Незваные (джен)

В дверь постучали.

Слабо; Шизума обернулся, неосознанно сдвинув голые ноги. Еще стук, уже более безнадежный.

Нет, надо было заставить себя подняться, но для начала найти трусы. Или штаны. Он оглянулся вокруг, поднял край постеленного на пол одеяла, заерзав по жесткой ткани голыми ягодицами.

Еще стук.

— Да сейчас!

Черт знает, что бесило больше: то, что его дергали в методический день, незаживающее ранение (на бочине лезвие ушло вглубь почти на несколько сантиметров), или кто-то, упорно умирающий у него на пороге.

Раздраженно вздохнув, Шизума очень осторожно выбрался из-за стола, боязливо держась за стянутый бинтами живот. Он бы и так вышел, в чем родили, благо, никогда не страдал от излишней стеснительности. Ну, да вот, он любил ходить дома голым. У себя дома. Имел право. Особенно теперь, когда любое простое движение было пыткой.

Доковыляв до ванной комнаты, он, не входя, снял с горячей трубы высохшие после вчерашней стирки тренировочные штаны и бросил на пол рядом, ища проймы ногами. В дверь больше не стучали, так что, медленно опускаясь по стенке к полу, Шизума нервозно поглядывал в сторону темной прихожей, распаляясь все больше. Вот не дай бог он сейчас зря здесь мучается, ведь его меч у двери стоит. Совсем рядом.

Вспотев от усилий, он наконец смог одеться, чувствуя себя до неприличия разозленным собственной слабостью, и, как мог быстро, подошел к двери, уже почти ощущая рукой оплет рукояти меча.

Щелкнул замком и дернул дверь.

— Кагура?

Тот запнулся об извинение и поклонился. Вот так сюрприз. Шизума удивленно моргнул, смотря на светлую макушку. Нет, он был все еще зол, рану он все-таки растревожил и она ныла, но Кагура... Шизума переминался от холода с ноги на ногу. Он пришел сам. Интересно, зачем.

Стоя взмокшим на сквозняке, он всерьез рисковал заболеть, так что решил придать подопечному ускорения:

— Три секунды. Либо ты заходишь, либо нет.

С моря шел какой-то штормовой ветер. Шизума отступил от прохода, уже зная, что будет.

Кагура вошел, тихонько поблагодарив его, и стал снимать обувь. Захочет, сам все расскажет, а нет — и не надо. Шизума закрыл за ним дверь, чувствуя чрезвычайное любопытство. Когда Кагура робко на него посмотрел, вытянув руки по швам и видимо ожидая еще одного разрешения, Шизума не выдержал и улыбнулся ему, склонив голову на бок.

— Ты в следующий раз все же предупреди, если захочешь зайти, я мог быть не дома.

Это правда.

Кагура виновато втянул голову в плечи:

— Да, простите, это было весьма бестактно с моей стороны.

Шизума заправил прядь волос за ухо.

— Чай погрею, — сказал он, идя в сторону разбитой кухни, где и одному человеку тесно было, попутно хлопая рукой по соседней двери. — Здесь мой руки и все такое.

Кагура благодарно кивнул, бросив взгляд на волну вьющихся, темных локонов, чуть закрывающих спину, и пошел в ванную. Сняв перчатки и сунув руки под воду, он с интересом разглядывал вещи на бортике раковины. Щетка, бритва в стаканчике, там же пластмасска с лезвиями, расческа рядом. Он закрутил краны, услышав странный всплеск в ванне и, не выдержав, подошел и, отдернув клеенку, заглянул внутрь. Под ногой хрупнул кафель.

В воде лениво раздувал жабры огромный, налитый красным окунь, плещась и черкая спинным плавником по кромке воды. Кагура чуть улыбнулся.

— Шизума-сан, а почему у вас рыба в ванне?

Шизума, давно засевший обратно на одеяло посреди комнаты, перестал крутить волосы и поднял голову на вопрос. Кагура, бесшумно ступая по полу босыми ногами, подошел и присел на колени чуть поодаль. Чуть помедлив, видимо, сомневаясь, что можно, неуверенно вытер мокрые руки о ватник.

— Ей надо где-то плавать.

— Но ведь можно купить обычную.

Шизума игриво сощурился, подперев голову кулаком:

— Предпочитаю есть рыбу, пока она еще трепыхается.

Взглянул исподлобья, чтобы убедиться: Кагура юмор не оценил. Ну и ладно. Шизума поскреб ногтями кожу над бровью:

— Разумеется нет. Глупый вопрос, Кагура, — тот вытянул рот в тонкую, бескровную нитку и вцепился в свои штанины. — И нет, — Шизума отложил проверенную работу в стопку, не переставая поглядывать на него, — такого не купить, в деревне так точно, ты же видел размер.

Кагура, отвлекшись, рискнул положить кончики пальцев на край стола.

— То есть, — спросил он, чуть подаваясь вперед, умилительно отмирая от обычного оцепенения, — вы сами поймали?

Шизума нахмурился и заерзал на месте.

— Э-эм, нет, — он смущенно обвел глазами свою серую комнату, цепляясь взглядом за трещину на потолке, облезающие обои, и взъерошенные листы фанеры за старым окном. Кагура ждал. — Ма-мама его принесла, — он положил перед собой новый, непроверенный лист и зацепил его красным карандашом, добавляя: — моя мама. Сказала, что это, чтобы я быстрее поправился.

Он не видел, но Кагура разжал губы, чтобы спросить, так что прервал его прежде, сказав буднично:

— Есть надо сразу, так мясо лучше.

Она заявилась в ночь, соленая от моря, как сельдь, скрипя зубами по крови, словно жевала железо.

«Я испугалась, когда вдруг перестало быть больно. Опоздала».

Неразвитые, бесцветные губы ласково улыбались.

Из какой страны ты плыла в этот раз, закрывая глаза, думал Шизума, вжавшись в — он помнил — белое брюхо, втиснутое в бронежилет, и дыша ее силой всем телом.

«Все хорошо, мамси, прости. Мне почти не больно».

Мамси гладила по голове распухшими от скорпенного яда руками, звенела ножнами, стесняя его на кровати.

«Поешь — сразу выздоровеешь».

Морской окунь бухал телом об пол, брызгая солью и слизью. Луна рождалась.

Она ушла, оставив после себя мокрые пролежни на постельном белье и запах залива.

— Похоже, чайник вскипел, — тихо проговорил Кагура, оборачиваясь назад. — Позвольте, я налью вам, Шизума-сан.

— Угу, — Шизума, кивнул, не поднимая глаз.

Вот бездарь, — он вывел на безымянной работе жирную единицу.