Смерть на моей стороне (джен)

Когда-то у Габриэля Рейеса была семья. Были друзья, которые всегда прикрывали спину. Был сын, мальчишка, любивший всего лишь три вещи: свою шляпу, пиво и доводить до белого каления своего отца.

У Жнеца ничего не осталось. Была тонкая ниточка к прошлому: он пытается отвесить затрещину Джесси, тот уворачивается, кричит что-то про отвратительную реакцию, Джек смеется и говорит, что всем надо выплеснуть напряжение. Эту ниточку Жнец обрывает безо всякого сожаления, отбрасывая прошлое.

Джек и Ана мертвы. Джесси… Сбежал. Габриэль Рейес не винит сына за этот побег, даже радуется тому, что удалось вывести его из-под удара, Джесси не пришлось отвечать за своего отца. Габриэль Рейес все еще любит сына.

Жнец презрительно цедит: «Слабак. Предатель. Убить. Зачем только я подобрал эту неблагодарную тварь».

В комнате пыльно и тихо, маленький мотель на краю города, в котором наконец-то удалось выследить Джесси Маккри. Жнец стоит над ним, смотрит, как тот корчится на грязных простынях, тяжело стонет, губы обметаны, лицо исхудало. Лихорадка.

Габриэль Рейес делает шаг к постели и осматривается в поисках хотя бы воды.

Подойти ближе, чтобы выстрелить в упор. Жнец приставляет дробовик к покрытому потом лбу.

— Па… — тихо шепчут сухие губы. — Па… Джек… Ана…

Один выстрел — и все кончено. У Жнеца нет больше никаких чувств к своему прошлому. Все агенты Overwatch должны быть уничтожены.

Габриэль Рейес убирает дробовик, снимает плащ и гладит Джесси по лбу.

— Я здесь, Джесси. Папа здесь.

Когда-то у Габриэля Рейеса была семья. Были друзья. Был сын.

У Жнеца есть только сын.

Надо всего лишь выстрелить… Заряд дробовика разворотит грудную клетку Маккри, тот сдохнет на месте, может быть, успеет харкнуть кровью разок. Можно опустить ствол чуть ниже, тогда умирать Маккри будет долго и мучительно, вздрагивая и корчась от боли, будет пытаться закрыть ладонями перепаханный живот, еще не понимая, что он уже мертв, а вся его агония лишь отодвигает момент окончательного небытия. Можно выстрелить ему в ногу, оставить о себе неувядающую память.

Жнец опускает дробовик.

— Ублюдок, — говорит Маккри и вскидывает кольт.

Можно уйти с линии выстрела. На желтом узоре пончо слишком много бурых пятен и не вся кровь на нем чужая, реакции притуплены из-за ранения. Через несколько минут из бара покажутся те, кто гонится за ним, но сейчас у него на дороге находится другой противник, более опасный.

Жнец стоит, опустив руки по швам.

— Какого хера?

Маккри не может выстрелить в безоружного.

Жнец медленно поднимает руку, плавно и мягко, чтобы не спровоцировать выстрел, стаскивает маску, затем откидывает капюшон.

— Ублюдок! — Маккри захлебывается воздухом и стреляет.

Три пули рядом с седым виском, затем он роняет кольт и начинает опускаться в дорожную пыль.

— Джес!

Он без сознания. Рейес оттаскивает его в переулок, прислоняет к стене, затем выходит навстречу десятку головорезов, вскидывает дробовики.

— А ты еще, блядь, нахуй, кто такой? — спрашивает один.

— Умри, — говорит Рейес. — Умри. Умри.

Их агония радует.

— Кто ты такой? — стонет один из них.

Мальчишка семнадцати лет. Совсем как Джесси когда-то. Одно отличие — глаза. У Джесси были чистые глаза, у этого парня они затянуты наркотической пленкой. Рейес стреляет ему в лоб. Последнее милосердие.

— Не стоило трогать то, что принадлежит мне, — надгробная речь коротка.

Маккри пытается встать, Жнец материализуется рядом как раз в тот момент, когда он снова падает. Хорошо падает, головой на колени Рейесу, смотрит снизу вверх.

— Здравствуй, Джес.

Маккри слабо улыбается.

— Спокойной ночи, Джес, — Рейес кладет ладонь ему на лицо, проводит, закрывая глаза.

— Я еще жив, — хрипит Маккри.

— И будешь жив. А пока что спи.

Из волчат вырастают волки, Габриэль.

Из отчаянно хорохорящихся в комнате допросов сопляков — убийцы.

