Лик любви (гет)

Сидя перед зеркалом в роскошной губернаторской спальне, Арабелла наблюдала, как Мэри вытаскивает шпильки из ее замысловатой прически. С сегодняшнего дня это и ее спальня тоже. Муж... она наконец-то может назвать Питера своим мужем. После всего, что им пришлось пережить, такой финал казался ей настольно нереальным, что она до сих пор спрашивала себя, а не является ли это сном.

Мэри распустила ее длинные шелковистые волосы и принялась расчесывать их перед тем, как заплести на ночь. 

Арабелла видела отражающуюся в зеркале часть огромной кровати с разложенной на ней сорочкой из необычайно тонкого батиста, с глубоким вырезом и богатой вышивкой. Девушка никогда еще не носила такой красивой сорочки... и такой откровенной. Она вдруг почувствовала смущение и беспокойство. 

Она очень любила Питера, она тонула каждый раз в синеве его взгляда, его поцелуи сводили ее с ума. Тогда, в кабинете губернатора, безумный порыв бросил их в объятия друг друга, но сейчас непрошенные сомнения начали закрадываться в ее душу. Будучи неискушенной в этой части отношений между супругами, все же она не была настолько наивной, чтобы полагать, что все ограничивается только поцелуями и ласками, да и лорд Джулиан приоткрыл ей завесу... 

Арабелла вздрогнула, вспомнив, как сопротивлялась ему. Зачем она вспоминает это? Она попыталась прервать ход своих мыслей. Питер ее муж, и он любит ее. Он не причинит ей зла.

Видимо, ее мысли отражались на лице, потому что Мэри, закончив с ее волосами вдруг наклонилась к ней и шепнула:

— Не бойтесь, мисс Арабелла, ой я хотела сказать миссис... Это только в начале доставит неудобство, зато потом будет так сладко...

Не ожидавшая подобной вольности от горничной Арабелла вспыхнула. Хотя госпожа и служанка были в доверительных отношениях, и Арабелла редко сердилась на Мэри, но сейчас в ее голосе был настоящий гнев:

— Мэри! Что ты болтаешь!

— Простите меня, миссис Блад, я не хотела ничего такого... просто ободрить вас... — пролепетала горничная.

— Тебе это удалось.

Тихонько всхлипывая, Мэри помогла ей надеть сорочку и зажгла две свечи на столике перед зеркалом.

— Ступай, Мэри, я не сержусь на тебя.

— Доброй ночи, миссис Блад.

Горничная поспешила скрыться за дверью, и Арабелла осталась одна. Она посмотрела на кровать, не решаясь лечь и нарушить пышное убранство и чувствуя себя неуютно посреди всей этой роскоши.

— Дорогая! — от дверей прозвучал знакомый голос, и она порывисто обернулась.

— Питер!

Губернатор Блад глядел на свою драгоценную, свою горячо любимую жену, застыв в восхищении. Сейчас, когда тонкая ткань, подсвеченная светом свечей позади Арабеллы, окутывала ее стройную фигуру золотистым ореолом, не скрывая, а скорее подчеркивая соблазнительные изгибы тела, он чувствовал, что, пожалуй, Арабелла была слишком хороша для него.

Она застенчиво и смущенно улыбалась, в свою очередь любуясь мужем. Он был без камзола, в белой рубашке и черных бархатных панталонах, узкий в бедрах, но с широкими плечами. От его худощавой фигуры солдата и искателя приключений веяло скрытой силой. По своей корсарской привычке, он не носил парика, утверждая, что тот мешает ему думать, и его черные с серебром волосы свободно падали на плечи. 

Он медленно подошел к ней и взял ее лицо в свои ладони:

— Как мне повезло, что я встретил тебя. 

Тепло его ладоней успокоило Арабеллу. Он нагнулся и приник к ее губам, как к источнику воды в жаркий день. Руки Арабеллы обвили его шею, она неотрывно смотрела ему в глаза. Он подхватил ее на руки, не переставая целовать, и бережно опустил на постель. Его губы, то нежные, то требовательные, пробудили в ней ответное желание. 

Но когда рука мужа скользнула вверх по ее бедру, Арабеллу охватил ужас. Она вдруг вспомнила, как пальцы лорда Уэйда впивались в ее нежную кожу, а колено больно давило на бедра, вынуждая их раздвинуться. Отвратительная сцена столь явственно предстала перед глазами, что она забилась в объятиях Питера:

— Нет, нет, я не могу, Питер, пожалуйста, остановись! 

