Фонарщик (джен)

Авендум — город в высшей степени впечатляющих размеров. Даже во внутреннем городе — сравнительно небольшой части столицы, в которой проживала знать — попавший туда впервые человек мог блуждать часами. Но пожалуй, больше всего о величине города говорил тот факт, что Дикие Сердца были расквартированы в нем уже пятый день, и все еще находились люди, об этом не знающие.

Кому именно пришла в голову идея вызвать самых отчаянных вояк королевства пред светлы очи Сталкона Девятого, сейчас никто не помнил, но хозяева постоялых дворов на пути между столицей и Одиноким Великаном кляли этого несчастного по чем свет стоит. Не лучшего мнения о несчастном были и гвардейцы его величества, отмораживавшие бока на границе с Безлюдными землями. Зима в этом году выдалась особенно лютой, так что даже великаны не рисковали высовываться из своих пещер, и при дворе рассудили, что лучшей возможности оказать заслуженное внимание защитникам северных границ может и не представиться. Пока эти самые границы спокойны, небольшой отряд Диких, оставшихся в крепости, и присланные им в поддержку солдаты Алистана Маркауза справятся с возможной напастью.

Но пусть сейчас граница спокойна, темные времена близились. Король созывал командиров Диких каждый день, по крупицам собирая все сведения о действиях Неназываемого и его слуг. Изредка и кого-то из простых воинов приглашали на подобные совещания — половина «Шипов» уже успела на них побывать — но большую часть удостоили торжественного приветствия короля в день прибытия и предоставили самим себе.

Дикие против такого расклада нисколько не возражали — не каждый день попадаешь в крупнейший город страны, да еще и на правах почетного гостя короля, что позволяло пользоваться невиданной для обычных граждан свободой. Барон Фраго Лансен — начальник городской стражи — скрипел зубами, но терпеть. Трактирщики, по великосветскому приказу заселившие у себя воинов, зубами стучали. О нраве Диких наслышаны все, и связываться с ними — та еще рулетка. Повезет — сорвешь куш, уж пить ребята из Одинокого Великана умеют, не скупятся; не повезет — разнесут временный приют к Х`сан`коровой бабушке. И ведь не со зла разнесут, а со скуки.

К почтенному Джинту боги пока что были благосклонны — монеты текли если не рекой, то уж звонким ручейком точно, а дюжину разбитых кружек и за ущерб считать смешно. Огорчало только, что именно в его таверну попала парочка гномов да карлик — эти расы славились жадностью и могли глотку перегрызть за медяк, не говоря уж о золотом. Эх, будь вместо них люди или эльфы...

— Эй, Лабуха, выпьешь с нами? — приветствие товарищей к вошедшему Дикому отвлекло Джинта от мечтаний. Надо делать деньги на том, что есть.

Вновьпришедший приветствие, по обыкновению, проигнорировал. Имени этого он не любил.

Так уж повелось, что любовно данные матушкой и батюшкой имена среди обитателей Одинокого Великана не приживались. Здесь ты обретал новый дом, новую семью и новое имя. Многие, как Угорь или Огрызок, выбирали имена сами, не желая брать в новую жизнь ничего из старой, другие приходили как есть, и новые прозвища получали на службе. Мумр-Лабуха относился к последним. Первое время против нового имени он ничего не имел, пока одна сердобольная душа не рассказала воину, откуда-то пошло. Лабуха был одним из десяти защитников Авендума, выживших при штурме во времена Войны Весны, но в истории он остался не только из-за этого. Прошедшие через Тьму и чудом выжившие гвардейцы начисто утратили разум, и проявлялось это в самых разнообразных формах: одному в каждом санитаре виделся тролль, другой возомнил себя Сталконом Четвертым, а в Лабухе вдруг проснулась страсть к музыке. Он мог превратить в источник звука все, что не успели спрятать работники новой больницы, а в особо тяжелых случаях — саму больницу тоже. Устраиваемые им какофонии вполне могли свести с ума пока еще здравомыслящую часть пациентов и врачей.

