Тьма-свет-тьма (джен)

Травяной настой у Торки подавали отличный. Из правильно засушенных трав, не отдающий сеном, только душистым медом, который туда клали не на кончике ложки, а щедро, не скупясь. Этого Дорас не мог не признавать, всякий раз, захаживая сюда, заказывал полный кувшин. И сейчас мрачно смотрел на пустую кружку.

Потом поднялся, подошел к стойке. За ней сегодня стояла сама Торка, оглядывала зал цепким взглядом, посматривая то на компанию заезжих купцов, чинно обедавших под негромкие разговоры, то на парочку наемников, хлеставших дешевое пиво. Наемники тоже поглядывали на купцов, наверное, думали, как пристроиться к каравану. А больше в зале никого и не было, не считая Дараса и только что ушедшего наверх постояльца.

О нем-то Дорас и хотел поговорить.

Облокотившись на стойку, он наклонился к Торке. Помолчал, выдерживая паузу, потом задумчиво уточнил:

— Тебе так надоела эта таверна?

Глаза трактирщицы нехорошо сощурились.

— Ты на что намекаешь, темный? — так же тихо поинтересовалась она.

— Я? Ни на что, — Дорас легко пожал плечами. — А вот тот эльф... Который только что выпил вина и ушел наверх, зевая...

— Дорас...

— У которого еще кулон выпускника столичной Академии, — невозмутимо продолжал тот, наклоняясь еще ближе, так что звучало почти интимно.

— Дорас.

— И знаки различия наследника одного из старших светлых родов, — безжалостно закончил тот и выпрямился, отвернувшись.

В принципе, он всё сказал, а Торка — баба умная. Додумается, что сонный настой, подлитый молодому перспективному магу таких кровей — а кому попало золотые кулоны не дают, это вам не серебро и тем более не медяшка — может выйти боком. Ладно, если сейчас проспится и всё, а если обнаружит поутру, что его обокрали? Разнесет таверну, даром что к темной людской магии отношения не имеет. Будет тут вместо здания один сплошной лес, хорошо, если люди разбежаться успеют.

— Дорас, не в службу, а в дружбу... Сходи, погляди, как он там? Нет, давай лучше я сама с тобой схожу.

— С тебя еще кувшин настоя, — не преминул заметить Дорас, отлепляясь от стойки.

Торка кликнула девку с кухни, чтобы постояла вместо неё. Уже на лестнице в спину уважительно свистнул кто-то из наемников, решив, что маг умудрился охмурить хозяйку, в свои годы бывшую еще ого-го. Дорас только ухмыльнулся. У него намечалось совсем другое свидание, куда более выгодное.

Чего они оба не ждали, заглянув в комнатушку, снятую эльфом, так это мерзкого кислого запашка и валяющегося около кровати остроухого.

— Так, — тихо сказал Дорас, глядя на вонючую лужу, бывшую совсем недавно вполне неплохим обедом.

Торка выразилась не столь лаконично, но куда цветастей.

— Так, — повторил Дорас. — И что же ты ему налила? На трехлапчатку с сонником эльфы так не реагируют.

— Если б я!..

Что случилось, выяснили быстро. Пока Дорас перекладывал бессознательного эльфа на кровать, Торка успела сбегать за кухонным парнишкой, и тот теперь, шмыгая носом, плакался, что побоялся и сыпанул нелюдю мшавницы для верности. Бить его было бесполезно, учить уму-разу можно было и позже, поэтому Торка сказала просто:

— Дорас, если поможешь...

— Настой меня будет ждать всегда, по первому требованию. А теперь ведро, воды и вон отсюда.

Вниз Дорас спустился нескоро, усталый и мрачный. Темной магией было сложно лечить — она вообще для этого не годилась, честно говоря. Люди умели только разрушать, и весьма эффективно, а лечением всегда занимались эльфы с их светлыми заклятьями. Их за это светлыми и поименовали. Но — при должной фантазии и сноровке...

Фантазии и сноровки у Дораса хватало, а стимул лучше не придумаешь. И дело было вовсе не в настое, хотя его он с удовольствием хлебнул: Торка придвинула полную кружку, едва подошел.

— Уеду завтра с утра, — сообщил он, промочив горло. — Собери мне еды в дорогу, на двоих, на три дня.

— Поедешь с ним?