Блад замер и разжал объятия.

— Арабелла, дорогая, что с тобой? — с тревогой спросил он. — Ты боишься, или я вдруг стал... неприятен тебе?

— Я не знаю... — Арабелла не решалась посмотреть на него, безуспешно борясь с этим непонятным ужасом, ведь сейчас с ней был не лорд Джулиан, а ее любимый муж. — Я очень, очень люблю тебя. Наверное, нервы... Вся эта роскошь, суета с нашей свадьбой... Не сердись, прошу тебя!

— Родная, посмотри на меня. Я не сержусь.

Она взглянула на мужа и увидела в его синих глазах такую безграничную любовь, что ей стало стыдно за свои страхи. Она попыталась улыбнуться непослушными губами:

— Все уже проходит, ты можешь снова... — храбро сказала она, прижимаясь к нему и дрожа при этом, как в лихорадке.

Но Блад не спешил воспользоваться этим приглашением, хотя разгоряченное тело требовало своего. Спешить было ни в коем случае нельзя. Усилием воли подавив неутоленное желание, он начал ласково поглаживать жену по голове и плечам. Что-то было не так, и с этим следовало разобраться. 

В ее любви он не сомневался. Конечно, он знал, что есть женщины, отвергающие мужские объятия, но Арабелла не была из их числа, ведь она так жарко отзывалась на его ласки. Помня это, он не мог бы назвать ее и слишком робкой по отношению к мужчине. Тогда что, черт возьми, идет не так? Да, она прижимается к нему, но не в порыве страсти, а словно в поисках защиты. Почему она так дрожит? 

В глубинах его памяти забрезжило смутное воспоминание, такое уже было однажды: другая девушка так же льнула к нему, к своему спасителю... Мэри Трейл, вот как ее звали: он вспомнил нападение испанцев на Барбадос и как он убил одного из них, защищая ее. 

Пожалуй, насилие могло бы породить подобный страх, но Арабелла тогда была в безопасности... Тем не менее, что-то напугало ее. Что-то или... кто-то?

— Лорд Джулиан Уэйд, — медленно и тяжело проговорил Блад.

По тому, как она сжалась, он понял, что угадал верно.

— Он взял тебя силой? — слова падали, подобно камням.

«Будь ты проклят! Неужели ты осмелился на такое?!» — слепая ярость поднималась в нем. Никогда прежде он не испытывал столь сильной жажды убивать.

— Нет, Питер, нет, он только...

Теперь Арабелла больше страшилась выражения на его лице, и он постарался успокоить ее, по возможности, смягчив голос:

— Я понял, он напугал тебя. Арабелла, не надо плакать... Теперь все позади... Мы не будем спешить, подождем, сколько потребуется... когда ты будешь готова. 

Говоря это, Блад продолжал баюкать ее, как ребенка. Он сожалел, что корабль, увозивший лорда Уэйда, уже достиг Англии. Вот, что она имела ввиду, говоря про его недостойное поведение. Жаль, что он не стал расспрашивать ее, однако же, вряд ли она сказала бы ему. Но его ссылка не вечна, придет день и он ступит на английскую землю, и вот тогда...

Постепенно дыхание Арабеллы выровнялось, она перестала вздрагивать. Убедившись, что она заснула, Блад позволил себе расслабиться и через некоторое время спал, продолжая держать ее в своих объятиях.

* * *

Арабелла проснулась, когда небо за окнами начало светлеть. Птицы в саду уже пробовали свои голоса, она слышала их через полуоткрытое окно, из которого тянуло предрассветной свежестью. Она почти забыла чувство покоя и счастья, которое испытывала в эту минуту, так было только в детстве, когда еще был жив отец... Сильные мужские руки обнимали ее, согревая, позволяя вспомнить это чувство. 

Она посмотрела на мужа. В полумраке рождающегося дня его лицо было безмятежным, не то, что вчера. Она содрогнулась, вспомнив исказившую любимые черты решимость убить. В какой ярости он был! 

Арабелла сердилась на себя. Хорошо, что лорд Уэйд уплыл несколько недель назад, не хватало еще, чтобы губернатор Блад погнался за ним и взял увозивший его корабль на абордаж. Тогда бы она действительно потеряла Питера навсегда...