Свою музыку Мумр какофонией не считал. Ради справедливости он все-таки уточнил, каким оружием владел безумный музыкант, и, узнав, что тот был лучником, с чистой совестью обиделся. На кличку он теперь не отзывался принципиально. Сражения, в которых всякие глупости могли стоить жизни, были, конечно, не в счет, но в казарме, и уж тем более вне Одинокого Великана — ни за что!

— Не слушай их, Мумр... Ик... это поило даже отрепье пить не будет... Ик. Во-от у на-а-ас настоящая выпивка!

К такому приглашению Мумр претензий не имел, так что охотно проследовал к столу, за котором восседал изрядно подвыпивший гном. Сидевший рядом с ним карлик выглядел ненамного трезвее, что само по себе о чем-то говорило. Или выпивки несказанно много, или она и впрямь забористая.

— Ну, что ты на сей раз раздобыл, Халлас? — поинтересовался Мумр, плюхаясь на скамью.

— Это не я, это... Ик... Шляпа, — с гордостью сообщил гном, — он у нас по этому делу мастер!

Карлик Делер взглянул на собутыльника почти с нежностью. Оба уже дошли до той кондиции, когда маски непримиримых и вечно недовольных друг другом спорщиков разбивались вдребезги.

Делер покопался под столом, извлек на свет тяжеленную, выдолбленную из цельного камня чашку и толкнул ее удивленному Мумру.

— «Ярость глубин», — благоговейно произнес карлик, доставая вслед за кружкой чистую, но судя по виду, неновую бутылку, — пьют только из таких.

Поначалу на знаменитое карликово вино Мумр косился с опаской, но первый же глоток развеял сомнения. Будь эти глубины трижды яростными, Дикого так просто не возьмешь! Разговоры, как это часто бывает, потекли сами собой: обсудили авендумских шлюх и пришли к выводу, что среди них немало хорошеньких, разве что Халлас поворчал об отсутствии бороды (и за шлюх, и за бороды, конечно же, выпили); дальше пошли тосты за здоровье Его Величества Сталкона Девятого, обоих его сыновей (одному из них здоровье точно не помешало бы) и за упокой восьмерых его предшественников (по отдельности), и, конечно же, за жадность бакалейщика Рункеля, не позволившую последнему отчалить в Горы Карликов со своим народом, благодаря чему Дикие теперь могут наслаждаться отменным напитком!

Каменные чаши оказались не только тяжелыми, но и вместительными, так что подливать в них не потребовалось — дно показалось только на последнем тосте. Срочно требовался еще один, чтобы допить-таки и обновить.

— А видали, как вечерами улица Искр расцвечивается? Представление, итить их! — Деллер даже по меркам своего народа отличался особой стойкостью к спиртному, так что говорил на удивление связно. Однако шальной блеск в глазах выдавал бурлящую в крови «Ярость». — Хоть езжай в Горы Карликов за племянниками. У нас-то за такой цирк хорошую монету заплатить придется.

Халлас промямлил в ответ что-то нечленораздельное, отодвигая кружку. Охота на выпивку от разговоров о магии у него пропадала.

— А огни и вовсе всю ночь горят, прямо как наши, — продолжил тем временем карлик, напрочь не замечающий стремительно портящегося настроения гнома, но тут же задумался и помрачнел. — Хотя нет, наши шибанешь как следует — и кранты, а тут всеж-таки магия, ее так просто не потушишь...

— Потушить все можно, — изрек Мумр, для пущей деловитости подняв указательный палец. Сейчас у него в голове никак не сочетались слова «огни» и «не потушишь». Особенно когда рядом целое Холодное море.

— Ха! Может магии мы и лишились, но мозги все еще при нас! Как это ты магический огонь потушишь, умник? Притащишь другого мага разве что.

— Ну... — Мумр запнулся, формулируя упрямо ускользающую мысль, но Делер из этой заминки сделал свои выводы.

— Да не погасишь ты их ни в жизнь, огру ясно!

— А вот и погасу… То есть, погас-сшу!

— Без мага?

— Угу.

— Ну-ну... Спорим?

— Легко!

— На квартальное жалование.

Мумр почесал в затылке.

— Идет.

