Зая и Заноза (гет)

Блейз выкинул руку вверх и ловко схватил бумажный самолетик письма. Его мать, хоть и чистокровная, любила навещать маггловский мир и приучила к прелестям неволшебных путешествий также сына. С тех пор, как мальчику исполнилось шесть, его часто катали на самолетах, яхтах и других необычных для колдунов и ведьм средствах передвижения. Поэтому Блейз про себя называл летучие записки самолетиками.

Клочок бумаги был исписан мелким почерком Теодора. Блейз ухмыльнулся — пятница, наверняка друг закадычный опять зовет его на подвиги… то есть на рюмку бренди, а потом на подвиги. Опьянение всегда действовало на Тео одинаковым образом — он искал и по-любому находил девушку, якобы нуждающуюся в его защите от собственного кавалера. По счастью, до сих пор парочке завсегдатаев питейного заведения «Белая виверна» удавалось прятать подобные рыцарские наклонности Теодора от его девушки, Дафны Гринграсс.

«Как всегда? В восемь возле барной стойки? — гласила записка. — Дафна мне рассказала, что опять учудила Панси. Обхохочешься». Блейз сунул бумажку в карман. Почему бы и нет? Август выдался промозглым, и даже яркие созвездия на вечернем небе не придавали ему очарования. Блейзу до зубовного скрежета хотелось в отпуск, погостить у матери в Сорренто, искупаться в невероятно теплом по британским меркам Тирренском море, а потом, так и быть, можно продолжить тянуть ярмо служащего Комитета по выработке объяснений для магглов. В последнее время фантазия отказывала напрочь, а август, как известно, всегда был богатым на неординарные события месяцем. Вся эта кутерьма с подготовкой магически одаренной мелюзги к их первому году в Хогвартсе…

Так что вместо прозрачно-голубого неба над Капри и лимонных садов Сорренто придется довольствоваться паршивым бренди. Замена, конечно, неравноценная, но за отсутствием альтернативы… Блейз вздохнул и обратил взор на проект очередного объяснения неправомерного использования свежеприобретенных палочек. Ладно, с отпрысками магглов понятно, но куда смотрят родители-волшебники? Он почесал в затылке и вывел на бумаге: «Подготовка декораций к фантастическому фильму…» Рабочий день стремительно близился к завершению.

В кабаке сегодня было еще более людно, нежели обычно. Видимо, плохая погода удручающим образом сказывалась не только на Блейзе. Отнюдь не великанью фигуру Теодора он отыскал с трудом — так надежно ее прикрывали волшебники и волшебницы всех мастей и калибров. Теодор был в хорошем расположении духа. Поприветствовав Блейза кивком и широкой улыбкой, он показал бармену два пальца. Блейз умостил седалище на высокий табурет и оперся локтем о стойку.

— Ну? Будешь сразу рассказывать про геройства Панси, или сперва выпьем за прекрасных дам? Порой мне кажется, ты заинтересован в Панси куда больше, чем в Дафне.

Тео поморщился.

— Отчасти ты прав, дружище. Панси, хоть и безбашенная, но более живая, что ли. Моя Дафна, на союз с которой постоянно намекают оба наши отца, слишком правильная. Даже ее идеальное лицо не привлекает, а скорее напоминает о восковой кукле. Нет, так она девушка хорошая, грех жаловаться, но хотелось бы больше огня, понимаешь?

Блейз, как обычно, сделал такое лицо, как будто понимает. Проблемы с симпатиями к одной и здравым смыслом, что в совокупности с родителями подталкивает к другой, были ему чужды. Дафна ему нравилась просто так, без оговорок. Уже давно, но Тео был его другом, да и Дафна, пожалуй, испытывала к Теодору вполне четкое влечение. А его собственная мать никогда не делала намеков по отношению к предполагаемому браку сына. Втайне он был ей за это благодарен, поскольку насмотрелся попыток разной степени неуклюжести в исполнении родителей других бывших учеников Слизерина.

Теодор быстро расправился с содержимым рюмки. Понизив голос, он наклонился к Блейзу.

— Панси, как ты знаешь, так и не устроилась нигде на работу. Успеваемость у нее была средненькая, но, имей она более покладистый характер, давно бы уже работала, а не мотала нервы и деньги родителей, как говорит Дафна. Так вот, этим утром наша скучающая Паркинсон зашла в лавку мадам Малкин. Никакой одежды она покупать или заказывать не собиралась, ее привлек повышенный уровень шума, доносящегося из магазина.

