На лбу написано (гет)

Голос, рождавшийся в стенах, пропитывал их, как влага губку, и становился громче. Накатывал волнами и смывал остатки сна. К тому моменту, когда голос превращался в сирену, необходимо было полностью собраться и явиться на завтрак.

Блейз распахнул глаза и уставился на зачарованный потолок. Солнце растеклось по нему и лениво капало на пол, как недожаренная яичница со сковороды. Часто поморгав, Блейз по привычке провел ладонью по лбу, забирая челку назад и закалывая тонкой зеленой плашкой. Драко ежедневно жаловался, что эти плашки похожи на девчачьи заколки.

— Скажи спасибо, что не желтые, — парировал Блейз всякий раз и отмечал, что его собственное лицо смотрелось бы выгоднее, не будь этого уродства, но правила есть правила. Плашки, как и зализанные назад челки, отличали их от Безымянных и служили гарантией того, что по окончании обучения они получат диплом волшебника, а не право занять одну из пустых ячеек на верхних этажах.

— Спасибо, — ехидно раскланивался Малфой, слушая традиционное утреннее приветствие:

«Пред лицами своих братьев и сестер даю обещание совершать лишь поступки, одобренные Основателями».

— Крэбб, устрани солнечный потоп, — велел Блейз. — Сегодня твоя очередь. Скорее бы включили облачность, что ли, — он затянул галстук так туго, что чуть не задохнулся.

— Или тучность, — хохотнул Малфой, подмигнув своему отражению.

— У декана спрашивай, — буркнул не выспавшийся Нотт, — отец рассказывал, что за сотню баллов можно купить день-другой пасмурной погоды. Но их же еще заработать надо, баллы-то.

Плоские ступени лестницы, ведущей к девичьим спальням, не позволили бы ни спуститься, ни подняться, потому что женские и мужские комнаты находились на одном уровне. Зачем здесь эта лестница, никто так и не понял за три года учебы — она казалась нарисованной, и потому бесполезной. Блейз с надеждой поглядел издалека на одинаковые двери с цифрами, высмотрел тройку, помешкал, но, не пожелав слышать ехидные замечания Малфоя, отправился наверх вместе со всеми.

С девчонками встретились в общей гостиной.

Блейз ускорил шаг, опережая Драко, Теодора и Грегори, притянул Панси к себе, уткнувшись носом в плечо. Он, положа руку на сердце, предпочел бы видеть ее с волосами, не прихваченными сверкающей заколочкой.

Мать так трепетно относилась к его этическому воспитанию, что этим летом покоя не давала своими наставлениями. Блейз пил утренний чай, кивал в такт ее словам и кое-что даже запомнил. Например, что спят девочки все же с челкой, как и мальчики, и что показаться в таком виде перед молодым человеком — знак особой привязанности. Или вот объятия перед завтраком — намек на симпатию.

«Наш мир полон условностей, Блейз, — миссис Забини покачивала ногой и мазала кремом безупречные руки, — их гораздо больше, чем ты можешь представить. Держу пари, стоит нарушить один из заветов Основателей, и все полетит к Моргане. К слову, надо заглянуть в справочники — поощряли ли Создатели заключение пари?..»

«Пред лицами своих братьев и сестер даю обещание совершать лишь поступки, одобренные Основателями», — чуть громче, чем утром, но так же монотонно бубнил голос, копирующий тембр одного из Создателей. Панси считала, что если с утра их будит Глава их факультета, значит, грядет удачный день.

Сегодняшний день не сулил стать хорошим.

Драко нарочито громко раскашлялся, когда Блейз с Панси неловко замерли рядом, словно не знали, как им вести себя дальше. Но долгая секунда прошла, и все вместе отправились на завтрак в Большой зал.

Пол Большого зала, располосованный вдоль и поперек, служил ориентиром не только для новичков, но и для рассеянных старшекурсников. Блейз прошел точно по сине-зеленой границе, проигнорировал строй «красноплашечных», спешивших смести все, что было на их столе, и занял свое привычное место в секторе для третьекурсников — под номером С-3-6. Панси уселась справа от него, а Драко — на С-3-1.

— Клянусь, если сегодня Уход за магическими существами будет вести этот остолоп, я объявлю голодовку, — расхрабрился Малфой, пододвигая к себе тарелку с кашей.

