Белый Клык (гет)

Спустя две недели от «Падения Бикона»

— Сара! Тащи еще пива!

Пышненькая девушка в простом холщовом платье до щиколоток, с тугой косой соломенных волос, вопросительно посмотрела на отца. Вален, чуть опустив пухлую еженедельную газету Вейл, доставленную за день до бури, смерил внимательным взглядом маленьких колючих глаз небольшую компанию забившихся в угол сельчан. Отметил покрасневшие лица, лихорадочно блестящие глаза, два кувшина медовухи, аккуратно задвинутые в угол, и отрицательно покачал головой.

— Ну Вален! — хором застонали пьянчужки.

— Я сказал «хватит», — проворчал староста, вновь прячась за газетой. — Вам уже достаточно хорошо, еще немного — и станет плохо. Вот только негатива, даже такого, мне здесь не хватало.

Волшебное слово «негатив», как всегда, сработало: безотказный довод, если ты живешь в мире, где на запах отрицательных эмоций могут прийти монстры, убивающие всех. Особенно, если дом твой — вне любого из четырех Королевств, где тебя не защищает армия и роботы, Охотники и высокие железобетонные стены, а между тобой и Гримм — лишь ты сам и те, кто рядом, ваша стойкость и старое оружие в руках, что досталось от деда.

И пусть деревня твоя, которую все так и звали — Станция, находится высоко в горах, прикрытая с одной стороны глубоким ущельем, а с двух других — отвесной скалой. Пусть стены, возведенные прадедами, высоки и крепки, пусть небо сторожат старые зенитки еще времен Мировой Войны, а каждый житель, включая стариков и детей, умеет сражаться… пусть — все неважно. Значение имеет лишь одно — живешь ты в Темных Землях, вне Королевств, а значит, твое единственное спасение — скрытность, а не сила.

Именно поэтому сейчас, поздней осенью, когда бедный урожай с клочка плодородной земли уже убран, снег закрыл перевалы, а снежная буря четыре дня назад заперла небеса, вся Станция собралась здесь — в главном Холле. Это время года — поздняя осень, зима и ранняя весна всегда были самыми опасными для всех: когда на улице ливень или мороз, дороги развезло или засыпало, а воздушная пристань простаивает из-за гроз и снегопадов у людей появляется слишком много свободного времени на всякую ерунду. На вопросы, ответы на которые причиняют боль; на ссоры и ругань, скуку и лень.

Поэтому сейчас кто-то пьет и смеется с односельчанами, кто-то режется в карты, кто-то в двадцатый раз смотрит «Непокоренного», нашумевший прошлогодний кино-хит, танцует в противоположном углу под слишком дурацкую на взгляд Валена музыку, читает в соседнем здании... на все эти развлечения тратилось очень много денег — большую часть того, что получала Станция в качестве перевалочной базы контрабандистов.

Привычно отстранившись от ровного гула развлекающихся односельчан, староста завозился в кресле, пытаясь поудобнее устроить свое грузное тело и вновь погрузился в чтение. Этот выпуск «Голоса Короля», как и любые другие вести из цивилизованного мира, был уже изрядно потрепан и зачитан до дыр — едва ли нашелся бы человек, который не успел прочитать его хотя бы один раз. Нынешний был куда популярнее предыдущих — только вслух, всей Станции, его читали пять раз. Да и как могло быть иначе, если большая часть статей была посвящены Вейл, ближайшему к ним Королевству, а точнее — событию, что уже успели вполне официально назвать «Падением Бикона»?

О событиях такого масштаба снимали фильмы, писали книги и ставили спектакли — в них могучие Охотники противостояли безумным злодеям и, разумеется, в конце всегда спасали мир. В реальности получилось немного иначе — остановить вторжение Гримм, которому задним числом присвоили девятый уровень угрозы, безумных фавнов из Белого Клыка и сбрендившей кибер-армии Атласа удалось лишь огромной кровью, заплатив миллионами жизней. Вейл, одна из колыбелей цивилизации, лежал в руинах — оправляться от такого удара Королевство будет десятки лет.

В выпуске «Голоса» много говорилось о Вейл: о том, что Бикон, лучшую академию Охотников в мире, пришлось оставить на откуп тварям Темноты — все выжившие Охотники, даже студенты, были как воздух необходимы в столице. О постоянных боях и победах, очищенных улицах, уточнении списка погибших, гуманитарной и военной помощи из других стран — каждое, даже самое ничтожное достижение, было преподнесено как великая победа. Что ж, может, так и было — восстанавливать страну, разоренную войной не может быть простым делом.

Уделено внимание было и другим странам — Атлас, закрывший границы, официальные интервью, в которых Совет отчаянно пытался оправдаться за утрату контроля над своими роботами, ударившими в спину союзникам. Очень странно смотрелись редкие заметки из светской жизни — Вайс Шни, наследница крупнейшей энергетической компании в мире, SDC, собиралась дать свой первый после поступления в Бикон концерт, а после рассказать о Падении Бикона и ответить на все вопросы журналистов.

И, разумеется, всегда были фавны. Раса зверолюдей, обладавших теми или иными чертами животных — хвостом или дополнительной парой ушей, рогами или чешуей: в зависимости от своего животного-прототипа. Белый Клык — те, кого обвиняли в атаке на Вейл, те, кто сознательно привел в столицу Гримм и взломал армию Атласа, был радикальной организацией, состоящей именно из фавнов. Они утверждали, что делают это ради равенства, ради своего народа, притесняемого и угнетаемого, но… все статьи, которые видел Велен, говорили лишь о возрастании напряжения между фавнами и людьми: взаимные упреки и погромы, пламенные язычки ненависти, мелькающие меж тлеющих углей Войны за Права, казалось, давно оконченного и ушедшего в прошлое восстания.

Мир стоял на краю — и даже в тепле и безопасности главного холла Станции, в уютном кресле, среди друзей, вдали от центра событий Вален чувствовал ледяной холод, идущий от пропасти, перед которой замер весь Ремнант.

От газеты его отвлекла странная тишина, опустившаяся на Холл. Разговоры, смех, приглушенные добродушные ругательства — все стихло, заставляя легкомысленную музыку казаться глупой и неуместной. Опустив «Голос» на колени и проследив за взглядами односельчан, Велен без труда определил причину всего этого — по отчаянно скрипящей под слишком большим весом лестнице спускался чужак, явившийся в деревню уже, фактически, по закрытым перевалам, прорываясь сквозь снежные заносы по пояс. На спине, крепко привязанного за талию и плечи, он нес кого-то еще, закутанного в теплую шубу и шарфы так, что невозможно было разглядеть даже лица.

В сезон через Станцию проходило много очень разных людей, контрабандисты — народ пестрый. Чужак, представившийся Морроном Брауном, выделялся бы где угодно, в любой толпе даже самых неординарных людей. Он походил на вставшего на дыбы медведя — рост и размах плеч мешали проходить в двери, грубые, излишне крупные черты лица и темно-карие, почти черные глаза придавали ему диковатый вид, а два больших медвежьих уха на макушке заставляли напрягаться даже тех, кого не впечатляла эта аура угрозы, которую фавн, казалось, распространял вокруг себя, даже не замечая этого.

Фавн. Станция была исключительно человеческим поселением — и даже не по причине расизма, просто… так получилось. Вне Королевств дискриминация и притеснение фавнов была редкостью — лишь сильнейшие могли позволить себе создавать негатив, не боясь атаки Гримм. Но после Падения Бикона даже сам Вален не мог не испытывать напряжения, зная, что где-то рядом с ним находится живой фавн. Он понимал своих людей, когда их первой реакцией было запихнуть чужаков в одно из складских зданий, обычно сдаваемых в аренду, но сейчас пустующих по зимней поре. Подчиняться и жить в холодном каменном здании на отшибе, отогреть которое по такой погоде было почти невозможно, пришелец не пожелал и селяне, чувствуя себя в большинстве, попытались заставить его силой. Результатом стали сломанная рука и три челюсти, несколько вывихов и больше десятка синяков. Пару дней спустя Саймон, один из трех Стражей поселения с открытой аурой, нехотя признался Валену, что чужак, если бы захотел, легко поубивал бы их всех — всю деревню, и спокойно занял бы ратушу.

Они легко отделались — Браун попросил лишь теплую комнату в Холле, питание и даже не забыл заплатить за все это. Валену не нравилась эта история — некто, кого чужак принес с собой на спине, оказалась не просто молодой девчонкой, но тяжело раненной, причем совсем недавно — она даже ходить нормально могла только держась за стеночку. Сейчас, конечно, давно уже были не Темные Века, когда всех калек просто убивали, чтобы не звать Гримм, но… когда такая молодая и красивая девчонка оказывается калекой, она не может не страдать от этого. А страдания привлекают смерть в облике черных тварей с белыми масками вместо лица — Тварей Темноты. Сейчас зима — по закрытым перевалам и в такую метель даже Гримм предпочитают сидеть по норам, но что будет, когда буря закончится? А если у нее открыта аура?

Встретившись взглядом с дочкой, Вален молча кивнул и шепнул «Неси», зная, что Сара без труда поймет его. И точно — быстро кивнув, девушка направилась в подсобку.

В полной тишине медведь пересек Холл: казалось, он вовсе не обращал никакого внимания на густое напряжение, повисшее в воздухе. Сев в свободное кресло рядом с Валеном, он грохнул на стол стопку книг, взятых в довольно обширной библиотеке Станции еще в первый день. Подборка удивила старосту еще тогда — в основном книги по управлению коллективом, которые он сам выписывал из Вейл много лет. Не вязались как-то эти книги с первым впечатлением…

Вален привык считать, что умеет разбираться в людях. Станцию ежегодно посещало очень много людей: контрабандисты, наемники и преступники всех мастей, от вменяемых до отмороженных убийц, которых останавливал лишь древний, как сама история, неписанный закон: «Не плоди негатив там, где живешь». Или, в данном случае, куда планируешь вернуться. По Брауну многое становилось ясно с первого взгляда — скорее воин, чем грабитель или убийца, сильный боец, но совершенно точно не Охотник. Если уж он рискнул пешком преодолеть перевалы поздней осенью, чтобы добраться до Станции, а не воспользовался перевалочной базой Вейл пятьюстами метрами ниже и двадцатью километрами южнее — медведь очень не хочет светится перед властями.

А еще он был фавном. Два слова: «Белый Клык» Вален не осмеливался произнести даже про себя. Да сохранят его Боги от любых дел с террористами — контрабандисты и грабители куда лучше.

— Сара сейчас все принесет, — сказал Вален вслух, сурово посмотрев на односельчан.

Дисциплинировано отведя взгляды в сторону, те вернулись к своим занятиям — ровный гул, неизбежно создаваемый десятками общающихся людей, вернулся, пусть даже трижды фальшивый.

Браун молча присел в свободное кресло рядом и откинулся на спинку, с привычной цепкостью оглядывая зал. Вален поймал себя на том, что вновь разглядывает правую руку фавна, точнее — стальной протез, заменяющий кисть. Дорогие и сложные, они были роскошью, доступной немногим, даже такая простая модификация, как у чужака. Вален был так далек от бойца, как это только было возможно, но жил в Темных Землях, и повидал достаточно шрамов, чтобы сказать — у Брауна они были свежие: едва месяц прошел с тех пор, как он потерял руку. Сталь еще не успела утратить заводского блеска, зато глубокая зарубка, оставленная мечом, пересекала ладонь по диагонали, как пресловутая «линия жизни».

Оторвав взгляд от протеза, он взглянул в лицо Брауну и обнаружил, что тот пристально разглядывает газету у старосты на коленях. Опустив глаза Вален тут же сообразил, что привлекло его внимание — большая статья на весь разворот, посвященная Вайс Шни, наследнице SDC, ее грядущему концерту и слухам о случившимся с ней в день Падения Бикона. Староста аккуратно сложил газету вчетверо и отложил в сторону — если его подозрения верны, то нет никакого смысла злить террориста, напоминая ему о наследнице Праховой компании Шни, главного врага фавнов и основной цели Белого Клыка.

Хотя, как ни странно, вид у Брауна был скорее задумчивый, чем злобный…

— Какая твоя любимая сказка? — внезапно спросил фавн, заставив Валена вздрогнуть.

Всего четыре слова, один вопрос потребовалось чужаку, чтобы разбить все теории старосты о его личности.

— Легенда о Вечном, — ответил Вален, протерев пухлые вспотевшие ладони о штаны.

— Дурацкий у вас код, — хмыкнул Браун. — Когда Озпин задал этот вопрос мне — я ответил именно так, даже не зная о нем.

— Бессмертный воин, посланный Богом-Создателем, чтобы убедится в крепости духа рода человеческого, — осторожно сказал Вален, просто для того, чтобы что-то ответить. — Он живет под личиной Охотника, сражаясь с порождениями Бога-Разрушителя и оценивает нас — всех в целом и каждого по отдельности. Если он посчитает Человечество достойным — то в час последней битвы поведет нас за собой: тогда мы победим и станем свободны от Гримм. Если мы разочаруем его — он оставит нас навсегда.

— Какой пацан может не любить эту легенду? — продолжая ухмыляться, сказал Браун. — У него было такое забавное лицо, когда я назвал твоего брата своим любимым сказочным персонажем.

«Он даже это ему рассказал?!»

— Озпин погиб в сражении за Бикон, — хмуро ответил Вален. — Да и братом моим быть перестал в тот день, когда его место занял… заняло ЭТО.

— Насколько я успел узнать директора, он любил строить планы — у него был один даже на случай собственной смерти. Уверен, ты тоже получил какую-то весточку.

— Я оказывал некоторые услуги Озпину в обмен на то, чтобы Вейл закрывал глаза на наше существование — Охотники даже помогали нам пару раз, во время вспышек активности Гримм. Но сейчас, после Падения Бикона, Королевству и без того не будет до нас никакого дела, а все Охотники будут заняты лишь тем, чтобы не дать Вейл развалиться окончательно.

— Но они все еще Охотники, — заметил Браун. — Лучшие воины в мире, самая большая сила в Ремнанте.

Вален отметил про себя это «они». Не «мы». Хоть в этом он не ошибся…

— Чего ты хочешь? — прямо спросил он.

— Немногое — просто чтобы никто не сдал нас, если не спросят. Не удивлюсь, если мы уже в списках «найти и захватить» или, того круче, «уничтожить» — даже награда, должно быть, назначена.

— Я здесь, конечно, главный, но не могу отвечать за всех, — покачал головой Вален. — У нас не принято трепать языком и якшаться с копами, но если награда будет достаточно велика — кто-нибудь может и соблазниться.

— Ну так скажи всем, что тебе удалось узнать, что я направляюсь… ну, скажем, в Атлас.

— Посмотрим, что я могу сделать, — кивнул староста.

В конце концов, какая разница — и так было ясно, что долго пришельцы на Станции не задержаться, отправившись дальше с первым же судном, прорвавшимся сквозь метель.

— Тебе придется что-то придумать, Вален, — тихо сказал Браун. — И убедить меня в том, что это сработает.

Фавн подался вперед, ловя взгляд толстяка.

— С моей точки зрения деревня, вымершая по неизвестным причинам, лучше, чем враги, идущие по следу и точно знающие, что я прошел здесь.

Вален вздрогнул. Он привык к угрозам — контрабандисты, основные посетители Станции, торговаться иначе просто не умели: они кричали, потрясали оружием и изо всех сил пытались показать, какие они сильные и опасные. Браун не пользовался ни одним из этих приемов, но то спокойное жестокое равнодушие, с которым он озвучил свою угрозу, выражение карих глаз — почти скучающее, будто он говорил о погоде, а не убийстве десятков людей, пугало намного сильнее. А еще, стоило фавну наклониться чуть ниже, из-за отворота куртки показался краешек стальной бело-красной маски, похожей на маски Гримм — знак сумасшедших террористов, разрушивших Вейл, Белого Клыка.

— Как Озпин вообще связан с Белым Клыком?! — выдохнул он.

Он не виделся со своим братом уже очень давно — фактически, с того дня, три десятка лет назад, когда… ЭТО захватило его тело и разум, забрало от семьи, заставив отправиться в далекое и опасное путешествие из Темных Земель в Вейл. Какое-то время маленький Оззи еще пытался поддерживать связь, писать письма… но однажды перестал. А потом на Станцию заявилась команда его Охотников и сделала предложение, от которого невозможно было отказаться — директор так и не почтил его своим присутствием.

— Это долгая история, — покачал головой Браун. — И тебе будет лучше ее не знать. Не думаю, что буря продлится дольше пары дней — к тому времени мне нужен план, и он должен быть убедителен, Вален. Озпин мертв, он больше не защитит тебя — не от меня, во всяком случае.

Пару секунд Вален молчал, а потом тихо спросил, глядя в сторону:

— Как он погиб?

Конечно, он читал об этом — в первой после вторжения Гримм газете Озпину был посвящен громадный некролог, восхваляющий одного из самых сильных воинов мира, директора Бикона — лучшей академии Охотников в Ремнанте.

Но он прекрасно знал, сколь много лжи несет в себе «официальная правда» и должен был знать точно.

— Озпин погиб как Охотник, — ответил Браун.

Это был самый исчерпывающий ответ, какой только мог дать фавн. Его младший брат, маленький Оззи, пал в бою с чудовищами, защищая других — только так и умирали истинные Охотники.

Поддавшись внезапно нахлынувшей скорби, староста прикрыл глаза. Из памяти всплыл образ брата — в тот день, когда они виделись в последний раз.

Поправляя на спине большой походный рюкзак, Оззи сказал Валену: «Я теперь так много могу и знаю, Вал… Так много… ты себе и представить не можешь. Если сейчас я начну рассказывать тебе обо всем, то мы успеем состариться и умрем, не договорив и до середины. Я просто не могу остаться здесь — я должен продолжить то, что начали другие».

И он ушел. Да и как мог легендарный, сказочный Вечный поступить иначе, променять клятву хранить человечество, до тех пор, пока солнце встает на востоке, а заходит на западе, на жизнь в забытой всеми деревеньке, занятой обслуживанием преступников? Оззи клялся, что ЭТО, поселившееся в душе, не изменит его, что навсегда останется его младшим братом…

Разумеется, он соврал. Вечный не может быть чьим-то братом.

В себя его привел тихий голос Брауна:

— Сочувствую. Я тоже потерял в том бою брата.

Открыв глаза, Вален действительно увидел неподдельное сочувствие в глазах медведя… и оттого его угроза казалась еще страшнее. Что за человек может искренне сочувствовать чужой утрате, намереваясь убить?..

— Он тоже был Охотником?

Фавн опустил взгляд на протез, мгновение рассматривал глубокую зарубку, оставленную на металле чьим-то клинком… и, с еле слышным шорохом механизмов, крепко сжал кулак.

— Нет. Он был террористом, — сказал он, проведя левой ладонью по лицу, будто пытаясь что-то стереть. — Я убил его сам.

…Видимо, такой человек, который однажды убил собственного брата.

— А я думал, у меня сложные отношения с семьей, — криво ухмыльнулся Вален.

Тяжелую тишину прервал тихий голос Сары:

— Отец…

Дочка, настороженно косясь на фавна, поставила на стол перед ними крохотный кулек с лекарствами, запрошенными чужаком: снотворное и легкие антидепрессанты, черную краску для волос, а сверху положила тонкую трость, блестящую свеженьким лаком поверх желтой краски; от нижнего конца к ручке поднимались ярко-алые языки пламени. Лекарства, разумеется, были для спутницы Брауна, которая так и не вышла ни разу из комнаты за все эти четыре дня — сам фавн не производил впечатления человека, которому нужны все эти искусственные подпорки.

Протянув руку, чужак схватил трость, покрутил в руках… и улыбнулся — открыто и радостно, со странной нежностью, казавшейся чужеродной на этом грубом лице.

— Ей понравится! — кивнул он и, небрежно сунув пакетик с таблетками в карман куртки, поднялся на ноги. — Добавь к счету. И не забывай — мне нужен рабочий план, Вален.

— План ему нужен… — проворчал староста себе под нос, провожая взглядом широкую спину фавна.

Его Стражи ясно обозначили — в прямом бою чужаков не одолеть, Браун убьет всех, если захочет. Оставалась возможность попробовать яд или старый добрый кинжал в спину — даже Охотники должны сначала активировать ауру, чтобы она защитила от удара. Вот только ничто из этого не гарантировало победу — Озпин никогда бы не сделал ставку на слабаков и глупцов. В случае неудачи…

Вален привык считать, что разбирается в людях, но трижды ошибся в Морроне Брауне. Он решил, что фавн — просто террорист и преступник, однако тот сумел заинтересовать Вечного. Маска Белого Клыка, эти пустые глаза убийцы, угроза, произнесенная со спокойной жестокостью человека, готового исполнить ее в любую секунду, казалось, лишь подтверждали первое впечатление… если бы не сочувствие о смерти брата, не боль, на мгновение исказившая лицо при воспоминании о смерти егго собственного и не искренняя радость при мысли о том, что новая трость, должно быть, понравится девчонке, которую он привел с собой.

Он понятия не имел, что за человек Моррон Браун и это делало его непредсказуемым и потому опасным.

Яд или кинжал? Или проще сделать то, о чем он просит, спровадить чужаков куда подальше и навсегда выбросить из головы Белый Клык и Вечного?

А еще где-то там паренек лет четырнадцати, обязательно чем-то похожий на его младшего брата, вот-вот обнаружит у себя в голове знания сотен жизней, опыт тысячелетней борьбы человечества за выживание против Тварей Темноты. Судьба этого мальчика — положить свою жизнь на алтарь этой бесконечной войны, что началась с сотворения мира и закончится лишь с его гибелью. Мальчик будет рассчитывать на тех, кому доверяло предыдущее воплощение Вечного — на Моррона Брауна и ничтожного старшего брата, струсившего однажды отправится следом, прячущегося на задворках мира среди преступников и убийц.

Прикрыв глаза, Вален тяжело вздохнул. На самом деле никакого выбора у него не было — лишь его иллюзия. Люди всегда делают то, чего хочет от них Вечный.

Всегда.

Привычно щелкнув пальцами по баночке, Браун вытряхнул на поднос розовую таблетку, упавшую рядом с двумя другими — синей и белой. Фавн никогда не любил это химическое дерьмо, но сейчас не видел другого выхода — Фонарик следовало поддержать, хотя бы так. Сам он не мог сделать многого — он был воином, не психологом; умел за пару месяцев сделать из зеленых новобранцев сносных бойцов, но не имел ни малейшего понятия, как лечить депрессию у израненных семнадцатилетних девчонок, лишенных поддержки друзей и семьи.