Тео прожевал лимон, щедро приправленный корицей, откашлялся и продолжил:

— Оказалось, что в лавке толкутся и спорят аж два великих волшебника, причем великих в буквальном смысле. Ты знал, что наш лесничий и директриса Шармбатона женятся?

Блейз хрюкнул.

— Нет, не имел понятия. Они там свадебные наряды меряли?

— Бери выше, друг! Они захотели, чтобы мадам Малкин сшила для них балдахин для супружеского ложа. Причем никак не могли договориться, какими именно зверушками должно быть расшито полотно.

Фантазия Блейза пустилась в пляс. Он живо представил маленьких соплохвостиков с лилиями в зубах, гоняющихся за единорожками. Последние никак не хотели принимать эти утонченные цветы от уродливых дарителей и улепетывали так, что ткань балдахина трещала все громче, грозясь разорваться и похоронить под собой занятых консумацией брака великанов.

— Наша Панси им предложила обратиться в маггловскую фабрику пошива парашютов, — тем временем продолжил Тео. — Нахватавшись всякого от Дамблдора, Хагрид обожает все маггловское, поэтому сразу вцепился в эту идею. Мадам Максим попыталась уточнить, что это за заведение, но Хагрид вытащил ее из лавки, и они трансгрессировали. Панси полагает, что по указанному ею адресу. Ее родители какое-то время имели причастность к маггловскому бизнесу, этими знаниями-то и воспользовалась Панси. Потом они вместе с Дафной представляли глаза тех магглов, когда к ним заявятся великаны с просьбой о парашюте для свадебного ложа.

— Мерлин, я заранее соболезную тому несчастному, кто в нее втюрится. Представляю, как она будет издеваться над парнем, — отсмеявшись, заметил Блейз.

— А вдруг, — хитро прищурился Тео, — она сама влюбится да исправится, чтобы угодить объекту своего поклонения?

— Ну это уж вряд ли, Тео, жизнь — не сказка, — заключил Блейз, поднимаясь с табуретки. — Так что на исправление нашей мисс Занозы в одном месте я бы не рассчитывал. И вообще, пойду-ка я, мой дорогой друг, домой, и тебе того же советую. До понедельника!

Теодор смотрел, как Блейз неторопливыми шагами пересекает пространство кабака, и думал о том, как же ему повезло с другом. Да и с подругой, собственно, не так-то плохи дела. Счастливчик он, короче, в отличие от предполагаемого и весьма эфемерного, как считал Теодор, поклонника Панси.

* * *

Блейз нервничал. Вызов средь бела дня к начальнику отдела, вечно серьезному и хмурому Меттью Беррингтону, заставил его ладони вспотеть. Нет, с ним мистер Беррингтон всегда вел себя корректно, и Блейз иногда думал, не является ли причиной тому какие-то неизвестные ему интриги его матери, которая была большой умелицей не только в плане окучивания мужей. Но в этот раз голос начальника, когда тот повстречал Блейза в коридоре, звучал сухо и слишком уж неприветливо. «Он что, не мог прямо там сказать, что за дело?» — нервно расхаживая по кабинету, злился Забини. Потом сотворил заклинание точного времени и пулей вылетел из помещения. Опоздания ему старый краб точно не простит.

— Мистер Забини, в течение тех несколько лет, что вы работаете под моим началом, вы постоянно вели себя как исполнительный сотрудник, несмотря на молодые годы, — морщинистая кожа на лице начальника была более желтой, чем обычно. Или ему, Блейзу, с перепуга уже начинает мерещиться? — В большинстве случаев я не одобряю назначения куратором людей, проработавших менее пяти лет, но вы показали себя как очень, очень неплохой работник, мистер Забини, — начальник отдела крякнул, поправил воротничок и продолжил вещать: — Поздравляю с прибавлением к зарплате, ведь на вас теперь будут возложены дополнительные обязанности…

Блейз выдохнул, стараясь, чтобы это прозвучало не слишком громко. Стажер? Ну, с этим он справится. До сих пор практикуемая мистером Беррингтоном кадровая политика не подводила. Дадут ему какого-то смышленого малого, вот они вместе развернутся и всем покажут, почем фунт лиха.

— …предки мисс Паркинсон, в особенности небезызвестный Персей Паркинсон, многое сделали для блага волшебной Англии. Надеюсь, что его потомок, хоть и дальний…

— Паркинсон? — Блейз захлопал ресницами. Тео дразнил его за эту привычку. Говорил, что в такие моменты он сильно похож на девчонку, которую пригласил на танец желанный кавалер, но в этот миг Блейз никак не мог совладать с собой. В его сознании еще теплилась надежда — вдруг ослышался, ведь слушал-то, честно говоря, в пол-уха, но не тут-то было.