До эльфийских земель и было как раз три дня пути, если тропы знать, а Дорас знал, и Торка об этом тоже знала. Но он покачал головой.

— Он со мной. Выпори того дурня, чтобы сидеть не мог неделю. У эльфов с мшавницы голову уносит, как плохую плотину паводком.

— Хочешь сказать...

— Угу. Проспись он — не знаю, что бы тут было. Зачаровал, держу. Отвезу — пусть там с ним разбираются.

— Сволочь ты хитрозадая, — покачала головой Торка.

И дураку ясно: не для неё маг старается, силу так тратит. Эльфы за своего в долгу не останутся, костьми лягут, но отплатят честь по чести, полной мерой, и за то, что довез, и за то, что у людей набедокурить не дал, пусть и не по злому умыслу, а потравившись.

— Какой есть. Про еду не забудь, — хмыкнул Дорас и отправился спать.

А что, с утра вставать рано, чтобы затемно выехать и другие еще спали. И никто не обратит внимания, что на породистой эльфийской кобылке какой-то подозрительно заторможенный, замотанный в плащ всадник, не поднимающий головы и подчиняющийся негромким командам далеко не отходящего мага...

* * *

— Эй, там! А ну стоять!

Звонкий эльфийский голосок далеко разнесся над лесной тропой в горячем полуденном воздухе. Дорас поморщился: ну зачем так орать? Тем более... Ну да. Он вздохнул, глядя на вывалившуюся из кустов компанию. Это оказался не патруль, не затянутые в легкие доспехи суровые воины с луками. Просто эльфийская молодь, лук был один на всех, в руках самого старшего. Отчаянно пытаясь показаться страшным, этот эльф наложил стрелу на тетиву и угрожающе направил её на мага.

— Ты кто вообще такой? Тимэль! Кто это?

Естественно, этот самый Тимэль не ответил, так и сидел в седле, даже головы не поднял.

— Повежливей, — хмыкнул Дорас. — А с вашим другом приключилась небольшая беда, пришлось зачаровывать. Вы бы...

Про лекаря он сказать не успел: стрела, сорвавшись с тетивы, свистнула в опасной близости от уха. Вторая тут же сменила её, выдернутая из колчана.

— Расколдуй его, ты, мерзкий темный!

— Как скажете, — пожал плечами Дорас.

В конце концов, селений здесь поблизости нет, ни людских, ни эльфийских. Лес — не трактир, ну побуянит эльф немного, потом успокоится и можно будет нормально поговорить. А начнет магией шалить, сдержать — не проблема. Темная светлую всегда хорошо нейтрализовала, как и наоборот, если говорить о голой силе, а с дурной головы ни одного заклятья не прочитаешь.

Поэтому, спешившись, Дорас потянул с седла подопечного. Усадил на землю, отошел на пару шагов, отводя и лошадей. Наконечник стрелы всё это время недвусмысленно перемещался следом, неизменно указывая куда-то в район сердца. Это было даже забавно, поэтому Дорас картинно взмахнул рукой, снимая заклятье.

Все невольно уставились на Тимэля. Тот сначала сидел неподвижно, потом застонал, сжав ладонями виски. Вскинул голову — взгляд был испуганный, абсолютно безумный. Такой бывает у разбуженного после кошмара, еще не осознавшего, что все закончилось, что реальность — вот она, привычная, спокойная, не полная абсурдных видений.

— Тимэль? — тихо пискнула какая-то эльфийка из-за спины лучника.

И тот закричал.

За этим криком почти не слышны были испуганные визги эльфов и ругань Дораса. Только неумолимо накатывала волна чистой, ничем не сдерживаемой магии, грозя изменить всё живое. Накатывала — и вдруг пропала.

Попа́давшие в траву эльфы поднимали головы и замирали, боясь пошевелиться: темный маг держал светлого. Держал во всех смыслах, стоял за спиной, сжимая запястья раскинутых рук, обхватывал коконом своей силы, такой же чистой, тающей на глазах тонкой черной пленкой на белоснежной сфере. Она уже не расширялась, эта сфера, только пульсировала, постепенно сходя на нет. Это было противостояние не мастерства — голой мощи. У кого первым закончатся запасы, кто сдастся, опустошив энергетические каналы. И казалось, что Тимэль уже почти готов подчиниться, успокоиться, он уже не бился, обмяк, сфера становилась всё меньше и меньше...

