Секс по дружбе (гет)

Гарри откинулся на высоко взбитые подушки и в который уже раз за последние годы пожалел о том, что бросил курить. Он не имел этой привычки в Хогвартсе — а до Хогвартса тем более, — и только во время учебы в школе авроров ненадолго пристрастился под влиянием более старших товарищей. До трубок, как у них, дело, правда, не дошло, но смолил он — когда, конечно, смог делать это без тошноты — много и с удовольствием. И только к окончанию учебы он бросил — по настоянию Джинни и под ее неусыпным контролем. Будущей жене не нравилась эта магловская привычка, не нравился запах табака и раздражали разбросанные по дому окурки, которые словно сами собой разбегались из многочисленных пепельниц. Бросал он с трудом, частенько даже сбегал из дома, чтобы втихомолку выкурить сигарету-другую, когда становилось совсем невмоготу терпеть, но в конце концов занудное нытье Джинни сделало свое дело, и Гари смог себя пересилить.

Но вот в такие моменты, после бурного и в чем-то волшебного секса, он вспоминал о том времени и рука сама тянулась туда, где могла быть мятая пачка, чтобы закрепить расслабленное состояние крепким, раздирающим горло дымом. Он так делал тогда, и любил, наверное, не сам секс с рыжей красавицей, а вот эти несколько минут после, когда он бездумно смотрел в потолок и слушал тихое потрескивание сгорающего табака. Сейчас же оставалось просто лежать, вспоминая те ощущения — Гермиона тоже не любила, когда пахло дымом. Кроме того, она не любила, когда дымом начинали пахнуть ее волосы. Но Рон, по ее словам, оказался намного упрямей Гарри, и отказываться от еще одного удовольствия, предлагаемого жизнью, не собирался. Что касается возможного вреда от курения, Рон был уверен, что магия может справиться с любой проблемой.

— Гермиона, — тихо позвал Гарри.

Та не шелохнулась и не отозвалась. Она лежала, закутавшись в одеяло с головой и выставив на обозрение только голую попку, как всегда делала после секса. Гарри нравилась эта привычка подруги, он находил ее очень милой и готов был смотреть на открывающийся вид часами. Вот только столько времени у них не было никогда.

— Гермиона, — чуть громче повторил он. — Тебе уже пора бежать. Рон скоро вернется от родителей и вряд ли обрадуется, если тебя не будет дома.

Из-под одеяла послышался приглушенный стон, а попка сердито дернулась. Это тоже было частью игры. Гермиона никогда не отзывалась на его призывы сразу, ей нравилось, когда ее долго уговаривали. И нравилось вскакивать с кровати, когда Гарри уже решался на еще один заход. А он решался, раз уж никто никуда идти не собирался, а все прелести находились на расстоянии вытянутой руки.

— Гермиона! — позвал Гарри уже во весь голос и нащупал тело подруги под одеялом. — Вставай, действительно пора.

Гермиона взвизгнула, когда он коснулся ее груди, очень ловко выпуталась из одеяла и просеменила босыми ногами в ванную комнату. Гарри в очередной раз полюбовался ее телом — оно было красивым и стройным. Джинни после трех родов все больше походила на свою мать — с каждым годом сильнее, но этого он ожидал еще в начале их отношений, так что не жаловался. Да и жаловаться при регулярных свиданиях с Гермионой было бы как-то глупо.

* * *

Впервые они занялись сексом десять лет назад ⁽¹⁾, после одной бурной вечеринки в Министерстве. Только что назначенные на свои должности сотрудник департамента магического правопорядка и Главный аврор, самый молодой глава мракоборческого отдела за последние сто лет, они впервые получили приглашение на этот то ли день рождения, то ли годовщину какого-то события, то ли просто выпивку в честь завершения очередного трудного рабочего дня. Как бы то ни было, они банально напились — сказался недостаток опыта при посещении подобных мероприятий, — в какой-то момент оказались предоставлены самим себе и пришли в чувство только через пару часов в магловском отеле, в котором можно было снять номер с почасовой оплатой.

