Дела семейные (гет)

—…Выходи за меня, — произносит Дима. До этого присев на колено, сейчас он протягивает мне коробочку с кольцом. Нет, правда — с кольцом! И смотрит на меня с такой нежностью, что перехватывает дыхание. Моё сердце бьётся как сумасшедшее, а я не могу поверить в происходящее. — Анюта? — милый, действительно ли я слышу в твоём голосе нотки волнения?

Мой Дима, всегда такой уверенный и смелый, смотрит на меня взволнованно. Словно я могу тебе отказать, дурак! Голос мне не принадлежит, поэтому яростно киваю, зажмурившись, и тут же оказываюсь в его надёжных объятьях. И только в этот момент возвращаюсь в реальный мир, понимая, что мы — в кафе, где я подрабатываю, что вокруг есть люди, чьи поздравления и смех окружали нас с Димой со всех сторон. Слышу его тихий смешок: заметил резко накатившее на меня смущение. И я крепче прижимаюсь к нему, пряча своё покрасневшее лицо и чувствуя такой наплыв счастья, какого раньше никогда не было.

* * *

И неделю спустя мы сидим в этом же кафе, вот только атмосфера совсем не такая солнечная. Только то, что Дима держит мою ладонь в своей руке и эфемерно, слегка прикасаясь большим пальцем, поглаживает, помогает мне держать лицо, а не с криком бежать прочь.

А напротив — его старший брат со своей невестой, оба слишком… слишком лощённые для скромного кафе. Константин (почему-то «Костю» я к нему прилепить не могу) в дорогущем с виду сером костюме, а Кристина — в белом платье, выгодно обтягивающем фигуру; у обоих на лице едва заметное презрительное выражение, причём смотрят они таким взглядом не только на обстановку вокруг. Мои коллеги-официанты заметно нервничают от такого внимания.

И я нервничаю вместе с ними. Потому что чувствую — ни Константин, ни Кристина меня не принимают. Димин брат словно сканирует меня взглядом и явно не остаётся довольным, Кристина же кидает короткие взгляды из-под длинных ресниц то на меня, то на Димку — словно задаётся вопросом, что же могло ему во мне понравиться.

И под их испепеляющими взглядами я сама растеряла всю уверенность, и только Димкина рука даёт мне силы дышать.

— Женишься на ней, значит, — говорит Константин, выделяя «на ней», и по моей спине пробегает дрожь от холодного тона его голоса. Кристина с лёгкой брезгливостью ковыряется в тарелке с десертом и едва заметно ухмыляется, даже не поднимая глаз. Дима ободряюще сжимает мою руку, а я придвигаюсь ближе к нему.

— Анюту я хотя бы вижу в этой роли, — сейчас Дима чувствует себя победителем и свысока смотрит на своего брата. Константин настаивал на его браке с дочерью какого-то влиятельного бизнесмена, а Дима взбунтовался и выбрал студентку с кулинарных курсов, параллельно подрабатывающей официанткой в захудалой кафешке. Меня.

— Не сомневаюсь, что Анюта, — я вздрагиваю, — тоже видит себя в этой роли.

Константин переводит взгляд с Димки на меня и криво улыбается, а я чувствую себя так, будто меня облили ведром грязи.

— В роли Диминой жены очень даже вижу, — говорю сквозь зубы, а Константин суживает глаза.

— Что за намёки ты делаешь? — мгновенно сбрасывает маску дружелюбия Дима и теперь смотрит на брата враждебно. Наступает моя очередь успокаивающе гладить его руку. Я действительно не хочу, чтобы Димка ссорился с единственным родным человеком, хоть слова Константина меня и задели. Димин брат остаётся пугающе спокойным, только сузившиеся глаза выдают злость.

— Могу и без намёков, — холодно произносит он, смотря прямо в мои глаза. Помимо страха чувствую и зарождающийся гнев. — Эта нищая шлюшка хочет только твоих денег.

Хочется только вмазать!

Дима делает это за меня. Бросается к Константину, с грохотом двигая стол, и с силой бьёт его в лицо. Кристина тоненько верещит, словно сирена, а я, хоть и ужасно хотела сама расквасить нос брату своего жениха, пытаюсь остановить Димку, который вошёл в раж. Мужчины помогают растащить братьев, и я тут же кидаюсь к взбешённому Диме в объятья и пытаюсь заставить его посмотреть на себя. Успокаивается окончательно он только после моей попытки отвлечь его поцелуем — и Димка решительно, как и всегда, запускает в мой рот язык, явно собираясь заниматься этим как можно дольше. Я уже давно знаю, что мой парень любит всё усугублять, поэтому с протестующим мотанием головы вырываюсь и подавляю смешок.

