Плата за обреченного (джен)

Послеобеденное время — царство тишины. Дом молчит. Младшим в эти часы полагается отдыхать и делать уроки, старшим — разбиваться на парочки, прячась по углам или запираясь в пыльных классных комнатах. Сейчас старших больше нет, да, наверное, и младших тоже, но и хламовные, и чумные пока еще держатся за старые привычки: коридоры пустуют, воспитанники старательно делают вид, что все по-прежнему. Наверное, ночью Слепому было бы проще — в темноте он с обитателями Дома на равных. Но сейчас ему надо в Могильник. А значит, это не тот случай.

Слепой скользит вдоль стены невидимой тенью. Его шаги не слышны, дыхание невесомо. Пальцы правой руки осторожно касаются облупившейся краски, ступни холодит плитка — совсем новая, всего пару дней, как укрывшая изуродованные паркетные доски. Дом еще не успел привыкнуть к этой одежде, поэтому Слепой идет босиком, помогая Дому прочувствовать. Холод успокаивает, помогает забыть ощущение липкой теплой жидкости на коже — жидкости, в которой Дом захлебнулся несколько недель назад.

Возле перехода в могильную столовку молодая паучиха из новоприбавших, за которой он шел все это время, наконец что-то слышит, оборачивается и громко вскрикивает, обнаружив Слепого. На плитку падает какой-то металлический предмет, который с оглушительным звоном катится и замолкает, только повстречав на пути стену. В наступившей тишине Слепой отчетливо слышит, как участилось дыхание паучихи, как холодный пот мгновенно выступил на ладонях, и думает, что она вряд ли задержится в Доме. Слепой привык к реакции незнакомых людей на встречу с ним, ему уже не обидно, только интересно — неужели он настолько отвратителен, что вызывает такой страх?

- Простите, — шелестит он, — я хотел бы навестить друга. Можно?

Паучиха долго молчит, и Слепой поднимает голову и убирает волосы от лица, запоздало сообразив, что она, наверное, не в курсе, что он ее не видит. Паучиха шумно сглатывает.

- Друга? — тупо переспрашивает она.

- Да. Его палата в конце коридора.

- Конечно. Иди, — Слепой слышит, как она шагает в сторону, прижимаясь к стене всем телом. Он осторожно проходит мимо, старательно держась за противоположную стену.

Паучихе очень страшно, и как только Слепой проходит мимо, она с облегчением ретируется в сторону сестринской, забыв и о том, что куда-то направлялась, и о оброненном металлическом предмете. Слепой мог бы объяснить ей, что вовсе не он — причина ее страхов, и что за закрытыми дверями кабинета она тоже вряд ли сумеет почувствовать себя в безопасности. Мог бы, но разве паук сумеет услышать? Дом не принял ее, она скоро сама это поймет.

Возле ординаторской Слепой останавливается и прилипает к двери. В кабинете поселились незнакомые голоса — Слепой догадывается ,что это пара пауков, неделю как оказавшихся в Доме, свеженьких, необжившихся, с новыми мыслями и идеями. Судя по всему, Ян занимается тем, что громит эти идеи в пух и прах. Слепой морщит губы в кривой усмешке, услышав его голос, но на самом деле он рад. Ян, да Черный Ральф — единственные, кто все видел, и все равно остался. Единственные из взрослых, кто видел Лося. Они еще не знают, но это — та самая зеленая карточка, защитный пропуск, имея на руках который, можно быть спокойным за свою жизнь. Дом взял их под охрану, укрыл невидимым куполом. А Слепого — поставил между ними и злой волей Наружности.

- Бесполезно, — громогласно вещает Ян. — Организм не справился с синдромом до двенадцати — тринадцати, как мы надеялись. Теперь гормональная перестройка медленно, но верно отправляет парня на тот свет. Да она уже его почти убила — паралич прогрессирует, если все будет без изменений, к концу недели надо переводить легкие на искусственную вентиляцию. Счет на дни.

Слепой настороженно замирает. Речь о Смерти — это ясно. Если Слепой не сумеет поговорить с ним до того, как он отправится на Ту сторону, все кончится очень скверно. Надо спешить. Слепой отделяет себя от двери и скользит дальше — мимо ординаторской, мимо распахнутых дверей пустующих палат, мимо кладовой, мимо палаты Кузнечика. Не задерживаясь, все время вперед — в самый конец коридора.

В паре метров от нужной двери он тормозит. Впереди кто-то есть. Слепой прислушивается и проводит рукой по воздуху, считывая колебания. Рыжая. Чем-то рассержена — и она недавно плакала. Рыжая преграждает ему путь, загораживая собой дверной проем.

- Пропусти, пожалуйста, — шелестит Слепой.

- Зачем тебе? — отвечает она злым шепотом.

Слепой молча ждет.

- За-чем? — медленно, по слогам повторяет Рыжая.

Слепой садится на пол возле стены и закрывает глаза. Объяснять что-то этой нет никакого желания.