Пока не превратилась в один узкий поток и не пробила не успевшего отшатнуться Дораса насквозь.

* * *

— Я даже не знаю, что ему сказать. Извиняться — глупо, благодарить — тоже...

— А что хотел бы?

— Если бы я знал, отец, — Тимэль вздохнул, потом поежился. От огромного количества темной магии, находившейся так близко, было неуютно.

Тихо гудели кристаллы-накопители, поддерживающие насыщенную чистой магией сферу вокруг раненого. Только так и можно было выходить мага с порванными энергетическими каналами: поместить в невраждебную среду, не дать его магии утечь из прорех всей, до капли. Стоило, конечно, это баснословных денег, особенно с учетом, что кристаллы приходилось закупать у людей, а те всегда драли с эльфов втридорога. Но сейчас деньги не имели значения.

В конце концов, этот маг просто мог закрыться и переждать, уж на этого бы его сил хватило. А испоганенный кусок леса и жизни нескольких эльфийских юнцов... Какое ему до них было дело? Но ведь не остался в стороне, спас, именно что спас. Тимэль понимал, что такой удар, какой описали друзья, они бы просто не пережили. Может быть, Ральсу подоспевшие взрослые и выходили бы, но остальным только ямы под могильные деревья копать.

Как бы он жил с такой виной?

А ведь он даже имени незнакомца не знал. И понятия не имел, почему тот вдруг взялся возиться с чужаком.

Всё это ворочалось в нутре, скреблось, мучило. Тимэль улыбался друзьям, но как только выдавалась минута, сбегал от них в полутемную комнату, окунался в негромкий гул, стоял, глядя на человека. А по ночам просыпался с криком, потому что снилось белое марево и изломанные, искореженные магией тела.

К моменту, когда лекари сообщили, что раненый вполне оправился, Тимэль извел себя до такой степени, что, явившись к нему, просто бухнулся на колени перед изумленным человеком и сообщил, что за его жизнь и жизни товарищей тот может просить чего угодно. Отца с отрезвляющей затрещиной рядом как назло не оказалось.

Хорошо, маг, представившийся Дорасом, не потребовал ничего невероятного. Попросил только несколько пустых накопителей помощнее, укромное место, где никто не будет искать хотя бы пару часов, и помощь в проведении эксперимента. Заверил, что никакого ущерба ни Тимэлю, ни эльфийским землям нанесено не будет в любом случае, просто, мол, уже давно хотел кое-что проверить, да всё возможности не было.

Так что через неделю они сидели в самых дальних кустах, на крохотной поляне, и Тимэль протягивал Дорасу кристаллы, а потом с интересом наблюдал, как прозрачные грани всё ярче наливаются черным цветом. Забеспокоился только тогда, когда до краев заполнился третий накопитель.

— А вы уверены... Ну, это не опасно? После ранения-то, — осторожно спросил он тяжело дышащего мага.

Тот усмехнулся.

— Сейчас я солью, сколько смогу. А ты вытянешь всё остальное, чтобы ни капли силы не осталось.

— Но!.. — задохнулся Тимэль. Подобное было верной смертью для любого мага.

— Вытянешь, а потом пустишь свою силу, — жестко приказал Дорас. — Я свои обещания держу — никому вреда не будет. А ты?

И Тимэль кивнул, низко опустив голову. Он не понимал, зачем этот безумец творит подобное. Он же... Да не виси на нём такой долг — отказался бы участвовать в этом самоубийстве! Но слово было дано, и он осторожно держал ладонь Дораса, окутанную угасающей тьмой, в своих, налитых белизной. Держал, пока маг не захрипел, пытаясь вырваться, держал, пока тот не затих. Держал, пока последние проблески тьмы не исчезли, и только тогда как мог аккуратно принялся вливать в умирающего чуждую ему магию.

Сердце в груди человека билось всё медленней, наклонившийся ближе Тимэль уже не чувствовал дыхания. На глазах вскипали слезы: все-таки убил. По его же просьбе, нет, даже приказу — но убил! Зачем? Что он хотел доказать, этот человек?!

Удар.

Тимэль замер, боясь поверить.

Еще удар.

Сердце снова начинало свой ход, грудь приподнялась, опала...

Человек жил! И вместо темной магии, единственно доступной людям... Тимэль глядел на безумца и не знал: что теперь случится с миром?

Потому что перед ним лежал первый светлый людской маг.