поттера и распростертого перед ним, сломанного по рукам и ногам учителя.

— Это мастер Барти, — по морщинисто-грубым щекам Винки катились крупные слезы. Сцепленные перед грудью ладошки окаменели. — Сейчас он появится.

Добби пристыл к земле, задержав дыхание. Змея только что бросилась на него, но промахнулась. По спине струйками стекало облегчение, словно Добби завернули в ткань плотно-плотно и оставили потеть, чтобы избавиться от придуманной болезни. Он как будто целую жизнь прожил, едва выглядывая из холщевого мешка.

Замок тонул в зелени: то ли безобразная метка разгоралась в небе, то ли в зеркально-хмурой глади отражались носки.

4.

Добби редко позволял себе применять магию. Она сидела внутри него, сложив ручонки на коленях, и иногда икала. Если Добби о ней вспоминал.

Шары света огромными поседевшими одуванчиками плавали в темном воздухе. Сердце Добби стучало в одном из них. Где-то совсем рядом, рукой подать, но не в груди, нет.

Сэр Гарри Поттер изменился. Лицо его вытянулось, скулы впали, лоб расчертила надвое морщина. Добби едва узнал его, точно прошло два десятка лет.

— Добби, — сэр Гарри опустился перед ним на колени. — Ты сможешь аппарировать отсюда и забрать с собой людей?

Язык отнялся. Слова тоже бились где-то в шарах, и он просто кивнул.

По возвращении Добби нашел подвал пустым, как когда-то нашел голой спальню. Он бежал вверх по лестнице до боли в коленях, чтобы не выдать себя хлопком, но гостиная гремела гораздо громче. Подвески люстры качались, издевательски подражая музыке, и тонули в крике мисс Беллатрисы, брызгали на стены, впивались в пятки.

Носок слетел с ноги, рассыпав по полу монеты и самого Добби. Половинка белого полотнища выпорхнула из носка и пронеслась навстречу острому осколку. Сейчас поймает, еще секундочку, сейчас, сейчас.

Осколок продырявил и пригвоздил непослушную тряпку к груди Добби, где ей и положено быть.

Винки в круглых очках подвязала ткань веревкой и наказала передать мастеру Барти поклон.

Добби кивнул и слабо улыбнулся.

На тошнотворно-белой наволочке рваным цветком распускалось красное.

конец