Магия Тьмы (джен)

Всё началось в обычный летний солнечный день. Вика проснулась рано утром и едва не разнесла назойливый будильник на части. Она всегда заводила именно его, потому что от красивых мелодий на старенькой оранжевой люмии ей только хотелось спать дальше. Но этот старый советский будильник она люто ненавидела.

Вика лениво потянулась и схватила люмию с прикроватной тумбочки. В чёрном зеркале экрана отразилось её лицо — аккуратный носик с металлическим кольцом в перегородке, тонкие губы и красивые голубые глаза. Откинув прядь прямых чёрных волос, она разблокировала телефон. Открыла ВКонтакте и тихо вздохнула. Ни одного нового сообщения.

Листать ленту настроения не было, поэтому Вика спрыгнула с кровати, поправила чёрные трусики и, на ходу снимая серую майку, скользнула в ванную.

— Вика? Ты уже встала? — раздался немного хриплый прокуренный голос её матери.

Ирина Рихтер поднималась по ступеням на второй этаж. В яркой синей блузке и чёрном жакете, застёгивающемся на одну пуговицу у шеи, и серых джинсах она выглядит эффектно. Во многом Вика её копия, от рождения у неё те же светлые волосы — и если бы не решение дочери перекраситься в чёрный, то их было бы сложно различить. Тем более, для своих тридцати семи лет Ирина выглядит очень молодо. Кто знает, магия это, или просто дар от природы, но она этим успешно пользуется, порой приводя мужчин в свой дом.

В руке Ирина вертела довольно дорогую зажигалку. Она бы с удовольствием сейчас закурила — нервы с утра расшалились не на шутку. И на это есть причина.

— Вика? Где ты? — она заглянула в комнату дочери, но её там не обнаружила. — Ты в ванной?

Можно сказать, комната Вики — типичная для девушки её возраста. Многие подростки тяготеют к той или иной субкультуре. В данном случае — к готической. В незакрытом шкафу можно увидеть самую разную одежду, но практически вся она чёрного цвета. На стене, покрашенной лично Викой в тёмно-серый цвет, висят разные плакаты. Самые большие из них — это фотография любимой группы Evanescence и старый рисунок на листе A3, на котором изображён злобный вампир со стекающей с клыков кровью. На полках у шкафа расставлены несколько фигурок — чёртиков, вампиров, ведьм. На прикроватной тумбочке — два толстых альбома с рисунками. Неплохими, надо сказать — но слишком мрачными.

Ирина утратила контроль над дочерью уже давно, поэтому не лезла в её жизнь по возможности. Однако, сегодня особенный день.

— Тебе сегодня исполняется восемнадцать лет, — дрожащим голосом проговорила Ирина. — Если хочешь устроить праздник, позвать друзей, я не против, — и тут же замолкла, ударив себя ладонью по лбу. Друзей Вики можно сосчитать по пальцам. И во многом это вина матери. — Прости. Я хотела вручить тебе подарок. Я положу его в твоей комнате. Как выйдешь из ванной, спустись, пожалуйста, в гостиную, я на тебя взгляну.

Ирина сделала, что сказала — положила на тумбочку подарок. Серебряный ключ. Потом передумала и схватила его, развернулась было к выходу, но замешкалась, тихонько простонала, пытаясь унять нервы и пересилить себя — и снова подошла к тумбочке. Выдвинула ящик и бросила в него ключ.

Дверь ванной открылась, и оттуда вышла Вика, замотанная в белоснежное полотенце. Увидев мать, она застыла.

— Я думала, ты уже ушла, — буркнула она и прошла в комнату мимо матери. На тумбочку даже не взглянула. Подарки… Мама пыталась с ней таким образом общаться, и только. Вика усмехнулась. — Подумаешь, совершеннолетие. Мне сегодня на работу надо. Не до празднеств как-то.

— Ну, хотя бы Катю вечером позови, — предложила Ирина.

Катя. Так зовут, пожалуй, единственную подругу Вики. Круглая отличница, гордость родителей. Те запрещают ей общаться с этой странной неправильной девчонкой из неполной семьи. Но Катя дружит с Викой несмотря ни на что.

— Она в отпуске, — бросила Вика. Она надела чёрные лосины, чёрную кофту и чёрный … с капюшоном, напоминающий плащ. Капюшон она накидывает только в дождь, а в остальное время он покоится на спине, завершая образ. Обычно она вдобавок красит губы в чёрный цвет, но сегодня лучше не стоит. — Мне нужно идти.

— Подожди, — Ирина остановила её жестом — и взглянула на дочь. — Какая же ты у меня красавица…

— В чём дело, Ира? — спросила Вика свою мать.