— Тогда тебе придется умереть, потому что у Дамблдора других вариантов нет, эта должность даром никому не нужна. Мало того, что все волшебные существа являются Ненаносимыми, так еще и учету не поддаются. Министерство слишком занято переписью людей, чтобы следить за популяциями магических тварей, — Блейз гордился своим красноречием. Его слушали завороженно, внимательно, порой раскрыв рот. Панси так не умела, и это давало пусть малюсенькое, но преимущество в общении с ней.

— Как славно, что Основатели были мужчинами, — она облегченно вздохнула и залпом допила свой тыквенный сок.

Да, Создатели считали уход за магическими существами исключительно мужским занятием, серьезным, опасным, и потому девочки этот предмет никогда не изучали.

Что уж говорить о квиддиче.

Соревнование между факультетами получало всякий раз статус приоритетного. Игроки освобождались от уроков на неделю перед матчем и, в случае надобности, еще на неделю после. Основатели квиддич чтили пуще отца и матери, а потому завещали проводить игры ежегодно, в установленном порядке, который в Устав Хогвартса записал сам Глава факультета «красноплашечников».

Девушек, опять же, оставляли на трибунах, потому как квиддич считался делом намного более опасным, чем уход за магическими существами.

— Эй, Малфой! Малфой, оглох, что ли...

Блейз нахмурился.

Гарри Поттер с верным подпевалой Роном Уизли ржали и слали девчонкам воздушные поцелуи. Их девчонкам! Панси, Дафне, Астории. Гермиона Грейнджер визгливо рассмеялась, выставив огромные передние зубы, и что-то зашептала на ухо Поттеру.

— Эй, Малфой, готов к завтрашней игре? Нанял отряд каскадеров и спасателей?

Драко покраснел как редиска и схватился за палочку, но под строгим взглядом профессора Снейпа — сутулого, носатого, болезненно худого и едва стоявшего на ногах — сник и продолжил яростно крошить зелень на тарелке.

Общественное мнение — то самое, которое обычно не спрашивают, — сделало из Поттера гения квиддича, и Блейз, стиснув зубы, вынуждено признавал его правоту. Летал он мастерски, играл за факультет уже третий год и мнил себя важной шишкой. Говорили даже, что Гарри Поттер был каким-то прапраправнуком основателя факультета. Родственником, в общем. Таким все можно.

Однажды на первом курсе Поттер приперся на уроки без ярлыка. Челка забрана назад как надо, а ярлыка нету. Замерли все, включая Макгонагалл, а этот нагленыш ухмыльнулся якобы виновато и сказал, что больше не повторится. За такое, между прочим, директор на пиру перед началом учебного года обещал отчислять, а Поттеру только наказание назначили да баллов лишили. Вот такие дела творятся с этим родственничком Основателя.

— За два года Драко ни разу не срывался с метлы, — спокойно возразила Панси, намекая на исход предыдущего матча. — В отличие от тебя, Поттер.

Это был знатный удар под дых. Все, конечно, знали, но вслух говорили редко, чтобы не связываться. Блейз почувствовал укол — не то ревности, не то тревоги. Панси защищала Малфоя, и это могло выйти для нее боком.

— Я не с тобой разговаривал, Паркинсон, — Поттер побелел. Явный признак, что вот-вот сорвется. — Жуй свой тост и не суйся куда не просят.

— Заткни пасть, — прорычал Блейз, вставая из-за стола. Кожа на лбу, под ярлыком, пульсировала — предвестье грядущего наказания.

— И что ты мне сделаешь? — Поттер развалился на скамье и облокотился на подпевалу Уизли.

За то, что продемонстрировал ответ, Блейз схлопотал обеденную отработку. Вместо еды поднялся на шестой этаж и, вздохнув, принялся за самую нудную работу из всех возможных — полировке пустующих картинных рам.

— Папа уверял меня, что, на самом деле, у всех этих пустых рам есть обладатели. И имена, — тихо добавила Панси, бесшумно подкравшись из бокового коридора.

Блейз вздрогнул и подавил желание убрать плашку с челки, чтобы прикрыть позорную надпись на ярлыке: «Блейз Забини. Наказан». Вместо этого он отложил тряпку и спросил:

— Почему ты не на уроках? Бинс будет рвать и метать.