— Паркинсон, — подтвердил начальник. — Мы с ее дедом давние знакомые, да и вам она не чужая. Знаю, что вы учились на одном курсе, — улыбка мистера Беррингтона наверняка ему самому казалась доброй, но вот Блейзу сразу пришел на ум огромный паук, любимчик Хагрида.

— Мисс Паркинсон приступает к своим обязанностям и поступает в ваше распоряжение, — довольно прокряхтел старый краб, очевидно обрадованный новостями: — с тридцать первого августа. Она не заявится с самого утра, у вас будет время переоборудовать кабинет, чтобы девушка могла полной грудью, так сказать, нырнуть в работу.

Блейз поднялся и сухо кивнул. Как-то комментировать услышанное было выше его сил. В мозгу билась одна лишь мысль — надо связаться с Теодором. Тот, может, и посмеется над создавшейся ситуацией, но хотя бы выслушает с пониманием. О деловых качествах Панси Блейз был весьма низкого мнения. Один гонор, да и только. Ну почему именно в этот момент, когда его дела, кажется, начали идти в гору? Он разобрался с главными принципами функционирования отдела, свою часть работы устроил так, как ему удобно, справлялся хорошо… слишком хорошо, очевидно, раз ему решили подсунуть неописуемо безнадежного стажера.

…Тео действительно долго смеялся. Блейз терпеливо выждал, пока веселье оставит друга и он сможет издать также артикулированные звуки.

— Блейз, — Тео вытер слезы кончиками пальцев, — а ты знаешь, что в маггловском мире тридцать первого августа устраивают фестиваль в честь леди Годивы? Не к добру это, я тебе точно говорю.

— Что за фестиваль? — проворчал Блейз. На самом деле, ему вовсе не хотелось знать, что у себя будут праздновать магглы, пока он сам будет вынужден налаживать коллегиальные отношения с Панси. Подумать только, коллегиальные! Может, сказаться больным? А тщательно выстраиваемая карьера? Нет, он не может кинуть хвостороге в пасть все эти годы кропотливого труда.

— Леди Годива, Блейз, это такая безбашенная дамочка, которая уже в XI веке боролась с мужчинами всякими пикантными способами. Понимаешь, ее муж назначил нормальные по тем временам сборы со своих земель, так эта графиня, воспользовавшись обещанием опьяненного и поэтому плохо соображающего мужа, проехалась верхом по узеньким улочкам города.

— Проехалась? Что в этом такого? — опечаленный собственными невзгодами, Блейз не хотел углубляться в стародавние маггловские перипетии.

— Голой, Блейз, совершенно голой! — с довольным видом потер ладони Теодор.

Блейз покачал головой.

— Мне для беспокойства вполне хватит и одетой Паркинсон…

* * *

Панси зашла в теперь уже общий кабинет с высоко поднятой головой, прямая, как натянутая струна. Ни дать ни взять — попечитель пожаловал с инспекцией в сиротский приют. Сиротинушкой Блейз себя, благодаря великому множеству отчимов, считать никак не мог, поэтому такое поведение его разозлило. Виду он все же не подал. Он надеялся путем постоянных наблюдений вычленить ранимые места теперешней Паркинсон — что она сильно отличается от запомнившейся с Хогвартских времен старшекурсницы, было видно невооруженным глазом.

— Блейз, — наконец соизволила обратить на него внимание мисс Заноза. До этого она придирчиво рассматривала портьеры, как бы прикидывая, сможет ли за ними спрятать любовника, буде появится такая надобность. — Так это я с тобой буду работать? — слащавая улыбочка ни на минуту не вывела Блейза из состояния боевой готовности. Уж кто-кто, но он знал цену подобным улыбкам.

— Не со мной, Паркинсон, — выждав, пока темные брови выразительно поднимутся, обозначая удивление Панси, он пояснил: — Ты будешь работать под моим руководством. Делать только то, что я скажу, это понятно?

Панси повела плечом.

— И каковы будут указания? Может, сменить одежду на более открытую?

Блейз на мгновение застыл. Это что, подкат, провокация или просто дурость?

— Меня мало интересует твоя одежда, — не подумавши, выплюнул он. — Мне надо, — уже более медленно, чтобы снова не ляпнуть что-то двояко интерпретируемое, продолжил он: — чтобы ты вовремя приходила на службу, оставалась на ней положенные часы, не отпрашивалась по пустякам и по возможности меньше открывала рот. Это все.

