Кошка, или Размышления о тех, кого мы приручили (джен)

Солнце выглянуло из-за верхушек сосен, окрасив бледно-розовое небо в багровые тона. Оно медленно выползало из-за горизонта, напоминая древнего моллюска, забирающегося на край стола. Когда оно полностью вышло, заливая своим ещё не ярким светом дачные участки, стало видно кошку, которая сидела на одном из заборов.

Это была небольшая белая кошка с огромными зелёными глазами, которые выделялись на её мордочке, как два изумруда на застёжках какой-нибудь королевской мантии. В некоторых местах на её белой шкурке были видны чёрные и рыжие пятна, но на первый взгляд, особенно издалека, она казалось снежно-белой. Кошка напряжённо всматривалась в окно одного из дачных домиков, как будто ожидая чего-то. В первых солнечных лучах она напоминала белую статуэтку, которая неизвестно как держится на заборе. Полчаса прошли в тишине, затем из домика послышались голоса.

Сначала послышался голос, явно принадлежавший пожилой женщине; ему сонно отвечал тоненький сонный голос маленькой девочки. Уши кошки чутко двигались, реагируя на колебания воздуха. Наконец, через некоторое время дверь распахнулась, и из неё решительным шагом вышла бабушка, ведущая за руку ещё не до конца проснувшуюся внучку. Они промаршировали до умывальника, где и был совершён обряд утреннего умывания. Затем бабушка и внучка вернулись в дом, откуда вскоре стали доноситься запахи спичечной серы, горящего газа и кипящего масла — обычные запахи, сопровождающие завтрак на даче. Кошка, не отрывая взгляда, следила за дверью, теперь настежь распахнутой. Лишь время от времени она боязливо оглядывалась вокруг, как будто ожидая появления недоброжелателя.

Наконец завтрак закончился, и девочка, что-то крикнув на прощание бабушке, выбежала на крыльцо. В руке она держала целлофановый пакет. Заметив его, кошка спрыгнула с забора и, подбежав к девочке, потёрлась о её ногу.

— Привет, Сонька! — Тома погладила кошку по голове и вывернула содержимое пакета на цементную площадку. — У нас вчера на ужин курица была, я немножко тебе оставила. Ешь быстрее, пока Лизка не вернулась.

Эти слова были излишними — когда Тома закончила фразу, Сонька уже обглодала крылышко и приступила к ножке. Закончив трапезу, она посмотрела на девочку и довольно мяукнула.

— Пойдём сегодня на качелях качаться, — предложила та. — Дедушка говорит, у пруда новые качели поставили, а я их не видела.

Не дожидаясь ответа, она почти бегом вышла с участка и направилась туда, где за зеленеющими берёзами поблёскивал небольшой пруд. Кошка потрусила за ней. В ярких утренних лучах было видно, как из-под её маленьких лап вырываются облачка серой пыли.

Они дошли до пруда, у которого действительно красовались новые качели. По серебряной поверхности воды шла мелкая рябь, заставляя тихую заводь ряски чуть заметно колебаться. Тома залезла на качели и начала раскачиваться, отталкиваясь ногой от боковой перекладины, — её маленькие ножки не доставали до земли. Кошка уселась рядом и стала смотреть на девочку умными зелёными глазами. При каждом взмахе качелей она немного поворачивала голову, провожая их взглядом.

— Вот ты, Сонька, всё сидишь, — начала Томка, когда качели достаточно раскачались, — и не знаешь, что у нас дома происходит. А мне вчера бабушка…

* * *

— …тройку по геометрии влепила, — сказала девушка и посмотрела на своего спутника — молодого брюнета в чёрном пальто.

Тот повернулся к ней, затянулся сигаретой, а затем, выпустив в морозный воздух облачко дыма, сказал:

— Продолжай, Кошка, я тебя слушаю.

— Так вот, — она быстро вернулась к волнующей теме. — Сижу я, значит, никого не трогаю, болтаю с Анькой, ну та, помнишь, рыжая… И тут эта ко мне подходит, и...

Она действительно походила на кошку. Не какой-то отдельной чертой, а самим существом и, если можно так сказать о человеке, повадками. В её манере держаться, в походке, в повороте головы — во всём проглядывала какая-то неуловимая кошачья грация. Он любовался ею, думая, что, наверное, одна она из всех его знакомых девушек так напоминает это нежное, гордое и своенравное создание.

Падал первый ноябрьский снег, придавая всему вокруг какое-то потустороннее, мистическое мерцание. В холодных лучах фонарей пустынная аллея выглядела нереальной, как снимок, сделанный безумцем с целью показать призрачность и эфемерность реальности.

Снег тихо похрустывал под их ногами, пока они проходили по страницам этого вымершего альбома: мимо суровых деревьев, готовящихся к близкой зиме, мимо безмолвных статуй и горделивых зданий, напоминавших о величии навсегда ушедшей эпохи.

Они шли без всякой цели, сворачивая то налево, то направо, как дети, заблудившиеся в лабиринте и потому безразличные к выбору направления. Подойдя к огромному фонтану, последняя вода в котором, должно быть, высохла за несколько недель до этого, они обогнули его и повернули налево, — туда, где…

* * *

…жили тётя Инна с дядей Колей. По своему возрасту они вполне могли бы быть Томе бабушкой и дедушкой, но девочка бы очень удивилась, скажи ей кто-нибудь об этом — слишком сильными были её ассоциации. Немного позже, познакомившись со своими настоящими дядями и тетями, она будет испытывать некоторый дискомфорт, называя их так. Правда, дети быстро ко всему привыкают, однако какая-то часть её сознания так и не сможет с этим смириться — уж слишком незначительной ей будет казаться разница в возрасте.