Довольный Делер осклабился и даже плеснул оппоненту еще «Ярости» — на суливший ему выигрыш можно было купить не одну бутылку!

За соседними столами уже предвкушали потеху, так что остальные Дикие наперебой принялись подзадоривать спорщиков. Высокий бритый по моде Приграничного Королевства «Лоб» твердил, что прав Лабуха, потушить всякий фонарь можно, на что сидящий за соседним столом толстенький «Шип» презрительно фыркнул. Скоро по всему залу было заключено с десяток пари на то, кто из двух спорщиков выиграет, так что из постоялого двора они высыпали всей оравой, буквально вынося Мумра, Делера и недовольно бурчавшего Халласа за компанию — у половины появился в этом деле свой интерес, другая половина просто хотела повеселиться.

Фонарь, которому предстояло стать жертвой Мумровых экспериментов, выбирали общим голосованием. Экспериментатор долго рассматривал главного кандидата и, не дожидаясь окончательного решения, выдвинулся на поиски подходящего орудия фонарятушения. Ведро нашлось довольна быстро, но отсутствовал он долго — набрать воды в ближайшем колодце не проблема, но ударившая в голову «Ярость глубин» вселила в Мумра уверенность, что в море, да еще с таким названием, вода должна быть куда как холоднее!

Только многолетний опыт обращения с двуручным мечом и неимоверное упрямство позволили Мумру дотащить ведро от пристани до улицы Искр, почти не расплескав несмотря на отчаянно заплетавшиеся ноги. По правде говоря, он возвращался три раза. Ночные завсегдатаи Портового города провожали чудаковатого пьянчугу с ведром оценивающими взглядами, но лезть к нему так и не решились, красующаяся на куртке нашивка в виде зубастого сердечка отбила у любопытствующих всякий интерес.

Деллер даже расстроился, когда Мумр наконец добрался до вотчины волшебников — карлик уже решил, что тот струсил и вовсе не явится.

На счастье Мумра (а также благодаря голосам поставивших на него воинов) у дома, перед которым расположился избранный фонарь, имелась пожарная лестница. Однако наверху перед Мумром встала другая проблема — фонарей оказалось два. Странно, он мог бы поклясться, что в момент голосования под этим домом был только один фонарь. Быстро же маги их клепают! Пока Мумр переводил взгляд с одного фонаря на другой, решая, на который из них лить, толпу внизу охватило нетерпение.

— Да не тяни уже! — выкрикнул кто-то из «Лбов», и Мумр, благоразумно решил, что невелика разница — какой фонарь тушить, и выплеснул содержимое ведра на ближайший…

* * *

Господин Гвидобус возвращался домой в наисквернейшем настроении. По уму он давно уже должен быть архимагом, но берущиеся буквально из воздуха проволочки раз за разом откладывали его назначение. Его, опытного и на редкость талантливого мага, совершенно не ценили в Ордене! Пару месяцев назад он, изрядно уставший от соседства с молодой мамашей, рекомендовал совету всерьез озадачиться проблемой детского плача, а именно создать волшебные пеленки, но его совет оставили без внимания. На прошлой неделе он предложил снабдить родовые портреты знатных семейств Авендума магической подписью, обозначающей, кем приходиться изображенный нынешнему носителю титула. С тем же результатом. Вот и сегодня он счел нужным указать архимагу Раусу, что используемые им свитки крайне неэффективны, но тот не только проигнорировал замечание, он буквально вытолкал Гвидобуса из башни!

Притом что он годился Раусу в отцы!

Это было уже верхом неприличия! Завтра он непременно подаст магистру жалобу на этого мальчишку. Он хотел было сделать это сегодня, но пока приходил в себя от потрясения, всех членов Совета созвали, и оба, обвиняемый и судия, оказались вне досягаемости. Гвидобус ежился в меховом плаще — он никогда не любил зиму — и угрюмо думал, что более отвратным этот вечер не способно сделать уже ничто...

Должно быть, боги приняли это утверждение как вызов, потому что в следующий момент на Гвидобуса обрушился поток ледяной воды.