Кристина понизила громкость, но всё равно верещит — шоколадный десерт испортил её новое платье; Константин так и сидит на полу, куда в пылу его скинул Димка. Мой жених слегка подкорректировал брату внешность: ещё несколько минут назад его идеально прямой нос теперь искривлен, а лицо залито кровью. Настя и Саша — мои коллеги-официантки — неуверенно топчутся возле него, видимо, это они передали ему аптечку, в которой он копается.

Убеждаюсь, что Дима травм не получил (Константин его не бил?), и направляюсь к его брату под непонимающим взглядом жениха. Опускаюсь на колени рядом с ним, отбираю аптечку и под сузившимся взором Константина начинаю обрабатывать все пострадавшие места.

— Если таким образом надеешься меня задобрить, Анюта…

— Я не пытаюсь вас задобрить, Константин, — прерываю его я, и он фыркает под нос, видимо, посчитав мою вежливость смешной. И, к моему удовольствию, шипит от боли, когда я с силой прижимаю вату с антисептическим средством к его носу.

— Ты меня не обманешь, — тихо произносит он. Я пожимаю плечами и выдавливаю улыбку.

— И не пытаюсь обмануть. Я люблю Диму, а не его, ваши и чьи-либо ещё деньги.

— Знатно заливаешь, птичка, — теперь он криво улыбается, а я замечаю, что глаза у него цветом совсем как у Димки — тёмно-карие; вот только от взгляда Константина меня пробирает дрожь, а не теплеет на душе.

* * *

Спустя несколько дней Дима заваливается в мою комнату; я же стою на кухне, полная решимости приготовить наивкуснейший ужин для моего будущего мужа. Скоро буду ему готовить каждый день! Слышу, что он идёт на кухню, по голосам — по пути он столкнулся с моей соседкой по коммуналке, милой старушкой, которая и сдаёт мне комнату.

Дима обнимает меня со спины и зарывается носом в мои волосы, и я чувствую к нему наплыв нежности. Именно он подарил мне все эти новые эмоции: до Димы у меня не было отношений. Я поворачиваю голову и целую в подставленную им же щёку.

— Я помирился с Костей, — мурчит Дима мне на ухо, и я с трудом удерживаю в голове мысль, что нужно помешивать своё варево. — И он зовёт нас в клуб. Расслабиться, забыть старые обиды, как он выразился… — он так крепко ко мне прижимается, что кажется, будто мы никуда и не пойдём. Отключаю плиту и разворачиваюсь к Димке, наконец-то запуская в его растрёпанные чёрные волосы пальчики.

— Мне на работу завтра, обиды я и здесь забыть могу, — прижимаюсь к Димкиному лбу и зажмуриваюсь, — уже забыла. Дим, я не хочу, чтобы вы ссорились. И тем более чтобы это было из-за меня…

Дима меня обнимает, и я вздыхаю, поглаживая его по вихрастой макушке. Димкины родители восемь лет назад погибли в аварии, и на двадцатилетнего в то время Константина свалились все заботы — и несовершеннолетний Димка. И пусть сейчас оба стоят на ногах и кажутся независимыми, всё равно ведь беспокоятся друг о друге. Вспоминаю о том, что в драке Константин Диму так и не ударил. И на меня затаил злобу наверняка только потому, что волнуется за младшего брата.

В клуб мы с Димкой приезжаем ближе к полуночи, и хоть он уверял меня, что я выгляжу прекрасно, мне не по себе. В прошлый раз мы встречались, так сказать, на моей территории, теперь же это была территория Константина, и, наверное, Димы... Косметика местных леди наверняка стоит дороже, чем моё платье. Не слишком приятное ощущение, которое я всеми силами стараюсь подавить.

Конечно же, Константин разместился в VIP-зоне; и улыбается более дружелюбно, чем тогда в кафе. Действительно решил объявить перемирие? Помимо него, тут оказались Кристина, Артём, Димин друг, который мне приветственно махнул, и несколько новых лиц. Надя, Слава и Егор.