Особенно когда он сам был виновен в том, что она осталась одна…

Посмотрев на часы, висящие на стене, медведь удовлетворенно кивнул — уже прошло два часа с тех пор, как он попробовал еду, принесенную доверью старосты. Браун делал так всегда, с самого первого дня на Станции — не надо было быть гением психологии, чтобы разглядеть неприязнь и злобу в глазах жителей.

А с завтрашнего дня придется и вовсе перейти на консервы, принесенные с собой — были ведь и особо редкие и дорогие яды, что действовали лишь спустя сутки…

Браун вздохнул. Отодвинув поднос в сторону, положил голову на локти. Он был далек от того, чтобы назвать угрозу убить десятки людей: женщин, стариков и детей, хорошим или правильным поступком. Но им нужна была скрытность, особенно сейчас: покинув Станцию, они покинут и пограничную зону между Королевствами и Темными Землями, откуда расходятся десятки возможных маршрутов и путей. Вейл сейчас не в состоянии даже собственную территорию полностью контролировать, не то, что искать беглых преступников, но всегда оставался Атлас — гребанный генерал Айронвуд может и изменить свое решение… а еще где-то там, в глубине Темных Земель, что до сих пор оставались большим черным пятном на картах, пряталась монстры куда страшнее Гримм — жестокая сука по имени Синдер Фолл и новая Салем. Если их найдет генерал, то постарается забрать убить его и забрать Фонарик, но если это будет Фолл… скорее всего, они просто умрут. В обоих случаях цель, ради которой он принес столько жертв, останется недостигнутой… но в первом случае хотя бы Фонарик останется жива. Утешительный приз для неудачников.

Подняв голову, он посмотрел на меч в черных ножнах, прислоненный к стене в углу комнаты. Он забрал его у мертвого друга, наставника, брата… немного отца — Адама Торуса, что вел отделение Белого Клыка в Вейл долгие три с половиной года. Угрозы, насилие, страх — вот то, чему научил его Адам. Когда-то он верил, что это единственный путь, что именно так работает этот мир.

Прямо сейчас… он просто не знал, во что верить. Путь учителя поставил мир на грань, заставил его пожертвовать столь многим — миллионами жизней, людей, фавнов и, в самом конце, своей собственной, не оставил когда-то самому преданному ученику иного выхода, кроме как продолжить игру по чужим правилам.

Единственное, в чем он не сомневался — так это в цели, что должна быть достигнута.

Сердито покачав головой, он с силой протер ладонями лицо. Эти мысли возвращались к нему снова и снова, каждый раз, стоило отвлечься лишь на миг или замереть в бездействии. Десятки вопросов, ответ на которые могло дать только время сталкивались в голове, терзали разум и сердце. Бесполезные мысли, несвоевременные вопросы… но как же тяжело было от них избавиться!

Встав из-за стола, он подошел к мечу, осторожно взял в руки и кончиком большого пальца чуть выдвинул багровое лезвие. Ветераны любили рассказывать новичкам, что клинок Адама Торуса однажды просто стал алым сам по себе, впитав в себя кровь врагов фавнов. Разумеется, это была лишь выдумка — цвет клинку придавал огненный Прах, на основе которого был создан сплав.

Просто выдумка… но Браун почти видел алую кровь, стекающую на пол. Этим мечом Адам отрубил ему руку, это лезвие обезглавило Скарлет — фавна-койта из команды, которую возглавлял Браун, им были убиты десятки, если не сотни: не только люди, но и фавны — соратники, что посмели не согласится с его хозяином.

Полностью обнажив клинок, Браун привычным движением щелкнул переключателем на ножнах, раскладывая их в ружье, стреляющее разрывными праховыми снарядами.

— Кровь смывает грехи, — вздохнул медведь, переключая ружье обратно в режим ножен и вкладывая в них клинок.

Так всегда говорил учитель, убивая очередного человека, стоявшего на пути равенства фавнов. Интересно, хватило ли крови в его теле, чтобы смыть собственные?

Интересно, сможет ли отмыться сам Браун, даже выдавив из себя все до капли?

Он забрал оружие учителя в качестве напоминания самому себе — куда может привести путь, на который ступил давным-давно и не собирался отворачивать в сторону. Где-то там было и предупреждение Блейк Белладонны, девушки, голосом которой до сих пор говорила его совесть: «Однажды ты либо превратишься в Фавна-из-стали, которым пугали Атлас и Вейл, либо погибнешь, пытаясь остановить Белый Клык». С того дня, когда она сказала ему эти слова, ничего не изменилось.

Аккуратно поставив меч на свое место, Браун повесил трость на сгиб локтя, подхватил поднос и вышел из комнаты. Ему были чужды оба варианта, но чувство, что окончательный выбор он сможет сделать только из них больше походило на предсказание.

Далеко идти не пришлось — Фонарик жила в комнате напротив. Не утруждая себя стуком, он открыл дверь, пересек комнату и аккуратно поставил поднос на тумбочку рядом с кроватью.

Она сидела на широком подоконнике, обхватив руками колени и смотрела в окно, на танец снежинок и заваленные снегом дома. Яркие золотые волосы сияли в тусклом свете ночника, включенного Брауном, падая на плечи. Фавн сам постриг ее сразу же, как они покинули Вейл. Он очень любил ее роскошную пышную гриву, достававшую кончиками до середины спины, почти также сильно, как выразительные сиреневые глаза, но выхода не было — последняя атака Синдер Фолл сожгла больше половины, оставив обугленные жаром кончики. Теплая черная водолазка с высоким горлом скрывала почти все шрамы, полученные в том бою — но узкий конец багрового рубца самым краешком виднелся из-под ворота, заканчиваясь прямо под подбородком.

По-прежнему не говоря ни слова, он присел рядом, прислонившись спиной к стене и откинул голову, касаясь затылком ее бедра. Они часто сидели так, помногу часов, каждый из дней, проведенных на Станции. Звук ее дыхания, тепло тела на затылке — все это успокаивало его, прогоняло самые тяжелые мысли. Янг Сяо Лонг — мысленно он называл ее «девушка, которой не все равно». Самое большое и весомое доказательство против Белого Клыка и всего, чему учил его Адам — человек, которому оказалось не наплевать на фавнов достаточно, чтобы оставить ради них свою семью, друзей и судьбу всенародной героини — Охотницы.

Опустив правую, неповрежденную, руку она опустила ее на голову Брауна, зарылась пальцами в отросшие волосы — это был единственный знак, что она вообще заметила его присутствие.

Как и во все прошлые разы, мысли об Адаме и Белом Клыке сменили попытки придумать, как помочь Янг, что сказать и сделать, чтобы она перестала казаться лишь тенью былой себя.

«Все будет хорошо»? Это было бы ложью — раны, что нанесла ей Фолл, не исцелятся сами собой, аура может лишь ускорить заживление, но не вывести его на качественно новый уровень, излечив то, что обычный человек излечить неспособен. Его собственная рука, в конце концов, так и не отросла заново.

«Я буду рядом»? Это было бы правдой: он никуда ее не отпустит, даже если она сама решит уйти. Но в том, что произошло с ней, есть и его вина — фавн забрал ее из больницы всего через пару дней после ранения, чуть ли не с боем вырвав из рук Айронвуда. Может, если бы она осталась там, врачи смогли бы как-то помочь ей? Она никогда его ни в чем не обвиняла вслух, но Браун не мог избавится от чувства вины — к уже привычному весу его грехов добавился новый, тяжелее всех остальных вместе взятых.

Или, может, ему стоит повторить те три слова, что шептал, сидя у ее постели после битвы за Бикон? «Я люблю тебя» — ведь именно это хотят услышать девушки от своих любимых? Тогда, на руинах Вейл, после всех этих смертей и потерь, по ту сторону отчаяния эти слова выходили легко и свободно. Сейчас же…

Он знал, что выглядит старше, чем есть на самом деле. Его рост, размах плеч и грубые черты лица заставляли людей думать, что он давно разменял второй десяток, а скоро разменяет и третий. Но ему было всего девятнадцать, а единственная девушка, которую он любил до Янг — выбрала другого, сразу после признания. В Атласе, куда он сбежал от Адама и Блейк, было много женщин — его новая команда, а особенно Хонг, хитрый беспардонный лис, подсовывали их одну за другой, с полного одобрения кандидаток — даже тогда он уже был известен как Фавн-из-стали по всему миру. В Белом Клыке много значило, сколько нулей нарисовали Королевства в награде за твою голову…

Ему вспомнилось, как они впервые встретились. Мог ли он подумать тогда, чем все закончится? Преступник и Охотница — по разные стороны закона и морали, может, и не враги — но совершенно точно чужие люди, они столкнулись в бою. Сколько с тех пор прошло — два месяца?

Единственное, что у них тогда было общего — Блейк Белладонна, для него — бывший партнер, для нее — нынешний. Блейк, оставившая Белый Клык, кто была его первой любовью, втянула свою команду в противостояние с террористами — и лишь потому, что сражались они именно против Брауна, все не закончилось чьей-то смертью.

Тогда, раздираемый на части между Блейк и Адамом, но все еще верящий учителю, несмотря на все сомнения, он едва ее заметил. Тогда его больше волновал шантаж Романа Торчвика — известного наемника, с которым связался Адам, и надвигающаяся война.

— Спасибо всем, что пришли! — начал собрание агитатор Белого Клыка, приветствуя десятки фавнов, столпившихся перед сценой. — Для тех из вас, кто присоединился к нам недавно, позвольте представить нашего нового партнера.

Торчвик, радостно улыбаясь, помахал собравшимся тростью. Легкомысленно помахивая ей, вышел на середину сцены, не обращая внимания на ошеломленную тишину и удивленные шепотки: «Человек? Здесь?»

— Я могу вас заверить, что именно он является ключом к тому, за что мы так долго боролись!

— Мне все это не нравится, — мрачно заметила Скарлет, недовольно скрестив руки на груди. — Какого хрена вообще?

— Что здесь вообще делает человек? — выкрикнула женский голос из толпы.

— Я рад, что ты спросила, девочка! — с энтузиазмом ответил Роман.

— Браун, почему ты позволяешь ему это? — спросил Хонг. — Он ни хрена бы не сделал без нас, тогда как мы могли бы провернуть большую часть и без его помощи.

— Паладинов тоже бы достал? — вяло огрызнулся Браун.

— Вряд ли. Но и они — не его рук дело, их притащила та стремная девица. Чего она, кстати, вообще хочет?

Моррон только вздохнул. «Стремная девица» была отдельной темой для обсуждения. Он не имел «радости» много говорить с Синдер Фолл, но одно уяснил точно — у нее во всем предстоящем есть какая-то своя цель. Вопрос в том — какая именно, если ради нее можно было развязать войну?

«Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Адам…»

— Дай ребятенку насладится победой, — отмахнулся Браун. — Ты только посмотри на него.

— Я начну с очевидного, — вещал Роман. — Люди — чистое зло! Кроме меня, разумеется.

— Он же обожает звук своего голоса. Вон те ребята, — он кивнул на первые ряды, заполненные бойцами в форме Белого Клыка. — Прекрасно знают, кто делал большую часть работы. А остальные… остальные узнают позже — правда, она такая, ее не спрятать за словами.

— Это все равно неправильно.

— Не могу с этим спорить.

Многое можно было сказать о Романе Торчвике, но идиотом он не был — даже заполучив в свои руки мощный рычаг давления на Брауна, он пользовался им аккуратно. Ничего действительно серьезного — только вот такие мелочи, чтобы потешить свое эго. А уж последнее у Романа было размером с гору.

Вопрос с ним надо было решать, и решать быстро, но Моррон не видел ни одного способа, который не привел бы к катастрофе того или иного рода. Поэтому он терпел — пока дело касалось только таких мелочей, пока его требования мучили только его совесть.

Он понимал, что рано или поздно ему придется делать выбор. И даже не между Блейк и Адамом — нет, скорее между двумя половинками его жизни, которые он мысленно разделил по именам своих партнеров, друзей и единственной семьи, что была у него в этом мире.

Адам Торус представлял его собственный гнев, его горечь от несправедливости, которую он видел всюду, его решимость добиться цели, звериные законы, по которым работал этот мир: «око за око, зуб за зуб». Адам вырастил его, научил сражаться, передал свою философию: «Права не даются — их берут силой. Люди делают это с нами только потому, что мы им позволяем».

Проблема была в том, что он рос не только с Адамом — рядом всегда была Блейк. И если первым двигал гнев, то побуждающей силой второй было сострадание и чувство справедливости. Если Адам желал мести и чтобы от фавнов отстали, то Блейк хотела равенства и мира. Она заставляла его читать и думать над прочитанным, учила не верить слепо красивым словам, а слушать сердце, для него она была целью всей этой затянувшейся теневой войны — чтобы такие, как она могли жить мирно и свободно.

И Блейк, и Адам в конце концов сделали выбор, ступили на свой собственный путь — и только он застрял где-то посередине, все как-то пытаясь соединить в себе две взаимоисключающие концепции.

По театральному щелчку пальцев Торчвика огромный черно-красный флаг Белого Клыка упал на пол, открывая ошеломленно замолчавшей толпе здоровенного робота, раскрашенного в черно-красный.

— Это — Паладин, последнее слово армии Атласа, новая игрушка, которой они собираются защищаться от всего, что пугает их в окружающем мире. От меня, от Гримм… от вас. Многие ваши братья уже отправились на нашу новую базу на юго-востоке. Если вы хотите остаться в городе, что ж — выбор ваш, но если вы хотите сражаться за то, во что верите… То этот малыш всегда будет ждать вас — он заставит считаться с вами, считаться с фавнами, потому что никто в целом мире не может просто проигнорировать огромного робота с большими пушками.

— Итак, все новички и те, с кем мы бились плечом к плечу во время «Войны Праха» — делайте свой выбор. Направо — те, кто останутся сидеть в городе, налево — те, кто будут сражаться.

— Эй, командир, — тихо сказал Курай, последний член его команды, коснувшись локтя. — Глянь-ка туда. Пятый ряд, справа.

Проследив за взглядом фавна-паука, Браун едва удержался от того, чтобы застонать в голос.

«Черт возьми, Блейк, ты не собираешься делать все это проще, не так ли?»

Рефлекторно посмотрев на Романа, Моррон понял, что Курай не был единственным, у кого был цепкий взгляд на старом складе — преступник смотрел прямо на нее. На мгновение ему даже стало интересно, что предпримет его шантажист, ведь если он прямо сейчас привлечет к ней внимание, прикажет схватить, начнет драку, то мгновенно потеряет свой рычаг влияния на своего «партнера» — ее неизбежно узнают . Судя по тому, как тот замер, напряженно сузив глаза и сжимая трость — Торчвик пытался решить эту дилемму прямо сейчас.

Решение за всех них приняла Блейк. Встретившись взглядом с рыжим преступником и поняв, что ее опознали, она выхватила оружие и выстрелила в электрический щиток на противоположной стене, погрузив склад в темноту. Все фавны обладали ночным зрением, но Торчвик — нет, он был человеком. У нее было всего пара секунд, прежде чем окружающие сообразят, что произошло, и она воспользовалась ими в полной мере. Схватив за руку своего спутника — смутно припоминаемого Брауном обезьяну-фавна, она быстро протолкалась к окну и выпрыгнула, предварительно расстреляв стекло праховыми снарядами.

— Браун! — крикнул Точвик. — Это твое дерьмо! Разберись!

— Займись эвакуацией, — бросил Браун своей команде. — Так, будто будет облава. Я разберусь.

— Это же…

— Я знаю, Хонг! — разъяренно рыкнул через плечо Браун, выпрыгивая вслед за Блейк.

«Что я, Гримм вас всех побери, вообще должен сделать с этим?!» — думал он, взмывая на крышу ближайшего здания, чтобы в следующий момент прыгнуть снова.

— Ребята, если вы слышите меня, то нам нужна помощь! — услышал он голос Блейк, набравшую своей команде на Свиток.

— Код «медведь»! — кричал в свой собственный блондин-фавн. — Код «медведь»!

Вся эта ситуация просто выводила его из себя. Он был воином — его проблемы решались в бою. Ему нужен был враг, которого надо было сокрушить, ему нужна была цель, которую надо достигнуть. А во всем этом гребанном дерьме, что началось после побега Блейк, не было врага — были только друзья по обе стороны баррикад и выбор, который разрушит все.

Блейк выскочила на автостраду — он прыгнул следом, чувствуя, как глухое рычание зарождается в горле, угрожая перерасти в полноценный рык.

«Ты что, безопасней маршрута выбрать не могла?» — подумалось ему, когда он едва не раздавил легковушку.

Ему в плечо ударил тяжелый праховый снаряд, заставив покачнуться, врезаться в еще одно авто…

— Это. Закончится! Сейчас! — прорычал он, наконец находя свою цель — желтый мотоцикл, которым управляла длинноволосая блондинка и какой-то синеволосый парень, прямо в эту секунду заносящий над головой искрящуюся молниями алебарду.

— Нептун, нет! — крикнул из-за спины Моррона давешний фавн-обезьяна, но было уже поздно — паренек прыгнул, занося оружие над головой.

Браун даже позволил ему ударить и одно бесконечно долгое мгновение смотрел в удивленно расширившиеся в осознании глаза подростка, когда он осознал свою ошибку. Наверно, он раскалывал такими ударами камни, наверно, разрубал пополам Беовульфов и серьезно ранил Урсу — и в запале погони забыл, что его враг куда прочнее камня и в сто раз опаснее мелких Гримм.

«Охотники… ваша самая большая слабость — вы сражаетесь в первую очередь с Гримм…»

Браун не собирался давать ему время на раздумья — перехватив древко, он дернул оружие на себя, схватил студента за голову и вбил его в асфальт. Почувствовав два слабых удара по спине, развернулся и швырнул паренька в обезьяну-фавна, в своем порыве спасти товарища совершивший ту же ошибку, вышвыривая их обоих прочь с автострады.

Он уже выбросил их обоих из головы, разворачиваясь к Блейк, что стояла в паре десятков метров впереди, подняв оружие, как очередной удар в затылок заставил его резко обернуться, впиваясь взглядом в блондинку. Он еще успел заметить, как падает под ноги желтый шлем, которым она бросила в него.

— Эй, не так быстро, Плюшевый! — улыбнулась она, сверкая алыми глазами.

Все так же ухмыляясь, она подняла руки, что быстро покрывались тяжелыми латными перчатками, еще мгновение назад бывшими просто широкими браслетами, на уровень груди и ударила кулаками друг о друга, вспыхивая слепящим желтым.

— Блейк хочет спасти тебя, но, думаю, для начала нам надо надрать тебе твою плюшевую задницу. Ты душил мою сестру!

А потом случилось это. Всего в паре шагов в стороне от блондинки приземлилась хрупкая невысокая девушка в бело-черном платье и длинными платиновыми волосами, собранными в хвост.

Она наставила на него рапиру в немом вызове и посмотрела холодным взглядом льдисто-голубых глаз вдоль узкого лезвия.

— Шни, — признал Браун, чувствуя, как вместо букв из горла вырывается только рычание.

Он даже не был уверен, что действительно смог членораздельно произнести ненавистную фамилию, до того, как она ответила:

— ВАЙС Шни, невежа.

Все это было просто слишком.

— Хорошо, — оскалился он, когда рядом с блондинкой приземлилась Блейк. — Давайте сделаем это.

Он прыгнул в сторону, спрыгивая с автострады — даже в этом состоянии понимал, что сражаться прямо на дороге, уворачиваясь от машин, не только опасно для непричастных, но еще и дико неудобно.

Внизу его уже поджидала давнишняя девчушка с косой — Руби Роуз, насколько он помнил копию отчета, которой поделился с ним Роман после столкновения в доках во время Войны Праха.

— Красная, — поприветствовал Браун.

Его ярость, стоило Шни скрыться с глаз, немного поутихла, и он смог немного расслабится — впереди был неизбежный бой, и слава Праху, он наконец сможет сбросить куда-то дикое напряжение последних дней.

— А где Рыжая?

Он не знал, чем именно собиралась приложить его некая Пенни Полендина, студентка из Атласа, приехавшая на фестиваль Витал, но в тот момент, когда на кончиках десяти мечей-лазеров засияли зеленые огоньки, его интуиция ясно дала понять — он не хочет принимать это на грудь.

Вместо ответа Красная развернула свою косу и вонзила острие в землю, направив на него дуло.

— Она занята.

— Нас четвертых будет достаточно, — ответила блондинка, приземляясь рядом с сестрой.

И, не тратя больше слов, бросилась вперед, использовав в качестве ускорения отдачу от двух синхронных выстрелов из своих перчаток. К его удивлению, остальная часть команды Блейк не присоединилась к ней, вместо этого заняв выжидающую позицию позади: Шни рядом с Роуз, Блейк чуть в стороне.

«Как интересно…» — подумал Браун, блокируя удар ногой сверху вниз, с которого она начала драку.

Остальные, может, и не понимали до конца, как далеко простирается сила Фавна-из-стали, но Блейк прекрасно это знала — и все же позволила своему партнеру войти в ближний бой с ним в одиночку. Либо блондинка просто невозможно сильна для своего возраста, либо у нее есть хитрое Проявление…

Поддержав себя в воздухе еще одним выстрелом, она нанесла новый удар, уже горизонтальный… а после Браун сделал свой ход. В конце концов, единственный способ выяснить Проявление — заставить использовать его. К его удивлению, ничего особенного не произошло, от удара в живот блондинка просто улетела в сторону, сломав собственным телом пару опорных столбов автострады.

И тут в дело вступили остальные. Роуз приникла к прицелу своей косы, засияли белоснежно-белым несколько небольших глифов — семейного Проявления Шни, — на оси выстрела… а следом маленький снайпер нажала на курок. Браун на всякий случай подставил ладонь… и только поэтому огромный кусок льда, охвативший его руку вплоть до локтя, не остановил его прыжок. Роуз сделала еще несколько выстрелов, Браун заблокировал их все своей новой рукой-ледяным щитом... но, к сожалению, немного не дотянул до цели — добавленный вес заставил его приземлиться в нескольких метрах. Фавн с силой ударил рукой об асфальт, забрызгав все вокруг ледяными осколками, и прыгнул дальше — пока его противницы были заняты тем, чтобы спастись от вала острых ледяных снарядов. Его целью была Шни — да и разве он мог выбрать иначе?

Один из недостатков того, чтобы быть самой известной семьей в Ремнанте, обладающей наследственным Проявлением, заключается в том, что удержать его втайне не получится. Браун знал, что могли сделать в бою Шни и, Прах знает, множество раз представлял, как применит эти знания на практике.

