Нянька для монстра (джен)

Расправив мощные плечи, я поднялся на задние лапы и, возведя голову к небу, втянул трепещущими ноздрями начинающий холодеть воздух. Губы сами растянулись в довольной усмешке — пахло утренним лесом и первыми робкими зверюшками, вылезшими из своих нор. Но слаще всех определенно был другой, новый для леса, дух. Журчащий смелым ручейком меж толстых стволов молодых деревьев запах, который последний раз я чувствовал слишком давно. Будоражащий разум и разгоняющий по венам застоявшуюся кровь аромат молодого омеги.

Сладко заныло под ложечкой — это определенно будет хороший день. Замечательное времяпровождение с тонким приятным существом, каких так мало было вокруг. Обычно робких, слабых и беспомощных омег не было не только в нашем огромном зеленеющем лесу, но и в желтых пустынях вокруг. Слишком слабые, чтобы выжить и защититься. Облизав губы раздвоенным языком, я тихо хмыкнул — малышу, пропитавшему своим чудным запахом всего за одну ночь половину леса, определенно нужна помощь. Моя помощь.

Тряхнув головой и прогнувшись в спине, на минуту снова опустившись на четыре лапы, я спрыгнул с камня-выступа около своей пещеры и неспешно побежал туда, откуда сладкими флюидами распространялся омежий запах. Настроение было прекрасным. Я точно знал, что до меня никто не тронет эту желанную добычу. Я самый сильный здесь. И жалкие трепыхания слабейших на моем пути не принесут им ничего, кроме безвременной смерти.

Лес неспешно пел наступившему утру. Огромный молодой лес, безвозмездно защищающий куполом своих крон всех здешних существ. Над пустыней, начинающейся сразу за этим живительным оазисом, сейчас тоже взошло солнце, но если сюда оно принесло свет и крупицы тепла, то там все твари, оказавшиеся под безжалостными лучами беспощадного светила, изнывали сейчас от жары и сухости. А наш лес защищал. Лес укрывал и прятал. Лес давал жизнь.

И робкая, искалеченная, загнанная в угол Жизнь отвечала живительному Лесу такой же трепетностью. Тлея и растворяясь в изломанном мире, последними вспышками дарила Лесу свои творения. Сильных зверей, оберегающих светлые поляны и чистые ручьи. Медлительных гусениц, неспешно ползающих по цветам, опыляя их. Юрких птиц, сильными челюстями рвущих свою добычу и дарящих мягкой лесной земле живительные красные дожди.

Всем мало-мальски разумным существам леса было известно об этой сделке. И каждый защищал то, что мог защитить, лишь бы мясистые листья огромных деревьев подольше скрывали их от губительного солнца.

Я тоже делал все, что в моих силах. Это не было сложным — достаточно лишь жить своей жизнью и не мешать лесу проживать свой долгий век. Временами становилось печально, стоило вспомнить о том, что этот гигант еще увидит мой хладный труп, и его корни еще высосут из костей остатки жизни. Но все же, может, в этом и есть суть того, что я появился на свет? Суть того, что я единственный в этом огромном лесу могу мыслить.

Тряхнув головой, я выбросил это из тяжелой головы. Снова забыл о собственных страхах, как делал всегда. Думай, не думай, а результат все равно один. По сравнению с лесом я мал и слаб, не мне соревноваться с вечностью.

Меж тем запах становился все ближе и ближе. Я стал слышать тяжелые, уставшие шаги и предвкушение от этого звука усилилось. Омежка наверняка слаб и голоден, одинок и покинут. Я помогу ему, сделаю все, чтобы хлипкое тельце прожило еще немного, но и он должен будет мне кое-что.

Внезапно лес огласил вскрик. Ошибки быть не могло — недалеко отсюда звонко пискнула моя добыча, наверняка потревоженная кем-то другим. Я тут же перешел на бег, ругая себя за нерасторопность. Надо же было снова задуматься! Погрузиться в свои мечты и забыть, насколько опасным бывает это место! Скорее всего, моего омежку уже нашел полу-разумный зверь, пытающийся просто разорвать хрупкое тело, даже не представляющий, сколько всего интересного можно сделать с ним. Не позволю! Не дам!

В несколько прыжков преодолев завал из холодных камней, поросших мхом, я шустро впрыгнул на его верхушку и, замерев там на задних лапах, глухо зарычал, хищным взглядом осматривая поляну. Посредине опушки действительно, оскалив зубы, стояла трехногая тварь, практически лишенная шерсти и подслеповато щурящая глаза. Из открытого рта вязкими каплями по подбородку стекала слюна, одна из лап существа была занесенная над чем-то нерешительно сжавшимся в высокой траве.

