Лучший внук (джен)

В тесной комнатке, заваленной пергаментами, пакетиками с удобрениями, магловскими и магическими справочниками по уходу за растениями, молодой человек стоял у окна и бегло просматривал какой-то свиток. Его светло-карие, близорукие глаза вчитывались в строчки, написанные аккуратным, убористым почерком:

— корень валерианы, полфунта

— сушеная абиссинская смоковница, 2 фунта

— Лирный корень, 3 фунта

— листья чемерицы, 2 больших пучка…

Список растянулся почти на целый свиток. Обычный заказ от целителей из Святого Мунго. Невилл исправно пополнял их запасы целебных трав для приготовления зелий вот уже семь лет, с тех пор, как окончилась Война.

Он на секунду прикрыл глаза. Мрачное здание больницы было хорошо ему знакомо с детства. Ещё учась в Хогвартсе, Невилл регулярно заглядывал в Мунго, но каждый визит оставлял ощущение отчаяния и потери. Сирота при живых родителях, Невилл прилагал все усилия, чтобы никто из однокурсников не узнал об этих больничных посещениях. В жалости он не нуждался. Хватит с него репутации самого неуклюжего студента школы.

Каждый визит к родителям прибавлял ещё одно болезненное воспоминание, которое Невилл старательно прятал в глубине своей памяти. Круглое, доброе лицо матери, обрамленное рано поседевшими, неопрятными космами («Вы думаете, у целителей есть время расчесывать ей волосы, мистер Лонгботтом?»). Неуверенная походка отца, его сутулая, высокая фигура, облаченная в больничный халат. И ни проблеска узнавания в их глазах… Мама несколько раз дарила ему фантики от шоколадных лягушек, которые он покупал ей (бабушка помнила, что Алиса Логнгботтом всегда была неравнодушна к шоколаду).

Алиса и Фрэнк. Невилл уже давно не называл их родителями. Чете Лонгботтом полагалась скромная пенсия, как жертвам Войны. Практически вся пенсия уходила на их больничное содержание. Но редко у кого из целителей находилось время, чтобы уделить родителям Невилла внимание, кроме стандартных процедур. Однажды Невилл робко предложил Августе забрать родителей домой, в их коттедж в графстве Саффолк, на что последовал резкий, категоричный отказ:

— Хватит с меня того, что я одна воспитываю тебя, почти что сквиба. Не понимаю, в кого ты такой уродился. Хорошо, что Фрэнк не узнает тебя, иначе он бы наверняка тебя стыдился, — её презрительный взгляд обжег мальчика, тот поспешно опустил глаза. Бабуля права. Родители стыдились бы его, если бы не потеряли рассудок.

Ещё в Хогвартсе мальчик понял, что больше всего его привлекает влажный, насыщенный воздух теплиц, бесконечные ряды горшков с растениями, яркие соцветия и листья всех оттенков зеленого. Но главное — покой и тишина. Отсутствие насмешек и постоянного страха попасть в глупое положение.

Терпение и усидчивость помогали Невиллу выращивать самые редкие и прихотливые растения — даже ядовитая тентакула охотно размножалась и плодоносила в домашней теплице рядом с домом Лонгботтомов. На пятом курсе профессор Спраут сказала Невиллу, что у него есть несомненные способности к Травологии, а её похвалы было не так уж легко добиться. В глубине души мальчик надеялся, что его успехи в Травологии помогут завоевать любовь бабушки. Но Августа лишь презрительно фыркала, глядя на его высокие баллы по Травологии — она-то мечтала, что Невилл проявит недюжинные таланты в ЗОТИ, как его отец. Или в Чарах, как его мать. Увы, ничем этим Невилл похвастаться не мог.

Его попытки противостоять пожирателям на седьмом курсе и храбрость, проявленная в битве за Хогвартс, заставили Августу с чуть большей теплотой относиться к внуку. Он уже не казался ей бесталанным, неуклюжим тюфяком.

— Что ж, ты действительно унаследовал кое-что от родителей. Дамблдор был прав, ты не так уж безнадежен.

Она даже заказала их совместный портрет, который повесила в свой комнате. На портрете Августа позировала, сидя в кресле, в своей бархатной парадной мантии, а голову её украшала та самая шляпа с чучелом грифа, над которой так потешались третьекурсники, пытавшиеся сразиться с боггартом. Рядом стоял Невилл, нерешительно улыбаясь, положив руку на спинку бабушкиного кресла.

Но Война закончилась. Все вернулось на круги своя. И Невилл снова стал тем, кем был всегда — неудачником, аутсайдером.