Молодая Шни сражалась тонкой рапирой с барабанным механизмом на рукоятке, где в миниатюрных контейнерах хранился Прах различных типов. Браун знал — используя их в тандеме с собственным Проявлением, она будет способна ускорять себя и замедлять время в области, посылать в противника лавины огня и снежные бури, использовать глифы в качестве щитов и платформ, чтобы буквально «ходить по воздуху». Проявление Шни не было одним из тех абсурдно мощных сил, которыми, бывало, одаривала других душа — но чертовски универсальным, позволяющим, при правильном применении, полностью контролировать поле боя.

Эта Шни была молода — слишком молода, чтобы в полной мере овладеть семейным наследием. Да, сияющий глиф, используемый в качестве барьера, защитил ее и Роуз от ледяных снарядов, но также он ослепил ее, загородив обзор — и в следующий момент кулак Брауна разбил его на миллион тающих в воздухе осколков. Помогая себе двумя реактивными струями, он бросился вперед, одной рукой отшвыривая Роуз в сторону, а второй хватая Шни за голову.

На мгновение, глядя на ее расширенные в ужасе глаза между своих пальцев, Браун почувствовал мстительное торжество. В его власти была жизнь одной из проклятых Шни, семьи, что медленно, исподволь, кривыми окольными методами порабощала его народ. Ее дед начал это, через несколько лет после Войны за Права, ее отец — продолжил, вовлекая в это все большие и большие силы, находя все новых и новых союзников, втягивая компании сателлиты или равных деловых партнеров, клиентов и должников, правительства Королевств или даже гребанные как всегда продажные СМИ. Вайс Шни была наследницей SDC — придет день, и она продолжит дело своего отца и деда и, как знать, возможно, что и завершит его. Его семья погибла из-за этой компании.

В его власти было убить ее — прямо здесь и сейчас, просто сжать кулак и подождать, пока ее аура не исчерпает себя в попытках спасти хозяйке жизнь, а после смять маленький череп в ладони.

Ты ведь хотел громкую акцию, Адам?!

Судя по полузадушенному всхлипу, Шни прекрасно поняла это желание, только взглянув в его налитые кровью глаза.

А в следующий миг фавн с силой опустил руку, похоронив лицо наследницы в асфальте, отмахнувшись от сиреневого энергетического лезвия Блейк, распоровшего ладонь, поднял бессознательное тело в воздух и швырнул под ноги кошке-фавну.

— Шни, Блейк?! — прорычал он. — Ты серьезно?!

Она не ответила, бросившись проверять девчонку Шни. Внимание Брауна привлек яркий желтый свет, пойманный краем глаза. Скосив глаза, он увидел давешнюю блондинку, которую он уже было списал со счетов, вальяжной походкой от бедра ступающей по асфальту. Сияние, привлекшее его внимание, испускали длинные волосы, свободно падающие на спину; свет, столь яркий, что хотелось сощуриться. Посмотрев на ее лицо: на злую кривую полу ухмылку, на пылающие торжествующим гневом алые глаза, на тонкую струйку крови, текущую из уголка губ, Браун невольно вспомнил самого себя года три назад, когда еще не научился справляться с собственным животным наследием — медвежьей яростью. Она часто помогала ему побеждать, но с той же частотой втягивала в проблемы. Адам долго вбивал в него необходимость самоконтроля…

— Это ваша козырная карта?

В чем состоит ее Проявление? Она впадает в ярость и становится сильнее, когда получает удар? Как бы то ни было, Блейк полагала, что это даст ей шанс.

Блондинка не дала ему времени на раздумья. С приглушенным вскриком она вновь метнула себя вперед, ускорив полет выстрелами из рукавиц, и занесла кулак, готовясь нанести удар.

Браун нечасто имел необходимость уворачиваться или отводить удары в сторону. Прямое попадание праховой плазмы робота-паука оставляло болезненный ожог, противотанкового снаряда — легкую рану, и он по пальцам обоих рук мог бы пересчитать лично знакомых обладателей ауры, которые могли бы действительно убить его.

Его Проявление было силой и стойкостью, и именно таким был его боевой стиль: прими удар, а после ударь в ответ — один раз, но так, чтобы больше не встали. Он был слишком большим, слишком громоздким, чтобы изображать из себя ужа на сковородке, да и нужда возникала нечасто. Тем не менее, его учителем был Адам Торус — один из тех немногих, кто мог бы убить его, если бы захотел: если Браун хотел выжить в спаррингах с ним, ему надо было научиться и этому.

Он не стал выяснять, что там у девчонки за хитрое Проявление — просто хлопнул тыльной стороной ладони по рукавице, отводя удар в сторону, а после ударил сам, но на этот раз не дал ей улететь, а схватил за ногу, и дернул на себя и вниз, чтобы закончить дело ударом лоб-в-лоб. Волосы вспыхнули так ярко, что обожгли сетчатку даже сквозь закрытые веки, а потом… наступила темнота.

Когда Браун открыл глаза, девчонка лежала у его ног без сознания. Присев, он коснулся пальцами ее шеи…

«Жива…»

— Попробуй еще раз через пару лет, — пробормотал он себе под нос. — Нельзя же быть такой прямолинейной…

— Отойди от нее! — истошный визг опередил удар косой, захлестнувший шею, лишь на мгновение.

Он едва успел просунуть пальцы под лезвие, прежде чем Роуз нажала на курок. Удивительно, но ее ярости, отдачи от выстрела и чистой суммы ауры, вложенной в удар, действительно хватило, чтобы сильно порезать пальцы, едва не достав до кости.

Второго шанса он ей не дал. Схватив лезвие, он с силой дернул его вниз, пригибая к земле, а после прижал к асфальту ногой. Обернувшись, он взглянул прямо в серебряные глаза, суженные в холодной ярости.

— Ты не тронешь ее!

— Ты права, — ответил Браун, пинком отправляя ее во второй полет, заставив выпустить древко из рук. — Я не трону.

Встав на ноги, он подошел к Блейк, стоящей над бессознательной Шни с оружием в руках и упрямо смотрящей на него исподлобья.

— У тебя сильная команда, Блейк, — сказал он. — Действительно сильная. Они бы раскатали моих ребят в тонкий блин.

— Ты не причинишь вреда Вайс! — прошипела она.

— Не причиню, — согласился Моррон. — Хотел бы — уже причинил. Но серьезно — Шни?!

— Она не такая, как ее семья.

Ответить ему не дал самодовольный голос Торчвика:

— Так-так-так, Прихвостень, ты не перестаешь меня удивлять. Ты даже девчонку Шни не убил! Какой самоконтроль! Нам действительно сейчас ни к чему такая шумиха, и без того все на ушах.

— Заткнись, Торчвик, — огрызнулся Браун.

Остановившись рядом с фавном, преступник замер на мгновение, пристально глядя на Блейк, а после тихо сказал:

— Не вмешивайся — я просто хочу поговорить с ней. Попробуем и дерьмо разгрести, и на коне остаться.

— Блейк Белладонна, — поприветствовал Торчвик с мерзкой улыбочкой, которую сам считал очаровательной. — Бывшая девушка Адама Торуса, дочь Гиры Белладонны, бывшая активистка Белого Клыка. Я ничего не упустил?

Сжав зубы, Браун молча наблюдал, как побледнела Блейк. Он не знал, что делать с этой ситуацией, тогда как у Романа, кажется, был план, не включающий в себя членовредительства или похищения. Пусть попытается…

— Не волнуйся, маленькая Блейк, — почти воркуя, продолжил Роман. — Я не буду тебя убивать, даже пальцем не трону — ты слишком ценна для меня живой. Видишь вон того медведя за моей спиной? Он у меня вот где, — он сжал кулак. — С тех пор, как я узнал твой маленький грязный секрет.

Блейк перевела ошеломленный взгляд на Брауна, на что тот отвел взгляд и неловко пожал плечами.

— Он подчиняется мне, он слушает меня, он убивает для меня — все, чтобы защитить милую маленькую Блейк от того, чтобы его товарищи, наставник большие боссы не узнали, где она теперь живет и что не просто сбежала, но подлинно предала их, обратив оружие против. Мне нравится это, Блейк, нравится иметь личного убийцу, способного с такой легкостью разнести команду пусть даже первокурсников, но первокурсников чертова Бикона! Поэтому мы будем скрывать это — мы будем убивать тех, кто узнает. И это буду делать не я, моя дорогая, нет… это будет делать твой дорогой друг, который любит тебя слишком сильно.

Блейк отступила на шаг, ошеломленно опустила оружие…

— Нет…

— Да, — мягко подтвердил Торчвик. — Признаться, мне даже было интересно, кто ты такая, Блейк, чем заслужила такую любовь, такую преданность… Но знаешь, что я вижу перед собой? Я вижу трусишку, которая сбежала сначала от своей семьи, а после — от своих товарищей. Сбежала без предупреждения, без объяснений и попытки что-то изменить — просто растворилась в ночи, заставив всех вокруг растерянно гадать о том, где и с кем ты, жива ли вообще… У тебя даже Проявление трусливое — ты оставляешь фальшивку, которая принимает удар, а сама бежишь.

— Поэтому, Блейк, сейчас ты вернешься в Бикон и никому не расскажешь о том, что услышала на собрании, никому не расскажешь, что видела и больше никогда не влезешь в мои дела — потому что это единственное, что ты можешь сделать, чтобы спасти его, — он указал тростью за спину, прямо на Брауна. — А заодно и себя. Потому что если ты вдруг добьешься успеха — я потяну тебя за собой.

— Я думаю, мы поняли друг друга, дорогая Блейк, — кивнул Торчвик, после долгого пристального взгляда ей в глаза, и, отвернувшись от девушки-фавна, пошел прочь, прямо к транспорту, что садился рядом. — Пошли, Прихвостень, будем разгребать твое дерьмо дальше.

Кинув последний взгляд на Блейк, которая, опустив голову в поражении, неподвижно замерла, все еще защищая неподвижную Шни, он вздохнул и последовал за Романом. Надавить на совесть Блейк, использовав отношения с Брауном против нее… это действительно могло сработать. И это был единственный выход. Плохой, отвратительный, но все еще выход.

Тем не менее, как он сказал однажды Адаму: все эти логические и правильные причины иногда звучат как дерьмо.

…Они уже были в воздухе, когда Роман самодовольно улыбнулся и подмигнул:

— Ну как тебе, Прихвостень?

Браун на секунду задумался, огляделся по сторонам, а сразу после схватил преступника за горло и приложил о борт. Сузив глаза, он прорычал в лицо Торчвику решение, которое принял, наблюдая, как тот мучает его подругу:

— Я много думал о нашем соглашении, Роман. И знаешь, что? Я решил, что меняю условия. Прямо здесь. Прямо сейчас. Это не Блейк в опасности, потому что ты знаешь ее тайну — это ты в беде, потому что знаешь ее. Если ты скажешь кому-нибудь, если с ней что-то случится — я найду тебя, в какую бы дыру ты не забился и оторву сначала руки, потом ноги, а после задушу твоими же собственными кишками. Тебя не спасет Нео: у Лаймов было поместье, превращенное в крепость, армия роботов, охрана с тяжелым оружием и даже Охотник, и сейчас все они мертвы. Тебя не спасет ничто.

Он сжал кулак, заставляя вспыхнуть грязно-лиловую ауру преступника, продавил ее и коснулся кожи, приложив достаточно силы, чтобы заставить его хрипеть, но слишком мало, чтобы потерять сознание.

— Я слышал о тебе многое, Роман: что ты мерзкий ублюдок, что хороший профессионал, что говнюк в шутовском наряде… Но все они сходятся в одном — твой главный навык, талант, граничащий с Проявлением, лучшее, что ты умеешь делать, это выживать. Я надеюсь, что это правда. Потому что если это так — ты согласишься с моими условиями. …Так что, Роман, я могу сказать, что твой жалкий хрип — это «да»?

Он помнил и вторую их встречу — всего две недели спустя. Короткий спокойный промежуток между Войной Праха и Прорывом Гленн — время сомнений и время, когда он наконец смог встретиться с Блейк не в бою, а в спокойной обстановке, так, как и дОлжно встречаться со старыми друзьями. Кошка взяла с собой своего нового партнера…

* * *

— Всеобщая мобилизация! — с энтузиазмом бросил Хонг карту на стол.

В принципе, этого было достаточно — все игроки прекрасно знали правила и эффекты карт, но лис всегда брал на себя обязанности комментатора, пытаясь превратить карточную игру в эпичную битву. Его об этом никто не просил, частенько даже умоляли заткнуться, но когда Хонга это останавливало?

— Мистраль, разочарованный агрессивными действиями Вакуо, собирает доблестную армию из своих голоногих босяков, выдает каждому второму по винтовке, а каждому первому — по три патрона. Грядет война! …Доход на этом ходу обнуляется, вероятность нападения Гримм растет на десять процентов.

— Ты закончил? — буркнула Скарлет. — Тогда «Праховая диверсия».

— О, подлое Вакуо поступает как подлое Вакуо, какой сюрприз! — всплеснул руками Хонг, бросая кубики. — И Мистраль теряет одну Праховую шахту. Я отомщу! Мои голодранцы убьют твоих мужчин и изнасилуют женщин!

— Избавь меня от деталей, — скривилась Скарлет. — Мобилизация — дерьмовая карта.

— Ничего ты не понимаешь в тактике, женщи… Ай!

— Если моей тактики хватает на то, чтобы заткнуть тебя, Хонг, то это хорошая тактика.

— Это неспортивное поведение!

— Я тебе сейчас покажу неспортивное поведение!

— О Прах, Скарлет, не при Курай же! Где твои приличия?!

— «Промышленный бум», — буркнул фавн-паук, пока не пролилась кровь.

— О, хитрый Вейл решил развить промышленность и запастись попкорном, чтобы понаблюдать, как остальные убивают друг друга. Вакуо, как думаешь, может на хрен войну? Пойдем трусам, что отсиживаются в тылу, напинаем!

— Поддерживаю. «Массированная атака»!

— «Натиск»!

Курай на это только вздохнул, пока его сокомандники бросали кубики и азартно высчитывали нанесенный урон. Они правда думали, что он не заметил их «хитрый план»?

— И совместный удар Мистраля и Вакуо разрушает оборону Вейл. Отважные войска Мистраля врываются в город и начинают…

Хонг поперхнулся собственными словами, когда Курай аккуратно положил поверх атакующих карт свою собственную, с изображенной на ней строгой блондинкой в очках.

— «Глинда Гудвич», — тихо сообщил он очевидное, бросая кости.

Проявление Гудвич: телекинез и способность мгновенно восстановить сломанное было известно на весь мир, настолько, что в классическую настолку «Ремнант» добавили новую карту в честь нее.

— Оборона Вейл восстановлена, — уныло проворчал Хонг, сверля злым взглядом две шестерки. — Все повреждения починены, стена снова стоит. Солдаты Мистраля одевают штаны и готовятся к осаде… Тяните карты, ребята.

Спустя пару секунд, осмотрев выуженные из колоды карты, он разочарованно грохнул их на стол (рубашкой вверх, разумеется), и вздохнул:

— Блин, день команды без медведа отстой. Эта игра рассчитана на четвертых! С Атласом мы бы тебя сделали!

— Где он, кстати? Я его с утра не видела.

— Там же, где и последние дня три, — проворчал Хонг. — Заперся у себя в комнате, обложился картами, донесениями и записями предыдущего турнира Витал в Вейл и отчаянно шаманит, пытаясь состряпать план операции с минимумом жертв.

— Как он вообще может что-то планировать? — покачала головой Скарлет. — Нам же здесь ни хрена не говорят! Мы тут как большая красная тряпка для копов: «Белый Клык все еще в городе! Фавн-из-стали все еще буйствует! Расслабьте булки — все как всегда!»

— А вот так, — развел руками лис. — Ты не поверишь — у него даже что-то получается. Хочешь поспорим — если он и ошибется, то ненамного?

— Да ну тебя… — буркнула Скарлет, откидываясь на стуле и закидывая ноги на стол. — Мне скучно, Хонг.

— Курай все еще здесь, ты не забыла? Пусть хотя бы из комнаты выйдет…

— Иди в жопу, Хонг, я не в настроении. Он ел вообще?

— Я ему что, нянька? Откуда мне знать?

— Ты его партнер. Партнеры заботятся друг о друге.

— Ты Брауна вообще знаешь? Заботится о нем? Да он сам о ком хочешь позаботится!

— Не после боя на автостраде, — заметил Курай, обрывая спор. — Не после Блейк.

В том, чтобы молчать большую часть времени, есть свои преимущества: когда ты наконец открываешь рот, все настолько удивляются, что затыкаются и слушают.

— О, ну хорошо, — закатил глаза лис. — Его бывшая подружка ушла в самоволку, по старой памяти пришла на сходку и услышала, чего не следовало. Он догнал, они немного подрались, потом поговорили, копы и атлаские вояки не переворачивают весь Вейл в поисках Паладинов — значит, они достигли соглашения. К тому же, Торчвик наконец заткнулся со своей херней в стиле: «Я здесь главный!» и свалил на новую базу. По-моему, все замечательно!

— Чего вы на меня так смотрите?! — буркнул он через пару секунд. — Это что — жалость?!

— Ты идиот, Хонг, — вздохнула Скарлет. — Честно, я всерьез. Блейк (Блейк!), за любую шутку над которой он бил тебе морду, писал письма из Атласа каждый раз, когда выдавалась возможность, с которой он вырос вместе, не просто ушла от нас — она все это время была под боком и даже не попыталась выйти на связь. Она шпионила за нами. Она в одной команде со Шни! ШНИ!

На последнем слове девушка-койот сорвалась на глухое рычание.

— А еще грядущая операция, которую командир называет «гребанной войной», — добавил Курай. — То, что мы здесь в темноте, изображаем присутствие и пугаем копов — работа важная, мы подходим для нее лучше всего, но недостаток информации его убивает.

— Ой, ладно, ладно! — раздраженно отмахнулся Хонг. — Он переживает. Что, в первый раз, что ли? Сами знаете, что будет дальше — он будет хмуриться, зависать в раздумьях, рычать не по делу, потом сломает пару стен, может, напьется… если будет совсем хреново — пойдет в лес, поиздевается над Беовульфами, поиграет в футбол Урсой, оторвет хобот Голиафу, а потом воткнет ему его же бивень под хвост. Когда придет время действовать, когда будет НАДО — он пойдет и сделает то, что необходимо. Потому что он Браун. Так всегда было.

— Ему не нравится то, что происходит, — упорствовала Скарлет.

— Ему никогда не нравится, если дело не касается шахтеров Шни и роботов, уж первых-то он готов защищать хоть круглые сутки… как и разбивать вторых.

Скарлет насупилась, но промолчала. Курай видел — она печенкой чувствовала, что права, но не могла это как следует сформулировать.

— Раньше ставки не были столь высоки, — неохотно влез он. — Раньше в деле не была замешана Блейк. Раньше она не дружила с Шни.

— Шни! — вскрикнула Скарлет, выглядя так, будто наконец нашла алмаз в луже грязи. — Он отпустил Шни! Черт, он всегда говорил, что ее семья начала все это дерьмо, а что сейчас? Он просто ее отпускает?!

Хонг просто пожал плечами.

Насколько было известно фавну-пауку, лис, в отличие от многих, пришел в Белый Клык два с половиной года назад отнюдь не из-за Шни — его младшего брата просто забили до смерти какие-то пьяные расисты. А учитывая, что никакой особой законопослушностью или врожденной добротой рыжий никогда не страдал, у него вообще было всего две дороги — в Белый Клык или в одну из многих фавн-банд Вейл. Организация самозваных революционеров предложила ему куда больший масштаб…

— Почему? — тихо спросила она, мгновенно растеряв весь пыл. — Ладно, черт с тобой, Хонг, ты всегда был идиотом, когда дело касалось вещей, на которые тебе плевать. Курай, ты-то уж поумнее этого малахольного. Почему он ее не убил? Такой шанс выпадает нечасто…

Курай не ответил. У него были определенные соображения на этот счет, но зачем напрягаться, высказывая их вслух, если за спиной койота, привалившись плечом к косяку и пригнув голову, чтобы не задевала косяк, стоял тот, кто справится с этим куда лучше?

— Почему, Скарлет? — тихо спросил Браун, заставив свою подчиненную подпрыгнуть, вскочить со стула и испуганно обернуться.

— Я…

— Не трудись, — покачал головой медведь.

Вздохнув, он прошел к столу, уселся на стул, заставив его жалобно заскрипеть, и аккуратно положил перед собой три пухлые папки — планы операции, как предположил Курай.

— Я думал, уж вы-то должны понять. Если уж даже вы… остальные тоже? Что они говорят?

Хонг с Курай нерешительно переглянулись.

— Ой, да ладно, я не стеклянный.

— Ну, они говорят, что ты сдулся, — осторожно начал Хонг. — Что слаб. Мягок… ну, и все такое.

Моррон на это только невесело хмыкнул.

— Я? Мягок? Я застрелил подростка на камеру, а после показал это всему миру. Мелкий поганец погиб только потому, что я ошибся с выбором цели и требованиями — и я все еще убил его, потому что иного выхода уже не было: мы не могли отступиться от своих слов, показать слабость и нерешительность. А после я убил его отца, потому что не мог позволить себе оставить такого мудака управлять персоналом SDC. Я мягок?

— Они считают, что да. Ты не позволял им как следует оторваться на охране Шни, в шахтах. За то, что одному из них сломали руку, ты едва не обломал рога нашему бычку, Сэйблу, когда он не остановился после приказа.

— За него попросили шахтеры, — скривился Браун. — Уж им-то лучше всех знать, кто заслуживает наказания, а кто — нет.

— Они не хотят фильтровать, командир, — тихо заметил Курай, не дав Хонгу открыть рот. — Они хотят мести. Для всех.

Их общий лидер только снова вздохнул и устало потер виски.

— С каждым разом им становится все сложнее втолковать, что месть — это не то, для чего создан Белый Клык.

— Равенство для фавнов, бла-бла, плавали, знаем, — закатил глаза Хонг. — Только где оно, это равенство? А месть — вот она, только к вербовщику приди.

— И что, так вы все видите Белый Клык? — прищурив глаза, исподлобья посмотрел на них Браун. — К черту равенство, давайте просто отомстим?!

— С каких пор мы говорим о нас? — вильнул Хонг.

— С этих самых. Колись, лис, это важно.

— А что я первый-то? — возмутился тот. — Я что, самый ры… а, точно. …Ой, Браун, ты меня знаешь — я стреляю, куда ты скажешь, в кого ты скажешь, и как ты скажешь. Мне до звезды все эти высокие материи. Уродам, которые убили моего брата, я уже отомстил — с твоей помощью, между прочим. Все остальное — просто работа.