Почему она допустила, чтобы он догадался о произошедшем, что на нее нашло? Что за глупые страхи? Сейчас, после несколько часов сна в надежном кольце его теплых рук, она совершенно не чувствовала никакого страха. 

В распахнувшемся вороте его рубашки Арабелла увидела не так давно заживший рубец от глубокого ожога на его груди — один из многих, покрывавших его тело, и сердце немедленно отозвалось ноющей болью. Повинуясь неясному порыву, она коснулась рубца губами.  Каким бы легким не было это касание, Питер сразу же шевельнулся, и она услышала его голос:

— Вы изволили проснуться, миссис Блад. Оказывается, вы ранняя пташка. А я, напротив, всегда норовлю поваляться подольше. Это что же, мне до конца дней моих придется вставать с птицами?

Арабелла смутилась:

— Прости, что разбудила тебя, я не хотела.

— Ничего, это даже полезно — рано вставать. Дай же мне еще раз полюбоваться на тебя, дорогая, ты стала еще прекраснее за прошедшую ночь!

Неужели он и сейчас смеется над ней? Как обычно! Но его глаза с любовью смотрели на нее, и Арабелла передумала возмущаться. Вместо этого она прижалась плотнее и зашептала ему на ухо:

— Ты знаешь, Питер, мне кажется, что я больше не боюсь... 

Блад серьезно и с легкой тревогой взглянул на жену:

— Мы же решили не спешить, помнишь?

— Но боятся было так глупо, ведь я люблю тебя... я хочу стать твоей... полностью... навсегда!

Ему было сложно спорить с ней, ее близость уже рождала в нем отклик.

— Обещаешь остановить меня, если... тебе вновь станет страшно? — спросил он, искренне надеясь, что еще сможет сделать это.

— Обещаю... — выдохнула Арабелла, откидываясь на подушки.

В этот раз Блад, призвав на помощь весь свой опыт, начал ласкать ее неторопливо и нежно, внимательно наблюдая за ней, и готовясь остановиться, если она вдруг попросит. 

Ладони Питера медленно скользили по ее телу, его губы воспламеняли ее кожу, и Арабелла все смелее отвечала на его ласки. Ей доставляло необыкновенное удовольствие чувствовать под своими пальцами перекатывающиеся тугие узлы мускулов его плеч и спины.

В самом сокровенном центре ее существа возникла пульсация, и пьянящая истома волнами начала накатывать на нее. Арабелла даже не заметила, что Питер разделся, но когда он потянул ее сорочку, намереваясь снять ее, напряглась и накрыла его руку своей

— Что ты делаешь, Питер? — прошептала она, но не страх был в ее глазах, а смущение.

— Она только мешает... — также шепотом ответил он. — Не бойся, все будет хорошо... доверься мне.

И Арабелла послушно убрала руку. Теперь она еще острее воспринимала его ласки, и с ее губ начали срываться тихие стоны. Она позволила Питеру делать с собой и другие вещи, недопустимые с точки зрения целомудренной морали, в которой была воспитана, ведь его губы уже проложили дорожку по ее животу к самому сосредоточению ее женственности. Любовь земная, чувственная являла ей свой лик. Прежде она не подозревала, что лик этот столь прекрасен, она привыкла думать, что только любовь небесная может даровать высшее блаженство.

«Пират, сущий пират... Как он только может проделывать подобное! И... почему я разрешаю ему? Но какое же счастье...»

Блад сдерживал себя, опасаясь испугать жену своим неистовым желанием. Но вот, почувствовав, что подобно цветочному бутону навстречу солнцу, она начала раскрываться навстречу ему, он медленно погрузился в жаркие и влажные глубины ее тела.

Арабелла затрепетала, у нее вырвался прерывистый вздох, и Блад остановился, чтобы дать ей время привыкнуть.

— Все уже хорошо... Все теперь всегда будет хорошо, я обещаю тебе... Арабелла, как же я люблю тебя! — бормотал он хриплым от страсти и невыразимой нежности голосом, поцелуями осушая ее невольные слезы.

А когда она подняла на него полные любви и доверия глаза Блад вдруг понял, что все будет действительно хорошо, пока она так смотрит на него! 

Его одиссея кончилась именно в эту минуту, потому что отныне, где бы он ни находился, на Ямайке или в Англии, что бы не уготовил день, ночью, сжимая ее в своих объятиях, он будет знать, что вернулся домой, в тихую гавань, защиту от всех штормов.

А потом все мысли исчезли, потому что он дал наконец-то свободу своей страсти.