Сонька шла немного позади, время от времени с интересом поглядывая на воробьёв, принимающих ванны в дорожной пыли. Те, впрочем, были слишком увлечены своим занятием и даже не подозревали, в какой опасности находятся.

Инна и её муж жили в двухэтажном кирпичном особняке, резко выделявшемся на фоне деревянных дачных домиков. Лет за сто до этого в таких домах жили зажиточные немцы, старавшиеся сочетать подчёркнутую строгость построек с некоторой представительностью. Томка часто приходила сюда — сначала вместе с бабушкой, а потом и одна. На участке Инны находился огромный муравейник, который часами можно было с интересом рассматривать, время от времени подкладывая трудолюбивым насекомым то дохлую муху, то обёртку от конфеты — чтобы посмотреть, что они с ней сделают. Как правило, неизвестный предмет сразу обнаруживали и совместными усилиями нескольких работников затаскивали в муравейник.

Сонька недолюбливала такие игры, потому что смертельно боялась муравьёв. Однажды один из них так укусил её, что ноющая лапа проходила несколько недель. Томке приходилось брать подружку на руки и почёсывать ей за ухом, что всегда придавало Соньке уверенности в себе.

Подойдя к муравейнику, Тома присела на корточки и стала с интересом его рассматривать. Сидевшая на её руках кошка топорщила шёрстку и коротко мяукала, выражая своё крайнее неодобрение к идеям подруги. Свободной рукой Тома стала собирать маленькие камушки и кидать их в муравейник, представляя, что штурмует древнюю крепость с помощью катапульт, которые она видела в кино.

В это время кошка на её руках думала совсем о другом — она думала, что, наверно, слишком часто идёт на поводу у подруги. Конечно, сидеть на руках приятно. Да и кормит она вкусно, этого не отнять. И всё равно что-то ей подсказывало, что настоящие подруги должны всё делать вместе. Конечно, она не требовала от Томки ловить вместе с ней птиц или землероек, которые ночью вылезали из своих ходов, но хотя бы время от времени играть с клубочком или игрушечной мышью было бы совсем не лишним.

«Муравейник — это, конечно, хорошо, — думала кошка, — но почему мы никогда…»

* * *

— …не ходим туда, куда хочу я?..

Её вопрос завис в воздухе. Брюнет в пальто от неожиданности остановился и пристально посмотрел в глаза своей спутнице.

— А куда ты хочешь? — осторожно спросил он в ответ. Ему никогда и в голову не приходило, что Кошку может что-то не устраивать в их отношениях.

— Ну, не знаю... — Девушка сразу смешалась. — Я имею в виду, почему мы всегда гуляем? Может быть, сходим хоть раз в кино или на выставку какую-нибудь?

Её спутник достал сигарету, чиркнул зажигалкой и затянулся, а затем посмотрел на Кошку со смесью сомнения и интереса. Она была симпатичной, иногда даже красивой, но совершенно не подходила на роль девушки, с которой можно было пойти в кино или, тем более, на выставку. С ней было интересно, ему нравилось наблюдать за её поведением, слушать её глупые истории. Естественно, такое удовольствие нельзя испытывать каждый день — слишком уж быстро оно приедается. Нельзя постоянно есть мороженое, потому что можно заболеть, но что может сравниться с холодным мороженым в жаркий летний день?

Они стояли, молча глядя друг на друга, и он понял, что кульминация их встречи уже близко — влечение, всё это время бившееся синей жилкой где-то внутри, внезапно охватило его. Не в силах дальше бороться с ним, он привлёк девушку к себе и поцеловал её бледные губы. Сначала она сопротивлялась, затем стала робко отвечать на его поцелуй. Время остановилось. Наконец, их объятия разжались, и они пошли дальше. Весь обратный путь до трамвайной остановки они снова болтали обо всякой ерунде, изредка прерываясь на короткие поцелуи. Взглянув на них, девушка, проходившая мимо со своим молодым человеком, с которым жила вместе уже больше года, толкнула его в бок:

— Видишь, как у людей всё хорошо! Нам с тобой о таком только мечтать!

Но Кошка и брюнет её не услышали. Дойдя до остановки, они остановились и снова посмотрели друг на друга. Вдалеке показались фары приближающегося трамвая.

— Я тебя провожу, — сказал он. Кошка лишь быстро кивнула в ответ. Путь до дома занял…

* * *

…немногим больше пяти минут. Дойдя до забора, за которым начинался участок, Тома оглянулась назад, туда, где медленно заходило багровое солнце.

— Дальше тебе нельзя, — сказала она строго, — а то Лизка тебя опять поцарапает.

Кошка вспомнила об острых когтях серой Лизки и мысленно согласилась с Томой. День подходил к концу — ещё один день в компании любимой подруги.

— Я скоро уеду, Сонь, — сказала девочка извиняющимся голосом. Кошка посмотрела на неё и коротко мяукнула. Она уже давно всё поняла.

— Ты приходи завтра, мы ещё поиграем... — Голос Томы немного дрожал, как будто она оправдывалась. — Ещё целых четыре дня.

Минуту они смотрели друг другу в глаза, затем Тома отвела взгляд.

— Мне пора, Сонь, — сказала она, — приходи завтра. У нас сегодня мясо на ужин, я тебе оставлю чуть-чуть.

С этими словами она развернулась и, пройдя несколько шагов, исчезла за калиткой. Если бы она обернулась, то увидела бы глаза Кошки — два влажных зелёных пятна на фоне темнеющего закатного неба.