Браун, глядя в глаза своему партнеру, чуть поморщился, но кивнул и перевел взгляд на Скарлет.

— Ты лучше скажи мне, почему ты не убил Шни, — упрямо насупилась девушка-койот. — Мне казалось, что в этом и был смысл: показать, что их вседозволенность — лишь иллюзия, что их деньги — не гарантия безнаказанности, что перед возмездием… не местью! — все равны. Я понимаю, ты не хочешь связываться с похищениями и подростками после Лаймов, но… это же Шни! Они начали это!

— Скажи мне, Скарлет, — тихо, обманчиво мягко начал Браун, но все, включая Курай, который еще не успел ляпнуть ничего нарушающего субординацию, резко подобрались на своих местах, вытянувшись в струнку. — Тест на интеллект: почему SDC эксплуатирует фавнов?

— Потому что это выгодно, — заученно ответила она.

— Что нужно сделать, чтобы они прекратили это?

— Сделать все это дерьмо невыгодным, — вновь, без промедления ответила она прямой цитатой.

— А теперь главный вопрос, Скарлет… Когда выгода перестает иметь значение? Когда становится плевать на деньги?

На этот раз девушка-койот промолчала. Скорее всего, она знала ответ, но произносить его вслух не очень-то и хотелось.

— Когда все становится личным, — пришел ей на помощь Курай.

Моррон мгновение сверлил взглядом отводящую глаза Скарлет, а потом вздохнул.

— Верно. Когда все становится личным. Прибыль Жака Шни — это цифры. Если он терпит убытки, он поднимает отчеты и выясняет, где именно он теряет деньги, а после пытается это исправить, если так — дешевле. Это холодный расчет, это — просто бизнес. Его сотрудники — лишь еще один ресурс, его принято называть «трудовым», когда он теряет их, он ищет замену… что тоже потеря денег и времени, между прочим. А что делает отец, когда кто-то убивает его дочь?

Мгновение Браун молчал, будто и вправду ожидая ответа, а после тихо продолжил:

— Он мстит, Скарлет. И вот фавны — уже не удобный ресурс, а те, кто убили плоть от плоти. Семья Шни убедила весь мир в том, что эксплуатировать наш народ — это хорошо и выгодно. Они повторят это снова, если захотят, но теперь уже мы будем просто кровожадными животными, для которых нет ничего святого — даже несовершеннолетних Охотниц (Охотниц!) и тех зарежут за чужие грехи.

— Они уже делают это, — заметил Хонг. — Смерть Лавендера так и представили.

— Для толпы, — покачал головой Браун. — Те, кто действительно принимают решения, прекрасно знают, что случилось — оригинальное видео, в конце концов, до сих пор можно откопать.

— И что, получается, вся эта хрень о разбивании иллюзий — действительно хрень?! — ощерилась Скарлет. — Шни и в самом деле неприкосновенны?! Мы можем грабить их компанию, ломать оборудование, нападать на сотрудников, но небожителей Шни — трогать нельзя?!

— Я не говорю, что это легко, Карри, — покачал головой Моррон, отчего-то используя старое «детское» прозвище. — Я не говорю, что это просто или, упаси Прах, приятно, все эти слова не имеют к нашей работе никакого отношения. Мы должны пройти по тонкой грани, по одну сторону которой будут доказательства нашей решимости, нашей силы и билет на свободу, а с другой — новая война.

Он помолчал пару мгновений, а потом продолжил:

— Если бить — то в голову дракона, в Жака Шни. Но до него не добраться, мы столько раз пытались… А наследница… она просто девчонка. Ее смерть не напугает — она приведет в бешенство. Как произошло с Лавендером, только последствия будут непоправимы.

Медведь опустил взгляд на ладони:

— Я никак не могу отделаться от мысли, что едва не начал вторую Войну за Права там, под автострадой.

— Ты уверен в этом? — тихо спросила Скарлет.

— Нет. Я никогда не встречался с Жаком Шни — я не знаю, насколько он дорожит своей дочерью. Но если я пойду на это — то только тогда, когда другого выхода не останется. Как было с Лавендером.

Повисшую тишину разбил Курай:

— Мы вообще можем сделать это?

— Я надеюсь на этот план, — кивнул Браун на папки. — Здесь и сейчас, в город стянуты войска Вейл и Атласа — мы должны ударить по ним. Не по гражданским, их смерть ничего не изменит — по непосредственной военной силе Королевств, по кибер-армии Атласа, в которую они так верят. Это должна быть демонстрация силы, не объявление священной войны фавнов против человечества. Если у нас выйдет нанести достаточно урона, показать, что мы можем не просто грабить и взрывать, но сражаться в открытую… я надеюсь, что это что-то изменит в их головах.

— Есть еще вопросы, ребята? — тихо спросил Моррон после долгого молчания. — Задавайте, это важно.

— Ты думаешь, этот план примут? — спросил фавн-паук, видя, что его товарищи не собираются продолжать.

Он не хотел быть тем, кто поднимет этот вопрос, он вообще предпочитал держаться в тени и не привлекать к себе внимания, но сейчас не видел иного выхода.

— Я не знаю. У меня недостаточно информации, так что я смог накидать все только в общих чертах. Адам знает больше — он сможет подкрутить его до рабочего варианта.

— Я спрашивал не об этом. Ты думаешь, все там, на новой базе, хотят того же, чего и ты?

— На что ты намекаешь, Курай? — прямо спросил Браун.

— Ты знаешь мое Проявление, командир. Меня сложно заметить, я много где хожу, многое слышу. И я говорю тебе — далеко не все разделяют твою точку зрения на миссию Белого Клыка. Действительно ли там, в штабе, твой план примут?

— Я отправлю его лично Адаму, — прорычал Браун.

Паук было открыл рот, чтобы сказать, что это не ответ на вопрос, но передумал, встретившись взглядом со своим командиром.

Нет, он не был уверен. Не до конца.

— Разговор окончен, — буркнул Моррон, вставая из-за стола и сгребая папки. — Я к связному.

Он замедлился только однажды, уже у самой двери:

— Вернусь ночью. После у меня еще одна встреча. Сегодня день команды, в конце-то концов…

Он уже ушел, когда команда обменялась многозначительными взглядами, а после Хонг и Скарлет синхронно выдохнули одно-единственное имя, которое объясняло все:

— Блейк.

Курай промолчал. Он не любил изрекать очевидное.

Желтый мотоцикл, истошно визжа шинами, затормозил у тротуара. Сняв с головы шлем, Янг тряхнула золотой гривой и со всем положенным вниманием изучила себя в зеркале — не помялось ли. Волосы — это важно!

— Нептун был прав, — тихо сказала у нее за плечом Блейк, слезая с мотоцикла. — Ты сумасшедшая. Чем ты угрожала инструктору, которому сдавала тест на права?

— Права? Тест? — в деланном изумлении склонила голову Янг и тут же рассмеялась выражению ужаса на лице подруги. — Расслабься, Блейк, я пошутила! Просто я была паинькой на тесте.

— Не знала, что ты умеешь…

— Только никому не говори, это испортит мой имидж.

— Из-за своего имиджа ты осталась одна на балу.

-…Заткнись. И вообще, поверить не могу, что мы на него не пошли! Твой Плюшевый что, другой даты выбрать не мог?

— Сегодня день команды… — тихо ответила Блейк, накидывая капюшон и развернулась, зашагав дальше по улице. — Пойдем, нам туда. Минут десять пешком.

Янг только вздохнула на это, с явственным недовольством собирая свою роскошную гриву в «конский хвост» на затылке и одевая яркую оранжевую кепку; хвост она пропустила в отверстие кепки сзади. Блейк заставила ее надеть серый спортивный костюм, но кепку она отстояла! Если ее партнеру хочется ходить в этой скучной черной толстовке с глубоким капюшоном, скрывая длинные черные волосы и янтарные глаза — ее дело, а она прятаться не собирается!

— День команды? — переспросила она, пристраиваясь рядом.

— Да… поверить не могу, что не вспомнила сразу. Это… традиция. Каждый месяц, в этот самый день, мы трое: я, Мор и Адам, собирались вместе и просто проводили время — на речке или в лесу… жарили мясо или выбирались в город. Все споры, если таковые были, откладывались, все разногласия — забывались. Были только мы трое… — она помолчала пару секунд, а потом с горечью добавила. — Тогда Адам еще умел улыбаться.

— И что произошло?

— Мор уехал, — просто ответила Блейк. — Без него как-то все было не так… Мы пытались не губить традицию, но последние пару месяцев перед моим уходом… все было плохо. Адам, казалось… просто забыл. Не только о дате и о том, что с ней связано… обо всем, что не касалось его войны.

— Ты никогда не говорила мне, почему он уехал в Атлас, — заметила как бы между делом Янг, глядя по сторонам.

Она раньше никогда не бывала в этой части города. Да и зачем?.. Клуб Джуниора, который она посетила в попытках найти информацию о своей матери (и который разнесла нафиг в процессе), был совсем в другой стороне. А больше никаких поводов посещать «неблагополучные» районы у нее не было.

Вечная проблема таких крупных городов как Вейл — пространство. Земля внутри стен была строго ограничена, расширять защитный периметр было слишком дорого, и все это сказывалось на архитектуре Королевств. Там, километрами южнее, в центре города, это находило свое отражение в высоких блистающих небоскребах наподобие Башни ССТ, чуть поближе — плотной застройке типовых высотных жилых домов… Здесь — узкие улочки со всех сторон сжимали старые дома, еще довоенной постройки: пристройка на пристройке, порой даже деревянные, высились над дорогой, иногда нависая над крохотным тротуаром. Все это закрывало небо, давило со всех сторон — Янг казалось, что она в подземелье.

А еще, чуть ли не отовсюду: из тупичков, переулков и стен домов, порой прямо из окон, на нее скалилась алая волчья голова на фоне трех линий, похожих на следы от когтей — эмблема Белого Клыка, выставленная напоказ.

— Он любил меня. А я — нет. И давай закончим на этом, Янг.

— А сейчас? — спросила блондинка. — В смысле, ты очень стараешься его спасти.

Если бы она всегда отступала, когда Блейк не хотела о чем-то говорить… она бы не знала о ней ничего.

— Янг.

— Что?

— Остановись.

— Ладно, я просто озвучила наблюдение, — пожала плечами Сяо Лонг и перевела тему. — Здесь… мрачновато.

— Это фавн-район Вейл. Здесь живут семьи шахтеров, из тех, кто все еще остался в городе, те, кто убирают улицы и обслуживают канализацию, кто работает грузчиками и водит грузовики… родные строителей, что мостят улицы, латают стену и строят дома, кто моет туалеты и…

— Ладно, я поняла, — нахмурилась Янг.

— Есть районы поприличнее — из тех, кто смог устроится лучше. Таких тоже хватает, но относительно большинства… совсем немного.

— У меня дома такого не было.

— Патч — маленький остров.

— Эй! Зато у нас есть академия Сигнал — самая лучшая подготовительная школа Охотников, которая выпустила меня!

— А кроме этого?..

-…А еще у нас очень красиво осенью. Я люблю это время года.

— Как я уже сказала, Патч — маленький остров, — улыбнулась Блейк. — В небольших городках все иначе, чем в столицах и их сателлитах.

Они шли несколько минут в немного напряженной тишине — Янг никак не могла отделаться от ощущения пристальных взглядов, бдительно следящих за каждым шагом.

— Так куда именно мы идем?

— «Таверна Мо» — владелец раньше был с… нами, пока два с половиной года назад ему не прострелили колено в одной из стычек. Теперь держит одну из лучших местных забегаловок, предоставляет уединенные комнаты для наших встреч и… очень любит Мора, на самом деле. Говорит: «медведи должны держаться вместе». …Мы, кстати, пришли.

— Одна из лучших, говоришь? — протянула Янг.

Честно — это было похоже на один из тех дрянных баров, в которых любил напиваться ее дядя.

— Внутри лучше, — бросила Блейк, обходя здание.

Постучав в неприметную стальную дверку, в темном тупичке, куда не доставал свет двух тусклых уличных фонарей, она, не дожидаясь вопросов, сказала в отодвинувшуюся задвижку:

— День команды.

Некто за дверью перевел внимательный взгляд зеленых глаз на Янг. Та в ответ жизнерадостно помахала рукой, улыбаясь во все тридцать два зуба:

— День команды, чувак!

Задвижка с грохотом захлопнулась. Пару мгновений стояла тишина, а потом Янг, под пристальным взглядом подруги, независимо пожала плечами:

— Что?! Ты просила быть дружелюбной!

— С Мором.

— Ну извини, перепутала, — блондинка подняла кулак. — Мы можем и так войти.

— Янг!

— Ну почему чуть что — сразу Янг?! Кто-то подсыпал кошачью мяту в подушку Вайс — Янг! Подлил валерьянку в чай — Янг! Почему всегда я виновата?

— Потому что это твоих рук дело.

— Я невиновна, пока моя вина не доказана! — открестилась Сяо Лонг. — Это называется презумпция невиновности. …Так что делать-то…

Ее прервал грохот замков и, по контрасту, бесшумно отворившаяся дверь. Все тот же хмурый парень с собачьими ушами на макушке махнул рукой куда-то в сторону лестницы за спиной и буркнул:

— Второй этаж, комната пять.

— Так, партнер… — тихо начала Блейк, пока они поднимались по чуть поскрипывающей лестнице. — Я знаю, у нашей команды и Мора было не самое лучшее начало…

— Ты хочешь сказать — он душил мою сестру, — буркнула блондинка.

— Да, вроде того. Но сегодня — день команды. Все ссоры остаются за дверью, все счета списываются. Мне ничего не грозит здесь, как не грозит и тебе… Как не грозило никогда — ни одной из вас.

— Да знаю я, — закатила глаза блондинка. — Я уже десять раз пообещала, что не буду бить ему морду.

— Янг!

Вместо ответа Сяо Лонг просто толкнула дверь, заходя в комнату.

Бывшего партнера Блейк она заметила сразу — сложно было проглядеть массивную, больше двух метров в высоту, фигуру с широченными плечами, черным силуэтом застывшую напротив окна и два больших медвежьих уха на косматой голове. Он обернулся на звук открывшейся двери и блондинка впервые увидела его лицо: раньше, в бою под автострадой, оно было закрыто стальным забралом Белого Клыка, стилизованным под маски Гримм.

Честно — Янг была удивлена. Во время их прошлой встречи он излучал угрозу каждым движением, каждым словом, произнесенным с отчетливыми рыкающими интонациями, он был именно тем, что любой ожидал бы от одного из самых опасных террористов в мире: смертоносным, агрессивным, безжалостным. После того боя, даже несмотря на то, что он так и не тронул по-настоящему ни одну из них, Янг сложно было поверить в те теплые слова, на которые не скупилась ее подруга, говоря о своем бывшем партнере.

Прямо сейчас… угроза куда-то исчезла, аура опасности растворилась — огромное тело казалось не смертоносно быстрым, а каким-то даже немного неуклюжим. Чуть сгорбленные плечи, будто их пригибало к земле собственным весом, отсутствие ярости в карих глазах… все это полностью меняло производимое впечатление. Даже и не верилось особо, что это тот же самый человек, который застрелил Лавендера Лайма. «Убийца детей», как называли его в новостях.

Блейк как-то сказала, что прозвище Плюшевый, которое она как-то ляпнула, очень ему подходит — теперь Янг начинала понимать почему. Он, как и сама кошка-фавн, во многом походил на свое животное-прототип: большой, казавшийся неуклюжим, добродушным и немного ленивым в обычной жизни и смертельно опасный, откровенно пугающий, быстрый и свирепый в бою.

Она уже встречалась с Фавном-из-стали. Теперь, видимо, пришла пора встретить Моррона Брауна.

Фавн смерил блондинку внимательным взглядом с ног до головы, перевел взгляд ей за спину и улыбнулся — улыбкой, которая мгновенно смягчила грубоватые черты лица:

— Блейк, — сказал он. — Я вижу, ты привела компанию.

— Не то, чтобы у меня был большой выбор, — ответила кошка, вставая рядом с Янг. — Она была рядом, когда ты позвонил.

— Я должен был привести Хонга? — вновь улыбнулся Моррон, не отрывая взгляд от Блейк, что сделала еще пару нерешительных шагов к своему бывшему партнеру.

— О, Прах, нет! — с нотками паники покачала головой Белладонна. — Никто, кроме тебя и твоей сумасшедшей команды не может терпеть его больше нескольких минут.

Она остановилась в двух шагах, нерешительно замерла, переминаясь с ноги на ногу… Янг закатила глаза и, сделав шаг вперед, сильно толкнула своего партнера в спину, отправляя в объятья Брауна. Уже спустя мгновение она пожалела об этом — так неловко и откровенно лишней она себя почувствовала.

— Я скучала, Мор, — тихо сказала Блейк, уткнувшись Брауну куда-то в верхнюю часть живота.

— Я тоже, Блейк, — ответил тот и аккуратно, будто опасаясь сломать, погладил голове, коснулся банта…

Янг уже хотела было влезть, чтобы остановить фавна — она прекрасно знала, как ее подруга не любит, когда кто-то лезет к ее ушкам (сама блондинка в первый раз после доков словила хороший такой удар под дых), но… Блейк даже не дернулась, когда он снял ее бант. Отступив на шаг, она только прянула ушами, отобрала бант, сунула в карман и, обернувшись, произнесла:

— Мор, это мой партнер в Биконе — Янг Сяо Лонг.

— Привет, Плюшевый! — помахала Янг.

— Янг, это мой первый партнер — Моррон Браун.

— Эй, я что, на втором месте?

— Привет, Фонарик, — поприветствовал ее медведь.

— Фонарик? — склонила в любопытстве голову к плечу Янг.

Так ее, кажется, еще не называли…

— Ага. Представь — ночь, миссия, не видно ни зги… Ударил, волосы загорелись: и свет, и душу отвел.

Мгновение Янг безмолвно смотрела прямо на него… а потом рассмеялась, с силой хлопнув Блейк по плечу:

— Все, можешь расслабиться, мы поладим.

…Это был странный вечер.

— О, наша инициация была клевой!

— Это был дурдом, Янг.

— Одно и то же. Моя сестра прокатилась на гигантском Неверморе, которому потом отрубила голову! Я видела человека, разъезжающего на Урсе, будто та — пони! Люди падали с неба! Я называю это — самым клевым вступительным экзаменом в мире!

Невзрачный фавн принес им ужин и бутылку вина. На прохладное замечание Блейк о том, что его гостьи все еще несовершеннолетние, Плюшевый просто пожал плечами и предложил пожаловаться на него копам — пусть добавят строчку к списку.

— Подожди, «План А»? Что за План А?

— О, Мор, можно я расскажу?! Пожалуйста!

Она впервые увидела, как Блейк смеется. Не улыбается, не хихикает — заливисто смеется, полностью расслабившись и отпустив контроль.

— До того, как Мор возглавил команду, эти ребята были изгоями, — поделилась Блейк.

Янг улыбнулась, уловив в голосе подруги знакомые нотки — именно так она сама рассказывала о достижениях Руби; точно так же, с искренней гордостью, хвасталась своей сестрой сама маленькая Роуз.

— Хонга хотел убить буквально каждый в лагере, Скарлет постоянно грызлась со всеми, Курай — просто пугал всех до дрожи своими паучьими лапками.

— Да, это была команда-катастрофа, — ностальгически улыбнулся Плюшевый. — С тех пор мы прошли долгий путь. С твоей командой не сравнятся, Блейк, но они хороши.

— Да, мы лучшие!

В основном это был просто треп, болтовня — байки пополам с шутками и смехом…

— Так, Плюшевый, давай, расскажи мне что-нибудь, что я еще не знаю о фавнах-медведях.

— Я могу переварить все, даже подошву от сапога. Я серьезно, Хонг однажды подсыпал мне в кашу измельченную. На удивление вкусно… А что я должен знать о Янг Сяо Лонг?

— Ты знаешь все, что должен — я клевая!

— Несколько дней назад, — с плутоватой усмешкой начала Блейк. — Она вышла на арену Бикона и бросила вызов всему первому курсу. После пары попыток, когда добровольцы кончились, заявила, что с тем, кто победит ее, пойдет на свидание. Когда и это перестало помогать…

— Пожалуйста, нет! — Янг спрятала лицо в ладонях.

Ради Праха, даже у нее были свои границы!

— В конце концов, ее отправила «в красный» Пирра. Та самая, Никос. Клянусь, я видела, как у мальчиков шла носом кровь, когда они обсуждали, что мой партнер пойдет на бал с Неуязвимой Девочкой.

— И чем все кончилось? — с любопытством спросил Браун.

— Я сижу здесь и выслушиваю, как мой партнер травит про меня постыдные байки! — буркнула Янг. — Цени, между прочим, мою жертву — я могла зажигать в Биконе.

— Ладно, я думаю, нам нужно принести немного справедливости в это. Я расскажу тебе историю, которую называю «Кошки-мышки»…

— Ты не посмеешь! — прошипела Блейк.

— И что меня остановит?

— Если ты скажешь хоть слово, я расскажу Янг про медведя и курицу!

-…Извини, Фонарик. Это называется — гарантия взаимного уничтожения.

…Но далеко не всегда.

— А ты знаешь, до чего дошло пять лет назад, до того, как мы начали нападения? Как охранялись шахты? — с затаенным гневом спросил Браун, которого, в таком состоянии, как-то язык не поворачивался назвать «Плюшевым». — Блейк не даст соврать — почти никак, только от стайки Беовульфов отмахаться или там… пары Урс. Припрется что посерьезнее — и все, мертвая шахта. Гримм не интересует Прах или ценное оборудование — они просто приходят за живыми. После их нападения все почти нетронутое — просто привози новых и продолжай работу. Никто даже не дергался особо, даже когда это не получалось замять, ведь нападения Гримм — обычное дело, даже недалеко от границ Королевств неспокойно, уж что говорить о Темных Землях…

— А сейчас каждый из таких шахтерских городков — маленькая крепость, — тихо подтвердила Блейк.

— Мы делаем много неправильных вещей, — кивнул Плюшевый, вновь возвращаясь к своему расслабленному состоянию. — Действительно много, я не буду спорить. Иногда все идет не так, как задумано — мы перегибаем палку, мы ошибаемся: гибнут невинные, страдают друзья. Но мы делаем что-то — и это дает результат.