Дима шепчет, что это та самая Надя, на которой он не захотел жениться, и я понимаю природу недобрых взглядов в мою сторону. И сама кидаю такой взгляд Константину, который, к моему удивлению, смотрит на меня. Неотрывно смотрит… Или мне кажется из-за освещения? Рядом цветомузыка, и игра света мешает адекватному восприятию. Отчего-то (от кого-то?) мне жутко, и поэтому я цепляюсь за Диму, стараясь не отходить от него ни на секунду. С ним я всегда чувствую себя защищённой.

Но всё-таки чувство беззащитности настигает меня и рядом с Димой, когда Константин просит у него разрешения пригласить меня на танец, клятвенно заверяя, что вернёт меня в целости и сохранности. И когда Димка, уже выпивший, легко соглашается, моё сердце словно сжали тиски. Глядя в тёмные глаза Константина, я всё же протягиваю ему ладонь, давая согласие на танец.

Музыка играет не слишком быстрая, да и Константин не требует от меня знаний на танцевальном поприще: он просто решительно прижимает меня к себе, и даже ткань одежды не мешает мне почувствовать разгоряченное мужское тело. Прихожу в себя, когда его пальцы нагло сжимают мои ягодицы, и впиваюсь в его руки ногтями.

— Ты охренел?! — яростно шепчу ему в ухо и пытаюсь отстраниться, но он теперь крепко обхватил мою талию, не давая сдвинуться. От страха я могу только мыслить о том, что Дима сейчас нас не видит и не знает, что я нуждаюсь в его помощи.

— А как же «Вы» и Константин? — иронично шепчет мудак мне на ухо, и я вздрагиваю. От этого типа одни мурашки.

— Ты только что потерял остатки моего уважения! — я снова пытаюсь вырваться, даже подумываю впиться ногтями ему в лицо, но меня останавливает его покачивание головой.

— Я лишь хочу поговорить с тобой, Анюта. Ты же умная девочка, правильно? — никак не реагирую, и козёл продолжает. Даже Константином его больше звать не хочу. Как он смеет лапать девушку своего брата? Ничего святого нет? — Встречаясь с Димой, ты наверняка имеешь доход… О, сколько праведного гнева, я даже почти поверил. Нет, Анюта, не торопись с ним. Хочешь получать больше?

Я снова молчу, решив на нём не срываться. Сил генерировать злость нет, так почему бы просто не послушать? Насколько далеко зайдёт этот гад? Отвратительно просто танцевать с ним. Но я потерплю.

Димин брат издаёт смешок, не дождавшись моей реакции.

— Умная девочка, будто и согласна, будто и нет. Не подловить. Тебе заплачу я, — он шепчет мне в ухо, и хоть мне хочется никак не реагировать, но волна мурашек всё равно проходит по всему телу. Его руки медленно опускаются от талии ниже, а его губы едва-едва касаются моего левого уха, от его горячего дыхания хочется сжаться, хочется закричать… хочется. — Анюта…

Я всё-таки вцепляюсь в его лицо острыми, совсем недавно отточенными ноготками, и Димин брат орёт, громко и от души, радуя мой слух.

* * *

Дима не знает, что его брат-мудак теперь меня преследует, причём тоже стараясь это скрывать. Рассказать — значит, вновь проломить между ними трещину, а я не хочу рушить семью. Всегда считала, что семья — прежде всего. Кто ещё поможет, как не близкие тебе люди? И пусть Димин брат — отвратительный мерзавец по отношению к девушкам в общем и ко мне в частности, я убеждена, что и у него есть положительные стороны. Например, он всю жизнь заботится о Димке, а для меня это уже существенно.

Правда, все позитивные мысли об этом существе исчезают, стоит ему появиться в кафе в моё рабочее время. Всегда приходит и криво улыбается — прямо как сейчас. И все мои коллеги женского пола тихонько тают от удовольствия, потому что видят в нём жгучего брюнета с тёмно-карими глазами и мужественно кривым носом.

А я вижу только кривой нос и свой триумф, который уже почти сошёл с его лица — едва заметные следы моего маникюра. Крови тогда было много. Димке он натрещал о какой-то пьяной девице, а я успела отмыть свои руки до раскрытия.