Панси снова повела плечом. «У нее что, такая своеобразная вариация на тему нервного тика?» — подумал Блейз. Однако шевеление плечами в исполнение Панси не вытекало из диагноза. По крайней мере, такого, что лечится обычными методами. Мантия частично сползла с плеч Паркинсон, и Блейзу стало известно, что Панси предпочитает полупрозрачные блузки без рукавов. Увиденное радовало глаз, конечно, но на рабочий лад не настраивало. Блейз, вздохнув, просто отмахнулся от Паркинсон и сел за свой стол, жестом предложив ей занять предусмотренное для нее место. До его ушей донесся сиплый шепот: «Неужели он играет за другую команду?», но он и не подумал повестись на эту детскую провокацию. Да, полгода в одном помещении с Паркинсон, стало понятно Блейзу, сделает из него отчаянного женоненавистника.

К сожалению, неприятности не заставили себя долго ждать. Уже на следующее утро не подозревающий ни о чем дурном Блейз был остановлен дежурным волшебником в атриуме Министерства.

— Молодой человек, — полноватое и красное лицо сотрудника напоминало перезрелый помидор, — как вам не стыдно! Вы... вы же роняете репутацию всего Министерства, разгуливая в таком виде!

Блейз уставился на него в непонимании. Он оделся, как всегда, не забыл побриться и причесаться, даже туфли, кажется, начищены... втихаря он бросил взгляд на носки сверкающей черной обуви и окончательно уверился в своей безупречности.

— Это что? — костлявый перст дежурного едва не уперся в грудную клетку Забини. — Что это, я вас спрашиваю! — На звуки отчаянного фальцета постепенно начал подтягиваться министерский народ, и Блейзу хотелось поскорее разобраться, что же стряслось, по мнению дежурного волшебника. Понятное дело, человек он пожилой, мало ли что...

Тем временем достаточно цепкие, несмотря на возраст, пальцы дежурного оторвали от мантии Блейза его жетон сотрудника Министерства и поднесли упомянутый предмет почти к самому носу владельца. Косоглазием он никогда не страдал, поэтому попытки увидеть, чем же так разозлил дежурного самый обыкновенный жетон, не увенчались успехом.

Блейз отодвинул руку дежурного волшебника на приемлемое расстояние, и тут ему резко поплохело. Под буквой «М», обязательным атрибутом всех жетонов, ярко сияли еще несколько. Четыре, если точно. «У», «Д», «А» и «К». Блейз сглотнул. Его распирали одновременно стыд и ярость. Ясно, кто это сотворил. Ни у кого другого не было ни возможности, ни мотива. И что же теперь делать? Если Паркинсон это сойдет с рук, она в будущем придумает что-нибудь более противное, и кто знает, до чего может дойти ее извращенная фантазия? С другой стороны, мчаться наверх разбираться прямо сейчас Блейзу хотелось меньше всего. Он должен все спокойно обдумать, желательно, вне удручающих на данный момент стен Министерства магии.

...Тео, в последнее время ставший для Блейза чем-то вроде промокашки, впитывающей все его проблемы, протянул:

— Э, нет, друг, так дело не пойдет. Я уже в школе замечал это, и годы взрослой жизни в тебе ничего не изменили, тебе же на зло.

— Что ты замечал? — переспросил Блейз, надеясь, что взгляд со стороны поможет ему уяснить — с какого перепугу Панси думает, что может безнаказанно вот так вот?

— Все очень просто, Забини, — ответил Тео, и Блейз напрягся. По фамилии они друг к другу обращались только тогда, когда запахло уже не жареным, а основательно пригоревшим. — Ты слишком добрый. Ты надеешься, что люди будут к тебе относиться так же, как и ты к ним — благожелательно. Это так не работает. Они будут относиться к тебе так, как того диктует их собственный характер. Чем добродушнее ты будешь, тем больше оплеух получишь. В школе наш факультет держался вместе, потому что мы были против всех, ну или наоборот, потом в этом своем кабинете единственной неприятностью у тебя был старый краб... так нельзя, Блейз. Ты совсем не умеешь вредничать. Поверь мне, в жизни эта необходимость — вторая по значимости сразу после потребности дышать.

— Но... как? — растерянно пробормотал Блейз. Он понимал, что друг прав, но не видел выхода. Ломать себя казалось ему чуть ли не предательством по отношению к собственному «я». Он не желал становиться похожим на наглецов и подлецов. Более того, он успел заметить, что в конечном итоге все эти качества оборачиваются против своего носителя. Да, иногда проходили годы, но ближе к старости все получали от мироздания по заслугам. Одиночеством, болезнями, бедностью...