— Пускай, — Панси пожала плечами и уселась прямо на пол. — Люди, попавшие в пустые ячейки, вовсе не пропащие, нам все врут.

— Что ты такое говоришь? — Блейз воровато оглянулся, проверяя, нет ли поблизости лишних ушей.

— Папа сказал, что пустые рамы, наоборот, занимают самые знаменитые, самые выдающиеся колдуны, ну вот типа Дамблдора.

— Откуда твоему отцу знать? — он опустился рядом и сжал ее узкую ладонь.

— Ну… он работает, — расплывчато объяснила Панси, — у одного мастера, который проник в тайны жизни и смерти глубже, чем любой из Основателей. Нам врут, чтобы не тянулась очередь из охотников занять пустую ячейку.

— Почему же тогда мы их не видим?

— А у них нет ярлыков.

— Уже нет, — мягко поправил Блейз, переплетая их пальцы. — По замыслу Основателей, как только волшебник занимает ячейку, ярлык ему больше не нужен, потому что его место отныне определено навечно.

— Ты не понимаешь, Блейз, — горячо зашептала Панси, склонившись ближе к его лицу, — быть Ненаносимым — это не плохо, ведь за ними нельзя проследить, у них нет закрепленного места за столом, да и вообще…

— Их как будто не существует, да? Человек без места, скажешь тоже… Брось, даже Основатели носили на лбах ярлыки. — Желание прижаться к теплому рту боролось в нем с необходимостью ее образумить.

— Ага, — ехидно протянула Панси, — и именно по этой причине никто не знает их настоящих имен.

— Ну, современники наверняка знали.

— Скучный ты.

— Ты больно веселая, — огрызнулся Блейз и тут же почувствовал, как Панси обняла его, обвила руками плечо и шею.

— Не обижайся, Забини, лучше покажи мне челку.

Он стремительно обернулся и свободной рукой схватил ее за запястье.

Сердце судорожно трепыхалось в районе кадыка.

— Я же что-нибудь потребую взамен.

Панси дурашливо наморщила нос и зажмурилась, выдохнув:

— Целуй давай.

— Возвышаемся над классо-о-м, — пропел профессор Бинс, а сам пригвоздил Блейза взглядом к стулу. Чтобы встать, потребовалось немалое усилие.

Привидения относились бы к категории Безымянных, не будь у них при жизни ярлыков. Сотрудники Классификационного Отдела в свое время голову сломали, но выход все же нашли: причислили их к особой группе Привилегированных Ненаносимых — и все дела. Поэтому Бинс, занимавший к тому же преподавательский пост, раздувался от гордости и вид имел высокомерно-неприступный.

— Расскажите же нам, молодой человек, о временах Основателей. На прошлом занятии мы подробно изучили данную тему, но вас я в классе не видел, — мстительно заметил Бинс.

— Был наказан, — коротко бросил Блейз и прокашлялся: — Четверо Основателей, также известные как Главы факультетов, заложили этот замок и окружили прилегающие территории защитными заклинаниями, позволяющими контролировать передвижения любого из нас — и, таким образом, ограждать от опасности. Исключение составляют категории Безымянных и Ненаносимых — им, в силу разных причин, не требуется дополнительная защита. На протяжении десятилетий студенты Хогвартва следуют заветам Основателей, просыпаясь с их приветствием и по их команде начиная готовиться ко сну.

— Что же это за причины, мистер Забини? Будьте точнее.

— Безымянные считаются недостойными покровительства, а Ненаносимые неуязвимы.

Панси подняла руку.

— Да, мисс Паркинсон? — Бинс, девочкам симпатизировавший гораздо больше, чем мальчикам, оживился.

— Существует версия, что ярлыки позволяют не только защищать нас, но и ограничивать.

Бинс выпучил глаза, схватился за горло, но потом вспомнил, что задыхаться не может, и уже спокойнее осведомился:

— Что вы подразумеваете под словом «ограничивать», милая?

Поттер, рисуясь, взвизгнул:

— Да как ты смеешь, глупая девчонка, сомневаться в благородстве Создателей?!

— Минус пять очков, мистер Поттер, — Бинс был так ошарашен вопросом Панси, что даже не обратил на Поттера внимания, чем крайне его разочаровал.