— Ты снова свалил всю работу на Димку, — обвинительно произношу я, подойдя к нему принять заказ. Брат-мудак во всей красе: ради того, чтобы убедить меня в моей же меркантильности, скидывает работу на своего младшего помощника и брата, а сам приезжает сюда. Хотя теперь диалоги с ним куда приятнее, чем, скажем, недели две назад, когда он прямым текстом предлагал мне переспать за деньги. Или отсосать за деньги. А потом хвалил за стойкость и размышлял, какая же сумма меня сломит. Потом грустил, что слишком явно на меня наехал, и теперь я не поддаюсь ему из чистого упрямства обиженной суки. Обещал быть деликатнее, и снова предлагал переспать за деньги.

— Тебе монеток больше, Анюта, — моё имя он произносит слишком сладко в последнее время. Меня бесит слово «сладко», но почему-то именно это слово всегда в голове, когда брат-мудак произносит моё имя.

— Я его монетки не беру, — произношу в который раз, уже не надеясь это вбить в кривоносую голову. Взяв его заказ, я уплываю мыслями в то, что скоро конец августа и новый семестр, придётся вновь крутиться как белка в колесе. И сопротивляться Диме, который будет предлагать материальную помощь — «мы почти семья!».

Брат-мудак не упускает случая ко мне пристать, когда я приношу его заказ.

— А свадьба на чьи монетки у вас?

— Почему тебе не поговорить об этом с Димой? — ровно отвечаю я, игнорируя уже привычную дрожь от его взгляда. Кривая улыбка, кривой нос. Весь кривой. Омерзительный. И глаза почему-то сужены, словно злится.

— Потому что хочу поговорить об этом с тобой, — он кивает на сидение напротив, — присядь, поговорим. Я заплачу за то время, что ты не работаешь, — и снова кривая улыбка. Я только закатываю глаза и ухожу. — Анюта!

— Ты мне отвратителен, знаешь это? — поворачиваюсь к нему. Он присаживается обратно на место, с которого успел вскочить.

— Поверь, Анюта, — сладко, — прекрасно знаю.

Кривоносая морда с кривой улыбкой. Отвратителен. И из-за него чувствую себя омерзительно, потому что не говорю о нём Димке. Почему? Не хочу трещины между ними, потому что важна семья. Других причин нет и не было, почему же я чувствую себя такой грязной?

* * *

В мою комнатку мы с Димкой вваливаемся, не отрываясь друг от друга. Целую его в до сих пор сладкие из-за мороженого губы, позволяя раздевать себя, откидывая в сторону такую раздражающую сейчас одежду. Димины руки скользят по моему животу, талии, спине, поднимаются к лопаткам, и это так нежно, что я не могу сдержать вздоха удовольствия.

Падаем на разобранный диван, и Дима подминает меня под себя. Его губы невесомо касаются моей шеи, руки сжимают бёдра, а потом он нависает надо мной. И мгновение я испытываю ужас. Мгновение, в которое успеваю испуганно попытаться отползти, а он — понять, что настроение потеряно.

Вижу его растерянный взгляд и молюсь только об одном: чтобы не задавал вопросов. И пытаюсь унять волнение, из-за которого даже дрожат руки. Я же знаю, что они похожи, они же братья, чёрт возьми! Но почему…

— Что происходит, Анюта?

Конечно же, он задаёт вопросы. Я бы тоже их задавала… Под испытующим взглядом Димы поворачиваюсь к нему спиной и натягиваю первую попавшуюся кофту; после наступает неловкое молчание. Он ждёт объяснений, но я не в силах их ему дать. Сказать «Прости, милый, увидела брата-мудака на твоём месте, а потом поняла, что совсем не против такого поворота событий!»? Решаю быть честной хотя бы перед самой собой. Я испытала ужас не потому, что увидела Костю. Меня испугало это чувство эйфории…

— Ты сама не своя последнее время, — прерывает молчание Дима и прикасается к моему плечу, и я еле заставляю себя не дёргаться. Называла его отвратительным, а ведь сама же ничем его не лучше. Обманываю любимого человека… Совсем как он. И из-за кого? Из-за него, этого мерзавца! Слёзы сами собой текут, и поэтому закрываю лицо ладонями. — Поговори со мной! Почему ты плачешь?

Димка разворачивает меня к себе лицом и пытается опустить мои руки, но мне стыдно смотреть ему в глаза, поэтому не поддаюсь.

— Почему ты выбрал меня? — спрашиваю срывающимся из-за слёз голосом, по-прежнему пряча своё лицо. — Я не подхожу! Меня… мне… пугает всё! Почему ты позвал меня замуж?

— Я… — пытается ответить Дима, но я его прерываю.