— Блейз, ты же у нас умный, — в его размышления ворвался голос Теодора. — Представь, что ты читаешь какой-нибудь философский трактат о том, как управлять людьми. Примерь изложенное там к себе. Представь, сперва чисто теоретически, как бы ты смог вести себя по-другому. Так, чтобы это подходило к твоему характеру, но в то же время ставило на место зарвавшихся. Паркинсон — это идеальный полигон. — Тео ухмыльнулся. — Понимаешь, не отрастишь зубки ты, скушают тебя, зайчик ты наш.

На губах Блейза расцвела довольная улыбка. Он решительно встал и уже у дверей небрежно бросил Теодору одно лишь слово, зато с непередаваемо мечтательным выражением:

— Макиавелли!

* * *

На следующий день Блейз шел к рабочему кабинету чуть ли не насвистывая. Весь вечер и часть ночи он провел, зарывшись в подлинные манускрипты своего дальнего родственника Никколо ди Бернардо, и теперь ему казалось, что он оснащен стратегиями поведения на все случаи.

Можно пригрозить Паркинсон плохим отчетом о ее стажировке или же пообещать написать лестный. Чередуя это, он будет играть на страсти к приобретению и страхе потерять. Причем он был достаточно талантливым, чтобы не грешить против истины ни в одном из вариантов составления доклада. Всегда можно не договорить или подыскать обтекаемую формулировку...

Еще ему казалось, что при помощи трудов Макиавелли он раскусил причину возмутительного поведения Паркинсон. Да она просто лицедей! Не будучи особо интересной по своему складу ума или благодаря внутреннему стержню, она просто провоцирует окружающих, дабы те не копнули глубже и не обнаружили за фасадом самодостаточной стервочки с отвратительным чувством юмора зияющую пустоту никчемной жизни. Он намеревался при случае высказать это Панси. Конечно, только если она сама спровоцирует. Блейз был более чем уверен, что она с удовольствием пройдется по причинам его вчерашнего отсутствия на рабочем месте.

Такая жесткая политика должна привести к желаемому, он был уверен. Макиавелли советовал — подчиненных лучше всего держать в страхе, а выдаваемое редкими и скудными порциями одобрение для них будет наподобие манны небесной. Правда, Блейз сомневался, что сумеет внушить Паркинсон неподдельный страх, но он надеялся, что не разобранные пока что методы управления от итальянского хитреца помогут справиться с ней по-другому. Поглощенный подобными мыслями, он отворил дверь в кабинет.

Каково же было его удивление, когда вместо наглой ухмылки Паркинсон он увидел милое личико Дафны. Старшая из сестер Гринграсс сидела на диванчике для посетителей и наблюдала за лже-пейзажем, который показывало зачарованное оконное стекло. Блейз с самого начала своей карьеры в Министерстве наколдовал вид своей любимой Тосканы и теперь каждый день мог любоваться пологими холмами, виноградниками и кипарисами, а также домиками с зелеными ставнями. Особенно ему нравилось щуриться на тепло-желтое солнце, представляя, что оно настоящее и он вот-вот ощутит, как лицо согревают его лучи.

Дафна повернулась к нему и мягко улыбнулась. Блейз почувствовал, как обрывается дыхание. За годы своей неразделенной симпатии он, конечно, успел привыкнуть к нежной красоте Дафны и ее безупречным манерам, но контраст с его боевым настроем, ведь готовился-то он к сражению, выбил его из колеи.

— Панси просила меня извиниться за нее, — заговорила Дафна, и Блейз смог только недоуменно захлопать глазами. Панси? Извиниться? Да еще и попросила? Ну ладно, по отношению к подруге она, может, и ведет себя несколько иначе. — Ей на самом деле стыдно, — Дафна опустила глаза, а потом решительно выпрямилась. — Пожалуй, я все же сдам ее. Уверена, ты ей ничего не скажешь. Видишь ли, Блейз, ты ей нравился уже в школе, а теперь, когда вы будете видеться чуть ли не каждый день... не сердись на нее. Она сорвиголова, но не такая плохая, какой хочет казаться. Она просто смущается, — встав, Дафна мимоходом погладила Блейза по плечу и вышла, не попрощавшись.