Увидев меня, тварь присела, будто пытаясь казаться незаметнее. Занесенной лапой она не глядя нашарила тихо пискнувшего омегу, тут же прижав его к хлипкой груди. Тяжело опустившись на передние лапы, я хмыкнул. Пытается спрятать его? Не отдать мне? Схитрить? Жалкое существо.

Спрыгнув со своего импровизированного постамента, я оскалил зубы и неспешно пошел на врага, утробно рыча. Еще пару секунд мерзкое существо колебалось, прятало глаза и крепче прижимало омегу, но через мгновение я оказался слишком близко, и тварь решила сдаться. Резко прыгнув в сторону, она, стелясь по земле, боком поползла к лесной чаще, поглядывая на меня черными глазами и обиженно скаля зубы.

Выпрямившись, я победно фыркнул. Будет знать всякая шваль, как тягаться со мной. Но мысли о побежденном существе тут же выветрились из головы, стоило кончику носа снова учуять теплый, сладкий омежий запах. Понявшись на задние лапы, я неловким движением пригладил черную топырящуюся шерсть между витыми рогами. Тут же сам одернул себя — для кого прихорашиваюсь — очередного полу-разумного слабака?

Зло рыкнув на себя самого, я резко повернулся к омеге, тихо копошащемся в траве. Признаться, еще когда тварь прижимала его к себе, полностью скрывая от меня, происходящее казалось мне странным. И даже не спокойное поведение моего омеги, скорее то, что за тщедушным телом твари омегу совершенно не было видно…

Теперь я понял, в чем тут дело. Медленно подойдя к уже вытоптанной омегой плеши в густой траве, я увидел совсем крошечное существо, не больше половины моей руки. Малыш с бледно-красными чешуйками по всему телу и маленьким лысым хвостиком сейчас стоял задом ко мне, тщетно пытаясь подняться на ноги. Я даже засмотрелся на его попытки справиться с собственным пухлым и неуклюжим телом. Как он пытался хвататься ручонками за стебли травы рядом, и она тут же гнулась под мягкими пальцами и как детеныш-омега с сопением плюхался на лишенную чешуи попку, обижено-воинственно всхлипывая.

Наконец оставив свои попытки подняться на две ноги, омега вздерну голову и, поводив ею немного, повернул ко мне белокурую голову. Кажется, понятно, почему мелкий совершенно не выглядит испуганным. В огромных провалах глазниц, под ободом пушистых пшеничных ресниц, печально поглощали свет два одинаковых, молочно-белых глаза. Белок вокруг слепо дергающихся зрачков был красноватым, а в уголках больших, удивленно распахнутых глаз темно-бурыми каплями застыла кровь.

Смотря немного в сторону от меня, омега еще раз скривил лицо, лишенное носа и только узкие ноздри, практически скрытые жесткой кожей, изучающе затрепетали. Повернувшись ко мне всем телом, он, уже на четырех ногах медленно пополз ко мне, путаясь в смявшейся траве и тихо сопя.

А я разочарованно выдохнул, снова опускаясь на четыре лапы. Слепой омега-детеныш. Я-то думал, этот день принесет что-то поистине интересное, а тут… Брошенный в лесу слабак, жить которому осталось от силы день. Я скептически осмотрел слабые руки и ноги омеги. Ни убежать, ни защититься. О чем, интересно, думали его предки, создавая такое жалкое потомство, да еще и бросая его одного в лесу? Он же совершенно беспомощен и глуп.

Протянув лапу вперед, я взял детеныша под покрытое мягкой чешуей пузо и поднял, поднося к глазам. На ладонях и ступнях чешуи нет, хвост слабый и практически не двигается, брюхо и горло тоже не защищенно… Да его вид вымрет, не успев даже второе поколение взрастить. Такой беспомощный, такой до отвращения слабый…

Тем временем омега, оказавший вдруг в воздухе, опасливо водил головой и слабыми ручонками хватался за держащую его руку. Замерев так, он вдруг начал водить мягкой ладонью по моей кисти. Через секунду, опустив голову, словно мог что-то увидеть, детёныш двумя руками стал гладить короткую шерсть на тыльной стороне моей ладони, радостно урча.

Пока я решал, наглость это или не обращать внимания, ладони малыша спустились ниже, на тот участок руки, шерсть на котором была длиннее и лоснилась после недавней встречи с теплым лесным озерцом. Раскрыв рот и приподняв синеватые уголки рта, омега самозабвенно гладил мою шерсть, дергаясь в моей хватке, пытаясь достать больше.