— Да ни в чём. Просто… — сказала Ирина — и вдруг подошла к Вике, и обняла её.

Вика от неожиданности чуть не задохнулась. Сначала она просто стояла в объятиях матери, не понимая, что происходит. Но затем обняла её в ответ.

Это немного странно. Всё это. Нервозность матери, неожиданное проявление чувств. Хотя она, кажется, весь последний месяц на нервах, только не говорит, почему… И ещё странно то, что сделала Вика. Она давно уже не была так близка с матерью.

По её щеке скатилась слеза. Но она быстро взяла себя в руки.

— Что такое? — спросила она, отстранившись.

— Просто я люблю тебя, — улыбнулась Ирина.

— Я тебя тоже, — нехотя ответила Вика. Это правда. Она по-своему любит мать, хоть и не показывает этого. Не хочет показывать. — Мне, правда, нужно идти. Иначе меня выгонят с работы.

— Даже отпроситься нельзя?

— Нельзя, — соврала Вика. Она никогда не пропускает работу. Но её могли бы отпустить. Тем более в день рождения. Но она не хотела ничего менять.

— Ладно, — выдохнула Ирина.

— До вечера, — бросила Вика и вышла из комнаты.

По пути на автобусную остановку она всё думала о странном поведении матери. И о том, как же всё-таки сильно они отдалились друг от друга.

Виной всему деятельность Ирины. Её другая жизнь. Мама Вики известна многим, как ворожея. «Наведу порчу, сделаю приворот, предскажу будущее». За деньги, естественно. За немалые деньги.

Вика считает мать шарлатанкой, наживающейся на доверчивости людей. Но это не совсем та причина, по которой их отношения ухудшились. Люди обходят их дом стороной. Одни говорят, что в нём живёт тёмная магия, другие же просто считают Ирину плохим человеком.

И потому в школе у Вики нет друзей. Родители запрещают своим детям общаться с ней. Рассказывают всякие страшные истории, большинство из которых неправда. К Вике прилипло клеймо одной их нехороших людей, тёмных личностей. Одни одноклассники её боятся, другие — считают сумасшедшей. И сколько бы она ни говорила, что не такая, как мать, что не верит в то, что она делает, её никто не воспринимает всерьёз.

Кроме Кати. Её лучшая и единственная подруга учится только на пятёрки и, хоть и из религиозной семьи, считает себя атеисткой. Соответственно, не верит, что у Ирины Рихтер есть хоть какие-то мистические способности. Родители Кати видят в Вике исчадие ада, но это Катю никогда не останавливало. Девочки выросли, играя, делая домашнее задание, болтая о знакомых парнях из школы, справляясь с проблемами — вместе. Их связывает слишком много, чтобы мнение общества могло как-то повлиять на их дружбу.

Но сейчас Катя и впрямь в отпуске. Отдыхает с родными в Турции. Вика представила, как увидит её — загорелую, весёлую, отдохнувшую, с кучей новых историй, которые ей не терпится рассказать. Вика никогда не загорает, её белая кожа плохо принимает солнечный свет. Если долго находиться под солнцем, можно и сгореть…

…Работа, к несчастью, предполагает как раз долгое нахождение под солнцем. Так что пришлось-таки накинуть капюшон.

Вика стояла возле перехода со стопкой флаеров и пыталась втюхать их каждому прохожему. Многие сторонились её. Городок маленький, поэтому все друг друга знают. По крайней мере, так говорят. Другие, что не знали её, брали флаер, проходили с ним до ближайшей мусорки, комкая его в руках — и выкидывали. Лишь немногие заинтересовывались акциями и прятали флаер в сумку.

Для Вики эти люди ничем не отличались от убогих, приходивших к её матери за помощью. Но в какой-то мере Викина работа была более честной, чем материно увлечение. Ты никого не заставляешь верить тебе, а просто раздаёшь бумажки. Честный заработок. Для несовершеннолетней.

Теперь, когда Вике исполнилось восемнадцать, она может найти более интересную и выгодную работу. Впрочем, выбор всё равно не велик.

Вика протянула флаер очередному прохожему. Тот взглянул на неё мельком — и тут же остановился.

— Ты?! — проговорил мужик, явно удивлённый такой встречей.

— Я… — вырвалось у Вики.

— Тебе не место здесь! Тебе и твоей матери! Нам не нужно дьявольское отродье на наших улицах!

Прохожие оборачивались, смотрели на него, как на идиота, но ему было плевать. Он лишь тыкал пальцем в маленькую ростом девушку с чёрными волосами, называя её исчадием ада.

Нужно признать, такие люди встречаются Вике нечасто. Обычно те, кто её узнают, просто строят кривую улыбку и говорят: «Дочь шарлатанки…»

Но сегодня попался этот экземпляр.