Забини стоял и не знал, за что хвататься. То ли за голову, чтобы убедиться, что та еще на месте, то ли за бумаги на рабочем столе, чтобы отвлечься от изобилия разного рода информации, свалившейся на него в самый неподходящий момент. Если Дафна ему об этом рассказала, значит, она заботится либо о благополучии подруги, либо о самом Блейзе, но тоже чисто по-дружески. В любом случае, на робкой надежде все же когда-нибудь понравиться ей можно ставить крест. Да еще это прикосновение... и известия о маскирующей смущенность наглостью Паркинсон! Нет, Дафне определенно не стоило ему ничего говорить. Блейз не считал себя настолько хорошим актером, чтобы скрыть изменившееся отношение к стажеру. О, если бы оно изменилось только под руководством прочтенных накануне страниц! Блейз застонал. Ладно, будем разбираться со всем постепенно...

* * *

В течение следующих нескольких месяцев Блейз убедился, что Макиавелли — друг, а тайная влюбленность Паркинсон — еще лучше. Он научился ловко применять метод кнута и пряника, причем врожденная деликатность не позволяла первому способу выливаться в откровенную грубость. Иногда ему даже становилось жаль Панси, которая всеми силами старалась скрыть очевидные теперь чувства.

Когда она прислала ему сову с запиской, гласившей, что в день Хеллоуина она не явится на работу, поскольку получила очень важное сообщение и должна все тщательно обдумать, он испытал разочарование. Он собирался посидеть с ней, Тео и Дафной в «Белой виверне». Очень хотелось в лишний — ох, для него отнюдь не лишний! — раз увидеть Дафну. В конце концов, он итальянец, он эстет, он же может просто любоваться фарфоровой красотой будущей невесты друга? Панси на этой встрече ему была нужна, чтобы не быть совсем уж третьим лишним.

Оказалось, что он и не будет. Тео сидел за стойкой в гордом одиночестве, сжимая в руке рюмку с бренди. Глаза у него были красные, а лицо — осунувшееся.

Когда он сел рядом с другом, Теодор заулыбался, и у Блейза засосало под ложечкой, до того горькой была эта улыбка.

— С Дафной что-то случилось? — осторожно спросил он, жестом показывая бармену, что ему того же, что и Тео.

— О да, — заплетающимся языком известил его Теодор. Покопавшись в карманах мантии, он выудил оттуда сложенный вчетверо белый лист и швырнул на стойку:

— На, прочитай! Скрывать не вижу смысла, уже завтра об этом будут трезвонить на каждом углу.

Блейз не стал отнекиваться и углубился в, как он правильно догадался, письмо Дафны.

«Дорогой Теодор!

Начну с банальности — если ты читаешь это, значит, побег удался. Пару лет назад я познакомилась с неким американским колдуном. Он деловой партнер моего отца и почти его ровесник. Именно с ним мы сейчас уже в Нью-Йорке. Моя семья получила извещение об этом вместе с тобой и Панси.

Понимаешь, мой жених не старается подмять меня под себя. Отец, в отличие от него, с каждым днем все откровеннее намекал, что не может пристроить Асторию, пока старшая дочь не замужем или хотя бы не обручена. Естественно, в мужья мне прочили тебя и только тебя.

Тео, я знаю тебя почти всю жизнь. Выйти за тебя — это было бы равносильно замужеству с собственным братом. Может, сводным, без разницы.

По-настоящему я поняла, насколько несвободна в своем выборе, отпраздновав двадцать первый день рождения. Я спохватилась, что Сортировочная шляпа выкрикнула мой факультет, кажется, только вчера. Прошло десять лет, и что я от них почерпнула? Не считая Хогвартских предметов, чему новому научилась, что открыла? Ровным счетом ничего. Жизнь улетает быстро, Тео. Надо брать ее в свои руки, переставая плыть по течению. Надо учиться доверять своим чувствам. Понятно, что мы привыкли все просчитывать, но так жить нельзя, Теодор!

Прощаюсь с тобой, вряд ли мы когда-нибудь снова увидимся. Спасибо за уделенное время и внимание. Ты был обходителен, но я же видела отсутствие страсти в твоих глазах.

Если будешь показывать это письмо Блейзу, а я более чем уверена, что будешь, передай, что мои пожелания относятся также к нему.

С дружеской любовью, Дафна».

Блейз сжимал кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в кожу и желание треснуть этим самым кулаком по стойке постепенно улетучивается. Надо же, он больше никогда не услышит ее смех, не сможет видеть золотистые волосы... да хоть и рядом с Тео! Про себя молясь, чтобы Теодор не догадался о переполняющих его чувствах, Блейз осторожно глянул на друга и тут же чуть не рассмеялся. Он опасался, что неглупый и наблюдательный Тео сделает выводы по его лицу, но друг, утомленный потрясением и бренди, положил щеку на барную стойку и задремал.