Спустя несколько дней после этого случайного и пьяного секса они смогли преодолеть смущение, поговорили за обедом — и их прежние, вполне невинные отношения перешли на другой уровень. Ни Гарри, ни Гермиона не стремились изменить ситуацию, порвать со своими Уизли и начать жить вместе. Мешали карьерные перспективы Гермионы, которой светило кресло Министра магии — Кингсли Бруствер недвусмысленно дал ей это понять, когда назначил своим заместителем, минуя должность главы ДМП ⁽²⁾. Впрочем, уже перевод в отдел магического правопорядка из мирного отдела регулирования и контроля за магическими существами говорил знающим людям о многом. А развод с одним из героев второй магической войны мог серьезно пошатнуть ее положение — которое и так было не самым прочным из-за родителей-маглов. Предрассудки в мире магов оказались очень живучими, а уж после развода в глазах немного старомодных волшебников ее репутация оказалась бы опороченной настолько, что никто не вспомнил бы о том, что она тоже герой той самой войны и что ее новым мужем стал знаменитейший Мальчик-Который-Выжил-И-Окончательно-Победил-Воландеморта. Не имело бы значение и то, что она умнейшая ведьма своего — а Гарри иногда думал, что не только своего — поколения. После расставания с Роном количество СОВ и ПАУКов уже не имело бы значения — ей пришлось бы засесть дома и заниматься только семьей. Министром ее никто бы из старцев Визенгамота не выбрал бы.

Гарри, конечно, в этом ничего страшного не видел. Наследство, оставленное родителями, и полученные через завещание Сириуса деньги Блэков делали его настолько богатым, что аврорская зарплата была каплей в море на фоне этой груды золота, и он мог бы ее не получать, даже не заметив разницы. Но Гарри понимал и амбициозную натуру своей подруги, которая всю жизнь стремилась быть лучшей во всем, за что бралась. Понимал и то, что роль обычной домохозяйки в ее жизненные планы не вписывалась, а вот должность Министра магии — вполне. Поэтому он позволял ей сохранять статус кво и даже помогал в меру своих возможностей сохранять тайну от посторонних. Например, не лез со страстными поцелуями посреди рабочего дня и не посылал букеты цветов в сопровождении громовещателя с признанием в любви.

При этом в любви к ней он признавался, и Гермиона тоже говорила, что любит его. Но дурацкое пуританское — он выучил это слово в итоге — устройство волшебного мира не позволяло им быть вместе всегда. У него была жена, у нее муж, и все, что им оставалось — жить с не такими уж и любимыми сейчас людьми и растить детей, которые были полноценной частью большой и счастливой семьи Уизли.

* * *

Гермиона вернулась в спальню с мокрыми волосами и в халате Гарри, который был ей сильно велик. Она задумалась на секунду, потом не торопясь прошла на кухню и вернулась с дымящейся чашкой кофе. Еще одна чашка летела за ней по воздуху и приземлилась на прикроватный столик со стороны Гарри.

— Ты не спешишь? — спросил он вслух.

— Не-а, — качнула Гермиона головой. — Рон сегодня опоздает, мне Джордж рассказывал, что у них большой семейный совет намечается, а это всегда надолго. Джинни, кстати, тоже рано не жди.

— А что там на этот раз? — лениво спросил Гарри. Семейные советы Уизли были — в его представлении — бездарной тратой времени, на которых всех присутствующих ждали горы еды и бесконечные монологи миссис Уизли ни о чем. Джинни — в отличие от Рона — к еде была равнодушна, но мать настаивала, чтобы она оставалась до конца и впитывала мудрость старшего поколения. Гарри был на этих советах пару раз, еще до рождения Джеймса, а потом под любым предлогом избегал посещать «Нору» в дни их проведения. Гермиона, кажется — он не помнил, — не ходила на них никогда.