— Я — не моя мать! — выпалила Вика.

— Какая разница?! Вся твоя грязная семейка проклята! Уходи прочь с наших улиц!

Вика яростно швырнула в него все оставшиеся флаеры.

— Пошёл к чёрту! — прошипела она сквозь зубы, развернулась и пошла прочь, не обращая внимания на непрекращающийся поток проклятий мужика.

Вика зашла в KFC, что был неподалёку, купила себе куриных крылышек и села в углу, не торопясь открывать коробку. Аромат горячей курицы мешал нормально думать. Есть хотелось ужасно.

Но ещё больше Вике хотелось послать к чёрту весь мир за то, что ополчился на неё. Весь её образ говорит только об этом — «раз вы не принимаете меня такой, какая я есть, если обходите стороной, если считаете меня другой — то я буду другой!» В этом образе Вика прячет все негативные эмоции. Обычно у неё получается — но сегодняшний случай выбил её из колеи.

Это напомнило о том, что через неделю начинается учёба. Она перешла в одиннадцатый класс. Ирина, как ей свойственно, запоздало отдала её в школу. Поэтому Вика старше своих одноклассников — хотя по виду и не скажешь. Маленькая, тщедушная, беззащитная… А вот последнее уже не совсем правда. Бывало, одноклассницы начинали над ней издеваться, толкать, обливать краской портфель, выкидывать тетради в окно, рисовать ругательства на спине. Чаще всего это заканчивалось для них выдранными клочками волос и исцарапанной кожей.

Учителя закрывают глаза на всё. На издевательства со стороны учеников — потому что недолюбливают Вику. На её внешний вид — потому что учится она хорошо, и выгонять её не за что. Всё равно из этой девчонки ничего путного не выйдет. Да и общаться с её матерью они не горят желанием. Возможно, образ Вики только усугубил положение. За необычный внешний вид Вике приписывали материны замашки. Хотя Ирина и одевается, и ведёт себя совсем по-другому.

Вике остаётся только надеяться, что Катя вовремя вернётся из отпуска. Иначе в школе её съедят и не подавятся. Ей так не хватает своей подруги…

С работой теперь точно покончено. Даже если ей простят, что она выкинула флаеры, она сама уволится. С неё хватит. Теперь, если она и будет работать, то только там, где не нужно взаимодействовать с людьми. От греха подальше.

Вика доела куриные крылышки — не пропадать же добру — и пошла к остановке. Придётся вернуться домой. Больше ей пойти некуда. Хотя, она бы могла прогуляться по набережной, подышать свежим воздухом, побыть наедине с собой… Вот только наедине ли? Вдруг снова встретятся на пути те, кто её ненавидит?

В автобусе Вика заметила, как две старушки на неё то и дело поглядывают. Она представила, как испепеляет их взглядом… Но на самом деле ей просто хотелось, чтобы к ней относились, как к обычному человеку — и только!

Она любит свою мать. Любит… Но и ненавидит в то же время. Почему Ирина стала заниматься этой ерундой? Хотела лёгкой жизни? Почему не нашла работу, как все нормальные люди? Почему она не может быть нормальной? Хотя бы ради Вики… Или просто не хочет?

До дома Вика дошла, натянув капюшон получше. Её всё равно все узнавали, она это точно знала. Зато не видела их лица, исполненные пренебрежения, отвращения или ещё чего хуже.

Решив, что мать, как обычно, принимает очередного доверчивого клиента, Вика пронырнула мимо гостиной и взбежала наверх, в свою комнату. Она не заметила, что в доме очень тихо — наушники сняла, только когда оказалась на кровати.

«Я спала сегодня всего шесть часов, — сказала она себе. — Надо ещё поспать».

И Вика закрыла глаза. Попыталась освободить голову от неприятных мыслей — и уснуть. Лёжа на спине — хотя она никогда не спит в такой позе.

Сон никак не шёл. А мысли наоборот не уходили. Её жгло изнутри. От обиды, злости, одиночества.

«Нет. Не смей! Не вздумай заплакать!»

Вика шмыгнула носом и заморгала. Слёзы потекли по щекам. Она перевернулась на живот и уткнулась носом в подушку, сотрясаясь от беззвучных рыданий. А затем встрепенулась, схватила первое, что попало под руку — будильник — и швырнула его через всю комнату. Он громко ударился об стену, звякнув напоследок — и развалился на части.

Тяжело дыша, Вика слезла с кровати и пошла в ванную. Нужно умыться, привести себя в порядок и выкинуть все дурные мысли из головы. Нужно отвлечься. Почитать что-нибудь.

Полилась вода. Вика хорошенько промыла глаза, чтоб не щипало от слёз. Потянулась за полотенцем.

