Зимняя гроза (гет)

В окно дуло. Деревянные рамы давно рассохлись, и теперь из многочисленных щелей нещадно сквозило. Видимо, с севера надвигалась нешуточная буря: ветер так сильно завывал, что старые прогнившие перекрытия даже не скрипели, а громко стонали на все лады. Белетова девчонка Дайна со страху забилась за печку и там сидела, зажав уши руками и монотонно подвывая. Когда гром грохотал особенно сильно, она вскрикивала и начинала громко молиться Валар и призывать майар-заступников, чем только нервировала старую Андрет. Нашлась помощница! От такой проку не добьешься, одно раздражение. Андрет в очередной раз с тоской подумала о Морвен — эта бы не испугалась какого-то ветра, заперла бы оконные ставни на защелки, растопила пожарче очаг, подогрела вина… Девочку теперь можно не ждать недели две: у маленькой Риан мать заболела, и Морвен временно переселилась в дядькин дом: помогала по хозяйству, присматривала за малышкой да тетку выхаживала.

Андрет поплотнее закуталась в плед. Как же холодно… Ноги давно не держат, так бы сама давно уже закрыла эти чертовы ставни. Старая, такая старая… В костях какая-то злая боль поселилась, ни ногой пошевелить, ни подняться. Дайнова мать все какие-то мази носит, да не помогают они, только жар дают, кровь разгоняют. А толку ее разгонять, старушечье тело от этого здоровее не станет. Забыл ее Намо на этом свете, никак не призовет. А пора бы. Глаза не видят совсем, руки дрожат. Если б не помощницы, так с голоду б померла, ни воды себе набрать из колодца, ни хлеба испечь. Да что хлеба! До стола уж без помощи не дойти, чтобы миску с похлебкой взять.

А ветер крепчал. В оконное стекло, давнишний подарок дортонионских голодрим, с силой ударили первые капли дождя вперемешку с градом и тотчас же забили, забарабанили с такой силой, что их шум заглушил даже Дайнов вой. Особенно сильный порыв ветра столкнул что-то с крыши, снаружи загрохотало, и бревенчатая стена дома сотряслась от удара. Дайна взвизгнула и кинулась в ноги Андрет. Та, словно очнувшись от дум, опустила глаза. Девочка всхлипывала и жалась к ее юбкам. Андрет стало ее жалко.

— Ну будет, будет, внучка, — проговорила старуха, — не бойся так, это просто гроза, — она погладила склоненную русоволосую головку, но Дайна еще крепче прижалась к ногам, не переставая вздрагивать всем телом при звуках грома и размазывать слезы по лицу.

— Не бывает зимой гроз, бабушка Андрет! — всхлипнула она, — злой ветер с севера, Морготовых рук дело, вот увидишь!

«А ведь и правда, с севера», — отстранено подумала старуха.

Бояться Андрет давно уже разучилась. Лет сорок назад, может и подумалось бы что-то этакое, а теперь… В какой-то момент ее долгой жизни вдруг стало понятно, что бояться-то в сущности нечего — самое плохое с ней уже случилось — и как только она это поняла, все стало поразительно просто. Андрет помогала снохам с детьми, потом с внуками, потом и с правнуками. Жизнь текла своим чередом, сменялись времена года, добавлялось седины в косы. Потом начали появляться болезни и недуги. Андрет отмахивалась от них, пока это было возможно, а потом смирилась, села в большое кресло, накрыла ноги пледом и приготовилась ждать смерти — и тогда все вокруг словно остановилась. Она больше не жила среди людей, она была как будто рядом, наблюдая за жизнью своего народа со стороны. Наверное, судьба все-таки настигла ее. Быть рядом, но не вместе. Так и было бы, если бы он тогда остался?

Андрет тяжело вздохнула. Сколько уж думано-передумано за долгие годы, а все равно мало. Все это было так давно, так далеко и, в сущности, даже и не с ней, а с той наивной юной девочкой, какой она была, а надо же, все равно помнится как вчера. Волнует. Не отпускает.

Ветер все бушевал. Так, поди, шальной веткой и стекло вынесет. Андрет забеспокоилась.

— Внучка, а ну-ка, давай-ка ты спать приляжешь. Буря вона какая. К утру только уляжется.

Дайна подняла на Андрет огромные испуганные глаза.

— А как же ты, бабушка?

— А я посижу еще маленько. Не бойся, я до лежанки дойду кой-как. Не впервой. Иди, иди…

Дайна послушалась. Она сняла верхнее платье (поди ж ты, ворот какой широкий да крой мудреный, во времена Андрет такое не шили), залезла с ногами на печку, укрывшись с головой одеялом и скоро задремала.

А Андрет осталась сидеть возле окна. Грозы она никогда не боялась, уж столько их повидала. Хотя эта, пожалуй, действительно особенная — вон как зло дождь хлещет. Старуха прикрыла глаза. А ведь все-таки было. И сильные руки, и локоны, словно облако золотого пара. Немыслимые глаза, и голос — низкий, мелодичный, с хрипотцой. У людей таких голосов не бывает. Бессмысленно. Незаметно для себя она заснула.

…И очнулась в высокой траве на берегу Аэлуин. Непривычно яркие солнечные лучи просвечивали сквозь зеленые ветви над головой, разрисовывали льняное платье пестрым узором. Где-то недалеко прокричала птица, от легкого ветерка зашелестела листва. Андрет вдруг стало так легко и свободно, как не было последние пять десятков лет. Она приподнялась на локте и удивилась, как легко ей это удалось. Сердце бешено колотилось. В груди нарастало что-то смутно знакомое, давно позабытое, но родное. Отчего-то захотелось скорее подняться и бежать куда-то вперед, смеяться, дышать этим воздухом, ловить ладонями ветерок, подставить лицо ласковым лучам Солнца…

Андрет рывком встала. И тут же вскрикнула, оглядев себя: тонкую, загорелую, сильную! Юную. Счастливо рассмеявшись, она шагнула вперед.

На берегу, поросшим камышом, спиной к ней стоял Айканаро. Услышав ее, он обернулся.

— Тебе пора, — сказал он с ласковой улыбкой. — Я подожду.

…Утром, сколько ни старалась, Дайна так и не смогла разбудить старую Андрет. Девочка звала ее, трясла за плечи, пока не пришли старшие женщины и не увели ее прочь…