— Я знаю, почему ТЫ делаешь это, Мор, — с грустной улыбкой покачала головой Блейк. — Я не сомневаюсь ни в твоих мотивах, ни в твоей цели. Но также я знаю, что далеко не все разделяют твою точку зрения. Белый Клык изменился, Мор. Я не могу поверить, что ты не заметил этого! Ты знаешь, что ходят разговоры о продаже наркотиков людям? Белый Клык больше не борцы за равенство, не фавны, делающие неправильные вещи во имя правильных целей. Они — просто преступники.

Янг молчала, ковыряясь ложечкой в остатках десерта. Это было не ее поля боя, не ее область знаний — она просто слушала и запоминала, думая, что ей стоит пристать к кому-нибудь… к тому же профе… простите, доктору Облеку, на тему истории фавнов. Или просто прочитать учебник. Внимательно, да…

Сяо Лонг никогда не интересовала политика или такие скучные вещи как история — она собиралась быть Охотницей, путешествовать по миру, сражаться с Гримм, иногда избивать плохишей… и помогать людям, да. Попутно. Но она не жила в вакууме — она смотрела телевизор, слышала разговоры взрослых и сверстников.

Белый Клык ненавидит человечество, говорили они. Белый Клык — кучка фанатичных психопатов, говорили они. Они позорят свой народ, честных и мирных тружеников, говорили они…

Янг не видела ничего из всего этого бреда в Морроне Брауне. Не то, что ненависти, даже неприязни или недоверия в ее сторону. Никакого фанатизма — только четкое понимание своей цели, способов ее достижения, искреннего сожаления о цене и готовности ее платить. Они не касались самой опасной темы — смерти Лавендера Лайма, но по рассказам Блейк он стыдится этого факта и винит себя за него больше, чем кто-либо другой.

Хуже было то, что она понимала — действительно понимала причины. Она была Янг Сяо Лонг — ее проблемы решались ударом кулака, красивой внешностью или дружелюбной улыбкой. Если не работало второе и третье, рано или поздно в ход всегда пускалось первое… И чаще раньше, чем позже.

— Новобранцы вечно несут эту фигню о мести тупым расистам и человечеству. Как правило, они выходцы из самого низа, и да — многие из них состояли в бандах, — ответил медведь. — Эта дурь выколачивается.

— Не только новички, Мор.

-…Ты говоришь об Адаме.

— В том числе. Я много думала об этом… действительно много. Врачи циничны, полицейские склонны видеть в людях худшее, артисты сильно зависят от чужого мнения… террористы жестоки — они полны ненависти и злобы. Это называется профдеформация. Мы — то, что мы делаем, Мор. Ты думаешь, просто так в нынешнем Белом Клыке не осталось почти никого из прошлого состава, с кем мы начинали этот крестовый поход? Они ушли — а на их место пришли другие. Они не хотят равенства — только мести.

— Давай оставим этот разговор, Блейк. Сегодня день команды…

— Когда я еще увижу тебя? Когда смогу поговорить? Через месяц?

Моррон не ответил. Вместо этого он посмотрел на часы:

— Уже поздно, Блейк. Через час отбывает последний транспорт в Бикон. Я думаю, тебе стоит вернуться в Академию.

— Просто подумай об этом, Мор, — умоляюще попросила Блейк, не двигаясь с места. — Просто подумай.

— Я подумаю, Блейк, обещаю, — кивнул Плюшевый. — Но и ты подумай тоже. Я сказал тебе там, в доках, и повторю снова: есть ли у тебя другое решение? Старый путь не работал, новый дает хоть какие-то результаты.

Девушка-кошка молчала, понурив голову — даже ее уши, вечно стоящие торчком или оживленно шевелящиеся, ловя каждый звук, бессильно поникли.

— Дай мне другой ответ, Блейк, способ, которым я могу помочь фавнам действительно получить те права, что мы завоевали пятьдесят лет назад, и я уйду из Белого Клыка в тот же день.

— Белый Клык катится в пропасть, — хриплым, каким-то надломленным голосом ответила Блейк.

Янг осторожно взяла ее за руку, увидев слезы, текущие по щекам.

— Однажды ты либо погибнешь, пытаясь их остановить, либо действительно превратишься в того Фавна-из-стали, которым сейчас пугают весь Вейл, а полгода назад пугали Атлас.

— Одно я знаю точно, Мор. Белый Клык — это не тот ответ, который мы оба ищем.

— Послушай, Плюшевый, — вступила Янг. — Не буду спорить — я не разбираюсь во всей этой ерунде с дискриминацией. Но я верю Блейк, и ты вроде хороший парень — поэтому считай, что у тебя есть уже две ослепительно прекрасные девушки, которые будут тебя спасать!

— Я взрослый мальчик, Фонарик. Я могу сам о себе позаботится.

— А через месяц мы притащим сюда еще и Руби! — продолжила блондинка, не обращая на его слова никакого внимания. — Никто, кроме меня, не может устоять перед ее умоляющими глазками.

— Через месяц… — протянул Моррон. — Это уже после фестиваля Витал?

— Ну да, — не поняла Янг.

— Договорились, — кивнул медведь, протягивая руку. — Мы встретимся через месяц. Все равно у вас будет много дел из-за фестиваля. Будете выступать?

— Выступать? — подбоченилась Янг. — Мы будем побеждать!

— Советую потратить этот месяц на тренировки, — фыркнул на это Браун. — Я слышал, в нынешнем будет участвовать Пирра Никос.

— Это не проблема! — без особой уверенности заверила блондинка.

— До встречи, Блейк, — улыбнулся он, притянув к себе не успевшую и пикнуть девушку-фавна.

Подняв глаза, он строго посмотрел на Янг:

— Береги ее, Фонарик.

— Само собой, Плюшевый!

Уже сев в пустой салон последнего транспорта до Бикона, Блейк тихо призналась сидевшей рядом Янг:

— Ты была права. Я не могу сбежать — это никогда не работает, это причиняет всем только боль.

— Так значит план — навалять Белому Клыку принят? — усмехнулась блондинка.

— Как временная мера. Они что-то планируют — мы должны узнать что.

— Звучит как план.

— А потом я буду должна найти ответ на вопрос, над которым мой народ бьется уже пятьдесят лет.

— Ну… — протянула Янг. — Знаешь, как правильно есть слона?

— Как?

— По кусочкам, Блейк… Только по кусочкам!

Третья их встреча состоялась в один из самых паршивых дней в жизни Моррона Брауна — не самый худший, но точно в первой пятерке. Это был следующий день после событий, которые впоследствии назвали Прорывом Гленн, когда Белый Клык привел в город Тварей Темноты по подземным заброшенным тоннелям — план, в который Адам как-то позабыл его посвятить.

В тот день граница между друзьями и врагами рухнула окончательно: он перестал понимать, где кончаются одни и начинаются другие. В тот день он едва не истек кровью в темном подвале — в одиночестве, как всегда и боялся. Те, кто выступали против всего, во что он верил и за что сражался — пришли на помощь. Тот, кого любил как брата — отрубил руку.

Той ночью впервые что-то шевельнулось в его душе, когда утром он обнаружил беспечно развалившуюся на диване Фонарик. Глупая наивная девчонка лежала на спине, закинув одну ногу на низкую спинку дивана, свесив руку на пол и доверчиво подставив известному на весь мир террористу беззащитный живот, не прикрытый даже коротким топиком ее любимого оранжевого цвета. После фиаско с Блейк он решил было, что уже не сможет испытать это чувство к другой — еще одна вещь, в которой он ошибался.

* * *

— Здесь! Вон там притормози! — указала рукой Блейк.

Янг послушно сбавила скорость, не обращая внимания на злое шипение своего партнера, и припарковалась у тротуара.

Блейк, даже не дожидаясь полной остановки, спрыгнула с мотоцикла и бросилась куда-то в переулок.

— Черт! Меня подожди! — крикнула ей Янг, бросаясь вслед за подругой, едва не забыв поставить свою желтую прелесть на сигнализацию.

На ее взгляд, Блейк слишком волновалась. Серьезно — это был первый случай в ее практике, когда кто-то, кроме Руби, жаловался на то, что она ездит слишком медленно. Но это была Руби, в конце концов — скорость была ее Проявлением, и она абсолютно доверяла старшей сестре.

Нет, конечно, если тебе посреди ночи звонит друг и просит подъехать куда-то к черту на рога и прихватить с собой аптечку и оружие, а после сразу вешает трубку, ничего не объясняя, это тревожно, но… другом ведь был не кто-нибудь, а Плюшевый.

Ну в самом деле, что с ним могло случиться? Этот парень исчерпал ее ауру тремя ударами, разбросал шестерых студентов Бикона, победил RWBY, одну из лучших команд своего года (и не лучшую только потому, что у JNPR была Пирра)! Ограбил целое Королевство! Он стрелял собой из пушки, ради Праха!

Впрочем, она бы соврала, если бы сказала, что сама не была обеспокоена… совсем чуть-чуть. Не вязался у нее в голове сложившийся образ Плюшевого с тем, кто стал бы обращаться за помощью по пустякам.

Она догнала Блейк в одном из тупичков. Кошка-фавн, присев у люка в подвал, водила над ним маленьким красным фонариком. Прежде, чем Янг успела спросить, что все это значит, под лучом тускло засияла ярко-алым эмблема Белого Клыка — потертая и изгрызенная временем, но все еще узнаваемая.

— Это одно из наших старых убежищ на случай облавы, — тихо сказала Блейк. — Раньше оттуда можно было попасть на другую улицу, но потом власти обнаружили проход и все засыпали.

— Как все серьезно, — проворчала Янг, доставая свой фонарик и спрыгивая в открытый люк.

Подвал… был просто подвалом. Темно, сыро, пахнет спертым воздухом и стоялой водой, какие-то трубы, тугая связка толстых проводов, свисающая с потолка… Ее внимание привлек судорожный вдох Блейк и черная тень, молнией пронесшаяся мимо нее в дальний угол. Направив фонарик, она увидела своего партнера на коленях перед Плюшевым.

Выглядел медведь… хреново. Бледный, с блестящим от пота лицом, он сидел, привалившись к стене, и с усталой грустью смотрел на Блейк, что замерла рядом, оцепенело уставившись куда-то на его колени. Подойдя ближе, Янг посветила фонариком… и замерла сама.

Сначала, она даже не поверила в то, что видит — слишком странным и диким это выглядело: ниже запястья, перемотанного какими-то окровавленными грязными тряпками, у Плюшевого была только кость, голый скелет, выглядевший так, будто его пыталась погрызть стая собак. Пока блондинка пыталась это переварить, Блейк подняла чуть дрожащую руку, осторожно коснулась кости… в испуге отдернула пальцы.

— Все нормально, — устало ответил Браун. — Мне не больно от этого. Удивительно, я даже чувствую прикосновение…

— Это…

— Адам.

— Мне так жаль, Мор… — прошептала Блейк, осторожно, будто та вот-вот рассыплется, обхватив искалеченную руку ладошками.

— Что случилось? — спросила Янг, стряхнув с себя оцепенение и присев рядом.

До нее только сейчас дошло, почему ее партнер после того, как они влезли в планы Белого Клыка и почти сорвали их (что можно считать успехом!), все время провела в мрачном молчании, уставившись на Свиток. Почему раз за разом набирала номер, с которого ей в прошлый раз звонил Плюшевый, будто каждый раз забывая автоматический ответ системы: «набранный номер не существует». Почему была так уверена в поезде, что ее друга здесь нет.

— Мы поговорили, — ответил Браун, бросив на нее рассеянный взгляд. — Потом подрались. Ты была права Блейк…

— Хорошо, глядя на тебя, я даже боюсь представить, как выглядит другой парень, — попыталась пошутить Сяо Лонг и тут же неловко замолчала.

Не время и не место.

— Я смог достать его под конец, — все так же рассеяно, будто мыслями был очень далеко отсюда, ответил медведь. — Но не знаю, было ли этого достаточно. Такая ирония… из всех людей на планете именно Адам недооценил мою решимость.

— Ты сделал это специально, — горько сказала Блейк, пока Янг хмурилась, пытаясь сообразить, что это значит.

— Что?!

— Мы как-то обсуждали, как победить Адама, — ответила девушка-кошка. — И сошлись на том, что надо заставить его активировать свое Проявление, увернуться или отвести в сторону, и закончить все одним ударом именно в этот момент.

Когда блондинка перевела ошеломленный взгляд на Брауна, тот только чуть дернул плечами, тут же скривившись от боли:

— Уворачиваться — это для кого-то другого. У меня не тот тип телосложения, чтобы скакать как обезьяна, к тому же с такой тактикой сложнее сократить расстояние. Пришлось действовать как всегда — хватать клинок и держать так, чтобы атака прошла мимо.

Долгие несколько секунд Янг смотрела на фавна, потом перевела взгляд на то, что осталось от его руки…

— Оно того стоило? — единственный вопрос, который приходил ей на ум.

— Зависит от того, насколько сильно я смог его приложить.

— Это не излечит аура, Мор, — тихо сказала Блейк. — У тебя больше нет руки.

Янг кивнула. Исцеление, что давала аура, исправляло только то, что тело могло бы вылечить и само, просто на порядки быстрее — мгновения вместо дней, часы вместо недель и месяцев. Нарастить мясо на голую кость — далеко выходило за эти рамки.

— Нет. У меня есть гребанный скелет, — согласился Браун. — Отчасти ради этого я тебя и позвал — от него надо избавиться. Я не могу сделать этого сам. Я пробовал.

Несколько секунд только капающая вода нарушала мертвую тишину подвала в одном из небогатых районов Вейл.

— Что?! — наконец отмерла Янг. — Разве это не должны делать доктора?

— Единственная опасность — это заражение. С этим справится аура. А к докторам я пойти не могу — Фавн-из-стали все еще разыскиваемый преступник. Они не знают мое настоящее имя, но в больнице обязательно вскроется Проявление, я не могу постоянно держать его неактивным. А те, кого я знаю… хорошо, теперь к ним тоже нельзя. Я должен избавиться от этого проклятого придатка и найти укрытие получше, чтобы немного отлежаться.

— Ты сумасшедший, — покачала головой Янг. — Блейк, ты же не будешь делать этого?

— Не буду, — кивнула кошка-фавн. — Это сделает доктор. С обезболивающим.

— Я же сказал…

— А я слышала, — отрезала Блейк.

Она подвинулась ближе, теперь глядя своему бывшему партнеру прямо в глаза.

— А теперь ты послушай меня. Ты потерял много крови, ты потерял руку. Все, что было у тебя в жизни — Белый Клык, и теперь все, что у тебя осталось — это я.

— Еще есть моя команда.

— Ты уверен?

— Нет. Но я многое пережил с этими ребятами, Блейк. Я должен хотя бы попытаться выйти с ними с на связь, объяснить, что произошло и во что они ввяжутся, оставшись с Адамом… или с кем там еще, я не знаю, кто следующий в очереди после меня.

— Может, и так, — не стала спорить с Блейк. — Но ты не можешь пойти туда в таком состоянии. Ты не можешь пойти туда один, всегда есть шанс засады. Второго боя с Адамом ты не переживешь — трюк с самопожертвованием не сработает дважды. Тебе негде прятаться — все твои ресурсы давал тебе Белый Клык. Все твои связи — там, все имущество — его, все, что знаешь ты, знает и он.

— К чему ты ведешь, Блейк? — хмуро спросил Браун.

— Ты всегда защищал меня, Мор, — улыбнулась она. — Теперь моя очередь защитить тебя.

— Защитить меня? От Адама, если он выжил? От всего Белого Клыка? Это не твоя война, Блейк.

— Ошибаешься, — покачала головой девушка-фавн все с той же безмятежной улыбкой уже все решившего для себя человека. — Это стало моей войной в доках, когда я встретила тебя и решила спасти. Эта битва стала моей, когда я увидела, что мои бывшие соратники планируют послать чертов заминированный поезд в Вейл, впуская орду Гримм в город.

— Что ты задумала?

— Мы спрячем тебя в Биконе.

— Ты с ума сошла! — в унисон воскликнули Браун и Янг, а после удивленно уставились друг на друга.

— Я Фавн-из-стали. Меня разыскивают по всему миру, в Вейл и Атласе выписан приказ на мое убийство. После Гленн, я полагаю, что и Охотники с удовольствием меня прибьют, едва встретят. Они уже пытались.

— Это единственный выход. Тебя найдут везде. Сейчас безопасно будет только там.

— Как ты собираешься его там прятать? — взмахнула руками Янг. — Я имею ввиду… ты только посмотри на него! Мы не сможем пронести его в рюкзаке, как ту бутылку на мой день рождения!

— А я не собираюсь его прятать. Я собираюсь просить у директора Озпина защиты.

— Ты предлагаешь предательство, — наконец сказал Браун через несколько секунд.

— Предательство?! — вскинулась Блейк. — Нет, Моррон — это Адам предал все, за что мы боролись, променяв наше равенство на глупую месть!

— Кроме Адама есть и другие. Они просто…

— Выполняют приказ?! — прошипела Блейк.

Это было очень странная картина — маленькая кошка, отчитывающая огромного медведя.

— Что ты сделал, когда Адам отдал приказ, с которым ты был не согласен?! — продолжила Белладонна, не давая Брауну и рта раскрыть. — Ты сделал свой выбор. Они — сделали свой. Гримм, Мор! Они привели сюда Гримм!!!

— Я знаю, Блейк, — тихо ответил Браун, накрывая ее губы пальцами здоровой руки. — Извини, я… просто к этому сложно привыкнуть. Я имею ввиду…

— Белый Клык был всем, что у тебя было, — тихо повторила Блейк, когда он отнял руку.

— К счастью, нет, — улыбнулся Моррон. — У меня есть ты.

— И я!

Он перевел на нее озадаченный взгляд — будто вовсе забыл о ее существовании.

— Да. И ты, Фонарик, — наконец улыбнулся он.

— Я думаю, мы уже можем отбросить формальности, Плюшевый. Можешь звать меня Янг.

Он фыркнул.

— Ты иногда напоминаешь мне Хонга.

— Это ведь не комплимент? — с подозрением спросила блондинка.

— Нет! — хором ответили бывшие партнеры.

— Ой, да идите нафиг! — надулась Янг. — Я просто пытаюсь разрядить обстановку.

— Ладно, ты не как Хонг, — признал Браун. — Тебя, по крайней мере, не хочется убить за твои шуточки.

— Только пожалеть, — добавила Блейк.

— Точно.

— Вы… вы… — задохнулась Янг. — Вы спелись! За пять минут!

— За четыре года, партнер, — улыбнулась Блейк.

— Я вас ненавижу, жалкие предатели.

— Неправда, — хмыкнул Браун.

-…Неправда, — вздохнув, согласилась Янг. — Так что делать-то будем?

— Прямо сейчас нам нужно найти укрытие, где Мор сможет пересидеть пару дней. И нет, — добавила она, когда Моррон открыл рот. — Это не должно быть ни одно из тех мест, которые приходят тебе в голову. Если про этот подвал вспомнила я, когда ты назвал адрес — вспомнят и они, может, не сегодня, но завтра — точно. Нам нужно такое место, где никому не придет в голову тебя искать.

— Что-то мне подсказывает, что у тебя есть план.

— Есть. Но он тебе не понравится.

— Больше, чем работать с властями?

— С Охотниками, Мор, — мягко поправила Блейк. — Не властями. Ты сам знаешь — они… МЫ не армия, не полицейские и не какие-нибудь спецвойска. Охотники подчиняются Совету, но только в строго определенных границах — после Мировой Войны.

— Ладно, рассказывай, — буркнул Браун.

Она сказала.

Янг только вздохнула — она вновь увидела того Фавна-из-стали, с которым сражалась под автострадой: застывшее в немой ярости лицо, вздувшиеся желваки на скулах, опаляющий открытой злобой взгляд…

— Шни, — все, что он ответил и продолжил, будто сам не верил в то, что говорит. — Ты хочешь попросить о помощи Шни.

— Ее зовут Вайс, Мор, — тихо поправила Блейк. — И она не такая, как ее семья. Она может быть колючей и саркастичной, излишне требовательной и холодной, но она хороший человек. Она приняла меня, когда узнала, что я фавн и раньше состояла в Белом Клыке. Она согласилась помочь мне спасти тебя.

«Отстойно у нас получилось, кстати» — подумалось Янг. — «Спасали-спасали, а в итоге — сам ушел».

— Ты веришь мне? — спросила Блейк через несколько секунд, видя, что другие слова не работают.

-…Это нечестный прием, Блейк, — вздохнул Моррон.

— Так как?

— Конечно верю, — буркнул он и, после короткого колебания, со вздохом продолжил. — Хорошо. Деньги Шни спасают Фавна-из-стали. Этот день не может стать еще страннее, чем он уже есть.

— А как же то, что Фавн-из-стали соглашается на это? — хмыкнула Янг.

-…Вот теперь точно все.

— Хорошо, — кивнула девушка-фавн. — Тогда я звоню Вайс и прошу об одолжении. Я пойду к директору, признаюсь во всем, скажу, что у меня есть фавн, который хочет оставить Белый Клык… потребую неприкосновенность. Янг отвезет тебя…

— Я пойду с тобой! — категорично заявила Сяо Лонг. — Ради Праха, Блейк, тебя могут просто арестовать, если ты во всем признаешься! Все в бешенстве после Гленн! Ты не пойдешь туда одна!

— Я не пойду, — согласилась девушка-кошка. — Со мной будут Руби и Вайс. Янг…

Она, впервые за весь разговор отпустив искалеченную руку Брауна, встала на ноги, подошла к своему партнеру и, положив руки ей на плечи, тихо сказала, глядя прямо в глаза:

— Я не прошу тебя остаться за бортом, Янг. Не отодвигаю в сторону. Я прошу позаботиться о Море — об одном из самых дорогих мне людей на свете. Защитить его, пока он не оправится от раны. Ты ничем не сможешь помочь мне в разговоре с директором… если честно, больше всего я надеюсь на Вайс.

Несколько секунд они бодались взглядами, а потом Янг бессильно опустила плечи в признании поражения.

— Хорошо. Я пригляжу за твоим Плюшевым.

— Спасибо, — улыбнулась Блейк. — Действительно, на самом деле — спасибо.

— Для чего еще друзья, — буркнула блондинка. — Но если тебя все-таки посадят, чур, я принесу тебе торт с напильником!

-…Это работает только в кино, Янг.

— Ой, да ладно, тебе обязательно надо разрушить еще и это?!

— А никто не хочет спросить меня, надо ли меня защищать?

— Нет! — синхронно ответили девушки.

-…И кто еще спелся…

— Ладно, Браун, — сказала Янг, протягивая медведю руку. — Похоже, ты застрял со мной как минимум на сегодня.