«Как же мы все ошибались насчет Дафны! Думали, что она покладиста, без обычного Слизеринского двойного дна, но она перехитрила даже самых выдающихся представителей нашего факультета. Мудрая не по годам, надо признать. Ей явно не нужны трактаты философов, чтобы менять свою жизнь», — думал Блейз, вертя в пальцах рюмку с остатками бренди. Жидкости в ней плескалось на самом донышке, и он подумал, что где-то на этом уровне находится и его интерес к Панси. За недели совместной работы, поначалу казавшиеся уж очень долгими, он успел привыкнуть к ее присутствию. То ли она изменилась, подстраиваясь под него, то ли он сам пошел ей навстречу, осознав, что пребывание в одном пространстве понуждает к пересмотру взглядов. Но... всегда же можно попросить бармена пополнить стакан? Он хмыкнул, осознав, что спешит последовать советам Дафны. С другой стороны, разве у него есть выбор? Та теперь недоступна, а пренебрегать Панси, рискуя опять обжечься... Блейз отставил так и недопитое бренди, решив, что необходимо выждать. С ранами на сердце безотказно борется лишь время.

Он осторожно подсунул письмо Дафны под пальцы Теодора и, расплатившись с барменом, вышел в прохладную праздничную ночь. Дорога домой, если не прибегнуть к трансгрессии, обещала быть долгой, и это было именно тем, что требовалось. У него есть над чем подумать.

* * *

Мистер Меттью Беррингтон без стука отворил дверь и ввалился в кабинет. Потревоженные Блейз и Панси подняли головы, оторвав взгляд каждый от своих бумаг, и сразу переглянулись с одинаковым выражением лица: «У меня что, галлюцинации?». Старый краб, которого так за глаза стала называть и Панси, не подозревая о собственной кличке мисс Заноза, лучился чуть ли не отеческой любовью. Он распростер руки, и даже обычно каркающий голос сегодня прозвучал по-молодецки:

— Дорогие мои, пришел лично поздравить вас с приглашением на ваш первый Рождественский бал-маскарад в Министерстве! Туда приглашают только лучших сотрудников... — он хитро прищурился, — и их помощников. Мисс Паркинсон, — Беррингтон наклонил голову к плечу, став похожим на воробья-переростка, — ваши милые черты совсем не обязательно прятать под маской. Обычно молодые леди являются на это мероприятие, не скрывая лицо. А вот вам, молодой человек, — он широким жестом показал на Блейза, как будто опасаясь, что Панси может подумать: он говорит о себе, — маска для присутствия обязательна. О времени и месте проведения праздника вам будет сообщено отдельно.

Мистер Беррингтон покинул помещение с несвойственной ему легкостью, и оставленные им сотрудники снова переглянулись.

— Пойдешь? — спросил Блейз.

— Придется. После проявлений подобного энтузиазма со стороны начальства сотрудник обязан явиться, пританцовывая и хлопая в ладоши, — не то чтобы радостным тоном ответила Панси.

— Что-то я не слышу должного энтузиазма в твоем голосе, — хмыкнул Блейз.

— Ага! Придешь, а там все кавалеры в масках. Как знать, кому отказывать, а кого привечать? — надула губы Панси, и Блейз засмеялся. Танцы так танцы, это он умел и любил, и придумать образ для него тоже не составит труда.

Исчерпав тему столь взволновавшего мистера Беррингтона бала, они вернулись каждый к своему делу.

...зал был воистину шикарен. Правда, обстановка была выполнена в цветах Гриффиндора — глубокий, Блейз бы даже сказал, бархатистый красный с вкраплениями разных оттенков золотого. Он придирчиво рассмотрел красиво переливающиеся шторы, менявшие свой облик от одного прекрасного магического животного к другому, глубоко вдохнул запах хвои и имбиря. Легкая музыка невидимого оркестра тоже оказалась вполне приятной. Да, изящно и даже слегка будоражаще.

Он обвел взглядом присутствующих. Девушкам и женщинам, видимо, кто-то подсказал насчет тонов одежды — они все были в разных оттенках красного или желтого. Довольно быстро он нашел среди остальных Панси, та вопреки его представлениям о себе выбрала не яркий кричаще-красный наряд, а цвета очень бледного золота. Не долго раздумывая, он направился к ней.