— Все то же самое, — равнодушно ответила Гермиона и отхлебнула глоток. Кофе был горячий и она покатала жидкость во рту, прежде чем проглотить. — Молли будет говорить, остальные жрать и слушать.

— Не любишь ты их, — заметил Гарри.

— Почему, люблю. Просто некоторые привычки выглядят странно и бесполезно. Но кто я такая, чтобы с ними бороться?

— Как кто? Первый заместитель Министра магии, — Гарри поднял бровь.

— И ты предлагаешь издать указ, запретив Уизли собираться больше, чем по трое? Тогда у тебя будут серьезные неприятности. Или у твоих детей. Кто там будет высчитывать, сколько в них Уизли, а сколько Поттера? Посчитают всех под одну гребенку, и придется вам с Джинни жить раздельно, на два дома — один ребенок у тебя, двое у нее. Или наоборот, — Гермиона хихикнула. — Любопытно было бы попробовать, но боюсь, и по мне этот закон ударит, хоть я и осталась Грейнджер. Никто же не будет разбираться, у магов вообще...

— ...плохо с логикой, — закончил Гарри с улыбкой, вспомнив их первый курс и поход за Философским камнем.

* * *

— Гермиона, — сказал Гарри после недолго молчания, — если у нас есть еще немного времени...

— Ты снова собираешься задать этот вопрос? — прервала она, и Гарри кивнул. — Я думала, мы все это обсудили много раз. Я не готова рисковать своей карьерой, на которую потратила годы. Может, потом, когда Бруствер уйдет в отставку и меня выберут Министром, мы сможем справиться с общественным мнением в лице этих недалеких членов Визенгамота и нашей свободной прессы, — она покрутила указательным пальцем в воздухе, показывая свое истинное отношение к свободе этой прессы, — и сможем начать жить вместе. Но не сейчас, когда мне осталось сделать всего один шаг.

— Я не о том, — ответил Гарри. — С тем я уже согласился, хотя и уверен, что мы бы и так отлично прожили бы, в любви и согласии, — он махнул рукой, прерывая возможные возражения, которыми готова была разразиться Гермиона. — Не надо, все в порядке, я тебя слишком люблю и уважаю, чтобы спорить. Просто мне вдруг стало интересно. Ты когда-нибудь любила Рона?

Повисло неловкое молчание. Гарри смотрел на подругу, а та уткнулась в недопитую чашку кофе и ничего не говорила. Он уже готов был сам сказать что-то, что угодно, лишь бы это все объясняющее молчание завершилось. Но Гермиона его опередила.

— Пожалуй, нет, — ответила она, так и не подняв глаз. — Никогда.

— Но почему тогда ты вышла за него замуж? — недоуменно спросил Гарри.

Он действительно не понял ее мотивов. Для него, не знавшего родительской любви в детстве, прожившего подростковые годы в постоянном стрессе и пережившего смерть в конце своих безумных приключений, было само собой разумеющимся, что семью надо создавать только по любви. Он любил Джинни — когда-то, в далекой уже юности, это было безумное и отчаянное чувство, с годами любовь угасла, но не до конца, он так и не смог изжить нежные чувства к той рыжеволосой девчонке, которую спас в Тайной комнате. Джинни, конечно, проигрывала Гермионе по всем параметрам — кроме, пожалуй, готовки, а секс с нею давно превратился в некую обязательную повинность, которой они с Гарри занимались, потому что так положено супругам. В этом смысле Гермиона даже спасала их брак — Гарри мог скидывать лишнее напряжение, и только воспитание — а он недалеко ушел от консерваторов из Визенгамота — не давало ему в полной мере наслаждаться адюльтером. Но выходить замуж за нелюбимого человека, даже если это простой и привычный Рон? Этого он понять и принять не мог.