Странно. Шторка возле ванны плотно задёрнута.

«Может, мама, когда помылась, оставила её так?»

Выйдя из ванной, Вика, наконец, заметила, что в доме тихо. Это хороший знак. Ирина не принимает клиентов. Может, она и впрямь решила посвятить себя сегодня дочери? Устроить для Вики праздник? Пообщаться с ней, восполнить упущенное, так сказать?

Неожиданно для себя Вика поняла, что не против пообщаться с матерью. Ей чудовищно не хватает общения — с тем, кто её понимает, хоть немного. Кто не видит в ней монстра.

Вика спустилась вниз и заглянула в гостиную. Здесь ничто не напоминало о том, что в доме живёт чья-то дочь. Ни семейных фотографий, ни чёрточек на дверном косяке, отмечающих рост в разные годы, ни каких-то игрушек, которые могли остаться. Многие родители хранят их, даже когда ребёнок вырастет — помня, как он был маленький, как они играли с ним, даже жалея, что он так быстро вырос. Но здесь — ничего. Ирина говорила, что фотографий нет, чтобы клиенты не могли случайно сглазить. Но это полный бред. Вика даже не помнила, чтоб они когда-нибудь фотографировались вместе.

Зато в гостиной абсолютно всё говорило о том, что здесь орудует какой-то тёмный маг. Два старинных кресла, обращённых друг к другу, между ними круглый, деревянный, покрытый лаком столик. На нём — колода карт и хрустальный шар в центре. По бокам — свечи. Они не горят. Ирина всегда тушит их, когда сеанс заканчивается. Рядом — камин, в котором потрескивает пламя. На камине несколько ароматических палочек для распыления благовоний. Окна завешаны тёмно-красными шторами, на полу тут и там стоят горшки с разными растениями. Стены выкрашены в коричневый цвет. Одна из стен, как и окна, зачем-то завешана шторами, хотя Вика знала, что за ними пусто. Свет во всей комнате приглушён для пущего эффекта.

Но матери Вики здесь нет.

— Ира! — позвала она во весь голос. — Ты дома?

«Может быть, ушла в магазин? Но она, вроде бы, никуда не собиралась…»

Вика проверила на кухне, в спальне матери, в паре других комнат, которые она использовала в те дни, когда приводила ухажёров. Даже в туалет заглянула.

Ирины нигде не было.

Вика остановилась возле ванной и нехотя потянулась к ручке.

«Это глупо. Я ведь здесь только что была», — подумала она, но всё-таки зашла внутрь.

Шторка по-прежнему задёрнута.

— Ира, ты что, в ванне уснула? — сморщилась Вика, готовясь увидеть то, что ей видеть не полагалось, и отдёрнула шторку.

Ирина Рихтер — или Ирэн, как её звали клиенты — была мертва. Она лежала в ванне в той же одежде, в которой Вика видела её в последний раз. Кожа уже успела немного посинеть. Левая рука лежала на краю ванны. Из раны уже не стекала кровь.

Крик Вики разнёсся по всему дому. Когда в лёгких закончился воздух, Вика часто задышала, попятилась, наткнулась спиной на дверь. Та отворилась, и Вика, потеряв опору, упала назад, на пол. Не ощутив боли, она поползла назад, ещё дальше от ванны, пока не упёрлась в стену.

Её трясло. Тошнота подступала к горлу.

— Нет… Нет… Нет… Мама!

Следующая неделя прошла для Вики, словно в тумане. От Кати вестей не было — видимо, она вернётся как раз к учёбе. Хотя Вика написала ей сообщение.

«Мама умерла. Приезжай скорее».

Эти четыре слова она напечатала, когда, наконец, уехала полиция, а тело Ирины отвезли в морг. На большее она оказалась неспособна. Чудовищная пустота наполнила её до краёв. Вика просто вернулась в комнату, легла, свернулась калачиком — и пролежала так до утра, не в силах уснуть. Весь мир ополчился на неё, подруга находится за тысячи километров, а единственный родной человек, на которого она могла хоть немного положиться — мёртв.

Боль утраты сжигала Вику изнутри. Ей вдруг захотелось, чтоб мама была рядом, чтоб можно было провести с ней как можно больше времени, восполнить то утраченное время, которое они не общались. Но к утрате примешивалась и ненависть. Осознание того, что мать её окончательно бросила. Она не умерла естественной смертью, её не убили. Она вскрыла себе вены.