— У меня была компания и похуже, Фонарик, — буркнул Браун, игнорируя руку и вставая на ноги самостоятельно.

Сяо Лонг на это только закатила глаза.

«Мужчины…»

— Ладно, одно неоспоримо, — протянула Янг, когда за ними закрылись двери «убежища». — Никто не будет искать тебя в номере пятизвездочного отеля президентского класса.

— Она даже за него не заплатила, уговорив поверить в долг на два дня, без записей где бы то ни было, — одобрительно проворчал Браун, задергивая шторы. — Рад узнать, что Блейк все еще помнит, как правильно проворачивать такие дела.

— По-моему, здешние решили, что у нашей Снежного Ангела интрижка, — хихикнула Янг, помогая однорукому… ну, пусть будет приятелю, погрузить комнату в темноту.

Брауна аж передернуло от такого предположения:

— Я и Шни? — с отвращением буркнул он. — Пожалуйста, даже не говори об этом.

— Знаешь, тебе ведь придется сказать ей «спасибо», когда все это кончится, — заметила Янг, по указанию Брауна повторяя процедуру со шторами по всему номеру. — Если ты, конечно, не полностью неблагодарная скотина.

— Не напоминай…

— Так, и что теперь? — с любопытством спросила Янг, когда не осталось ни одного открытого окна.

— Теперь мне нужна бумага и ручка, — ответил Браун, пододвигая диван, стоявший напротив двери в сторону, так, чтобы от входа его не было видно, а следом утащив туда же и стол.

К счастью, все это нашлось на том самом столе. Янг, уже пробежавшейся по номеру (она раньше такие видела только в кино), вообще казалось, что здесь было решительно все.

Пару секунд она с сомнением наблюдала, как Браун, неловко держа в своей левой лапище тоненькую золотую ручку, пытается что-то написать, а потом вздохнула, подсела рядом и требовательно протянула раскрытую ладонь:

— Дай сюда. Что бы и кому бы ты ни писал, на выходе получится самый крутой криптошифр в истории — ни одному ИИ не взломать.

— Это записка моей команде. У нас был способ связаться друг с другом, если придется разделиться и действовать отдельно от основной сети, если она будет скомпрометирована — о нем никто не знал, в этом и был смысл. Пиши… ох, я знал, что пожалею об этом: «Медведь победил курицу…»

— Что?!

Это вот это вот — секретный шифр страшных террористов?

— Я проспорил Хонгу, — скривился Браун. — Шифр придумывал он. Замолчи и пиши, пожалуйста, ржать будешь потом.

— Хорошо, — ухмыльнулась Янг. — Уж поверь мне, я этого никогда не забуду. Итак, «Медведь победил курицу…» Что это значит вообще?

— Очевидно, что я еще на свободе и меня никто не арестовал. Дальше пиши: «Мясо было жестким — его трудно переварить».

— А это, типа, я ранен, отлеживаюсь, но жить буду?

— Именно.

— «У меня еще осталось — позвоните, если можете прийти, помочь мне доесть это».

— Так, ну это уже даже не шифр.

— «Рыжая мамочка хорошо готовит курицу, попросите ее помочь приготовить».

— Эээ…

— Неважно. Это — указание на способ обратной связи. Есть одна забегаловка в фавн-районе Вейл.

— «Рыжая мамочка»?!

— Нет, «У Тони».

— Так, хорошо. Что дальше? — с любопытством спросила Янг.

Несмотря на ситуацию, она не могла не получать удовольствия от процесса — ее жизнерадостный характер требовал смотреть на жизнь с надеждой на лучшее.

— Еще надо будет дописать номер какого-нибудь одноразового Свитка, а потом положить в банковскую ячейку. Лучше всего отправить кого-нибудь, кто еще не успел засветиться в этой истории. Дальше «мамочка» выйдет на связь и скажет пару слов о месте встречи. И чем раньше, тем лучше.

Янг с сомнением покосилась на Брауна:

— А ты не слишком гонишь лошадей, Плюшевый? Пока Блейк не поговорит с директором и не получит ответ, мы заперты в этом номере. Сегодня — как минимум. Лучше ляг поспи, ты выглядишь так, будто… ну, ты знаешь, будто тебе отрубили руку.

На самом деле он не выглядел так. Он выглядел… просто очень-очень усталым. Наблюдая за ним во время разговора в подвале, поездки в отель и уже в номере, она задавалась вопросом: а как бы она сама вела себя, если бы в один единственный день рухнуло все, во что она верила, в тот же день потеряла руку и осталась одна против всего мира, преданная тем, кому верила, с одним единственным близким человеком, готовым помочь… Опустив глаза, она пристально посмотрела на свою правую руку, сжала кулак… и, передернув плечами, выбросила эти мысли из головы.

Одно она знала точно — ей понадобилось бы время, чтобы справится с этим. Много времени.

Плюшевый либо был очень хорош в том, чтобы делать вид, будто он на самом деле сделан из стали… либо он и правда таким был.

— Мне надо что-то делать, Фонарик… Я не могу просто сидеть, пока Блейк ставит свою жизнь и свободу на карту, чтобы защитить меня.

— Ну, нет многого, что ты можешь прямо сейчас, — пожала плечами блондинка. — Ладно, я понимаю — Блейк и мой партнер тоже. Но с ней моя сестра и Вайс — они не дадут ее в обиду. …Мы можем поговорить.

Вместо ответа фавн просто откинулся на спинку дивана, прикрывая глаза.

— О чем? — тихо сказал он. — О том, что я сижу в абсурдно роскошном номере, купленном на деньги семьи, которую я ненавижу, пока Блейк рискует своей жизнью, чтобы защитить меня? О том, что все, за что я сражался, оказалось не нужно никому, кроме меня? Не так я представлял себе свой последний день в Белом Клыке… Я думал, что уйду, когда наша цель будет достигнута, когда мы заставим Королевства и гребанных Шни выполнять взятые на себя обязательства, когда «равенство» больше не будет мечтой… А вместо этого я здесь: возможно, убил или тяжело ранил собственного учителя, потерял руку и понятия не имею, не убьют ли меня завтра взбешенные Охотники.

— Знаешь, я тоже не так представляла себе свой первый год в Биконе, — призналась Янг. — Серьезно, все это явно не то, чем должна заниматься студентка-Охотница. Я должна была учиться драться, убивать Гримм, ходить на миссии, отрываться на вечеринках… может, найти себе наконец парня, а то они все от меня шугаются почему-то.

Браун на это только фыркнул, не открывая глаза.

— Что? Ты хочешь что-то сказать?

— Нет, упаси Прах, — хмыкнул медведь.

— То-то же, — довольно кивнула Янг.

— И вот поэтому у тебя нет парня.

-…Заткнись. О чем я говорила?

— Жаловалась, что это не то, чего ты ждала от карьеры Охотницы.

— Именно! Я оказалась в одной команде с собственной сестрой, которая мне почти как дочь, с богатейкой, у которой денег больше, чем я когда-либо увижу в жизни, и с Блейк — бывшей преступницей. Вместо того, чтобы делать то, чем заняты все остальные первокурсники, я ввязываюсь в безумную авантюру по спасению упрямого медведя, который напрочь отказывается спасаться. Серьезно, как я вообще должна была сделать это? В библиотеке Бикона нет такой методички — я проверяла. Я оказываюсь в поезде, набитом Прахом, сражаюсь со странными коротышками с разноцветными волосами, пытаясь предотвратить катастрофу… Сейчас вот сижу, типа охраняю того самого медведя от его бывших подельников, в месте, где его с гарантией никто не найдет, и жалуюсь ему на жизнь.

— Хорошо, уговорила. Мы оба должны были провести этот вечер совсем по-другому. Как говорится: «Хочешь рассмешить Богов? Расскажи им о своих планах».

— И что мы будем делать с этим, мой косолапый друг?

Мгновение Браун молчал, а потом на его лицо заползла ухмылка.

— За все же платит Шни, верно?

-…О, мне нравится, в каком направлении ты думаешь!

На самом деле, не так уж они много и съели. И выпили всего ничего. Хотя не стоило, наверно, бросаться в Брауна клешней омара — обратно прилетел персик. Наверно, было дико неуместно показывать ему видео, где Жон в женском платье отпадно танцевал вместе со своей командой на балу в честь фестиваля Витал. Возможно, ситуации очень не подходили фотки сонной Блейк с нарисованными кошачьими усиками или Норы, застуканной ночью сразу с тремя блинами во рту, всю перемазанную сиропом.

За те несколько часов, что они ждали вестей от Блейк, они делали еще много чего, очень неподходящего для преступника, потерявшего и дело всей жизни, и руку в один день и молодой Охотницы, ввязавшейся в историю, будто сошедшую с экранов глупых боевиков. Но Янг хотелось помочь — и единственное, что она могла придумать, чтобы прогнать это хмурое выражение с его лица, эту усталость, растерянность и боль из глаз, была вот такая маленькая вечеринка на двоих. Поначалу чуть натужная, капельку фальшивая, эдакий «пир во время чумы», но зато под конец Браун действительно улыбался и даже смог заснуть, не отпуская бутылку какого-то безумно дорогого вина, название которого Янг как-то слышала от дяди.

— Спасибо, Янг, — сказал он, прежде, чем отрубиться.

— Для чего еще нужны друзья? — проворчала блондинка.

Сходив в спальню, она стянула с кровати одеяло и, вернувшись в зал, аккуратно накрыла им Брауна, старательно подвернув по краям, как всегда делала, укладывая спать Руби, когда она была маленькая.

Взяв со стола Свиток, она обнаружила сообщение от Блейк: «Мы будем завтра в полдень».

— Ну вот и все, Плюшевый, — улыбнулась она, набросав записку с новостями и положив его прямо на распотрошенного омара. — У Блейк получилось. Теперь все будет хорошо…

* * *

…А потом все перевернулось с ног на голову еще раз.

— Эй, Фонарик, — тихо позвал Браун.

Запрокинув голову, он встретился с ней взглядом и пару мгновений просто смотрел в эти большие сиреневые глаза. Фавн привык видеть в них озорное веселье и искрящийся смех, иногда — каменную серьезность и непреклонную решимость… и поэтому усталость и пустота, что была в них сейчас, давила на сердце чугунной наковальней, а вина, его старая верная спутница, сжимала свою стальную хватку на горле чуть сильнее — и так было каждый раз, когда они встречались взглядом.

Вполне возможно, однажды эта хватка сожмется достаточно сильно, чтобы он потерял возможность дышать.

«Оставь это, Браун, — оборвал он себя. — Ты сам сделал этот выбор. Прими последствия»

— У меня есть подарок, — сказал он, поднимая трость повыше. — Местные специально для тебя сделали.

Отняв руку от головы фавна, она взяла в руки трость, немного неловко покрутила в ладони…

— Спасибо, — бледно улыбнулась она, положив трость на подоконник рядом.

…И это было все, что она сказала.

С силой сжав зубы, Браун отвел взгляд. Он надеялся, что хотя бы подарок немного расшевелит ее, но... создавалось такое впечатление, будто Фонарик просто сдалась.

Этого не могло быть — просто невозможно, чтобы Янг Сяо Лонг позволила чему-то, чему угодно, сломать себя.

Она справится. Она встанет на ноги и улыбнется ему прежней улыбкой, отмочит дурацкий каламбур или глупую шутку и скажет: «Ха, купился!»

— Знаешь… — тихо сказала блондинка, будто прочитав его мысли. — Прежняя я бы не сидела здесь. Я была бы внизу, с людьми — веселилась и танцевала, сидела в кинозале с огромным ведром попкорна и в десятый раз пересматривала любимый боевик с крутыми погонями и драками.

— Мы можем и сейчас так сделать. «Неудержимые» — любимый фильм местных киноманов.

-…Не хочу. Я знаю, что надо бы, но… просто не хочу.

Браун упрямо сжал зубы. Он не мог ошибиться в ней — только не в девушке, которая вновь вернула ему веру в то, что есть в мире люди, которым не все равно, кто не будет игнорировать голос фавнов, готов вступиться за них, сделать хоть что-то, чтобы положить конец всему этому дерьму, что уже однажды поставило мир на грань… а сейчас сделало это снова.

Но он умел приводить людей в чувство лишь одним способом, тем, что применял к нему Адам: выживи или умри, стань сильнее или сломайся. Учитель всегда ставил все, что у него было, на один удар…

Раньше Браун уже рискнул бы, но… у него больше не было уверенности в том, что то, чему учил его Адам — правильно. Он перебирал в голове каждое его слово, урок и жест, пытаясь решить, что из всего этого было ошибкой, а что — истиной.

Почти всему, что было в жизни у Моррона Брауна, он был обязан Адаму Торусу — он забрал его из приюта, научил сражаться, познакомил с Блейк, дал цель и мечту, показал путь и способ… Он восхищался им годами, следовал примеру, пытался подражать… но отчего-то сейчас мысль «я могу стать таким же, как Адам» вызывала скорее ужас, чем гордость.

«Она заговорила, — успокоил себя фавн. — Это первый шаг»

И в самом деле — стоило ему открыть глаза, как он увидел над собой лицо Янг: девушка переменила позу. Теперь она сидела на подоконнике прямо над ним, свесив ноги по обе стороны от Брауна и внимательно наблюдала за фавном. У Моррона екнуло в груди — в ее глазах наконец-то появилось что-то кроме равнодушия.

Блондинка требовательно протянула правую руку, ладонью вверх. Без всяких слов поняв, чего она хочет, он дал ей свою — стальную. Несколько секунд она внимательно рассматривала ее, касаясь холодного металла кончиками пальцев, провела по глубокой зарубке, перечеркнувшей ладонь, а потом тихо спросила:

— Как… как ты справился с этим? Я была с тобой в тот день, и на следующий, и все те две недели, что ты провел с нами в Биконе… было такое чувство, будто потеря руки — такой пустяк, который не может замедлить тебя даже на мгновение.

— Я притворялся. Когда тебе отрубают руку, это не может не повлиять на тебя.

— У тебя хорошо получалось, — горько улыбнулась она. — Намного лучше, чем у меня.

Браун развернулся, не вставая с пола. Осторожно взял ее руку в обе ладони — она казалась такой крохотной в его грубых лапищах… да и сама Янг выглядела такой слабой и уязвимой — настолько, что сейчас он мог бы убить ее всего парой слов.

— Не надо сравнивать меня с собой, Фонарик. — заглянув ей в глаза, тихо ответил Браун. — Я видел столько дерьма в своей жизни, что могу только молиться о том, чтобы тебе не пришлось столкнуться и с десятой частью. В Белом Клыке было так себе с медициной и даже аура не может излечить все. Я видел друзей, которые не смогли справится с тем, что остались калеками и видел тех, кто преодолел это. У меня был враг, которого надо было остановить и цель, которую надо было достигнуть, будь у меня обе руки, всего одна или не будь их вообще.

Он видел какой-то странный голод в ее глазах — Янг смотрела так, будто он давал ей какое-то откровение, ответ на все вопросы.

Хотел бы он, чтобы у него был такой. Пока же, чем дольше он жил на этом свете, тем меньше было однозначных ответов, а вопросы лишь множились.

— Ты знаешь, что такое Проявление, Янг? Уникальная способность, что таится в каждом, у кого открыта аура — она рождается из нашей личности, показывает кто мы такие на самом деле, под всей этой шелухой воспитания и культуры. И мое — это сила и стойкость. То, что убивает других, меня лишь ранит. Я могу принимать на грудь противотанковые снаряды, разрывать рельсу на части голыми руками и использовать вместо пластилина. Это то, кто я. У тебя тоже есть Проявление. И я им восхищаюсь.

— Восхищаешься? — скривилась Янг.

— Конечно. У тебя есть все шансы однажды стать сильнее меня.

— Ты смеешься надо мной… — прошептала она.

Казалось, она просто не могла поверить в то, что он говорил.

— Сильнее?

Она поднесла к его лицу левую руку, что все это время оставалась недвижимой — Янг будто прятала ее от него. Браун послушно посмотрел, куда было сказано. Черная водолазка скрывала почти всю ее руку — но кисть и ладонь были открыты взгляду. Длинные багровые шрамы пятнали кожу во всех направлениях — Браун знал, что точно такие же отметины покрывают всю левую половину ее тела.

Но не уродство пугало ее больше всего.

— Я больше не воин, Браун! — всхлипнула она, сжимая кулак.

Точнее — попыталась. Поврежденные осколками стекла сухожилия не дали ей сделать это: указательный и средний палец почти коснулись ладони, не дотянувшись на пару миллиметров, но мизинец и безымянный не смогли пройти и половины пути. Все это казалось какой-то пародией на кулак, напоминая скорее скрюченную птичью лапку.

Янг повысила голос, почти кричала — и Браун отчетливо слышал в нем надлом, хруст осколков раздавленной воли и черное безвыходное отчаяние смертельно раненного зверя. Ему были очень знакомы эти интонации — он и сам говорил с такими не так давно, когда принес свою последнюю жертву.

— Я даже ногу толком согнуть не могу! Я просто бесполезный кусок мяса, который ты таскаешь за собой, чтобы Айронвуд не развязал войну!

Эта последняя жертва сейчас сидела перед ним, не пытаясь вытереть слезы, текущие по щекам, и молила о помощи.

И он решился.

— И в самом деле.

Ее расшившиеся в неверии глаза, судорожный вздох, будто пропустила удар под дых, вновь заставили его почувствовать эту холодную хватку на горле, удавку вины, затянувшуюся еще на самую капельку туже.

Возможно, останься она дома, с семьей: отцом, дядей и сестрой, их любви и заботы хватило бы, чтобы пережить со временем этот удар. Но рядом с ней был только Браун — она сама так решила, он сам похитил ее из больницы. Даже вывернись он весь наизнанку, отдай всего себя — этого не будет достаточно.

Может быть, в нем просто слишком мало доброты.

Резко поднявшись на ноги и выдернув стальную руку из слабой хватки Янг, он щелкнул запорами и открыл окно, впуская в комнату ледяной воздух.

— Зачем мне девчонка, утонувшая в жалости к себе? — спросил он, глядя на нее сверху вниз.

Положив руку ей на живот, он мгновение смотрел в растерянные глаза, а после одним толчком, даже не вполсилы — в четверть, отправил в полет. И даже этого хватило, чтобы она пролетела через всю небольшую площадь, заваленную снегом по самый потолок первого этажа, и с грохотом ударилась спиной о каменную стену общинного дома напротив. С яркой вспышкой золотой ауры, защитившей от удара, она упала вниз, скрывшись с головой в сугробе.

Забравшись на подоконник, Браун уселся на корточки и принялся ждать.

Она не может сдаться так легко. Девушка, чья личность создала Проявление, позволяющее становиться с каждым полученным ударом лишь сильнее, не может сломаться из-за такой ерунды. Ей просто надо напомнить, кто она.

Пару томительно долгих секунд ничего не происходило. Чувствуя, как хрустит под руками край стены, за который он держался, Браун прошептал:

— Ну давай же, Фонарик… Ты больше, чем это.

Он улыбнулся, когда в небо ударил толстый столб пламени, а густой пар, казавшийся в огненном свете расплавленным золотом, заволок площадь. Всего пару мгновений — и на очищенной от снега площади он увидел Янг, пытавшуюся подняться на ноги. Левая нога, почти не сгибавшаяся в колене, превращала это в крайне утомительное и неловкое предприятие. Наконец, что-то неразборчиво прорычав себе под нос, она развела руки в стороны, ладонями вниз — и два потока огня приподняли Осеннюю Деву над землей, позволяя твердо встать на ноги. Запрокинув голову, она, широко оскалившись, посмотрела на него сияющими смесью золота и багрянца глазами и сделала шаг вперед. Она едва не упала, беспечно перенеся вес на левую ногу, но тут же вновь обрела равновесие, выстрелив потоком огня в сторону.

Браун не стал ждать, когда блондинка преодолеет весь путь. Оскалившись в ответ, он спрыгнул вниз, приземлившись всего в двух шагах и тут же бросился вперед. Его удар был простым и безыскусным — он мог и быстрее, и сильнее. Учитывая состояние Янг, мог, наверное, и победить в прямом бою носительницу половины сил Осенней Девы, но не это было его целью. Фавн позволил ей перехватить кулак, послушно подался вперед, даже немного сменил позицию ног, чтобы Деве было проще перекинут его через себя, с силой приложив спиной о камень. Не сделал попытки защититься, когда она уселась сверху, занесла над головой сцепленные в замок кулаки, сверкающие разрядами молний… он просто с нежностью улыбнулся ей, заставив замереть.

— Вот она — Янг Сяо Лонг, — тихо сказал он, когда багрянец исчез из глаз, сменившись привычным нежно-лавандовым оттенком. — Вот она — девушка, в которую я влюбился как последний дурак, прекрасно зная, что она слишком хороша для меня. Это девушка, в которой таится такая бездна силы, что мне и не снилась — та самая Фонарик, что будет становится лишь сильнее, телом и духом, с каждым испытанием, каждой ударом Судьбы, который встретит лицом к лицу, не убегая и не прячась. Девушка, которую директор Озпин посчитал достойной силы Осенней Девы. Ты не перестанешь быть воином никогда — это то, кто ты есть и единственная, кому под силу это изменить — ты сама. Никто кроме: ни Синдер Фолл, ни я, ни кто угодно другой не может выбрать за тебя.

Протянув руку, он коснулся ее щеки, провел кончиками пальцев от виска к маленькому ушку, оттуда — к подбородку… и когда она рывком наклонилась вперед, вцепившись в губы поцелуем, не стал отстраняться, а ответил с тем же пылом, что и она, так, будто этот поцелуй — последнее, что он сделает в жизни, ее тихий, вырвавшийся против воли стон — последнее, что услышит, а нежная кожа, огнем вспыхивающая под его забравшимся под водолазку пальцами — последнее, чего коснется.

Даже будь это правдой — он бы не выбрал ничего иного.

— Ты же обещала мне не делать ничего безумного, Янг, — тихо сказал Браун, присаживаясь на краешек кровати в ногах блондинки.

Ответила девушка не сразу. Она вообще была не похожа на себя: веселую, переполненную энергией, шутками и плохими каламбурами самоуверенную красотку. Прямо сейчас, привалившись спиной к спинке кровати, завернувшись по шею в одеяло, она была задумчива, молчалива, рассеяна — и бровью не повела на открывшуюся дверь, — погружена в себя… даже ее роскошные золотые волосы, казалось, немного поблекли.

Наконец, она перевела взгляд сиреневых глаз на Брауна и, спустя пару мгновений, мягко улыбнулась, отчего он почувствовал облегчение — это все еще была та Фонарик, которую он знал, даже несмотря на гребанную пересадку чужой ауры.