— Опять... — со вздохом пробормотала Гермиона, слегка озадачив Гарри. Он не помнил чтобы они когда-либо говорили о любви подруги к ее мужу. О его с Джинни сложных отношениях говорили регулярно, это была такая дежурная посткоитальная тема, на которую они даже могли шутить. А вот Рон и Гермиона — эта пара за пределами их бесед. Или он опять чего-то забыл? Гарри подумал, что с годами его память не улучшается, ему все чаще приходилось записывать что-то важное, а секретарша у дверей кабинета давно уже перестала выполнять только представительские функции и показала себя неплохой заменой напоминалке.

— Я уже спрашивал об этом? — с беспокойством поинтересовался он. — Прости, я вечно все забываю. Может, ответишь еще раз? — Гарри умоляюще посмотрел на подругу.

— Спрашивал... и да, забыл, — с еще одним вздохом ответила Гермиона. — Я вышла замуж за Рона, потому что очень любила тебя.

* * *

— Миона, прости, но это не имеет смысла, — озадаченно сказал Гарри. — Если ты любила меня, почему ты не сказал мне тогда? Мы могли бы...

— Ничего мы не могли, — отрезала Гермиона. — У тебя была Джинни, мне оставался Рон. Так оказалось лучше для всех.

— Лучше?! — воскликнул Гарри. — Мы с тобой изменяем им сейчас, уже больше десяти лет! А могли бы просто быть как семья. Нормальная семья, у нас с тобой могли бы быть дети. И как можно спать с кем-то, кого ты не любишь?

— Ох, Гарри. Ты все тот же горячий подросток. А ведь мы с тобой уже взрослые, и не просто взрослые, у нас с тобой такие должности, что прямо сейчас затевай переворот, и он будет удачным. А что, отправим Бруствера под домашний арест в какой-нибудь особняк бывших пожирателей, старик даже рад будет отдохнуть, а сами возьмемся преобразовывать мир волшебства и магии в нужном нам направлении. Не хочешь?

— Не хочу, — буркнул Гарри. Его обидело упоминание его горячности, которая — и он хорошо знал это — была его слабым местом.

— Не обижайся, — Гермиона отставила недопитый кофе на столик у кровати, подсела к Гарри и погладила его по плечу. — Можно заниматься сексом и с нелюбимыми людьми. Но можно и не заниматься. Про детей не напоминай, — остановила она его возражения, — Уизли много, и среди них есть приличные люди. Немного оборотки, немного конфундуса — и вот уже у меня есть рыжий ребенок, у которого наследственность не настолько плохая, как можно было ожидать.

Гарри несколько мгновений не мог понять, о какой оборотке и каком конфундусе говорит Гермиона — а потом вдруг понял. А когда понял, ему почему-то стало жалко Рона.

— И кто?.. из Уизли?

— Конечно, Билл. Можно было бы и Джорджа использовать, или Чарли. Только не Перси, разумеется. Но Билла достать было проще всего. Да и быть вейлой мне понравилось, Флер очень красивая и гибкая. Тебе, наверное, понравилось бы заниматься с нею сексом. Можно будет как-нибудь попробовать, если хочешь. Ее волосы добыть нетрудно.

— Гермиона, зачем ты так? Это все так на тебя не похоже... и я все равно не понимаю, почему ты тогда не призналась мне...

— Ты бы не оценил. И Уизли, скорее всего, возражали бы. Особенно Рон. А ты тогда, извини, слишком сильно зависел от его мнения. И боюсь, если бы я тебе призналась, мне через какое-то время пришлось бы уйти из магического мира. И ничего вот этого, — Гермиона указала на себя и на кровать, — у тебя бы никогда не было.

* * *

Гарри открыл рот, чтобы ответить, но моментально закрыл, поскольку понял, что именно сейчас, прежде чем что-то говорить, нужно основательно подумать. В Хогвартсе и в первые годы после он часто этого не делал, и это выходило боком, но будучи Главным аврором в течение многих лет, научился сдерживаться, когда это было необходимо. Не всегда, конечно, но в большинстве случаев.