— Я знаю, почему! Ты хотел позлить Костю, верно? — тут меня настигает приступ рыданий, который не даёт вымолвить ни слова, и я хочу сжаться в клубок, но Дима прижимает меня к себе. Чувствую его подбородок на своей макушке и ненавижу себя за то, что вспоминаю сейчас лицо его мудака-брата. — Хотел показать, что уже взрослый и что он не имеет права тебе указывать?

— Анют, я бы всё равно позвал тебя замуж, только позже. Веришь, нет? — теперь чувствую на макушке его губы. И испытываю беспокойство, когда нежно поглаживающая меня рука резко замирает. — Ты… Ты и раньше так думала? Что я только поэтому…

Держа за плечи, Дима немного отодвигает меня и пытается посмотреть в глаза, но я отвожу взгляд.

— Неужели ты и правда…

— Что «правда»?

— Из-за денег?!

— Что?! — мы схлёстываемся взглядом, и Дима теперь крепче сжимает мои плечи, так, что я чувствую дискомфорт. И физически, и морально. Конечно, Костя старался проесть своему брату плешь по моему поводу и наверняка старательно внушал мысль о моей мелочности.

— Тебе было всё равно, искренние у меня чувства или нет. Всё равно, по какой причине я позвал тебя замуж. И это значит...

— Ты! Как ты смеешь! — скидываю Димины руки и вскакиваю в полный рост на диване, возвышаясь над гневно покрасневшим Димой. Ладно, его брат-мудак так думает обо мне, но Дима!.. Дима… Чувствую опустошение, понимая, что не могу винить его за такие фразы в мою сторону. Потому что я всё равно не заслуживаю его доброго отношения. — Уходи, Дима. Пожалуйста.

И он действительно уходит, даже не глядя в мою сторону. А я просто зарываюсь лицом в подушку — без слёз, чувствую только пустоту.

Самое важное — семья. Кажется, я только что свою семью потеряла.

* * *

Перед закрытием кафе Настя тянет меня к окну и тычет пальцем в окно. И у меня все внутренности переворачиваются при виде кривоносого профиля; стоит на другой стороне дороги, спиной прислонившись к машине.

— Он уже давно стоит, Ань, — Настя почему-то выглядит испуганно. — Может, ты Диму позовёшь?

Я на мгновение прикрываю глаза: из-за Димы терзаю себя весь день.

— Зачем мне его звать? Не съест же его брат меня…

— Я слышала, какие гадости он тебе говорил! — неожиданно злобно шипит Настя, вцепившись в мою руку. — Я всегда знала, что таким симпатичным мордам верить нельзя! А если ещё и деньгами обеспечен, то вообще пиши пропало. Ань, хочешь, я с тобой пойду? Или всё-таки Диме позвони…

Отрицательно мотаю головой и в итоге отказываюсь от помощи Насти окончательно. Потому что моё тело уже предвкушает встречу с ним: знакомые мурашки бегают вовсю, а кончики пальцев покалывает, будто — усмехаюсь — им снова не терпится вцепиться в его наглую рожу.

На улице я показательно смело подхожу к нему, на деле же робея с каждым шагом под внимательным взглядом его тёмных глаз.

— Анюта, — сволочь, да почему меня трясёт только от того, как ты произносишь моё имя?! Я не понимаю себя, абсолютно не понимаю. — Ты набиваешь себе цену?

От него такие фразы уже обидно не звучат. А вот от Димы… Дима. Это дарит мне спокойствие, и я могу без лишней нервозности посмотреть прямо в серьёзное лицо Кости.

— С Димой всё хорошо?

— Хорошо? — вижу в кривоносой морде удивление. — Он не в себе. И виновата в этом ты.

Он знакомо суживает глаза, и я его копирую. Серьёзно? Только я?!

— Да если бы не ты!.. — выкрикиваю я, замахиваясь для пощёчины, и тут же саму себя останавливаю, неотрывно глядя в Костины глаза. И хоть я была настроена серьёзно, он вообще никак не попытался от удара увернуться. Просто смотрит в мою душу, пытаясь до чего-то докопаться.

Прислоняюсь спиной к машине, повторяя его позу. Думать становиться немного легче, глядя в ещё светлое летнее небо, а не ему в глаза.

— Ты, кривоносая морда, всё испортил, — говорю тихо и размеренно, — своими обвинениями. Я ведь по-настоящему люблю Димку. Ты ведь даже не знаешь, что он для меня значит.