— Мы не можем выходить за границы Хогвартса, обозначенные Создателями, не можем передвигаться по замку незамеченными, деканы знают даже о каждом нашем походе в туалет, — она дерзко тряхнула волосами, — а отправляясь домой, мы сдаем ярлыки директору…

— И остаетесь без защиты! — торжествующе закончил за нее Бинс. — Вот! Вот о чем мы с вами говорим.

— Но тогда какой в них смысл, если за два месяца с нами может произойти все что угодно?

— С кем-нибудь из вас произошло нечто ужасное, непоправимое за лето? — грозно спросил профессор, обводя студентов орлиным взглядом.

Все молчали и качали головами.

— Полагаю, вопрос снят.

— Летом вообще ничего не происходит, потому что наступает Хогвартская ночь, — парировал Блейз. И нарвался.

— Расскажите о ней! — Бинс явно вознамерился завалить смутьянов. Не мытьем, так катаньем.

— Хогвартская ночь начинается сразу после годовых экзаменов и длится примерно два месяца. Считается, что Основатели в это время испытывают нашу выдержку: они не общаются со студентами и преподавателями, давая шанс заниматься самовоспитанием и тренировать силу воли. Ночью, как уже заметила Панси, мы беззащитны, в темноте сложно быть готовым к нападению, а свет Люмоса способен дать лишь смутные представления и том, что происходит вокруг.

Бинс хмыкнул и не нашел к чему придраться.

— Что ж, два балла выпросили, Забини, так и быть.

— Два балла попрошайкам, — выкрикнул Поттер, раскачиваясь на стуле и швыряясь жеваной бумагой.

Блейз стиснул зубы и напомнил себе, что до каникул осталась всего неделя.

Попрошайками их презрительно называли «красные плашки». Малфой в долгу не оставался и иначе как «тупым зверьем» Поттера вместе со всей его компанией не величал.

Поттер плевал на Драко с высокой колокольни.

Бинсу, судя по всему, красный факультет импонировал. Да что там, даже «желторотым» было ясно, кто тут ходит в любимчиках.

Последняя неделя, утопившая студентов в экзаменах, подходила к концу. От вида учебников подташнивало не только Блейза — если бы каждый с факультета поблевал не фигурально, а буквально, велики были шансы заиметь в общей гостиной собственное озеро.

Вечером четверга третьекурсники зубрили даты. Зловонное озеро, казалось, материализовалось и мрачно манило утопиться в нем.

В пятницу им предстояло сдавать Защиту от Темных сил и ненавистную Историю Хогвартса, которую вел противный Бинс. Панси беззвучно шевелила губами, Блейз, закинув ноги на спинку дивана, повторял про себя параграф об основании Хогвартса и скудные сведения о Создателях.

— Слушай, а известно о Главах еще что-нибудь, кроме того, что все они были ровесниками и блестящими магами?

— Ты у меня спрашиваешь? — подняла брови Панси. Она выше «удовлетворительно» никогда у Бинса не получала, да и стремления такого не имела. — Ну, прозвища там… еще то, что трое из них не были женаты, — Панси кокетливо заморгала и порозовела.

Блейз сдержанно ухмыльнулся в ответ на сдавленный смешок. Только девчонкам интересны все эти мелочи из личной жизни.

— Странно, да? Они создали этот замок, стали покровителями сотен студентов, но оставили так мало сведений о себе…

— Ну наконец-то. — Панси забралась на диван с ногами и скептически изогнула бровь. — Наконец-то и до тебя, мой упрямый друг, дошло. Дело-то нечисто.

Блейз отложил книгу и почесал подбородок.

— Объяснишь?

— Охотно, если готов слушать, а то в последнее время ты совсем плох, — она пощекотала его пером, заставив расчихаться. — Я с Рождества тебе твержу, что Основатели не те, за кого себя выдают.

— Тс-с-с, — Блейз шикнул и приложил палец к губам. Панси понизила голос.

— И отец, и его друзья, и бабушка с дедушкой, все в один голос твердят, что Создатели были такими же школьниками, как и мы. Ну хорошо, намного талантливее, чем мы. Выжившая из ума тетушка Арея вспоминала, что раньше территорию Хогвартса не ограничивал купол защитных заклятий, и ученикам позволяли выбираться за ворота. А знаменитые Семь дорог? Бинс сказал, что они просто обрываются, но мы же пробовали, помнишь?