Он не мог не признать, что не помнит большинство свиданий с Гермионой, но за десять лет их набралось слишком много, чтобы помнить детали каждого. Обычно кто-то из них находил отель, где можно было снять ненадолго комнату, потом тайно передавал другому бумажку с координатами для аппарации, после — или вместо — работы они уходили разными путями, чтобы никто не мог связать их вместе. Потом был час или два безумной и горячей любви, быстрый душ — просто чтобы смыть запах секса, — и возвращение либо к работе, либо к семьям, где приходилось изображать нормальную жизнь.

Иногда они разговаривали — о чем-то незначительном, чаще как раз о том, почему они не могут жить вместе. И Гарри подумал, что такой выбивающийся из привычной колеи разговор он бы точно запомнил. Да и признание в том, что ее дети от другого Уизли, не от Рона, не было чем-то обыденным, о чем можно в суматохе просто позабыть. А значит...

— Ты стирала мне память? — спросил он, глядя прямо на Гермиону.

— Конечно, — она не отвела взгляд. — После таких новостей ты обычно твердо решал забрать меня из семьи с детьми и сделать своей женой насильно. А я в самом деле хочу стать Министром магии. Это моя заветная мечта. Почти такая же, как быть с тобой. Но если с тобой я могу быть тайно, то быть тайно Министром невозможно. Это как бы публичная должность. Указы там всякие, документы, с людьми опять же общаться приходится.

— Понимаю, — кивнул Гарри. — Хорошо, я не буду пытаться тебя выкрасть. Но не стирай мне память снова, будет обидно снова через какое-то время узнать все, что ты мне сегодня сказала. И, наверное, у меня тоже появилось заветное желание. Почти такое же заветное, как желание видеть тебя своей женой.

Гермиона улыбнулась и легла на кровать. Халат разошелся, обнажив ее тело, и Гарри подумал, что времени до очередного расставания остается очень мало, но можно было бы успеть еще разок... Он помотал головой, отгоняя эту соблазнительную мысль и перевел взгляд на лицо подруги.

— Я хочу знать, когда наш с тобой брак стал невозможен. Ну, с твоей точки зрения.

* * *

Гермиона продолжала мило улыбаться, но внутри у нее все сжалось. Снова. В отличие от Гарри она переживала этот разговор не в первый раз, и даже не во второй. На самом деле, она даже не помнила, сколько раз друг — больше, чем друг — заводил речь о ее любви к Рону и сколько раз она рассказывала ему все это. И сколько раз стирала память, потому что Гарри действительно не повзрослел и реагировал неадекватно. Бруствер, кстати, обращал ее внимание на эту особенность Национального героя, которая навечно остановила его карьеру на уровне начальника над аврорами, где восторженное желание жертвовать собой ради других даже помогало. Правда, она с ужасом думала, что одно из заданий может кончиться для ее лучшего друга — с его-то дурной храбростью — печально, и так и не могла решить, сможет ли пережить еще одну его смерть, на этот раз окончательную.

С другой стороны, чарами памяти она владела виртуозно, так что можно снова рассказать Гарри все. И если он примет ее версию событий, возможно, в будущем это избавит ее от необходимости снова и снова отказывать ему в его неуемном стремлении жить с любимой женщиной в обществе, которое до сих пор считает маглов чем-то вроде забавных зверушек. Этот мезальянс мог повредить не столько ей — в конце концов, она действительно могла сесть дома и тратить деньги Поттеров и Блэков направо и налево, — сколько ему. Чистокровная Джинни Уизли на роль жены Мальчика-Который-Выжил более чем подходила, ей даже простили «предательство крови». А вот маглорожденная Гермиона Грейнджер могла серьезно поколебать устои. Маги глупы, это она давно поняла, но надеялась как-то справиться с этим на посту Министра. Не изжить, нет, это казалось невозможным, просто немного изменить ситуацию под себя и под своих детей.