Глядя на него, никто бы не догадался что этот парень — герой Войны. От матери Невилл унаследовал круглое, доброе лицо, от отца — пушистые, темно-русые волосы. Он ненавидел спорт (падение с метлы на первом курсе до сих пор заставляло его щеки ярко пылать, а старый перелом начинал ныть), о чем свидетельствовала его немного полноватая, рыхлая фигура. Ногти на руках Невилла всегда были грязными из-за забившейся под них земли, а кожа на руках была красноватой из-за постоянной возни с удобрениями. Добавим к этому крайнюю неуклюжесть и болезненную застенчивость — и вот перед нами портрет «героя войны, друга Гарри Поттера, храбро сражавшегося с Волан-де-Мортом в битве за Хогвартс».

Однажды, возясь с особенно капризным экземпляром зубастой герани, Невилл обдумывал недавний разговор с Мириам Стаут, целительницей из Мунго. Дружелюбная и терпеливая колдунья уже не первый год присматривала за Алисой и Френком (а заодно и за злосчастным Златопустом Локонсом). Пожилая целительница, зная о любви Невилла к растениям, предложила ему устроиться на работу при больнице.

Большая часть денег, доставшаяся Невиллу от родителей, уходила на их содержание и уход — их скромной военной пенсии едва хватало на оплату палаты. Августа же была крайне скупа, хотя Невилл догадывался, что у бабушки имелось довольно внушительное состояние. Она не уставала повторять, что внуку давно пора подумать о карьере. Поэтому идея Мириам представлялась Невиллу все более заманчивой.

Многие целители из Святого Мунго предпочитали изготавливать укрепляющие и восстанавливающие зелья самостоятельно, прямо на территории больницы. Это обходилось значительно дешевле, особенно, если под рукой есть поставщик свежих целебных растений. Именно таким человеком и был Невилл.

Неловкий, постоянно все путающий, застенчивый Невилл с радостью ухватился за возможность работать на больницу Святого Мунго. Это было именно то, о чем он мечтал.

Прижимая к груди коричневые бумажные свертки и пакеты с растениями, молодой человек шел по хмурой лондонской улице, направляясь к старому кирпичному зданию, в пыльной витрине которого застыли старые, поломанные манекены. Приблизившись вплотную к витрине, Невилл тихо произнес:

— Доставка ингредиентов для зелий.

Ближайший к нему манекен в съехавшем набок парике чуть заметно кивнул, и в следующий момент Невилл, прислонившись к пыльной витрине, очутился в знакомом холле. Здесь царило привычное оживление: взад и вперед сновали целители в лимонных мантиях, посетители сидели на стульях и толпились у стойки с табличкой «Справки». Мэнни, миловидная блондинка-целительница, заметив его, кивнула и улыбнулась:

— Привет, Невилл! Хиддингс уже ждет тебя.

— Привет, Мэнни. Спасибо.

Поднявшись на четвертый этаж, Невилл прошел в конец длинного коридора и постучался в знакомую дверь. Та распахнулась, и на пороге появился пожилой, худощавый волшебник — целитель Хиддингс. Пропустив Невилла в кабинет, он помог ему разложить на столе свертки и принялся осматривать растения, то и дело сверяясь со списком. Невил неловко топтался на месте, глядя на плакаты на стенах — на одном из них была изображена мимбулус мимблетония, выпускающая струю смердящего сока в лицо незадачливому целителю, на другом — семейство волшебников, с удовольствием распивающее чай из лирного корня (ниже перечислялись полезные свойства этого «безусловно вкусного и бодрящего напитка»).

— Ваши двадцать галлеонов, мистер Лонгботтом, — целитель в желтой мантии вручил ему деньги, и Невилл неловко засунул монеты во внутренний карман мантии.— Увидимся через две недели!

— Всего доброго, мистер Хиддингс.

Спустившись в холл, Невилл направился к выходу и едва не упал, запнувшись о ступеньку. Сзади послышалось хихиканье молодой целительницы. Покраснев, молодой человек поспешно покинул здание и направился в ближайший переулок, чтобы аппарировать домой.

Невил так бы и не решился открыть Августе правду о свей работе, если бы не случайность.

Однажды вечером, когда они вдвоем с бабушкой пили чай в гостиной, в открытое окно влетела хорошо знакомая Невиллу серая сова мистера Хиддингса и тяжело приземлилась прямо на стол, попутно опрокинув бабушкин чай на вышитую незабудками скатерть. В комнате воцарилась гнетущая тишина. Положив свежий выпуск "Пророка" себе на колени, Августа пристально смотрела то на побледневшего внука, то на нежданную пернатую гостью. Первым не выдержал Невилл. Поспешно отвязав пергамент от лапки совы (которая тут же вылетела в окно), он, заикаясь и путаясь в словах, поведал о своей новой работе в Мунго. На секунду в его голове промелькнула безумная мысль, что, возможно, бабушка будет рада. Но он быстро спустился с небес на землю, бросив взгляд на сердито сведенные брови Августы. Невилл испуганно сжался в своем кресле, мечтая оказаться где угодно, только не в гостиной Лонгботтомов, лицом к лицу с разгневанной волшебницей. Буря не замедлила разразиться.