Из твоего сына — твоя смерть.

Он смотрит тебе в лицо поверх кольта. И если ты хотя бы шевельнешься, ты умрешь в тот же самый момент.

«Па, не умирай, не умирай, только не умирай», — отчаянный крик, когда на задании ты ранен.

Ты не умираешь тогда, потому что не можешь бросить сына.

Но ты не бессмертен, Габриэль.

Если ты дернешься, ты умрешь, действительно умрешь.

Ты учил его стрелять, ненавидеть всех вокруг, не доверять никому.

Джек учил его справедливости.

Ана учила его любить даже тебя.

Он хорошо обучен, Габриэль.

Он убьет Жнеца ради справедливости и во имя любви к своему мертвому отцу.

Медленно поднимай руки, очень медленно, ничего не говори, иначе Джесси выстрелит.

Ты больше не сможешь обхватить его запястье пальцами, они попросту не сомкнутся.

Он выше тебя, Габриэль, он шире в плечах, он мощнее тебя.

Ты можешь любоваться смертью, которую вырастил.

Он любит своего отца, он гордится своим отцом.

Медленно, Габриэль, медленно. Сними свою маску. Увидь на его лице боль и разочарование.

Ему тридцать восемь лет, Габриэль, давай, лиши его отца, он взрослый, он теперь выдержит.

Закрой глаза под маской, резко выхвати дробовики.

Из волчат вырастают волки, у которых отличная реакция.

Прощай, Габриэль.

Из тебя получился отличный отец.

Криво нацарапанное на обрывке бумажного листа послание в одно слово, вмещающее в себя целую тираду. Ее можно додумать самостоятельно, прослушать у себя в голове. Ее произнесет знакомый голос, чуть хрипящий — курение пагубно влияет на голосовые связки — с такими знакомыми тонами, полутонами и нотами: уверенность в своей правоте, вина и вызов.

Прости, что так и не смог простить тебе смерть своих друзей. Они были ублюдками, преступниками и мерзавцами — но они были моими друзьями.

Прости, что так и не смог привыкнуть к твоим рукам. Они оказались слишком нежными.

Прости, что не умею доверять.

Прости, что сбежать оказалось проще.

«Прости»…

Гэбриэл рассматривает послание, переворачивает зачем-то. Так и есть, дурацкий плакат «Разыскивается», прихваченный на память с шестьдесят шестого шоссе.

— Совершенно не похоже, кстати.

Живым или мертвым. Пять тысяч долларов. Совсем немного — на лекарства в медпункте списалось больше: вылечить разодранные в кровь от нервной чесотки руки, срастить плохо залеченные переломы, сломав пару костей заново; восстановить зубы — кое-кто открывал зубами пиво, плохо питался и совал нос не в свое дело.

«Прости»…

Слишком много свободы — это всегда плохо, когда первые семнадцать лет жизни провел в клетке. Не стоило снимать ошейник сразу. Тогда не было бы слишком аккуратно заправленной кровати, чересчур аккуратно сложенной формы в шкафу и обрывка плаката на столе.

— Живым или мертвым?

Можно поохотиться. Можно разыскать, приволочь обратно. Можно немного подождать. Гэбриэл усмехается.

Дурной щенок, со всех лап удирающий прочь навстречу солнцу и ветру. Интересно, насколько большой круг он заложит до возвращения. Часы? Дни? Недели?

— Так и запишем, — говорит он сам себе, — проблемы с определением времени, потеря ориентации в пространстве и прогрессирующая наглость.

— Потерял кого-то? — весело спрашивает Джек, заглядывая в комнату.

— Ага, одного глупого щенка. Не видел, случаем? Такой лохматый, невоспитанный, откликается на «Джесси»

— У него маячок имплантирован. Могу найти за пару минут.

— Не надо, — хмыкает Гэбриэл. — Сам прибежит. Пускай пока наслаждается свободой и вседозволенностью. Поменяю по возвращении ошейник на строгий. Цепь удлиню на метр, миску отодвину на два. Идем в столовую, что-то жрать хочется.

Джесси попытался что-то сказать, но из горла вылетел только слабый хрип, сменившийся болезненным стоном.

— Помолчи, — Гэбриэл погладил его по волосам. — Просто помолчи, ладно?

Джесси моргнул — кивать у него сил уже не было. Изо рта катилась кровь, капала на грудь, пачкая форменную рубашку. Гэбриэл перевел взгляд с него на стену, где весело бегали солнечные зайчики. Вытирать кровь с подбородка Джесси он уже не пытался, пальцы и без того были перепачканы в ней.