— Я любила тебя с первого курса, — начала она. — Пыталась быть рациональной, но получалось плохо. Чувства все равно оказывались сильнее. Тем более что уже к тому злосчастному Хэллоуину я знала, что я никто в волшебном мире и звать меня никак. Я и плакала тогда в туалете не из-за слов Рона... не только из-за его слов... но и из-за общей несправедливости к таким, как я. А когда ты пришел меня спасать и спас — я влюбилась. У девочек в том возрасте такое бывает. А ты, как назло, занимался какими-то глупостями, и я, чтобы быть ближе к тебе, тоже включилась в ту историю с камнем. Меня прорвало, когда ты уходил к Квирреллу... помнишь — «ты великий волшебник, Гарри»?

Гарри кивнул. Эти слова, сказанные лохматой двенадцатилетней девочкой после прохождения не самых простых ловушек, он помнил очень хорошо. Правда, не настолько хорошо, чтобы они затмили то, что произошло между ним, Квирреллом и Воландемортом у зеркала Еиналеж.

* * *

— Ну а потом, — продолжила Гермиона, — я пользовалась каждой возможностью, чтобы просто обнять тебя... до поцелуев мы тогда не доросли, а жаль. Я давала вам с Роном списывать, я участвовала во всех ваших авантюрах, а уж когда мы с тобой отправились в прошлое, спасли Клювокрыла и Сириуса и вместе летали на гиппогрифе — ух, как я все лето мечтала, что теперь-то у нас все получится... фиг там, ты уже положил глаз на эту Чжоу Чанг. Потом турнир этот, трижды проклятый... твоя ссора с Роном давала мне шанс стать твоим единственным другом, но у тебя голова оказалась забита совсем не тем, что нужно пятнадцатилетней влюбленной девушке. Я и поверила сразу, что это не ты кинул свое имя в кубок, потому что была влюблена, надеялась, что ты оценишь... извини, но я в какой-то момент того года даже подумала, что ты гомик — еще бы, ты так обрадовался, когда Рон пришел мириться, любой мог так подумать. Но потом я поняла, что у тебя мозги еще на место не встали в отношении девушек.

Гермиона изогнулась всем телом, дотянулась до чашки с кофе и подогрела ее легким движением волшебной палочки.

— Ты спрашивал, когда наш брак стал невозможен, — продолжила она, сделав долгий глоток. — как раз тогда, перед балом на четвертом курсе. Рон вернулся, и ты оказался слишком хорошим другом — для него, не для меня. Ты не встал на мою сторону, когда он смешивал меня с дерьмом на виду у всех — потому что это могло снова его оттолкнуть, а ты не готов был переступит через эту детскую дружбу. Ты так толком и не смог насладиться балом, поскольку ждал какого-то одобрения от Рона, а он тебе его так и не дал — из-за своей старой мантии и собственной никчемности. Он, кстати, почти сразу просек, что ты стал зависим от его мнения, наверное, инстинктивно, поскольку вряд ли он смог бы объяснить себе и окружающим, что происходит. И начал тобой манипулировать — тоже на инстинктах, он это умеет.

Гарри молча переваривал сказанное подругой и признавал ее правоту во всем. Впрочем, Гермиона всегда оказывалась права... и на их пятом курсе, когда она советовала не лезть в ловушку, и на шестом, с тем учебником, и во время охоты за крестражами. Всегда.

— Ты права, Миона, — твердо сказал он. — Ты права, как всегда. Но сейчас мне уже не нужно одобрение Рона, я могу переступит через его недовольство.

— А сейчас уже не нужно, — легко парировала подруга. — Нужно было тогда, но к несчастью, Рон решил, что я ему нравлюсь, а ты не смог бы обидеть своего лучшего друга, уведя девушку, в которую он влюблен. Я уже почти смирилась, что мне ничего не светит с тобой, но любовь так просто не уходит, и я действительно всегда выбирала тебя, а не его. Заметь, что за крестражами ты оправился со мной, а не с Джинни, и когда Рон ушел, я осталась с тобой. Я люблю тебя, Гарри. Любила тогда и люблю до сих пор.