Ободряющие крики, которые Гвидобус улавливал краешком сознания, разом смолкли — над улицей Искр повисла гробовая тишина. Сейчас маг был страшен. Некоторые из стоявших на улице воинов невольно пятились под его взглядом, только один гном, напротив, с вызовом выступил вперед. Стоявший рядом карлик потянул его рукав. В другое время Гвидобус подивился бы такой компании, но сейчас его волновал только один вопрос — кто? Он уже решил было, что этот гном и есть виновник очередной его неприятности, и собрался преподнести ему урок, когда из-за облаков выглянула луна, обрисовав на дороге тень дома и человеческий силуэт на нем.

Подняв голову, Гвидобус узрел-таки преступника — тот, с пустым ведром в руках, стоял наверху и озадаченно смотрел куда-то сквозь него. Маг, не задумываясь, вскинул руку, и мощный порыв ветра сорвал с крыши изрядный кусок кровли вместе со стоявшим на ней человеком.

К досаде Гвидобуса и счастью Мумра, богиня удачи благоволит дуракам, а пьяные к ним часто приравниваются.

Телепортацию снега в океан маги считали неоправданной тратой сил, так что его просто забрасывали в ближайшие подворотни и тупики между домами, и за зиму там успевали вырасти высоченные сугробы. В один из них Мумр и впечатался. Впрочем, сориентироваться в своем местоположении он не успел — следующий порыв ветра разметал снег, и Дикий плюхнулся-таки на твердую поверхность. Рядом об обледеневшую землю звякнуло ведро.

Мумр в недоумении смотрел на выросшего над ним мага. Или магов... Нет, все-таки мага — правый глаз воина повстречался в полете с куском кровли, и теперь заплыл.

Гвидобус мелко дрожал от гнева и холода, но о возможности высушить одежду с помощью магии и не подумал — его разум был слишком занят планом мести.

— Зачем ты пытался убить меня? Отвечай, х`сан`корово племя!

— Я? — удивленно промычал Дикий.

— Хочешь сказать, не ты облил меня ледяной водой, в надежде, что та одолеет мое старое тело? Но ты ошибся, мерзавец, мы одинаково хорошо лечим себя и в юности, и в зрелости.

Такое заявление поставило Мумра в тупик. Он собирался потушить фонарь. Он целился в фонарь. Он точно помнил, что лил на фонарь. Из этого мозг Мумра смог вывести лишь одно логическое заключение.

— Вы — фонарь?

Гвидобус запнулся, так и не дочитав в уме заклинание. Человек перед ним был пьян, но принять досточтимого мага за фонарь — такое самым ярым пропойцам не снилось. По малому явно плачет больница десяти мучеников, а Гвидобусу вовсе не хотелось прослыть обидчиком сирых и убогих. Как-то раз он уже совершил подобный промах, за что Плумер — архимаг, которому прочили место магистра, когда Арцивус соизволит, наконец, покинуть наш бренный мир — отчитал Гвидобуса, как мальчишку. Плумер — высокомерный кретин, но Гвидобус все еще хотел занять место в Совете, и злить его больше не рисковал.

Так что он собрал свою злость в кулак, и как можно спокойнее ответил:

— Да, дитя мое.

Мумр разинул рот от удивления. Ну и фонари, волшебные — так волшебные! Самые что ни на есть живые! Как же с ними говорить-то? А тушить как?

— Можно вас спросить? — осторожно начал он.

Гвидобус, скрежеща зубами, кивнул.

— А вы... потухли?

За спиной мага послышались сдавленные смешки. Злость забурлила в Гвидобусе с пущей силой, в руке почти неосознанно начал формироваться огненный шар. Если этот сирый и убогий намеревался сделать с «фонарем» что-то плохое, то все его действия — самозащита, и пусть Плумер потом хоть наизнанку выворачивается. Терпеть оскорбления Гвидобус больше ни от кого не собирался.

— Эй, ты, сморчок сушеный!

Маг обернулся, чтобы посмотреть, кого это так лестно окрестили, и наткнулся на взгляд все того же гнома, что совсем недавно яростно выступал вперед. Стоявший за ним Делер, и без того самый трезвый в их компании, протрезвел окончательно, и теперь лихорадочно искал выход из ситуации. Халлас и взбешенный маг — плохое сочетание.