— То-то и оно, что тетке лечиться надо. От мамы я ничего такого не слышал.

— Твоя мама моложе. Намного моложе, может всего и не знать. Мы же пробрались по одной из Дорог, забыл? Не обрывается она, просто не пускает дальше запретной линии. А тетушка Арея называла то, что за линией, каким-то Хогзидом… или Хогсмором… ой, да неважно.

— Похоже на детские сказки, — фыркнул Блейз. — Зачем Создателям лгать?

— Создателям, которые даже имен настоящих после себя не оставили! — гусыней зашипела Панси. — А может, они вовсе и не герои? Может, наоборот?

— Давай запишем Основателей в опасные преступники — и дело с концом, — он шутливо чмокнул ее в нос, но лишь сильнее разозлил. — Слушай, Панси, тебе повсюду мерещится обман, так нельзя. Ты скоро Лунное Дерево начнешь подозревать в государственной измене.

— И начну! — упрямо шмыгнула носом Панси. — Нечего «синим» считать его своей собственностью.

— Снова здорово. — Игнорируя громкий кашель Малфоя, Блейз наклонился и поцеловал ее. — Иногда Лунное Дерево всего лишь дерево, и бесполезно искать в его корнях скрытый смысл.

Панси уткнулась ему в плечо.

Экзамен по Истории Хогвартса обернулся настоящей катастрофой. Мало того что Бинс придирался по поводу и без повода, так еще и билет Блейзу достался самый сложный.

«Расскажите о символах факультетов, их происхождении и толковании»! Да легче рассказать о том, как он пробовал мастурбировать в душе. Позора в любом случае не оберешься.

Так или иначе, вопрос требовал не только знаний по геральдике, но и тщательного анализа материала с использованием тех мизерных сведений об Основателях, которые удалось почерпнуть из школьной библиотеки.

Из кабинета Блейз выскочил взмокший и злой как тысяча пикси. Бинс, сука такая, собрал экзаменационные листы как раз в тот момент, когда он дописывал абзац про животное ненавистного факультета «красных плашек». Блейз от отчаяния мысленно согласился с Драко насчет «тупого зверья».

— Не расстраивайся, — увещевала Панси, когда они спускались на обед, — ты ведь всего лишь не успел написать про рога. Я вон вообще про этого хомяка ничего не написала бы.

— Не про хомяка, а про… — Блейз оскорбился так же сильно, как если бы сам был «желторотиком».

— Да знаю-знаю, — закатила она глаза, — не нуди. Экзамен был, экзамен прошел, проводим его с почестями. Ты про Защиту не забыл? О, о чем это я, конечно, не забыл.

— Я не пойду на обед. — Блейз остановился посреди коридора.

— Да брось, если ты решил уморить себя голодом в знак протеста, у тебя ничего не выйдет. У Бинса нет совести.

Он покачал головой.

— Я же хотел уточнить у профессора Люпина кое-что о гриндилоу. Совсем забыл. Экзамен сразу после обеда, так что сейчас или никогда.

Панси обреченно вздохнула, сняла с плеча сумку и протянула ему:

— Тогда неси, рыцарь.

Дверь кабинета профессора Люпина была приоткрыта.

Панси занесла руку, чтобы постучать, но тут Блейз, заигрывая, дернул ее за волосы и, стоило обернуться, обнял.

— Ставлю на то, что в этом году вновь победят студенты Джеймса, — послышался незнакомый голос из-за двери. Профессор Люпин принимал гостей.

Панси замерла, Блейз вытянулся в струну и навострил уши.

— Мои, так и быть, займут второе, — продолжал голос, — а твоим достанется третье.

— Почему не наоборот? — покорно спросил профессор и налил гостю чаю или чего покрепче — послышалось журчание.

— Радуйся, что у нас есть Питер, который плетется в арьергарде, иначе не миновать тебе последнего места, Лунатик.

Панси вздрогнула и закусила костяшки пальцев, чтобы не заорать. Блейз прижимал ухо к двери так крепко, будто хотел просочиться сквозь дерево.

— Что правда, то правда, — вздохнул, усмехаясь, Люпин и со стуком поставил на стол чашку. — Только ему не говори.