— Я такая дрянная девчонка, Плюшевый, — подмигнула она. — И что ты будешь с этим делать?

— Через колено бы тебя, да ремня… — покачал головой фавн, улыбаясь про себя.

Он с трудом подавил желание потрепать ее по волосам — отныне нужно было быть осторожнее, раз уж он был так глуп, что не заметил вовремя знаки.

— Ах, я всегда знала, что под этим добродушным фасадом прячется настоящий дикий зверь, — томно вздохнула Янг. — Какие еще извращения ты от меня скрываешь?

Она вытащила из-под одеяла ногу и помахала ей в воздухе:

— Какие у тебя отношения с женскими ступнями? Может, чулки?

— Ой, захлопнись, — рассмеялся Браун.

Не выдержав, он все-таки взъерошил ей волосы, вызвав наиграно возмущенное «Эй!» и подлинно довольную улыбку на губах.

— Как ты? Только честно, — спросил он.

— Как я?.. — переспросила она, вновь возвращаясь к своему прежнему состоянию. — А как я могу быть, если мне пересадили искалеченную половину души другой девушки?

— Понятия не имею, — честно ответил фавн. — Потому и спрашиваю.

Он знал, ради чего Синдер Фолл затеяла все это, связалась с Белым Клыком и подтолкнула Адама к пропасти — Озпин рассказал ему. Она хотела силу Осенней Девы — и уже получила половину, вырвав с мясом из души предыдущей Девы — Эмбер. Чего он не знал — так это того, что атлаские ученые изобрели машину, способную передать оставшуюся половину души умирающей Девы кому-то еще, подходящему под требования… Как и о том, что в качестве одной из кандидаток рассматривалась Фонарик. Гримм бы сожрали этого чертового Вечного!

— Ей так больно, Браун… — тихо ответила девушка через несколько секунд, вновь будто проваливаясь сознанием внутрь себя. — Ей оторвали половину души — она страдает каждый миг своего существования. Я не чувствую то же самое, что она, но… это как воспоминание — самой боли уже нет, но ты ЗНАЕШЬ, что она была и знаешь как именно это было.

— Я могу вспомнить все, что помнила она, — продолжила Янг. — Каждый миг ее жизни, каждую эмоцию, цели и мечты… Знаешь, она ведь просто хотела помогать людям, Плюшевый. Уехала из деревни, от родителей и всего, что было дорого и знакомо, чтобы не дать этой силе пропасть впустую. Эмбер... она похожа на Руби. И жива все еще только потому, что моя душа защищает ее. Не будь меня, она бы притянулась ко второй половине, слилась воедино и… Прах знает, что та женщина сотворила бы с ней.

— Зачем ты вообще влезла в это? — не выдержал он. — Я ведь стребовал слово с Озпина, что он не будет втягивать вас, так какого черта ты дала ему лазейку, обратившись сама?

— Эй, зато смотри, — хмыкнула блондинка, вытаскивая руку из-под одеяла и окутывая ее огнем. — Я теперь во всех смыслах горячая!

— Я серьезно, Фонарик, — покачал головой Браун, подавив желание закутать ее руку в одеяло, чтобы потушить пламя.

— Я ведь теперь важна. Я имею значение. Они не смогут просто отмахнуться от меня, не смогут проигнорировать, — она криво ухмыльнулась, сверкнув на мгновение алыми глазами. — Я заставлю шевелиться их старые ленивые жопы.

Пару секунд он просто смотрел на нее, не в силах пошевелиться, вдохнуть или даже банально отвести взгляд.

«Почему я всегда выбираю женщин, которые никогда не будут моими?» — было единственным, о чем он мог думать в тот момент.

— Мечта двух моих друзей — равенство фавнов, — продолжила Янг. — Вайс, по-моему, тоже много думает об этом в последнее время. Почему я должна остаться в стороне? Я старшая сестра, я должна подавать Руби пример, в конце-то концов — каким должен быть хороший человек. …Эй, Плюшевый, ты чего?!

— Спасибо, Фонарик, — тихо сказал Браун, взлохматив ей волосы, закрыв золотыми прядями глаза.

Ему казалось, что если она прямо сейчас увидит его лицо, то догадается обо всем: о той острой боли, что уколола сердце, о той нежности, что требовала схватить ее в объятья и никогда не отпускать... о желании злобно зарычать, разрывая горло, — от невозможности сделать это.

— Я уже должен тебе за то, что ты присматриваешь за Блейк, никогда не смогу отплатить за то, что была рядом в ту ночь, когда я потерял руку. Даже если у тебя ничего не выйдет, даже если все это обернется пшиком, знай: я — твой должник навеки.

— Я говорила тебе, Плюшевый, — прошептала Янг, больше не пытаясь освободиться. — Для этого нужны друзья.

Неловкую тишину прервал тихий писк Свитка, оповещающий о новом сообщении. Отняв руку от золотых волос, Браун быстро взглянул на экран… и убрал устройство обратно в карман, поднимаясь на ноги.

— Мне пора, Фонарик, — сказал он. — Озпин просит зайти.

Почувствовав, как она ухватила его за локоть, он удивленно обернулся.

— Послушай, Браун… — тихо начала она, глядя в сторону. — Есть один вопрос, ответ на который я должна знать. Вы оба попросили меня не лезть в это — и я не лезла. Но теперь…

Глубоко вздохнув, с явным усилием, она посмотрела ему прямо в глаза.

— Теперь это важно. Что… что ты чувствуешь к Блейк?

Моррон ответил не сразу. Присев на корточки, чтобы быть с ней на одном уровне, он несколько бесконечно долгих секунд смотрел на ее гладкую кожу, восхитительную золотую гриву мягких как шелк волос, странную смесь из решимости и робости в больших сиреневых глазах…

— Когда все это закончится, я уйду из Бикона, — наконец сказал он. — А ты останешься здесь. Может оказаться так, что мы больше никогда не встретимся — нас ждет очень разная судьба. Моя дорога оказалась слишком жестокой для Блейк… окажется такой и для тебя. Твой путь — среди Охотников, тех, кто не убивает детей на камеру, не грабит и не калечит; он среди волшебных, сказочных Дев, что хотят сделать что-то правильное и доброе со своей силой.

— Это не ответ, — прошептала Янг.

— Это именно он, Фонарик, — покачал головой Браун. — И ты это знаешь.

— И что, вот так вот все будет? — с какой-то недоверчивой горечью спросила она.

— Да, именно так. Я уйду. Ты останешься.

Они молчали пару секунд, а потом Браун со вздохом поднялся на ноги, с усилием отвел взгляд от уже второй в его жизни девушки, что никогда не будет принадлежать ему, и направился к выходу.

— Мне жаль, что так получилось, Янг. Я не хотел этого, — сказал он напоследок, прежде, чем закрыть за собой дверь.

Привалившись спиной к дереву, он устало прикрыл глаза. Все это было так бесповоротно неправильно… Преступник и Охотница, террорист и смешная самоуверенная девчонка с добрым сердцем, которой оказалось не все равно.

А он ведь еще смеялся над Блейк с ее романами…

На мгновение он попытался представить, какой была бы его жизнь, согласись он на то, о чем умоляла Блейк в доках, что предлагала Фонарик в день встречи с Озпином: отказаться от Белого Клыка, бросить все и стать Охотником. Защищать от Гримм в равной степени людей и фавнов, преступников и праведников, бедняков и богачей. Просто болтаться с Янг, сражаться на тренировочных аренах и турнирах, тянуть с домашними заданиями до последнего, танцевать на вечеринках с девушкой, которую любил, сводить ее в ресторан, откладывая деньги пару месяцев, целовать, когда никто не видит, держать за руку…

Этот образ был таким маняще сладким, таким соблазнительно привлекательным… настолько кисляще-фальшивым, что вызывал внутреннее отторжение на самой границе с отвращением.

Он родился в семье шахтеров SDC. Его родители, фавны-медведи оба были заняты на работе целый день. Он был предоставлен сам себе, вместе с развеселой бандой других детей-фавнов. Вместо нормальный школы — один древний, как дракон-Гримм, старичок-человек, что пытался вбить в их пустые головы хотя бы крупицу знаний, столь необходимых, если они не хотели всю свою жизнь вкалывать в шахтах.

Его папа и мама, Фил и Лиан Брауны, задохнулись во время аварии в шахтах — по вине чинуши SDC, которому захотелось сэкономить и которого даже не оштрафовали за это. Он принес в этот мир справедливость сам, годы спустя, с помощью своего учителя: Иан Пастель погиб смертью, которой заслужил… он был задушен сыном тех, чья смерть была на его совести.

Он провел полгода в приюте для фавнов, в месте, где надо было драться за еду, одеяло, место на койке и даже за то, чтобы его просто не трогали. Его забрал оттуда Адам Торус, тогда — еще просто один из активистов Белого Клыка, вскоре после раскола. Он научил его сражаться, объяснил, как работает этот мир: «права не даются, их берут только силой». Любовь к книгам ему привила девчонка на два года младше, девушка по имени Блейк Белладонна, голосом которой до сих пор говорила его совесть.

Его вырастил Белый Клык — еще тот, старый, пятилетней давности, идеалы и цель которого давно позабыли те, кто стоял у руля сейчас. «Старая гвардия», как называла их Блейк, — фавны, те немногие, кто действительно успели получить образование после Войны за Права или хотя бы в университете Менаджери имени Гиры Белладонны. В те времена Белый Клык все еще был общественной благотворительной организацией, созданной, чтобы дать фавнам то, чего они заслуживали — равенство, не только на бумаге, но и на деле. Они были идеалистами, из той категории бессребреников, что пытаются изменить мир к лучшему… и у которых иногда даже получается.

А иногда… Что ж, не просто так сказано: «благими намерениями вымощена дорога в ад».

Тот Белый Клык дал ему цель. Блейк, девушка, в которую он безнадежно и безответно влюбился полтора года назад, стала его личной причиной продолжать борьбу, превратившись во что-то вроде персонификации всей расы. Адам — указал путь.

«Вы уже выбрали себе цель в жизни, — сказал ему Озпин. — Вы видите путь, которому будете следовать. Эта цель — равенство фавнов, этот путь — Белый Клык. Я могу допустить, что вы поменяете путь, но цель… от нее вы не откажетесь никогда».

Тот образ, что появился в его голове при попытке представить себя в Биконе, вместе с Фонариком… это просто был не Моррон Браун — кто-то другой, укравший его имя. Это был кто-то, кто считал, что проблемы фавнов должен решить кто-то другой. Кто-то, кто боялся попробовать, не хотел рвать жилы ради чужих ему, по сути, людей, бросить вызов всему миру, сложившейся за полвека системе, в которой людям-животным было уготовано строго определенное место — чернорабочих, на чьих плечах держится благополучие всех остальных.

Он не ненавидел тех, кто выбрал этот путь.

Он презирал бы себя, ступив на него сам.

Вздохнув, он вновь повторил себе то, о чем твердил уже несколько дней, с тех пор, как понял, что чувствует к искренней и непосредственной, отважной и самоуверенной, отзывчивой и смешной девчонке с золотыми волосами, огненным характером и такими преступно бездонными выразительными глазами. Девушке, человеку (!), которой оказалось не все равно, в отличие от миллионов других.

«Твой народ там, Браун — в трущобах и шахтах, не в золотом сияющем Биконе. Он добывает Прах, моет туалеты, мостит улицы и получает за это гроши. Мальчишки с горящими глазами и лозунгами вместо мозгов, кому меньше тебя повезло с учителями, вступают в Белый Клык, чтобы развязать войну, в которой не смогут победить. Если ты не остановишь Адама — они добьются своей цели: равенства больше не будет даже на бумаге, останется только «мы или они». Если ты не возьмешь управление в свои руки — они попытаются снова. Не Адам — так кто-то другой.

Ты ведь уже выбрал Белый Клык: в доках, когда отказал Блейк и под автострадой, когда угрожал человеку, что мог разрушить ее жизнь одним отправленным письмом. Так в чем проблема сделать это снова?»

— Это уже во второй раз, — тяжело вздохнув, пробормотал он себе под нос. — Второй. Гребанный. Раз. Серьезно, что со мной не так?

Во всем этом была какая-то странная замкнутость, словно одна и та же ситуация была обречена повторяться снова, и снова, и снова… и отчего-то делать этот выбор не становилось легче. Блейк или борьба за равенство, личная месть или Белый Клык, Адам или все тоже гребанное равенство… теперь вот — Янг или его продолжение борьбы, которой он посвятил жизнь. Сколько еще таких выборов, одновременно одинаковых и разных, ему предстоит сделать?

Вновь достав из кармана Свиток, он долго смотрел на короткое сообщение, отправителем которого значился некий «Паук». Ничего особенного, просто время, адрес и несколько слов: «Все, кто с нами, будут там. Все начнется сегодня».

Переправив послание директору, он оттолкнулся от двери и мерно зашагал к биконскому аэродрому. Его ждал старый склад в промзоне недалеко от фавн-района Вейл, его команда… и Адам.

Последняя их встреча стоила ему руки. Эта могла стоить жизни.

Янг уснула под утро. Обессиленная этой безумной ночью, она, довольно улыбаясь во сне, прижалась к нему слева, положив голову на грудь и перекинув ногу через живот. Медленно водя кончиками пальцев по бугристым полоскам шрамов, зловещими алыми росчерками разукрасившими всю левую половину тела, Браун думал о том, как же быстро он предал свое решение держать любимых подальше от всего этого дерьма, необъявленной официально войны, на которой, как и на настоящей, было слишком много крови и грязи.

* * *

Они выделили для нее отдельный коридор, заканчивающийся тупиком — целых четыре палаты, где в ином случае можно было разместить раненных.

— Этот коридор закрыт для посторонних, — поприветствовал его солдат Атласа.

Двое часовых, стоявших у поворота, чуть приподняли стволы, обозначая угрозу, но так, чтобы они по-прежнему не указывали прямо на гражданского, забредшего не туда. Их белоснежная броня была наспех очищена от сажи и крови, но сколы и следы от когтей ясно говорили любому желающему — ребята за прошедшие двое суток побывали в бою, и не раз. Как, наверно, и каждый, кому не повезло посетить сорок первый фестиваль Витал и пережить его.

Браун не замедлил шаг.

— Вас нет в списках имеющих доступ, — напряженным голосом сделал последнюю попытку часовой.

Стволы поднялись выше.

— Пожалуйста, остановитесь или мы откроем огонь.

Дожидаться предупредительного выстрела Браун не стал. Рванувшись вперед, отвел в сторону ствол ближайшего часового и толкнул раскрытой ладонью в плечо. Невезучий солдат сбил своего коллегу и они с грохотом врезались в стену, а после рухнули на пол. Мимоходом раздавив выпавшее из рук оружие, Браун шагнул дальше, за поворот — к настоящей охране.

Сегодня им всем повезло — охраняла Деву знакомая команда. Пару томительно долгих секунд Браун исподлобья рассматривал вскочивших на ноги Охотников, поднявших оружие: здоровяка с двуручным мечом; рыжего слепца с запястными клинками; фавна-кролика — Вельвет; лидера команды — Коко Адель в (невиданное дело!) помятом костюмчике и боевых берцах вместо сапожек.

— Вы можете отойти в сторону и пустить меня к ней, — тихо начал Браун, выразительно хрустнув пальцами. — Или мы можем разнести полбольницы, я выведу из строя четырех Охотников минимум на сутки — и все равно попаду в эту палату.

CFVY нерешительно переглянулись. Они были на складе и сражались рядом после, на улицах, видели его в бою — и прекрасно понимали, чем кончится сражение с Фавном-из-стали посреди переполненной людьми больницы. Да, они могли бы задержать его достаточно долго, чтобы подошло подкрепление и убить совместными усилиями пары команд — но больница, одна из немногих оставшихся в Вейл, будет разрушена.

— Я не причиню ей вреда, Коко, — соврал Браун. — И скорее разрешу отрубить себе еще одну руку, чем позволю кому-то сделать ей больно. Просто хочу попрощаться.

Секунду девушка в черном, залихватски сдвинутом набекрень берете внимательно смотрела на нарушителя… а после со вздохом свернула миниган обратно в форму сумочки и отступила в сторону.

— Она не приходила в себя с самого утра, — тихо сказала она, когда медведь прошел мимо.

— Как я сказал — просто хочу попрощаться.

— Я должна буду доложить об этом профессору Гудвич, — с нотками извинения прошептала Коко ему в спину.

— Лучше позвони генералу, — ответил Браун, закрывая за собой дверь. — Он должен быть где-то здесь.

Выкинув из головы студентов, он быстро пересек небольшую одноместную палату и присел на краешек кровати, вглядываясь в знакомое лицо.

Некоторое время тишину нарушал только мерный писк какого-то медицинского дерьма, отсчитывающий пульс. Протянув руку, Браун осторожно провел кончиками пальцев по золотым волосам, чувствуя почти физическую боль каждый раз, когда касался обожженных, перекрученных жаром кончиков — в больнице зашивающиеся врачи, разумеется, не озаботились привести в порядок прическу пациентки. Мелькнула глупая мысль — захотелось самому аккуратно расчесать жалкие остатки некогда роскошной гривы, подровнять кончики… когда-то, пару жизней тому назад, он делал это для Блейк.

Помимо воли вспомнилось, как это произошло — эта картина останется с ним навсегда.

Он сразу увидел ее, отыскал взглядом посреди всего того хаоса, огня и разрушений. Ее — и женщину в алом платье, поток раскаленного стекла, что ударил в Янг слева; мог бы поклясться, что слышал ее крик, рванувший сердце, и без того израненное потерями. Он даже не помнил, как прыгнул — не спрыгнул, а именно прыгнул — с транспорта, отправляя его кувыркаться к земле: все его существо стремилось вперед — защитить то, что было дорого, спасти ту, что была важна.

Она заметила его слишком поздно. Он не кричал, оповещая о себе, не рычал, выпуская гнев — даже ничего не чувствовал в тот момент: лишь кристальное четкое «защитить», смешанное со столько же бездушным «убить». Она заметила слишком поздно… и все равно успела отреагировать — не хватило каких-то долей секунды, чтобы поставить блок правильно: силой удара, нанесенного с разгоном в сотню метров, ее отшвырнуло далеко в сторону.

Он не стал пытаться добить — хотя сейчас понимал, что стоило бы, наплевав на все. Вместо этого он бросился к Янг, упал на колени и несколько секунд в каком-то беспомощном ступоре разглядывал раны, нанесенные осколками — левая рука, бок и нога от середины бедра до щиколотки. Крови не было — раскаленное стекло прижгло раны.

— Я не могу потерять еще и тебя… Не сегодня, не после всего.

Он даже чуть не пропустил взрыв, от которого содрогнулся весь Бикон. Едва взглянул на разноцветный гриб, одновременно пышущий жаром, холодом и разрядами молний, скрученный гравитационными искажениями, мгновенно осветивший безлунную ночь.

Зато на красный отблеск отреагировал инстинктивно — багровый оттенок глаз Гримм было ни с чем не спутать. Мгновенно вскочив на ноги, он загородил собой Янг и мрачно наблюдал за тем, как, пошатываясь, встает на ноги Синдер Фолл, на алый свет, пробивающийся сквозь спутанные черные волосы, падающие на лицо.

Браун почти прыгнул, почти решился оставить Янг и закончить все это, но в этот момент Синдер Фолл схватилась обеими за голову и истошно закричала, перекрывая шум боя и рев пламени — даже грохот не такого уж и далекого взрыва на мгновение притих. Все вокруг нее — земля, уцелевшая трава и даже тело какого-то фавна Белого Клыка обратилось прахом, мелкой серой пылью, хаотично завертевшейся в воздухе. Миг — и за окружением последовала одежда и Синдер осталась обнаженной, прикрытой лишь пеплом, заключившим ее в полупрозрачный вихрь. Прищурившись, Браун разглядел, как с новым, пронзительнее прежнего, криком растворилась и левая рука жестокой суки.

И в тот же миг вихрь опал, пепел растворился. Мгновение они смотрели друг другу в глаза… а после драконий рев заставил Брауна отвлечься, на мгновение отведя взгляд, сконцентрировавшись на огромном обожженном Гримм, с оторванным левый крылом, проломившим стену совсем рядом.

Он не успел обернуться обратно к Синдер — гигантская тварь взмахнула лапой, стремясь размазать своих естественных врагов по земле. Все произошло слишком быстро — он не мог избежать удара, не подставив Янг, поэтому остался стоять неподвижно, приняв удар на скрещенные руки, проваливаясь по колено в гранит, тяжело пригибаясь к земле под колоссальным давлением.

В те несколько секунд, чувствуя, как стонет от боли тело, как рвутся мышцы в попытке остановить неизбежное, он видел перед собой только ее сиреневые глаза, подернутые болью. Единственной мыслью в эти мгновения было то, что каждый сантиметр, который он отдает дракону, приближает к смерти ту, кто не должна умереть, просто не может… ни сегодня, ни когда бы то ни было. И даже этого гребанного равенства в мыслях не было, равно как и важности этой девушки для фавнов… ничего. Только два имени: «Янг» и «Фонарик», только «Я не могу потерять еще и тебя».

А после, сквозь тяжелый грохот в ушах, сквозь собственный низкий рык, боль, перемешанную с яростью, он расслышал тонкое девичье:

— ЯНГ!!!

И все затопил слепящий серебряный свет. Он так до сих пор и не имел никакого понятия, что за хрень произошла дальше, но дракон застыл, будто замороженный во временной ловушке. А Янг очень скоро забрали от него в госпиталь.

Следующие сутки он провел без сна, планируя предстоящее, собирая все необходимое для путешествия и пытаясь уговорить себя, будто то, что он планирует — правильно никакого другого выбора Адам ему не оставил.

Получалось плохо.

…Коко не соврала — Янг спала, накачанная обезболивающим и снотворным, пережидая самые страшные первые дни, пока аура не затянет раны. Прямо сейчас они были скрыты под толстым слоем бинтов — на левой руке, груди и шее. Браун не мог видеть под толстым больничным одеялом, но наверняка они тянулись и по ноге, от бедра и до щиколоток.

— Я предупреждал тебя, глупая… — прошептал он, чувствуя, как перехватывает болью горло.

Наклонившись, он прислонился к ее лбу. Прикрыв глаза, сделал глубокий вдох и ощутил сквозь резкий больничный запах антисептика, которым вымыли ее тело, привычный аромат, не раз ловимый за те две недели, что они провели вместе — яркая пряность, теплая и ненавязчивая. Сразу стало немного легче.