— Отстань от моего друга, селедка вяленная, а не то!.. — При этих словах гном смотрел прямо на Гвидобуса, так что кому они адресованы сомневаться не приходилось. Точно, больные, какой нормальный человек или гном рискнет лезть на рожон к магам, да еще и на их вотчине. Зато теперь прозвучала настоящая угроза, и в том, что Гвидобус защищался, никто не усомнится. Рост огненного шара он больше не сдерживал.

— Значит, не потухли, — глядя на шар, обреченно констатировал Мумр.

Делер покосился на Кота — тот напряженно следил за старым магом, отлично понимая, что кроме него против колдовства Диким поставить нечего. Многие даже оружия не прихватили. Беда казалась уже неминуемой, когда из самого начала улицы донесся раздосадованный голос.

— Это что ж вы, раздолбаи, творите, а?

* * *

— Вы о чем, остолопы, думали, а? — Дядька бушевал уже минут двадцать, не меньше. — Вы хоть представляете, каких усилий стоило замять вашу выходку? Нам в присутствии короля у этого гнидобуса прощения пришлось просить!

Мастер Джинт следил за выговором с опаской — кто знает, какая шлея попадет под хвост бравым воякам после ухода командиров. Кроме Дядьки тут собрались еще пара десятников, но те своих подчиненных чуток пожурили, да разошлись — не их же оболтусы зачинщики. Дядька же разошелся не на шутку. Мумр, все еще не отошедший от карликова поила, понял в монологе десятника далеко не все, а что понял, повторить вряд ли бы решился. Впрочем, как ни странно, основной удар пришелся не по ним с Делером, а по Халласу. Именно от гнома неуемный колдун потребовал извинений, и тому, вопреки всем своим убеждениям, пришлось-таки их вместе с десятником принести. Теперь он мечтал об одном — поскорее забыть это злоключение и все с ним связанное.

— Ну, кто ж виноват, что маг такой несговорчивый попался, — буркнул Делер.

— А кто, ядрючий козел танцуй на ваших костях, виноват, что с ним вообще сговариваться пришлось? Вас, межеумков, ни на минуту оставить нельзя, вечно в передряги лезете! Тебя, рыжая твоя башка, кто просил споры затевать? А ты? Ты что, мага этого не видел?

— Не видел, — честно признался Мумр. — Я, вообще-то, в фонарь целился.

— Нашелся мастак, фонари тушить! Вот и пошел бы в фонарщики, может, хоть польза бы от тебя была.

Медок, вызванный в этот вечер вместе с Дядькой и Угрем на королевский совет и в потасовке не участвовавший, беззвучно ржал за спиной десятника, и даже на вечно хмуром лице гарракца появилось подобие улыбки.

— Эх, дурни вы, дурни, — вздохнул Дядька. — Вот скажи, Счастливчик, с чего тебе вздумалось мага этого сморчком и селедкой называть?

Халлас нечленораздельно замычал.

— А ему закуски не хватило! — крикнул кто-то из уже отчитанных «Лбов».

По залу прошелся взрыв хохота, еще больше усилившийся, когда почтенный Джинт принялся уверять, что ничего подобного, закуски у него хватает, надо было просто попросить… Дядька только головой покачал — что с них взять.

— Много проиграл? — спросил Медок, когда десятник закончил выговор и отправился наверх.

— Немало, — уклончиво отозвался Мумр. — Сам виноват, не надо было после «Ярости глубин» в меткости тренироваться.

— Ба, неужто в тебе самокритичность проснулась? — удивился Медок. — Того гляди, и на дудке впрямь играть научишься. — гигант хлопнул насупившегося Мумра по плечу и повернулся к лестнице. — Ну бывай… Фонарщик.

Мумр скривился — похоже, от этого звания ему теперь долго не отделаться. Хотя…

— Фонарщик, — он неторопливо повторил данное Медком прозвище, щупая его на языке. А почему, собственно, нет? Все лучше, чем Лобуха.

Мумр Фонарщик довольно отхлебнул пива. Если приглядеться, из всякой передряги хоть какая-то польза, да выйдет.