— Если я его разыщу, у меня найдется пара ласковых помимо трепа о квиддиче, — отнюдь недружелюбно прорычал гость профессора. — Мне пора. — Стулья заскрипели, в камине вспыхнул огонь. — Увидимся.

— Увидимся, Бродяга, — спокойно, с ноткой горечи произнес Люпин и замолчал. Тот, кого он назвал Бродягой, со свистом исчез в каминной трубе.

Блейз чувствовал, что ноги примерзли к полу. Он почти ослеп, не в силах двинуться с места, оглушенный и растерянный.

— Что все это значит?! — Панси кричала откуда-то издалека, из общей гостиной или из библиотеки. Он с трудом заставил себя отмереть. — Кто этот человек? Почему вы называете друг друга именами Создателей? Кто такой Джеймс?

Панси сыпала и сыпала вопросами, как снегом с зачарованного потолка спальни в рождественскую ночь, а Блейз все еще сжимал в руке ремни двух сумок и с ужасом смотрел на Люпина.

— Основатели жили задолго до вас, — хрипло начал Блейз, внимательно читая на лбу профессора его имя и фамилию. — И они были выдающимися волшебниками своего времени, настоящими героями. А вы… вы ведь…

Люпин отвернулся от стола, на котором возвышался громоздкий, нелепый макет старинного замка, и выжидающе уставился на них.

— Создатели не были героями, разве не понятно? — отрезала Панси и в сотый, наверное, раз за последние полгода повторила: — Они не те, за кого себя выдают.

— Вы правы, мисс, мы совсем не герои, — профессор выглядел уставшим, осунувшимся, словно старик, притворявшийся молодым. — А совсем даже наоборот.

— Вы? Вы Создатели? Чушь, — Блейз швырнул сумки на парту и сунул руки в карманы. — Чушь и блажь. Ха, да любой может назваться ими и играть в Основателей! Докажите, — в горле пересохло, — докажите.

— По правде говоря, поступая на работу в Хогвартс, я был готов к тому, что меня раскроют. Сложно быть учителем в школе, к созданию которой сам приложил руку. Отчасти потому, что знаешь, сколько неиспользованных возможностей скрыто от студентов и преподавателей.

— Если вы — Лунатик, то как зовут остальных? — Панси присела на стол и сжала виски ладонями. — Муть какая-то. Создатели давно умерли. Ну скажите, что вы пошутили, — почти жалобно взмолилась она.

— Умер лишь один из нас, — сглотнув, сказал Люпин. Слова давались ему с трудом. — Джеймс. Сохатый. Глава одноименного факультета. Как вы их называете? «Красноплашечники»?

— «Тупое зверье», — процедила Панси, нисколько не смущаясь. — Не зря на их гербе олень изображен. Олени они есть олени.

Профессор лишь кивнул.

— Ваши символы — собака, зеленые плашки-заколки и прилипчивое звание «попрошаек», хотя Сириус скорее удавился бы, чем пошел по миру с протянутой рукой. Бродяга не просит, он требует. Вы, его студенты, очень на него похожи, — Люпин мечтательно посмотрел в камин, где догорали последние угли.

— Это он был у вас в гостях?

— Он. Сириус Блэк.

— Блэк? Тот Ненаносимый, который прошлым летом сбежал из-под надзора и обманом добыл себе ярлык?

— Нынче он снова без ярлыка, — поправил Люпин. — Такая уж у вашего Создателя непостоянная натура.

— Получается, ваш цвет синий, а у «желторотых» с их крысой…

«С крысой, Панси, а не с хомяком», — мысленно отметил Блейз.

— Их Главу зовут Питер Петтигрю, и он покинул Хогвартс совсем недавно.

Пару минут все трое молчали. Люпин крутил в пальцах палочку и с любопытством ждал, когда парочка переварит услышанное.

— Вы говорили о неиспользованных возможностях, профессор, — напомнила Панси, нарушив тишину. — Что вы имели в виду?

— О, уйму всего. Например, комнату на восьмом этаже — прямо напротив гобелена с троллями в балетных пачках, — куда вы никогда не сможете попасть. Или гостеприимную деревеньку Хогсмид, куда вам нет дороги…

— Хогсмид! — вскрикнула Панси. — Не Хогсмор! Тетушка Арея упоминала именно Хогсмид.

— О да, колдуны постарше эту деревушку обожают.