— Если бы ты его любила, то мои обвинения ничего не смогли бы испортить, — Костя тоже говорит спокойно. Я согласно киваю, и, хоть чувствую его взгляд, упрямо смотрю в слегка алеющее небо.

— Ты прав. И, наверное, я люблю Димку не так, как стоило бы невесте. Но всё же — он самый родной, самый близкий мне человек. Я беспокоюсь о нём! И ты, — я слегка скосила глаза на Костю, — ты тоже беспокоишься о Диме. Но мы с тобой… Мы с тобой отвратительны.

Разворачиваюсь к нему лицом и удивлённо подмечаю, что он делает то же самое. И сейчас у него сужено всё, что можно — глаза, губы, само лицо! Настолько зол?

— Из-за тебя я Диме боль могу причинить… Уже причинила! Это — из-за тебя! Зачем ты вообще ко мне полез?

— Что, Анюта, мучают совесть и жажда денег на пару? Не знаешь, что лучше выбрать, поэтому и устраиваешь моему брату истерики?

— Не в этом дело, кретин! — прихожу в себя от удивлённого взгляда бабульки, проходящей мимо, и насмешливого взгляда кривоносого. Неприлично тыкаю в него пальцем и продолжаю говорить, понизив голос. — Ты начал эту ерунду с «Анюта, отсоси за четвертак!», ты вёл себя омерзительно. Вынудил меня врать Димке, постоянно светил своим кривым носом и лез им в мои дела…

— Постой, я не просил тебя врать Диме, — Костя хватает меня за палец, которым я в него тыкала, и мы оба на мгновение замираем, глядя друг другу в глаза. Потом он натягивает кривую улыбку на лицо и опускает наши руки вниз, не отпуская мой палец. И держит его… даже нежно. Стараюсь не думать об этом, а помнить о том, какая он мразь. Надо было средним пальцем в него тыкнуть. — Ты сама выбрала этот путь.

— Да чтобы вы не поссорились! — обессилено шиплю я и ловлю его удивлённый взгляд, который меня злит. — Не ожидал, что ли? Мне не безразлично, знаешь ли, какие отношения у Димы с семьей! И я даже смирилась, что эта семья — ты. Потому что, как бы ты ко мне и другим девушкам не относился, Диме ты остаёшься родным братом, которого он ценит и любит. Пусть он и не осознаёт этого! Поэтому, — я поднимаю наши сплетённые пальцы и сую их прямо в его кривой нос, — какого чёрта ты творишь? Неужели ты не понимаешь, что ему от этого будет больно?

И замираю, потому что он целует мою руку. По коже словно электрические разряды проходят!

— Что же ты делаешь! — пытаюсь вырвать руку, но он держит крепко. И смотрит на меня так, что становится жарко. Понимаю, что сопротивляться долго не смогу, но всё равно пытаюсь — ради Димы. Ведь благодаря ему я узнала о любви и нежности, он стал тем, кого я могла назвать своей семьей. — Почему, Костя? Ты ведь заботишься о Диме, так почему…

Замолкаю, когда он открывает заднюю дверцу машины и вталкивает меня на заднее сиденье, забираясь туда вслед за мной. Я даже испытываю страх — хотя это чувство в его присутствии меня и не покидает. И он нависает надо мной, тяжело дыша, и просто смотрит. Чувствую тяжесть его тела на себе, его желание, а в глазах вижу вопрос.

— Цена будет очень высокой, — произношу я ответ. Да. Для меня. Хочется верить, что и для него тоже. — Костик, ты сам будешь во всём виноват… — приятно перебросить часть ответственности на кривоносую морду, которая окончательно сейчас отнимет у меня семью. Если до этого момента можно было что-то исправить, теперь же, когда его губы касаются моих — нет.

Выбор сделан, именно поэтому позволяю себе раствориться в его прикосновениях, которые меня обжигают осознанием моего предательства и вины, ловлю поцелуи, наполненные горечью. Стискиваю его волосы, царапая ногтями голову, искренне желая причинить боль. Кусаю в плечо, тяну зубами его нижнюю губу, заставляю его рычать и стонать, отчего получаю какое-то особое удовлетворение.

Он не остаётся в долгу, только его пытки изощрённее, и даже отдают мазохизмом: он шепчет мне свои привычные гадости в ухо, от которых я только больше прихожу в бешенство, и в то же время шёпот его низким голосом заставляет моё тело слабеть. Его ласки раздражающе дразнящие, и ему нравится доводить меня до протестующих стонов.