— Я говорил вам… Всем вам, Блейк, твоей сестре… даже Принцессе — вы не готовы. Вы слишком юны для всего этого дерьма, слишком неопытны для этих сражений… слишком прекрасны, чтобы стать калеками в семнадцать. И посмотри — я был прав. Вся твоя команда в больнице. И ты. Ты, черт тебя возьми, глупая девчонка, нахрена ты полезла в это?

Он резко замолчал, чувствуя, как шепот превращается в бессильное рычание, а злоба — безадресная, бессмысленная, — заставляет сжать кулаки, сминая прикроватные поручни, как пластилин.

— Глупая Фонарик… — прошептал он, успокоившись. — Я едва успел спасти тебя. Что бы я делал, если бы опоздал всего на минуту? Я ведь находил утешение в том, что те, кто мне дороги… те, кого я люблю, останутся вдалеке от всего этого, что сделаю все сам. Я ведь уже измазан в этом дерьме по уши. Знаешь, там, в том подвале, где ты и Блейк нашли меня… в темноте, истекая кровью, раз за разом пытаясь сломать собственную кость, ставшую обузой, я думал о том, что если умру здесь — разве что Блейк, та, что отказалась от всего, во что я верю, оплачет Моррона Брауна.

Он вновь сглотнул комок, вставший поперек горла.

— Вчера ночью я убил человека, которым восхищался и любил как брата. Я оторвал ему голову… а мои враги, те, кто потворствовали дискриминации фавнов, смотрели на это. До сих пор чувствую его кровь на лице — на вкус она отдавала пеплом. Перед самой смертью он сказал мне: «не подведи меня, медвежонок» — только ему и родителям я позволял называть себя так. Все, кто пошел со мной против Адама, мертвы, а из их трупов сделали Дорогу Смерти — специально для меня. Моя команда, эта дурочка Скарлет, убита моим приемным отцом, который хотел доказательств того, что нет для меня ничего священнее, чем равенство фавнов. Курай, этот хренов скрытный сукин сын, отдал свою жизнь ради того, чтобы я смог нанести удар.

Когда он в последний раз плакал? Кажется, на могилах родителей, перед тем, как его забрали в приют. В тот день рухнула вся его жизнь, два неуязвимых, бессмертных столпа, на которых держалось мироздание, рассыпались в прах. Те слезы были такими же, как сейчас — горькими, колючими и приносящими с собой одну лишь новую боль вместо облегчения — в горле и груди.

— В тот день, когда ушла Блейк, я сказал Адаму: «однажды для каждого наступает момент, когда он больше не может платить цену». Я отдал этому гребанному равенству все, что у меня было. Отказался от жизни с девушкой, которую любил… дважды. Лавендера Лайма, кучу случайных людей, которых я и по имени-то не знаю… даже в лицо помню не всех. Учителя. Команду. Соратников. Свое будущее, которое у меня, наверное, было, согласись я на твое предложение.

Он почувствовал, как на его руку, крепко сжавшую поручень, опустилась маленькая ладошка — твердая, в мозолях от штанги и гантель, — и крепко сжала, со странной для своих размеров силой. Он не открыл глаза, не остановился — слова рвались наружу, не желая больше оставаться внутри.

— Я уже вижу свой предел, Янг… осталось просто протянуть руку — и я коснусь его; сделать шаг — и окажусь на той стороне, где больше нечего терять, нечем пожертвовать и некого любить. Мне осталось отдать только одно: твою жизнь, твое будущее и безопасность. Сегодня я пришел сюда ради этого: чтобы попросить тебя навсегда поставить себя вне закона и разрушить судьбу. Дать тебе жизнь в постоянном напряжении, оглядываясь, в вечной готовности драться или бежать; жизнь без простых ответов и приятных путей. Попросить оставить позади то, что тебе дорого — отца, сестру и подруг. Я думаю, это будет достойным завершением длинного списка моих преступлений. Поэтому…

Глубоко вздохнув, он открыл глаза. Она смотрела на него затуманенными наркотиками нежно-сиреневыми глазами, что снились ему всю последнюю неделю… и вряд ли даже понимала до конца все, о чем он говорил.

«Прости меня, мой Фонарик…»

— Помоги мне. Я не справлюсь один.

Почувствовав, как беспокойно дернулись на макушке большие медвежьи уши, он вновь закрыл глаза и горько улыбнулся. Его расширенный животный слух различил тяжелую неправильную поступь солдатских ботинок — будто левая половина тела была раза в три тяжелее правой и представляла собой один большой стальной протез.

— У меня даже нет времени правильно объяснить тебе, почему это так необходимо, — сказал он, отодвигаясь от девушки.

Не вставая с кровати, он отвернулся от Янг, вытащил из кармана Свиток и бросил его перед собой на кровать. В раздражении стерев слезы с лица, тяжелым взглядом уставился на дверь.

— Просто доверься мне. Просто помоги.

Айронвуд вошел в палату один. За его спиной, в щель закрывающейся двери Браун еще успел увидеть белоснежную форму старшей Шни, что осталась охранять вход. Шевельнулась было пестуемая годами ненависть… и тут же утихла, придавленная свинцовой усталостью, в первую очередь душевной и только после — физической. У него остались силы на один последний рывок — и потратить их следовало с умом.

Несколько секунд они просто смотрели друг на друга — настороженно, оценивающе. Браун подмечал в облике генерала все те же признаки подступающего измождения, что видел в каждом встречном, того самого, что пустило корни и в нем самом: помятый мундир, колючая щетина, круги под глазами, тронутый усталым равнодушием взгляд и резко обознавшиеся горькие складки у губ. Генерал был уже немолод — и где сам Моррон еще мог черпать силы из молодости и природной выносливости, ему приходилось заменять это волей и стимуляторами.

— Не думал, что тебе хватит наглости явиться сюда, — пропуская приветствие, начал Айронвуд.

Браун тоже не стал ходить вокруг да около.

— Охотники Озпина передали тебе мое послание, генерал?

— CFVY притащили мне голову, — скривился Айронвуд. — И заставили прослушать запись. Кажется, ты произвел на них впечатление.

Фавн подался вперед, чувствуя, как напрягается тело, будто готовясь к бою. Он никогда не был дипломатом — Адам воспитал своего ученика воином. Слова, которые он собирался произнести, Браун привык подкреплять силой.

— Я здесь, чтобы повторить тебе это в лицо, — рыкнул он. — Мы заключили договор: я останавливаю Адама, ты — делаешь так, чтобы всех собак повесили только на Торуса, а не фавнов и всю организацию. Ты возглавляешь Охотников и армию — у тебя два голоса в Совете Атласа. Осталось убедить всего одного.

— Это будет сложно сделать — после того, что устроили твои друзья, — процедил генерал. — Мое положение ненадежно — после взлома моей армии. Очень опасно сейчас идти против всех.

Медленно, по-волчьи оскалившись, Браун продолжил, чувствуя, как клокочет в горле черная злоба — генерал говорил логичные вещи, но фавн видел за ними лишь то, что ненавидел всей душой: равнодушие, едва прикрытое оправданиями, страх потерять теплое местечко и рискнуть хоть чем-то ради других.

— Мне плевать, чего это будет тебе стоить. Найди козла отпущения, повесь всех собак на него. Разрушь жизнь стольким людям, скольким понадобится. Но фавны должны остаться не причем.

Он замолчал на мгновение, вновь взвешивая слова, что должны быть произнесены.

— Если ты не выполнишь свою часть договора — я буду считать это доказательством того, что Адам был прав, а я ошибался. Посмотри, что мы сделали с Вейл — хочешь, чтобы также заполыхал и Атлас? Обмани меня, солдатик, и я начну именно с твоей родины.

Припомнив Адама, он попытался скопировать те интонации, вложив в следующие слова весь свой гнев и ненависть, что давно и уже, наверное, навсегда пустили корни в душе, боль от принесенных жертв и свою решимость принести следующие — столько, сколько потребуется:

— Больше никаких полумер.

Видя, как резко выпрямился генерал, как сжались его пальцы на рукоятке револьвера и напряглось все тело, готовясь к бою, он понял — у него получилось не хуже.

— Их время прошло. Вы — те, кто у власти — или вытащите головы из жопы, или я вытащу их сам… и вам не понравится, как я это сделаю. Если даже судьба Вейл ничему вас не научит… что ж, в мире есть еще три страны. Может, люди в Мистрале или Вакуо будут поумнее тебя.

— Или я могу убить тебя прямо здесь и сейчас, — отрубил генерал, вытащив из кобуры револьвер и наставив на Брауна. — У меня здесь три полных команды, а ты — один.

— В этом, — оскалился Моррон. — Ты ошибаешься.

Он положил руку на бедро Янг, что все это время безмолвно ждала, и легонько сжал.

«Пожалуйста, Фонарик… — взмолился он. — Он ведь прав — я один. Ему проще просто убить меня, вместо того, чтобы исполнить обещание — и плевать ему, что в процессе мы разрушим единственную больницу Вейл, обречем на смерть сотни и тысячи, это не его страна. Я никто — просто преступник и террорист. Но ты…»

Пару секунд, показавшихся вечностью, ничего не происходило. А после — ослепительно яркая молния озарила палату и вышибла кусок стены рядом с генералом. Ворвалась в палату Шни с обнаженной саблей, но замерла на месте, остановленная жестом генерала.

— Давай, солдатик, — рыкнул Браун. — Убей меня здесь, на глазах Девы, которая меня любит. А лучше — убей и ее, пусть Синдер Фолл достигнет всех своих целей.

Протянув руку, он взял Свиток и кинул его генералу.

— Запусти воспроизведение.

Злобно глядя на него исподлобья и не опуская оружие, Айронвуд поднес коммуникатор к уху… Браун смог расслышать начало сообщения:

— У каждого человека есть своя цена, мистер Браун, — сказал Озпин. — К счастью, мне известна ваша.

На свете была всего одна вещь, за которую можно было купить с потрохами Моррона Брауна.

— Ты знаешь, кто такой Озпин, — продолжил фавн, видя, как все больше хмурится генерал. — Неужели ты думаешь, он не видел, что происходит между мной и вашей драгоценной Девой? Но он не сделал ничего, чтобы это предотвратить. Честно, я понятия не имею, о чем думал Знание, предлагая мне забрать ее. Может, он понимал, что Вейл после случившегося будет слишком слаб, чтобы защитить Янг, а меня годами не мог поймать весь мир. Наверное, решил, что вся твоя кибер-армия — дерьмо, раз ее можно так просто взломать. Или, может, думал, что ты запрешь ее за семью замками, в золотой клетке — и тем настроишь Деву против себя. Но лично я уверен, что Озпин знал — мне потребуется рычаг, чтобы заставить тебя сдержать слово.

Он покачал головой, почувствовав, как Янг позади него тяжело садится на постели, как, привалившись к плечу, крепко сжимает ладонь целой рукой.

— Я не верю ни единому его слову, ни одному обещанию, но он подал мне идею. Чтобы ты не забыл свои слова — Дева пойдет со мной и не вернется назад, пока фавны не получат то, чего заслуживают.

— Ты действительно думаешь, что я поддамся на шантаж и угрозы? — уже спокойно ответил Айронвуд, бросив на кровать Свиток. — Требования террористов никогда не выполняются — это закон. Шантажисты требуют все больше и больше — они не в силах вовремя остановиться.

— Я думаю, что ты доверишься своему лидеру, Вечному, которому твоя семья служила поколениями. Это его идея, в конце концов. У Озпина, кажется, есть план. А у тебя?

Генерал, наконец, перестал сверлить его злым взглядом и посмотрел на Деву, что, прикрыв глаза, до крайности утомленная даже от такого простого усилия, привалилась к плечу фавна, повиснув на руке.

— Он преступник, Янг, — сказал он. — Ты слышала — он собирается развязать войну. Это последнее, что сейчас нужно Ремнанту.

Она лишь что-то неразборчиво пробормотала себе под нос, слишком уставшая, чтобы ответить как полагается. Вместо этого она приоткрыла правый глаз, горевший странной смесью алого и золотого — и крохотные разряды молний заплясали в волосах.

— Ты проиграл, Айронвуд, — подвел итог Браун, возвращая себе внимание генерала. — Ты потерял Вейл, просрал свою кибер-армию, проиграл мне, Янг и Озпину. Смирись и пойми, что я предлагаю тебе выиграть — стать тем, кто спасет Атлас: от меня ли, Королевы Гримм или гнева фавнов, что устали быть вторым сортом. Докажи мне, что Адам был неправ, что слову человека у власти можно верить — и я остановлю Белый Клык, также, как остановил Адама, убью любого, кто будет раскачивать лодку слишком сильно. Покажи мне, что фавны могут получить равенство без войны — и я ее не устрою.

Браун так и не дождался от него никакого ответа. В последний раз посмотрев на него поверх прицела, генерал опустил оружие и, развернувшись, быстро вышел, хлопнув дверью.

Шни же задержалась ненадолго, даже не думая вкладывать оружие в ножны.

— Моя сестра ошиблась в тебе? — спросила она.

— Я больше боюсь того, что Я ошибся в твоей сестре, — ответил Браун. — Оставь слова, Шни, я больше не верю им. За вас, за все человечество, скажут ваши дела.

Мгновение они смотрели друг друга в глаза… а затем Винтер вложила оружие в ножны:

— Я сделаю все, что смогу, — сказала она.

Помолчав мгновение, она продолжила:

— Тебе следует поступить также. Сейчас — шансы еще есть, нашего влияния и угрозы Гримм может хватить, чтобы сосредоточить ненависть на Белом Клыке, не фавнах. Но если Белый Клык продолжит в том же духе — с дороги, ведущей в пропасть, будет уже не свернуть. Доверие — это дорога с двусторонним движением, Фавн-из-стали. Докажи МНЕ, что тебе стоит верить.

— Я убил Лавендера Лайма, — помедлив мгновение, ответил Браун. — Когда не осталось другого выхода. Я пощадил твою сестру под автострадой — потому что решил, что другой выход есть. Мои слова и убеждения давно доказаны. На самом деле это не я принимаю решение, начинать войну или нет — это делаете вы. Остановите это дерьмо со своей стороны, а я позабочусь о своей.

Янг мгновенно обмякла на его плече, потеряв сознание, стоило Шни выйти из палаты. Осторожно уложив ее обратно в кровать, Браун присел рядом на кресло, взял за руку и устало прикрыл глаза, давая себе минутку отдыха, прежде чем довести дело до конца.

— Больше никаких полумер… — прошептал он.

Интересно, поняла ли Янг, что все сказанное сегодня не было спектаклем? Что он действительно верил в каждое произнесенное слово, намеревался исполнить каждую угрозу? И что она сделает, когда поймет?

Знал ли Ивори Хак, главнокомандующий всего Белого Клыка, о плане Адама, истинном и ложном? Поддерживал ли их и, если да, то какой именно? Учитель просил его быть осторожным…

Что скажет и сделает Гира Белладонна, отец Блейк, когда та доберется до континента фавнов, как хотела? Вмешается и поможет или предпочтет отсидеться в Менаджери, пожертвовав всеми, отделенный от хаоса гражданской войны океаном?

Хватит ли генералу Атласа влияния и силы, чтобы остановить катастрофу?

Что задумал Озпин и что предпримет сбежавшая Синдер Фолл? Что значил тот багровый свет в обычно янтарных глазах, что до дрожи напоминал огонь, горевший в глазах каждого Гримм?

На мгновение он почувствовал головокружение — будто вместе со всем миром пытался удержать равновесие, балансируя на тонкой грани между войной и миром, жизнью и уничтожением. Достаточно было лишь одного толчка, с любой стороны — и мироздание шагнет, в пропасть или на твердую землю, сделав свой выбор раз и навсегда.

«С этим миром что-то очень не так, если спасти его пытаются лишь три девчонки и один преступник…»

Он крепче сжал руку девушки, которую любил… и которая все еще могла стать его врагом — если Вселенная не оставит иного выхода. Откинувшись в кресле, он с трудом поднял тяжелые веки.

Адам и Блейк — две стороны его жизни, его души и убеждений, вновь стояли перед ним.

Адам — такой, каким он запомнил его незадолго перед смертью: в припорошенной пылью одежде, с расколотой маской, кривой широкой ухмылкой и налетом безумия во взгляде.

«Больше никаких полумер, — хрипло, искаженным гневом и злобой голосом, рыкнул он. — Они или отступят, или сгорят».

«Что же ты наделал, учитель, — сказал ему Браун. — Еще не все пути были испробованы, не все меры предприняты… А ты оставил нам лишь одну дорогу с единственной развилкой: отступление или пламя»

Ухмылка учителя превратилась в оскал.

«Лучше сгореть, чем жить в унижении».

Моррон не ответил. С этим он был согласен.

«Не всем людям все равно, Мор» — сказала Блейк, выступив вперед и загородив собой Адама.

Она улыбнулась — с той ласковой грустью, что всегда успокаивала его гнев. Она делала так сотни раз, в Белом Клыке и Биконе.

«Посмотри, скольких неравнодушных людей ты встретил, выбравшись из замкнутого мира Белого Клыка, где есть только хорошие фавны и злые люди, SDC и шахтеры, дискриминация и насилие. Посмотри на Янг — девушку, которую полюбил сильнее, чем когда-либо любил меня. Посмотри на Вайс Шни, на ее сестру. Посмотри на Руби»

«Они всего лишь девчонки»

Воображаемая Блейк шагнула ближе, и голос ее не дрогнул ни на миг:

«А сколько таких девчонок по всему Ремнанту? Сколько их, юных и взрослых, бедных и обеспеченных — кто мог бы помочь нам?»

Ее голос взлетел, обретая редкую силу и объем, загремел — как гремел, бывало, голос Адама, когда он произносил свои речи:

«Ты помнишь, как было раньше?! В Белом Клыке состояли люди! Люди, Мор — те, кому было не все равно, кто готов был сражаться вместе с нами, за равенство для всех! Где они теперь? Когда ты в последний раз видел в Белом Клыке человека?!»

Браун открыл было рот, чтобы ответить, но Блейк не дала ему ни шанса. Сделав еще один шаг, почти вплотную, она отмела все его оправдания в сторону одним порывистым жестом и продолжила — со странным, нетипичным для нее гневом и жаром:

«Их больше нет — они ушли сами или их выжили. Нет больше людей, которые готовы сражаться за нас! Сколько сейчас, по всему миру, девочек по имени Янг считают нас, весь Белый Клык — монстрами?! Тысячи, сотни тысяч! Мы ведем себя как чудовища — и нас такими видят. Сколько тех, кто мог бы встать рядом, подставить плечо, УСЛЫШАТЬ нас… вместо этого — ненавидят?!»

Она была уже совсем рядом — янтарные глаза горели, как никогда прежде, и было очень сложно не отвести взгляд, выдержать это давление, искренность, правоту…

Блейк развела руки в стороны, и Браун обнаружил, что вновь оказался на старом складе в промзоне Вейл. И даже Дорога Смерти никуда не делась — лишь прибавились новые «экспонаты». Мертвым, равнодушным взглядом смотрел на него Курай, укоризненно качала головой Скарлет, исподлобья, с открытым гневом, смотрели старые друзья и соратники, разочарованно — новобранцы…

«Вот он — путь, который ты выбрал, Мор!»

Не отрывая гневного взгляда от его лица, она указала рукой себе за спину — в самый конец этой Дороги Смерти.

«И вот он — твой конец!»

Темная фигура вышла из тени, и Браун без особого удивления узнал в ней себя. Затылка коснулась ледяная рука, заставляя встать дыбом шерсть — его посетило странное ощущение предопределённости, полной и окончательной неизбежности увиденного. Будто все это было не порождением измотанного испытаниями и потерями разума, а настоящим предсказанием. Всего этого просто не могло существовать, но тем не менее было: полностью металлические, от самого плеча, руки и стальные ноги; отросшие, давно не чесаные волосы и подернутый безнадежным безумием взгляд. Подняв стальную руку, Фавн-из-стали мгновение смотрел на пугающе знакомый алый клинок, выдвинувшийся из ладони… а потом взмахнул им, проведя прямо над плечами коленопреклоненной женской фигурки. При всем своем желании, как бы ни старался, Браун так и не смог различить, чья именно голова покатилась по полу — цвет волос постоянно менялся: от золотого сияния Янг до воронова крыла Блейк, а оттуда — к благородной платине Вайс.

В следующий миг все исчезло, растаяло — он вновь обнаружил себя у кровати любимой девушки, устало откинувшимся в кресле.

«Знаешь, — тихо сказала воображаемая Блейк. — Если описывать людей одним словом… Я назвала бы Адама «Страстью», Вайс — «Одиночеством», Руби — «Надеждой», а Янг — «Искренностью».

«А я?»

Блейк доверчиво улыбнувшись, протянула ему руку; Адам, выступив из-за ее спины, — меч, рукоятью вперед.

«А ты — «Выбор», Мор. Ты будешь делать его снова и снова, и однажды придет тот день, когда придется выбрать в последний раз».

Браун закрыл глаза, прогоняя видение.

Так легко было выбрать одного из них… Адама — и залить все огнем. Блейк — и поверить в других, в человечество и фавнов, в возможность равенства без насилия, без войны и жестоких уроков.

Отсоединив Янг от капельницы и всех проводов, что тянулись к приборам, он осторожно взял ее на руки, прижал к груди и выпрыгнул в окно. Нельзя было оставлять ее здесь и ждать полного выздоровления — чем дольше она оставалась «на радарах» властей, тем больше было шансов, что кто-то попытается забрать ее у него. Приходилось рисковать, ее здоровьем и жизнью.

Ради равенства фавнов, будь оно проклято.

* * *

Падение Бикона, вторжение Гримм, взлом кибер-армии Атласа и Белый Клык, действующий заодно с Тварями Темноты, изменили все. Он не нашел никакого другого способа, кроме как занять в глазах власть имущих место Адама Торуса, безумного террориста, который, согласно официальной версии, чуть ли не в одиночку провернул все трагедии Вейл последних шести месяцев: Войну Праха, Прорыв Гленн, Падение Бикона… просто чуть адекватнее.

С трудом протолкнув воздух через сжатое спазмом горло, он коснулся шеи, будто пытаясь ослабить эту невидимую петлю, захлестнувшую горло. За годы в Белом Клыке он сделал много вещей, которыми не гордился, совершил достаточно преступлений, чтобы заслужить смертный приговор, но самое страшное преступление сейчас тихо сопело на его груди, доверчиво прижавшись горячим телом и любило всем сердцем.

Он так и пролежал до самого утра с открытыми глазами, с трудом заставляя себя дышать и гладил девушку, которой не все равно, по шрамам, что она получила из-за него, и молился, сам не зная кому, чтобы все это хотя бы не было напрасно.