- Урод! — беснуется Рыжая. — Ничтожество! Твой Кузнечик месяц валяется одной ногой на том свете, а ты ни разу даже не зашел! На всех плевать, кроме себя! На всех… Сволочь!

Слепой не отвечает. Он молчит даже когда она со всей силы пинает его ногой в бок — только хватается за стену, чтобы удержать равновесие.

- Ну и сиди тут! — шипит Рыжая и наконец уходит.

Слепой поднимается и открывает дверь.

Пять шагов вперед и два налево. Идти надо осторожно, чтобы ненароком не спугнуть какого-нибудь случайно забежавшего свистуна. Их тут часто можно повстречать: пушистые шкурки прячутся под кроватью, запрыгивают на тумбочики и играют друг с дружкой в догонялки. Смерть их не замечает, а они его почему-то любят. В этой палате Слепому всегда было сложно ориентироваться, а в последние месяцы тем более. И из-за свистунов, и из-за того, что по Смерти никогда нельзя понять, наблюдает он или лежит в отключке — дыхание слишком слабое, Слепому сложно его улавливать. Поэтому сейчас Слепой останавливается перед кроватью и садиться на пол. Если Смерть не спит, он его, конечно же, уже увидел. Теперь надо дать ему время на то, чтобы привыкнуть к гостю.

- Ужасно выглядишь, Слепец, — голос у Смерти совсем слабый и возникает непонятно откуда. Слепой не может уловить его направление. Как будто из воздуха прямо в голову.

- Ты не лучше, — наконец говорит он.

- Откуда тебе знать?

- Так… — Слепой замолкает, а потом все-таки решает дать объяснения. — Это просто. Я не слышу твоего дыхания, зато чувствую запах страха. Не надо видеть, чтобы понять.

Смерть молчит. Слепой ждет.

- Меня не вытянут… — наконец звучит тихий голос.

- Не вытянут, — соглашается Слепой. — У тебя совсем не осталось времени. У нас. Помоги мне, Смерть!

Слепой впервые улавливает колебания воздуха там, где должен лежать Смерть — то ли вздрогнул, то ли вздохнул, непонятно.

- Какая тебе нужна помощь?

Слепой отвечает сразу, заранее заготовленной фразой.

- Мне нужен проводник. Я плохо знаю города и дороги Той стороны.

Рыжий кивает.

- Ты тоже ищешь его? — говорит он. — Я не спал две недели, но без такого нюха, как у тебя, найти кого-либо Там невозможно… Не думал, что тебе понадобится помощь. Тем более, моя. Можно сказать, ты меня удивил.

Слепой усмехается.

- Теперь ты знаешь, что я не всесилен. Я ни разу не был нигде, кроме Леса. До того дня.

Смерть тихо смеется в ответ.

- Забавно. Как раз туда я стараюсь не попадать.

- Я понимаю, — кивает Слепой. — Но ты зря прячешься от Леса. Он помог бы тебе.

- Не сдохнуть? Я не боюсь, я уже столько лет как Смерть. Если тот, в кого я там превращаюсь, сдохнет вместе со мной, это будет не так уж и плохо.

Слепой качает головой:

- Так ты мне поможешь?

Смерть медленно кивает.

- Да, кстати, — говорит Слепой, вспомнив о Рыжей, — завтра у нас новый Закон.

* * *

Слепой неспешно бредет по Лесу. Он должен найти корень костяного гриба. Такое сильное средство поможет даже Смерти. Найти его не просто, но Слепой знает, что у него получится. За все надо платить, и это станет платой, пусть и не прошенной — за помощь, за то, что не отказал. За Кузнечика. За то, что Изнанка вернула его.

Гнилые коряги больно царапают босые ноги. Слепой думает, что в облике зверя ходить тут было бы гораздо удобнее, чем так, как сейчас — да еще и нагишом. Но перекидываться он не будет, нет, не сейчас. Он еще не привык к себе — зрячему. Видеть обычным человеческим зрением собственные расцарапанные ступни, траву и фиолетовые цветы, касаться тонкими пальцами высоких стеблей, и, черт, видеть эти пальцы — это не променяешь ни на что! В своем теле он совсем слабый и медленный, но Лес все равно узнает его и тянется навстречу — и Слепой с благодарностью дарит ему себя — не волка, не шестиногую тварь, а человека, зрячего, теперь такого же, как все, кого он не принимал, но не понимал.

Сложно сказать, почему им все-таки удалось. Может, Та сторона рассчитывала вскорости забрать самого Смерть? Обменять одного обреченного на другого? Слепой не позволит ей этого. За это тоже, в свою очередь, придется заплатить, и Слепой только надеется, что платить придется ему, а не Смерти.

Пройдет пара дней — и паукам придется поверить в чудеса. Рыжий мальчик пойдет на поправку, а Кузнечик, облысевший и опустошенный, придет в себя. Первым, что услышит от него Слепой, будет клятва больше никогда не пытаться попасть на Ту сторону. И Слепой не поймет, кто вносит плату: он или Сфинкс. Это жестоко, в любом случае.