И самое страшное — похоже, что Ирина Рихтер давно знала, что так будет. Потому-то она и нервничала весь август. Поглядывала на дочь, вероятно, думая, как мало времени осталось у неё, чтоб исправить все ошибки. Даже, как оказалось, написала на Вику дарственную, по которой весь дом теперь принадлежит ей! А заговорила с дочерью она только в последний миг — день её совершеннолетия. Вика не приняла её всерьёз, оставила без внимания. Надо было забыть про работу, которую Вика итак хотела бросить, и провести с матерью один день, который, быть может, помог бы устранить всё непонимание, сократить расстояние между ними, увеличившееся за годы до невероятных масштабов.

Но почему Ира хотела уйти? Вскрытие показало, что она была совершенно здорова. У неё буквально не обнаружилось абсолютно никаких заболеваний — такого здорового человека днём с огнём не сыщешь. И всё-таки её нет. И это непостижимая загадка всегда будет мучить Вику — пока она не найдёт ответ.

Вот только сейчас не до поисков. Всю неделю Вика делала какие-то непонятные дела: слушала музыку, не вникая в содержание, болталась по дому, будто в бреду, лежала, уставившись в потолок. В ванную зайти так и не смогла. Рано или поздно придётся, ибо скоро в школу, а от неё, немытой неделю, уже несёт.

Первое сентября. Линейку Вика пропустила — провалялась дома весь день. Перед глазами то и дело всплывала та ужасная картина — когда она увидела бездыханное тело Иры в ванне. Иры… Какой бы ужасной матерью она ни была, она была, есть и будет её матерью. Она — её мама… И теперь её нет.

Третьего сентября Вика собрала учебники и тетрадки в портфель, накинула его на плечо и вышла из дома, впервые за неделю. Солнце безжалостно жгло глаза, и она опустила голову, накинув капюшон. Казалось бы — надо идти в школу, первый учебный день — но ноги понесли Вику в другое место.

Кладбище пребывало в приятной тени — кроны деревьев скрывали его от солнечного света. Вика шла мимо надгробий, выискивая могилу матери. На ритуальную службу она не пришла. Не смогла себя заставить. И только сейчас поняла, как ужасно поступила. На похороны матери пришли только некоторые клиенты. Кто-то из уважения, а кто-то — выкрикнуть пару-тройку проклятий за то, что Ира не успела выполнить их просьбы. Но её дочь не пришла. И если душа существует, то она видела это — и думала, почему? Неужели она была настолько плохой матерью, что не достойна даже слёз дочери на похоронах?..

Наконец, Вика нашла её. Невысокий бугорок, воткнутый в изголовье крест с простенькой табличкой без фотографии.

«Ирина Витальевна Рихтер. 14 мая 1981 — 27 августа 2018»

Вика упала на колени.

— Привет, мам. Я никогда не верила, что у тебя есть какая-то магия. Я всегда считала тебя шарлатанкой. Ненавидела тебя за то, что ты наживалась на отчаявшихся людях. За то, что я одна в этом мире. И я не верю, что душа существует. Но сейчас я хочу в это верить…

Вика смахнула слезу.

— Ведь если это не выдумки, то ты сейчас стоишь где-то. Видишь меня. Наблюдаешь за мной. Слышишь всё, что я говорю. А ещё это значит, что, быть может, в том, что ты делала при жизни, был смысл. Что всё это было не зря… Мне нужно знать, что я одинока не из-за твоей безумной прихоти, желания зарабатывать, не прилагая никаких усилий. А потому, что ты действительно помогала людям. Хотя, некоторые имеют возможность помогать и делают это безвозмездно… Я не знаю. Может, я зря пришла сюда?

Она подняла голову. Вокруг никого нет, а перед ней высится самый обычный крест.

— Скажи, почему ты оставила меня одну? Ведь я итак была одна… Решила добить меня окончательно? Ответь! Почему ты ушла? Никаких причин на это не было! Да и какие могут быть причины, чтобы покончить с собой?!

Вика подавила стон от боли и подняла руки. Оказалось, говоря это, она так сильно сжала кулаки, что впилась ногтями в кожу.

— Вика! Ты здесь?

Она обернулась и увидела свою подругу. Катя, похоже, услышала её голос, и уже продиралась сквозь заросли клёна, пытаясь добраться до неё. Несколько прядей белых волос уже выбились из резинки на затылке. Белая же короткая куртка запачкана грязью.

— Так и знала, что ты будешь тут, — выдохнула Катя, высвободив ногу из особо круто закрученных веток. — В школе тебя не было, вот я и решила…

Не дав ей договорить, Вика подбежала и крепко её обняла. Катя обняла её в ответ.

— Я прочла твоё сообщение, — молвила Катя. — Ты как? Держишься?

— А разве похоже? — шмыгнув носом, спросила Вика.