— Я тоже люблю тебя, Миона, — Гарри отвел взгляд. — И прости, что был таким дураком...

* * *

— Конфундус, обливиэйт, — чуть слышно прошептала Гермиона, еле сдерживая слезы, и начала заполнять освободившееся в голове друга место воспоминаниями о чудесном сексе, которым они занимались последние полчаса.

Гермиона понимала, что ей придется еще не раз пройти через этот разговор — Гарри почему-то был зациклен на ее чувствах к Рону. Возможно, чувствовал подсознательную вину перед своим первым другом, а потому регулярно задавал один и тот же вопрос. И каждый раз она надеялась на лучшее, но в конце не могла удержаться от наложения чар памяти — слишком чувствительной была тема, и она боялась, что все же даст в какой-то момент слабину. И так и не сможет стать Министром магии — а, значит, все эти годы с самым тупым из Уизли пропадут зря.

И только об одном Гермиона не собиралась рассказывать Гарри — или кому-нибудь еще в этом мире — ни в коем случае. Ее старшая дочь, Роза, действительно была рождена от Билла, но не по тем соображениям, что она изложила другу. Это был эксперимент на стыке магии и магловской науки. У оборотного зелья оказалось одно очень интересное свойство, о котором не было сказано ни слова во всех прочитанных ею книгах по зельеварению. Впрочем, это не мудрено — маги ничего не знали и знать не хотели о генетике и не умели проверять родственные связи с помощью соответствующих тестов. После рождения дочери Гермиона набрала образцов — от себя, от Рона, от Розы, конечно, от Билла и Флер, а потом отнесла их в лабораторию нормального — в ее понимании — мира. Пришлось много заплатить, конфундус и чары памяти пригодились и здесь, но результат стоил небольшого нарушения законов. Роза получила набор генов от Уизли в целом, поскольку различать их на таком уровне никто не умел — и от Флер, в чьем образе ее мать занималась сексом ⁽³⁾.

А вот Хьюго был сыном Гарри. Гермиона использовала оборотное зелье с волосом Джинни, чтобы заняться сексом со своим другом — почти сразу после того, как они начали тайно встречаться. Ни Гарри, ни Джинни об этом не помнили, разумеется — Гермиона намного обогнала в ментальных искусствах какого-нибудь Локхарта. Технически, правда, Хьюго приходился родным братом Джеймсу, Альбусу и Лили, но выносила и родила его Гермиона — на большее, не подвергая себя риску разоблачения, она и не рассчитывала. С другой стороны, если ее прогнозы сбудутся, уже в следующем году она станет Министром магии, сможет открыто порвать с Роном и выйти замуж за Гарри. А родить в сорок лет третьего ребенка — плевое дело. Особенно если с магией у тебя все в порядке.

1) понимаю, что это плохой прием, но просто для порядка — действие рассказа происходит в 2017 году, а когда Гермиона перешла в ДМП, никто не знает. У меня — в 2007-м

Вернуться к тексту

2) в каноне о должностях Гермионы (или Гарри) особо не говорится, это все последующие инсинуации мамы Ро. Правда, Гермиона прыгнула в кресло Министра из замов директора ДМП (это случится в 2018-м), а не из замминистров, но я позволил себе эту вольность. В остальном канон не нарушен.

Вернуться к тексту

3) подробного описания оборотного зелья в каноне, разумеется, нет, так что все эти свойства мною полностью выдуманы. С другой стороны, скорее всего, именно так оно и есть — иначе распространение этого зелья не контролировалось бы Министерством магии. Правда, с контролем оно справляется как обычно, то есть из рук вон плохо

Вернуться к тексту