Ну все, довольно! Низко рыкнув, я поднял омегу на вытянутых руках, взяв так, чтобы его ладони не доставали до меня. Детеныш слепо шарил руками в воздухе, пока снова —

не ухватился за мои пальцы, сжав их и не желая отпускать. Хотя, захотел бы я этого по-настоящему, и слабая хватка не помогла бы глупышу. Слабый, мягкий, никчемный… Ему определенно не выжить, и сейчас я могу сделать для него только одно.

Я недовольно повел нижней челюстью, представляя, что мне сейчас нужно будет сделать. Он все равно не выживет. Он не сможет существовать, собственная слабость убьет его. Я просто избавлю от страданий. Взяв омегу в одну руку, я выпустил острые когти на другой и поднес их к мягкой шее детеныша. Будто почувствовав что-то, он слепо повернул голову в сторону руки с выражением удивления и непонимания на лице. Продолжая держаться одной ручонкой за мои пальцы, потянулся другою к занесенной над ним смерти…

Внезапно совсем рядом раздались шипящие голоса. Пригнувшись, я машинально бросился к плоским камням, на которых недавно стоял королем, и спрятался за них. Только скрывшись за холодными булыжниками, я понял, что прижимаю к груди маленького омегу, защищая его…

Омега, к моей радости, молчал, только неловкими пальцами перебирал шерсть на груди и иногда слишком сильно дергал за нее, вынуждая меня морщиться. На секунду я подумал — что если вытолкнуть его сейчас из нашего хлипкого убежища? Кто бы там ни был, они отвлекутся на омегу, и я смогу уйти. А уж что сделают с мелким не моя забота.

Я посмаковал эту мысль, находя ее очень заманчивой, и уже почти решился осуществить нехитрый план, когда на поляну вышел кто-то, шипяще-свистяще разговаривая. Судя по звукам — их было много. Судя по запахам — они пришли из пустыни. Я не знал, сколько там разумных рас и есть ли они вообще, но выяснять не хотелось. Мало ли, какими они могут быть. Такими же бесполезными, как этот омега, или же намного сильнее меня.

Меж тем раздражающая возня на поляне стала еще громче. Свист и шорохи оттуда раздражали, и я, прижав омегу крепче к себе, аккуратно выглянул из укрытия. Детеныш в это время, будто поняв серьезность ситуации, сам прильнул ко мне и, сжав клок шерсти в кулаке, уткнулся мордочкой в меня, прячась. Выглянув на поляну, я сразу понял, что происходит. По крайней мере, с моим найденышем. Вся опушка была занята длинными, худощавыми тварями, чем-то неуловимо напоминающими омегу. Только, стоит признать, выглядели они во много раз уродливее. Там, где у детеныша была аккуратная плоская мордочка, у этих тварей торчал плоский, широкий нос, с противно трепещущими ноздрями. Чешуя на этих существах росла клоками, будто кто-то подрал их, лишив половины защитного покрова. Хвостов не было видно, но вместо них между болезненно худыми руками и серо-бурым туловищем рваными тряпками свисали клоки кожи, надувающиеся, стоило тварям поднять руки. Премерзкое зрелище.

Я опустил взгляд на омегу, затихшего около моей груди. Сейчас он выглядел даже серьезно — белые глаза смотрят в пустоту, светлые брови с каемкой мягкой чешуи по краям сурово нахмурены, узкий рот без губ сжат в едва заметную полоску. Детеныш вряд ли многое понимает, но уж своих врагов узнает по звукам.

— Ты никому не нужен? — тихо спросил я, когда твари, злобно шипя, ушли с поляны. — Они же искали тебя не для того, чтобы вернуть домой? Ты же просто не понравился им своим видом? — Голос от долгого молчания стал хриплым и грубым, но малыш заинтересованно поднял голову, стоило мне начать говорить. Ему нравится? Ему не страшно? Помнится, моя «семья» терпеть не могла мои разговоры… Оно и не удивительно, двухметровый, черный и рогатый урод в стае рыжих котолис. — Я… тебя понимаю. — Детеныш удивленно склонил голову и, снова схватившись за мою шерсть, опустился на нее, тяжело вздохнув. — Что же вы творите, мистер… Хорошо, я тебя оставлю. — Он даже не поднял голову в ответ на судьбоносное для него решение. Что ж, для такого детеныш действительно слишком мал. — Меня зовут Джозеф Смит, — прорычал я, отчего-то смущаясь своего голоса, снова неприятно кольнувшего забытыми воспоминаниями. — Приятно познакомиться, Омега.