— Ты, гаденыш, решил свести меня в могилу?! Сын Фрэнка и Алисы будет выращивать мяту и цапень? Всю жизнь копаться в драконьем навозе и пропалывать грядки?

— Но бабуля, кроме драконьего навоза есть много других…

— Молчать! — Миссис Логгботтом грохнула кулаком по столу, отчего серебряные щипцы в сахарнице звякнули.

Августа всегда знала, каким должно стать будущее внука. Всю жизнь она посвятила тому, чтобы из внука вышел хоть какой-то толк. Невилл непременно должен был стать аврором, отважным, как Фрэнк. В крайнем случае он мог построить карьеру чиновника в Министерстве: у Августы были кое-какие связи. Но выращивать какие-то травки и корешки для больницы?!

Впервые в жизни обычно покладистый Невилл решил поступить по-своему. И тут же ощутил всю силу гнева Августы. Бледный, дрожащий, он не смел поднять взгляд от лужицы пролитого чая. Но все-таки нашел в себе силы прошептать:

— Бабуля, все решено. Я уже полгода работаю с мистером Хиддингсом. Он очень мной доволен.

Августа резко побледнела. Её неприятно поразило неповиновение внука.

— Что ж, Невилл, — тихий голос бабушки был полон скрытой угрозы. — Если ты все решил, я отказываюсь принимать участие в твоей дальнейшей судьбе. С этой минуты у меня нет внука. Я долго терпела тебя под этой крышей, твою вечную неуклюжесть, твою неспособность сотворить простейшее заклинание. Довольно.

Августа отошла к камину, повернувшись к внуку спиной.

— Я лишаю тебя наследства. Все деньги Фрэнка и Алисы ушли на их лечение, ты и сам знаешь. А моих денег тебе не видать. И будь любезен подыскать себе жилье до конца месяца. — стремительным шагом Миссис Лонгботтом покинула гостиную, оставив Невилла в звенящей тишине гостиной.

Куда же ему пойти? Невилл всей душой любил этот старый дом с высокой черепичной крышей, построенный ещё его прадедушкой Генри, отцом Августы. Уйти отсюда? Покинуть эти поросшие вереском долины и болотистые леса? Бросить теплицу, в которой он с такой любовью трудился, выращивая редкие растения? Бедный Невилл в отчаянии уставился на темнеющее летнее небо, не замечая, как скатился с его колен на ковер злосчастный свиток от Хиддингса.

Через восемь дней состоялись похороны Августы Лонгботтом. У крепкой на вид старой волшебницы оказалось слабое сердце. Сердечный приступ застал Августу за завтраком, когда она, как обычно, за чашкой чая разбирала утреннюю почту в своей комнате.

Стоя у свежей могилы с букетом белых лилий, Невилл остро ощутил свое одиночество. Бабушка заменила ему и отца, и мать. Невилл любил её. И вместе с тем она внушала ему трепет и страх. Все его попытки добиться чего-то были попытками заслужить её любовь. И вот теперь он остался один. Положив букет на надгробие, Невилл развернулся и зашагал к дому, машинально сжимая в руке пустой стеклянный флакон.

Адвокат Августы аппарировал в свой лондонский офис час назад, выразив на прощанье свои глубочайшие соболезнования её внуку. Перед этим в гостиной он зачитал завещание покойной.

Августа не успела привести угрозу в исполнение. Согласно бумагам, её состояние, перешедшее к Невиллу, составляло тридцать тысяч галлеонов. Эта новость потрясла Невилла. Его удивление не укрылось от адвоката. Сколько Невилл помнил, Августа экономила на всем: мебель в доме была довольно старой, гардины выцвели, но покупать новые бабушка не спешила, ковры кое-где были протерты до основания. Пожалуй, их совместный портрет был единственной значительной тратой Августы за последние несколько лет.

Скрипнула дверь, и Невилл вошел в дом, впустив в темный холл последние лучи заходящего августовского солнца. Он обвел взглядом прихожую — на вешалке висела любимая мантия бабушки, в углу в высокой корзине стоял её клетчатый зонт. Шляпу с грифом Невилл ещё перед похоронами спрятал в чулан — ему чудился какой-то затаенный укор во взгляде облезшего чучела грифа.