— Позвольте пригласить вас на танец? — голос он предусмотрительно изменил заклинанием и был уверен, что она его не узнает. Так оно и получилось... либо было блестяще сыграно, но Блейзу не было до этого дела. Он пришел сюда веселиться, и он будет заниматься именно этим!

Он повел Панси в танце, обмениваясь с ней репликами по поводу окружающих. Панси слегка смягчила свою обычную манеру говорить все, что вздумается, особо не заботясь о формулировках, и Блейз с удовольствием слушал ее веселое щебетание.

«Узнала или не узнала?» — он все же присматривался к ее гримасам и старался вслушаться в интонации, спрашивая о ее работе. После несколько танцев Блейз пришел к выводу, что все-таки нет. Ничего, ближе к завершению вечера можно будет открыться и посмотреть, как она отреагирует на факт настолько тесного общения с куратором.

В перерыве между танцами они решили подкрепиться пуншем и, признаться, немножко переусердствовали с этим. Блейз отвел заливисто смеющуюся Панси за портьеру, и они уселись на предназначенное именно для таких целей канапе.

— Послушай, — подняла на него блестящие глаза Панси, — я не знаю, кто ты, но так легко мне ни с кем не было. Давай-ка я тебе расскажу, как на духу, как проходят мои, хи-хи, трудовые будни, а ты скажешь, дура ли я полная или только чуть-чуть.

Блейз поднял руку в предупреждающем жесте. Мол, не надо себя обзывать, но Панси погрозила ему пальцем:

— Мне-то лучше знать, как я жила последние пять месяцев, правильно?

Он пожал плечами и позволил ее рассказу начать литься.

— Я работаю над придумыванием отговорок для магглов. Нет, я действительно стала работать, когда поняла, что куратор мне спуску не даст. Поначалу я просто хотела понравиться ему, потому что... нет, это ты не должен знать, скажем, хотела понравиться, чтобы не загружал, это тоже правда, — она прислонила голову к плечу Блейза и закрыла глаза. — А потом втянулась. Впервые мне встретился достойный противник, видящий меня насквозь и не позволяющий играть с ним. — Она тихо засмеялась. — Пожалуй, я влюбилась. В школе он мне нравился, потому что хорош собой и не беден, да и неглуп. А теперь...

Блейз не понимал, хочет ли он слушать дальше или все-таки нет. Не будет ли слишком бесчестно позволить Панси признаваться незнакомцу о чувствах к нему же? Он приложил палец к губам Паркинсон. Та замолкла, глядя на него настороженно.

— Давай-ка теперь я тебе кое о чем расскажу. К нам в отдел прислали мою бывшую однокурсницу, об умственных способностях которой я был нелестного мнения. Однако нам удалось сработаться, и я обнаружил, что она совсем не дура. Скорее всего, в школе усердно занималась только тем, чем действительно интересовалась. На работе сперва хотела придержаться той же тактики, но я не позволил. Вот это для меня было нелегко, но я благодарен ей за предоставленную возможность научиться добиваться от людей желаемого.

Панси нахмурилась.

— Так ты ее использовал?

Блейз задумался. И это тоже, конечно, если вспомнить горы литературы, перелопаченной в попытках найти ответ на вопрос, что хочет женщина и как ей этого не дать, при этом не испортив отношения.

— По-моему, это было обоюдно. Она зато научилась усмирять свой нрав, — улыбнулся он. Потом спохватился, что под маской этого не видно, и снял ее.

Панси вскочила на ноги, но он потянул ее обратно, и она приземлилась на его коленях. Чтобы предотвратить дальнейшие попытки к бегству, он крепко обнял ее. Панси смотрела ему в глаза, и выражение ее лица от испуганного менялось к изучающему. Он тоже внимательно глядел на нее, стараясь понять, что же чувствует к капризной девчонке, которая со дня начала совместной работы все чаще занимала его мысли, и не всегда они были связаны с работой. «Хорош лукавить, — мысленно он дал себе подзатыльник, — после побега Дафны они все меньше связаны с составлением документов, а уж в данный момент...»

Панси заерзала на его коленях. Он подумал, что ей неудобно, и ослабил хватку. В конце концов, она должна иметь выбор — сидеть ли на его коленях, на канапе или вовсе в другом конце зала.

Она погладила его по щеке и быстро оторвала руку. Он, в свою очередь, наконец-то разобравшись с сумбуром в голове, сжал ее ладони в своих и наклонился для поцелуя. Он был уверен, что сопротивления не встретит, и оказался более чем прав.