И даже после близости его кривая улыбка продолжает меня бесить.

— Анюта, ты настолько погружаешься в захватывающие тебя эмоции, что абсолютно не замечаешь ничего вокруг, — смеётся он надо мной, когда я понимаю, что мы сделали в машине прямо перед моей работой. И когда всё тело начинает болеть от до жути неудобной позы. Окна в его машине затемнены, но думаю, что всем было понятно, что происходило… Пытаюсь выбраться из-под него и натянуть на себя платье, но Костя хватает меня за подбородок и разворачивает моё лицо к своему. — Ты меня ни о чём не спрашиваешь. Почему?

— О чём я должна спросить? — он недовольно хмурится, слыша в моём голосе равнодушие.

— Например, «Что теперь с нами будет?», — я усмехаюсь его пародии на мой голос и качаю головой, через голову надевая своё летнее платье. Костя снова тянет меня к своему лицу за подбородок, заставляя смотреть в свои тёмно-карие глаза.

— Я прекрасно осознаю, что теперь будет, Костик, — не сдерживаюсь и чмокаю его в нос, немного подумав, с силой его за нос кусаю, вызывая сдавленное «Бля!». — Цену ты свою заплатишь.

— О чём ты?

— И я заплачу, раз уж ты меня вынудил.

— Анюта. О чём ты? — настойчиво спрашивает Костя, но я больше занята поиском босоножек, ежели разговором с ним. Но когда он требует ответа в третий раз, всё-таки вздыхаю.

— Ты же не думал, что я буду трахаться с тобой бесплатно? Сам говорил, что я меркантильная шлюха.

Забавно наблюдать за прорисовывающимся шоком на его лице, который сменяется осознанием и презрением. Да, милый, нашлась очередная жадная дрянь. Судьба к тебе несправедлива.

— И сколько же ты хочешь? — только сейчас понимаю, насколько тепло он раньше со мной разговаривал. А сейчас в его голосе такой же холод, как и при нашей первой встрече. Я даже ёжусь, хотя в его машине очень жарко.

— Я хочу, чтобы ты продолжал заботиться о Диме. Может, я и не была для него важна так, как он для меня, но всё-таки… Это и для него будет сложно.

Костя ничего не говорит, пока я снимаю кольцо со своего пальца и с грустью на него смотрю. И также молча принимает доказательство Диминой серьёзности по отношению ко мне. Он начинает вертеть кольцо в руке, когда я пальчиком пытаюсь разгладить хмурость на его лице.

— Не думаю, что имею право дальше носить это. Передай его Диме, хорошо? Я не смогу с ним встретиться.

— Почему? — Костин взгляд меня словно прибил к месту. Я сглатываю.

— Это ты можешь спокойно от него скрывать, что пытаешься за деньги переспать с его девушкой. А мне… стыдно… страшно… не смогу.

— Ты… — недоверчиво начинает Костя, но я мотаю головой и затыкаю ему рот рукой. И улыбаюсь как можно естественнее, глядя ему в глаза.

— Костик, вы с Димой одна семья. Из вас двоих ты лучше помнишь об этом, конечно, но всё-таки прошу тебя — не забывай об этом, пожалуйста. Ты же старший брат, в конце концов. И не дави на Димку, действуй мягче! Сам же знаешь, он упрямый, как баран. Вообще, пусть он сам решает, чего от жизни хочет. И последняя просьба: не ищи меня, пожалуйста. Прощай, кривоносый.

* * *

Я твёрдо решила исчезнуть из жизни Кости и Димы. Пусть я желаю быть с Костей, это не будет лёгкой жизнью, даже если Дима сделает хорошую мину при плохой игре (что очень маловероятно); своим эгоистичным поступком я испорчу взаимоотношения братьев, и ведь неизвестно, стоит ли оно того.

С работы уйти было легко, особенно после нашей с Костей показательной тряски машины, которую, я точно знаю, видела Настя. Это был невероятно трудный момент для моей способности краснеть — встреча с коллегой заставила работать все мои ресурсы покраснения. С квартиры временно съехала в общагу, чтобы у братьев не было возможности легко со мной встретиться. Беспокоит только колледж, о котором знал Дима и куда могли наведаться оба.

Но, кажется, к чести Костика, свою цену за близость со мной он заплатил. И не ищет меня.