— Да нет, я просто…

— Да я раздавлена! — вырвалось у неё. — Она просто взяла и ушла — и ни записки, ни хоть какой-то подсказки, почему она это сделала…

— То есть, ты хочешь сказать…

— Да, именно так! — Вика высвободилась из объятий. — Легла в ванну и вскрылась! Как она могла? Как… Она… Её нет…

Вика снова упала на колени, закрыв лицо ладонями, а Катя снова её обняла, присев рядом, не боясь запачкать ярко-красные лосины.

— Всё будет хорошо, — приговаривала Катя, поглаживая подругу по спине. Она понятия не имела, что делать в такой ситуации, но знала, что Вике необходима поддержка. Ведь больше поддержать её некому. — Может, у твоей мамы были какие-то проблемы? — спросила она, когда подруга немного успокоилась.

— Проблемы? — скривилась Вика. — Да какие у неё могли быть проблемы? Клиентов было немного, но она сдирала с них такие суммы, что на две жизни хватит.

— Ну, может быть, один из клиентов понял, что его обманули, и стал ей угрожать?

— Может, — согласилась Вика, судорожно вздохнув. — В этом есть смысл… Только вот правду мы уже не узнаем.

— Это точно… Ты как? Готова идти в школу? — спросила Катя. — Или пропустишь денёк? Не думаю, что учителя против, учитывая произошедшее.

— Они меня ненавидят, — напомнила ей Вика. — Если я пропущу хоть один урок, меня живьём съедят. Я итак первого сентября не пришла.

— Я тоже. Я только вчера приехала. Всё объяснила классному руководителю, и она отнеслась с пониманием.

— Тебя все любят, Кать. И не понимают, почему ты якшаешься с такой, как я.

— Они все тупые, Вика, — засмеялась Катя. — Ты же знаешь. Ладно, если ты не передумала — идём. Надеюсь, хоть к концу урока успеем…

…Похоже, что в школе все уже знали, что мама Вики мертва. Слух разнёсся с невероятной скоростью — и теперь, когда они с Катей шли по коридору в свою аудиторию, все показывали на них пальцем и перешёптывались.

— Вика! — какая-то девчонка осмелилась к ней обратиться. — Выходит, судьба настигает всех ненормальных. И твою мать настигла. Теперь она лежит в могиле, и так ей и надо! А тебя теперь никто не защитит!

— Это тебя никто не защитит, когда я буду выдёргивать по одной волосинке из твоей головы! — ощетинилась Вика.

— Не обращай на неё внимания, — предупредила её Катя. — Она того не стоит. А уж если учесть, какие истории о ней рассказывают одноклассники, то я даже уверена, что с ней никто не общается…

— А что о ней говорят? — заинтересовалась Вика.

— Да всякое, — таинственно проговорила Катя. — В воскресенье была вечеринка в честь начала учебного года. И она там сильно опозорилась… Не буду говорить, как, ты и сама уже поняла. Просто она из-за этого-то и срывает обиду на тебе. Надеется, что всё внимание переключится на тебя, а про неё забудут.

— Всё внимание итак приковано ко мне, — заметила Вика. — Так что если я сейчас же не окажусь на последней парте подальше ото всех этих любопытных глаз, случится что-то плохое.

— Мы уже близко, — успокоила её Катя.

Они зашли в аудиторию.

— Здравствуйте! Извините за опоздание! — отчеканила Катя и пошла на своё место. Вика прошла вслед за ней, ничего не сказав. Они обе сели за последнюю парту.

— Вика… — тихо произнесла Раиса Павловна, учительница обществознания — женщина лет пятидесяти в очках, покоящихся на крючковатом носе. Она явно не ожидала увидеть её. — Я слышала о случившемся. Хочу сказать, что мне очень жаль.

— Серьёзно? — Вика подняла взгляд и уставилась на неё подозрительно. — Вы же всегда относились ко мне с пренебрежением, хотя я всегда говорила, что не похожа на свою мать. И теперь вы высказываете сожаление, хотя всегда мечтали, чтоб моя мать поскорее покинула этот город. Что ж, теперь ваше желание исполнилось. Так что не надо говорить, что вам жаль. Не надо лицемерить. Просто оставьте меня в покое.

— Так и знала, что твоё эмоциональное состояние не в порядке, — констатировала Раиса Павловна.

— Естественно, — фыркнула Вика. — У меня мать умерла. Чего вы хотите?

— Ты всегда была нестабильна и опасна для окружающих, Виктория, — жёстко произнесла учительница и нехотя добавила. — Несмотря на твои успехи в учёбе. Екатерина, отсядьте от неё за другую парту.

— При всём уважении, Раиса Павловна, я так не сделаю, — уверенно ответила Катя.