— Что за комната на восьмом этаже, сэр? — вкрадчиво перебил Блейз. Голова кружилась, пальцы немели, происходящее стремительно превращалось в смесь абсурда и вранья.

— Там живут волшебники, по каким-либо причинам не попавшие в Хогвартс. Неродившиеся колдуны, дети магглов, которым родители не позволили променять стабильное будущее на призрачные магические забавы. Сквибы, разбросанные по стране, могут найти здесь приют. Хагрид часто там бывает. Да-да, обладателей сломанных палочек комната тоже с радостью принимает. — Люпин пожевал язык. — Не подумайте, что мы вас намеренно обманывали…

— Читаете мои мысли.

— Именно это и приходит на ум, — почти хором сказали Панси и Блейз.

— Я уже сказал, что был готов к разоблачению с первого дня пребывания в должности. И теперь, когда это произошло, мне придется покинуть замок. — Люпин призвал из-за рваных занавесок видавший виды чемодан.

— Но почему, профессор?

— Разве вы не собираетесь рассказать о том, что узнали сегодня, всем и каждому? — Панси и Блейз потупились. — Ответ очевиден, а потому мне нельзя мешкать ни минуты. Насколько я знаю, мистер Забини не поверил вам, мисс Паркинсон, пока не услышал правду из первых уст. Я уеду и тем самым обреку Легенду о Создателях навсегда остаться лишь легендой. А ваше знание, полученное от меня, пусть будет наградой за пытливый ум и настойчивость.

— Ваши имена мы запомнили! — вспыхнула Панси.

— Звучит угрожающе, — добродушно замахал руками Люпин. — Вы можете знать лишь то, что написано и нарисовано вот здесь, — он помахал потрепанным пергаментом, по виду ничем не отличавшимся от Устава Хогвартса или Правил Библиотеки. — Наших настоящих имен там нет, только прозвища.

— А что будет, если снять ярлык? — Блейз пощупал лоб и провел ладонью по зализанной челке.

— Вы просто перестанете быть видны нам, Создателям. Не обижайтесь, но это не станет большой потерей. Ведь вы сами никуда не денетесь.

Профессор бросал в раскрытый чемодан учебники вперемешку с мантиями. Засунул в обширное нутро стопку пластинок для патефона и попытался уместить огромный макет старинного замка, что стоял на столе.

— Зачем вы возите эту громадину с собой, сэр? — Блейз нахмурился и постарался унять дрожь в коленях.

— Чтобы не забывать, что Создатель я только на пергаменте, а на деле, — Люпин ткнул пальцем в крохотную копию Лунного Дерева, что росло на территории Хогвартса, — по праву мне принадлежит только это деревце.

«Гремучая Ива», — прочитал Блейз надпись на макете, но лезть с расспросами не стал.

— Не лезет, — расстроился профессор, оставил бесплодные попытки запихать макет в один из отделов и взялся за палочку. Патефон ожил, иголка опустилась на пластинку, из трубы донесся густой бас, знакомый каждому студенту:

«Пред лицами своих братьев и сестер даю обещание совершать лишь поступки, одобренные Основателями».

Люпин поморщился.

— Мне всегда больше нравился черновой вариант, — он азартно склонился над патефоном и переставил иглу.

Послышался треск, и молодой, почти мальчишечий голос, ни разу не приветствовавший их утром, заявил:

«Торжественно клянусь, что замышляю шалость, и только шалость!»

Панси глотала слезы и скребла по коже ногтями. Содрав со лба ярлык с именем, она швырнула его в мусорку и пнула ее в дальний угол.

— Вот вам… получайте… господа Лунатик, Бродяга, Сохатый и Хвост! — слова сбивчиво рвались из нее обрывками, кулаки сжались, Блейз приготовился оттаскивать Панси от профессора, а Люпин безмятежно заметил:

— Что ж, принимать экзамен по Защите теперь некому, думаю, нет смысла тянуть с отбоем, — он занес палочку и уже коснулся кончиком потрепанного пергамента, когда Панси, высморкавшись, прошмыгала:

— А вы можете? Можете ускорить течение времени?

— Ну, Создатель я или нет?..

Люпин сделал взмах и, умерщвляя огоньки свечей, произнес:

— Шалость удалась.

Декабрь 2013