Поднявшись по скрипучей лестнице на второй этаж, Невилл замер перед дверью в комнату Августы. Вдруг он увидит её призрак, сидящий за столом перед чашкой с остывшим чаем? Помедлив, он все же повернул ручку и вошел.

Кровать Августы аккуратно заправлена. На спинке её любимого кресла лежит кружевная салфетка, на столе — колдография Фрэнка и Алисы — здоровых, счастливых, чуть дальше — колдография самого Невилла в школьной форме. Тишина. Никакого призрака. Ничего. Лишь сама миссис Лонгботтом строго смотрит на него с портрета, висящего над столом. Невилл избегает смотреть в глаза своему двойнику с портрета.

Приблизившись к застеленной кровати, Невилл осторожно лег и подтянул колени к подбородку. Тишина успокаивала его, и скоро Невилл погрузился в неглубокий сон.

* * *

Пятилетний Невилл рывком сел в своей кровати, испуганно таращась в темноту. Он боится темноты, боится спать один, но бабушка запрещает оставлять ночник. И уж тем более бабуля никогда не позволит спать с ней в одной кровати: «Будь мужчиной, Невилл. Ты должен быть смелым, как твой отец».

— Будь смелым, — шепчет мальчик, зажмуриваясь и прячась под одеяло. Вдруг снова раздается шорох, а затем — странный звук, будто кто-то когтями скребет по дереву. Из груди Невилла вырывается испуганный всхлип. Звуки доносятся из старого черного шкафа в углу комнаты. Невилл знает: это боггарт. Бабуля не верит ему, но он сам видел. Однажды боггарт превратился в инфернала, он тянул к Невиллу свои бледные, склизкие руки, смотрел своими запавшими, пустыми глазницами…

— Будь смелым, будь смелым… — его голос срывается.

Внезапно мальчик чувствует, как теплая жидкость стекает по его ногам, пропитывая ночную рубашку и простыни. Невилл обмочился от страха. Снова. Вдруг дверца шкафа громко скрипнула. С визгом малыш откидывает одеяло, спрыгивает с кровати и, не оглядываясь, пулей вылетает из комнаты в холодный, темный коридор.

Дрожащими руками Невилл нащупывает в темноте ручку двери бабушкиной спальни. Страшно будить бабушку, но боггарт страшнее. Пробравшись в комнату Августы, мальчик на цыпочках приближается к кровати и ныряет под одеяло, прижимаясь к бабушке. Слышится шорох.

— Какого… Люмос! — строгий голос раздается у самого уха. Вспыхивает свет на конце палочки Августы, и Невилл видит её лицо. Перекошенное от гнева лицо. — Что ты тут делаешь? Почему ты не в своей кровати?

Вдруг бабушка принюхивается и резко откидывает одеяло. Её взгляд замирает на мокрой сорочке Невилла.

— Ты.. ты снова это сделал?!

Схватив внука за шиворот, Августа тащит его в ванную. Взмахом палочки зажигает свечи. Брезгливо морщась, она стягивает с мальчика ночную рубашку и кидает её на пол. Дрожащий Невилл не смеет поднять на неё глаз. Бабушка опускается перед ним на колени так, чтобы их лица оказались на одном уровне. Невилл видит отблеск свечей в её темных глазах, видит сердито сведенные брови.

— Невилл, ты мерзкий маленький мальчишка. Послушай меня. Если ты ещё раз намочишь кровать, мне придется его отрезать, — кончик её палочки указывает на его пенис. — Слышишь? Я отрежу твой маленький, мерзкий отросток!

Бабушка встряхивает его за плечи, резко поднимается и выходит из ванной, чтобы сменить простыни на его кровати. Маленький Невилл стоит на холодном полу, пытаясь унять колотящееся сердце. Его дрожащие руки прижаты к паху.

* * *

Невилл вздрагивает и распахивает глаза. Его правая рука судорожно прижата к паху. Спина стала липкой от пота. В левой руке по-прежнему зажат пустой пузырек из-под зелья.

«40 капель экстракта белладонны, 20 капель аконита, златоглазки сушеные. Прекрасное восстанавливающее средство. Следует принимать с осторожностью, при передозировке может вызвать нарушение сердечного ритма», — слова аптекаря отчетливо звучат в голове Невилла. Он несколько раз повторяет их про себя и постепенно успокаивается. Невилл обводит взглядом комнату, задержавшись взглядом на портрете. Бабуля смотрит на него строго и спокойно. В её глазах Невилл наконец-то видит одобрение и что-то, напоминающее нежность. Его глаза снова закрываются, и скоро Невилл погружается в спокойный сон.