— Никогда не понимала, почему ты дружишь с этой девчонкой, — покачала головой учительница. — Ты — лучшая ученица в классе! А она на тебя плохо влияет! Поэтому пересядь немедленно, или я позвоню твоим родителям!

— Звоните, — равнодушно бросила Катя, открывая тетрадь. — Может, вы перестанете гнобить мою подругу, и продолжите урок?

— Я попрошу вас покинуть аудиторию! — взорвалась Раиса Павловна. — Обеих!

— И потеряете золотую медалистку, — ухмыльнулась Катя.

Учительница тяжело вздохнула, часто заморгав. Пыталась умерить негодование.

— Хорошо, будь по-твоему, Екатерина, — выговорила она. — Но твои родители тотчас же обо всём узнают…

— Ну, вот зачем ты ей нагрубила? — спросила Вика, когда урок всё-таки продолжился.

— Я не даю друзей в обиду, — улыбнулась Катя и продолжила писать лекцию. Только теперь она заметно нервничала. Дома её ждал скандал.

— Больше так не делай, — попросила её Вика. — Не волнуйся за меня. Я всё выдержу.

Катя промолчала. Она ничего не говорила до конца урока. Вике даже начало казаться, что между ними таки выросла стена, как она всегда и боялась. Но все опасения оказались напрасны.

Когда прозвенел звонок, Катя начала быстро складывать учебники.

— Походу, дома мне сегодня показываться не стоит. Давай, я переночую у тебя? — предложила она.

Вика чуть не задохнулась от такого предложения.

— Ну… Можно, — ответила она. — Я… Я больше не могу оставаться там одна. А твои родители тебя не потеряют?

— Мне через полгода уже восемнадцать, — заметила Катя. — Они больше не могут мной командовать. Даже не пытаются заставить ходить в церковь — это бесполезно. Я напишу им, что решила переночевать у Насти. И этого будет достаточно.

— Хорошо, — выдохнула Вика.

Когда они вышли из аудитории, Вике вдруг преградила путь завуч — Татьяна Владимировна Усатик.

— Виктория Рихтер, — произнесла эта представительная женщина в чёрном костюме. — Я слышала о случившемся, и…

— Я знаю, вам жаль, — бросила Вика, пытаясь пройти мимо.

— Я записала тебя к школьному психологу, — остановила её Татьяна Владимировна. — Первый сеанс начнётся сейчас, после перемены. Поэтому тебе нужно будет пропустить пару уроков. Не беспокойся, тебе ничего за это не будет.

— К психологу? — удивилась Вика. — Вы что, тоже считаете меня опасной для окружающих?

— Нет, — улыбнулась завуч. — Для меня все ученики равны, и ты — не исключение. Меня волнует только твой внешний вид…

— Да, вы уже говорили, — закатила глаза Вика.

— Но я понимаю. Все подростки по-разному реагируют на то, как к ним относятся, а я не могла не заметить, что у тебя почти нет друзей. А теперь ещё и это… Я не знаю, о чём ты сейчас думаешь, что чувствуешь, но помощь нужна всем в такой жизненной ситуации. Надеюсь, ты не будешь противиться, и всё-таки сходишь к психологу. Хотя бы из интереса.

— Ладно, — протянула Вика. — Схожу. Надеюсь, меня там не будут бить молотком по коленям.

Она двинулась было прочь, но на миг остановилась и сказала:

— Спасибо. Вы — одна из немногих, кто отнёсся ко мне с теплотой.

Татьяна Владимировна улыбнулась на миг, но затем развернулась и пошла дальше по своим делам.

— Что она от тебя хотела? — спросила Катя, когда Вика её догнала.

— Придётся мне отойти от мира на пару часов, — заныла та. — Записали меня к школьному психологу против моей воли.

— Так может, это даже пойдёт тебе на пользу, — предположила Катя.

— Вряд ли мне сейчас помогут лишние разговоры о матери, — фыркнула Вика. — Или чем там ещё меня будут мучить. Но я пойду. Один раз не повредит.

— Ну, тогда встретимся на четвёртом уроке?

— Пожалуй…

…Вика подошла к двери кабинета. Раньше она никогда здесь не появлялась. Привыкла все свои эмоции держать в себе. Притворяться, что всё нормально, и окружающий мир её не волнует. Вот только это ложь. Хотя, Вика всю свою жизнь прожила во лжи. Ложь матери, ложь учителей, ложь самой себе. Знает ли она, что такое правда? Умеет ли доверять? Ведь доверять-то некому…

Ну, кроме Кати. Вика не понимала, чем заслужила такую верную подругу. Пусть она и говорила всем, что не похожа на свою мать, давление со стороны окружения привило ей веру в то, что она на самом деле другая. Что она какая-то неправильная.