— Держись.

Слабый стон повторился, после чего Джесси все-таки замолк, немало тем обеспокоив Гэбриэла. Однако спрашивать, подобно герою из голливудского боевика, все ли о’кей, он не стал. И без того видно, что ничего не в порядке.

— Это все скоро закончится.

Джесси с радостью ввернул бы какую-нибудь шпильку на тему того, чем именно это все закончится, но вместо этого только тихо хныкнул.

— Как вы там оба? — поинтересовалась Ана по связи.

— Кошмарно. Корень зуба ушел в десну, четыре часа уже у дантиста сидим. Из них два часа я ловил Маккри и еще четверть часа привязывал к креслу.

— Привет, Гэби…

Сомбра выглядела непривычно сдержанной, не спешила сыпать обычными шуточками и злословить.

— Что-то случилось? — поинтересовался Жнец.

Сомбра сунула ему в руку заботливо распечатанные листы.

— Ты просил найти… Ну, я пошла, — и умчалась, даже ради разнообразия не воспользовавшись спрятанным за каким-то из углов транслокатором.

Жнец перевел взгляд на листы, привалился плечом к стене, просматривая информацию.

"…в результате экспертизы было установлено, что найденные на месте инцидента биологические материалы принадлежат бывшему агенту Overwatch Джесси МакКри".

— Бред какой-то.

Если верить собранным данным, Джесси МакКри покинул сей суетный мир три дня тому назад в результате инцидента в одном из баров. Оставив после себя какие-то биологические материалы, по которым и удалось опознать, что то, что осталось от посетителя, являлось при жизни неугомонным ковбоем, который столько раз выходил победителем из различных стычек, что рано или поздно удача должна была от него отвернуться.

— В лужу он там растекся, что ли?

От сказанной вслух шутки должно было стать легче. Но почему-то не стало. Жнец столько раз вспоминал неблагодарную тварь, желая ему поскорее сдохнуть, что теперь, когда пожелание сбылось, стоял посреди коридора, опустошенный.

Данных было немного — скупой полицейский отчет о перестрелке и последующем пожаре и отчет медицинской экспертизы, опознававшей то, что осталось от тел. И, по имеющимся в базе данных итогу в этом пожаре погиб Джесси МакКри…

— Сомбра…

Она выскочила из-за угла, словно ожидала оклика.

— Я недоволен, — ровно сказал Жнец, потряс в воздухе листами. — Я просил тебя разыскать Джесси МакКри, а не подкинуть мне очередную радостно состряпанную историю его гибели.

— Но, Гэби…

— Я тобой очень недоволен.

Наверное, желание сорваться на ни в чем не повинной хакерше, которая просто принесла ему неопровержимые свидетельства того, что Маккри все-таки оказался чуть медленнее смерти, было глупым. Но оно было. Она купилась на эту "липу", притащила ему отчеты, наверняка еще и похвалы ждала за отличную работу.

— Я поищу еще, — смиренно сказала Сомбра. — Но это сложно, знаешь ли, он не пользовался социальными сетями и не чекинился там, где был. А просматривать все дорожные камеры глупо, я даже не знаю, какой район нужно исследовать.

— Работай лучше, — рыкнул Жнец.

Маккри не может быть мертв. Нет, эта тварь изворотливее змеи, наверняка, он просто умудрился обмануть экспертизу. Пока что неизвестно как, но умудрился. Что там… Жнец пробежал глазами отчет. Отпечатки пальцев, сохранившиеся благодаря перчатке. Фотографий нет.

— Достань мне фотографии, полиция наверняка их делала. Они обязаны по протоколу.

— Гэби, ты правда уверен, что тебе стоит это видеть?

— Просто принеси мне фото! — рявкнул он.

Сомбра молча отправила ему несколько снимков. Черные изломанные тела, нелепо скорчившаяся на полу фигура, откинувшая руку под барный табурет, который и сохранил ее, не дав огню пожрать отпечатки. Последнее фото Джесси МакКри. На памятник точно не сгодится.

— Он сильно обгорел, еще и руку оторвало, — Сомбра морщилась. — Потому и удалось опознать. По отпечаткам и шляпе. Она тоже сохранилась, закатилась под стойку. Пожарные вовремя подоспели.

Жнец молча развернулся и удалился к себе. Что ж, рано или поздно это должно было случиться. С другой стороны…

— Если ты и впрямь усвоил хоть что-то из моих уроков, ты сейчас жив. Ты должен быть жив, cabron, потому что пристрелить тебя я должен самолично.

Но легче все равно не стало.