Когда Вика стала одеваться во всё чёрное, покрасила волосы в чёрный цвет, проткнула нос, её направили именно сюда. Но она так ни разу и не пришла.

Так почему она сейчас стоит здесь? Почему не гуляет где-нибудь по округе, дабы скоротать время? У неё слишком много вопросов. Но сможет ли психолог дать ответ хоть на один из них?

Вика постучала. Услышав приглашение войти, она открыла дверь и скользнула внутрь, словно тень.

Как оказалось, этот кабинет мало чем отличается от директорского, куда она попадала часто. Когда она давала отпор одноклассникам, издевающимся над ней, обвинения все летели в её сторону. Здесь стоит точно такой же шкаф у стены, перед ним стул на колёсиках и рабочий стол. Напротив — удобное мягкое кресло — и это главное отличие.

— Здравствуй, Вика, — с ней поздоровался высокий молодой мужчина — на две головы выше неё — с тонкой линией бороды и чёрными, как смоль, волосами. — Проходи, устраивайся удобнее.

Вика прошла вглубь кабинета, уронила портфель на пол и села в кресло. А ведь и правда — удобное.

— Моё имя — Артур Максимович, — представился психолог, садясь на свой стул. — Можешь звать меня просто Артур, если так удобнее. На мой взгляд, чтобы возникло взаимопонимание, упоминание отчества становится лишним.

— Хорошо, Артур, — согласилась Вика. — Но если вы будете говорить такими… хм… сложными выражениями, понимания добиться будет трудно.

— Твоя правда, — улыбнулся Артур. — Постараюсь говорить понятным для тебя языком. Хочу, чтобы ты знала — мне плевать на всё, что говорят о твоей матери, Вика. Хотя я много чего слышал… Я из другого города, так что меня это не волнует. Для меня ты — такой же человек, как и все.

— Но у меня же неподобающий внешний вид, — усмехнулась Вика.

— Человек волен менять свою внешность так, как ему вздумается, — выразил мнение Артур. — Главное только, чтобы не во вред себе. В твоих изменениях я никакого вреда не вижу.

— Ладно, поверю на слово, — Вика сложила руки на груди. — Так о чём вы будете со мной говорить?

— Я тоже потерял мать. Примерно в твоём возрасте, — начал он. — Это очень тяжело…

— Всё ещё сложнее, — Вика откинула голову на спинку. — Ваша мать вас любила?

— Да, — ответил Артур. — У нас были очень хорошие отношения.

— А вашу мать хорошо принимали в обществе?

— Да… Хотя тут как посмотреть. Её знали не все, а только ближайшее окружение.

— Так… — Вика наклонилась вперёд. — А как она умерла? Покончила с собой?

— Она… — Артур замер, уставившись в одну точку. — Её сбила машина.

— А вы были одиноки, Артур? — не переставала Вика. — По вине вашей матери?

— Нет, — пробормотал он. — У меня было много друзей и знакомых, на которых я мог положиться.

— Вот видите? — всплеснула руками Вика. — Вам меня не понять. И именно поэтому вы не можете мне помочь.

— Мне нужно знать, какие чувства ты сейчас испытываешь, — сказал Артур. — И тогда, быть может, я смогу тебе помочь справиться с ними.

— Что я чувствую? — Вика откинулась обратно на спинку. — Дайте подумать… Горечь утраты. Сожаление. Злость. Страх. Непонимание. Всё перемешалось. По мне этого не видно, потому что я привыкла скрывать эмоции и справляться с ними самостоятельно. А знаете, что я понимаю? Что постепенно это всё пройдёт. Любые плохие эмоции со временем рассеиваются. Проверено на себе.

— Они не рассеиваются, Вика, — покачал головой Артур. — Они копятся внутри, давят на тебя, растут, становятся больше. Они меняют тебя кардинально.

— Тут вы правы, — согласилась Вика. — И что вы прикажете делать?

— Выпустить их наружу, — предложил он. — Не на людях, а на деле. Направить их в какую-то деятельность, загореться ею, Попытаться с её помощью разобраться в этих самых эмоциях, найти ответы на вопросы.

— И что же за деятельность поможет мне? — недоверчиво взглянула на него Вика.

— А это уже ты должна выбирать, — Артур скрестил пальцы. — Мне помогла психология. Пытаясь разобраться в чувствах людей, я разобрался в себе.

— Что ж… — Вика схватила портфель с пола и резко поднялась. — Пойду искать эту деятельность. До встречи!

— Вика, постой… — встрепенулся Артур, но она уже хлопнула дверью.

До встречи… Вика не собиралась приходить сюда снова. Как она и думала, всё это бесполезно. Лучше просто жить дальше. Может, даже получится.