Калёным железом: Просто тень? (джен)

— Эй, Уверан, — Арктур приземлился рядом. — И куда ты теперь?

— Не знаю, — Морин пошевелил палкой угли и бросил её в костёр. — Не решил ещё. Будь у меня возможность — вернулся бы в Сиродиил… А так — не знаю.

— У тебя там остался кто-то? — командир "зрящих" был явно настроен потрепаться.

Впрочем, Морин не возражал.

— Нет, никого, — покачал он головой.

— А чего не в Морровинд?

В голосе Арктура не было ни тени подначки, только любопытство.

— Там тоже… меня давно никто не ждёт.

Все, кто мог его ждать в Морровинде, уже почти два столетия похоронены под пеплом… Тогда, спасаясь вместе со всеми от гнева Красной Горы, Морин не думал об этом. Позже, уже на материке, он, как и многие другие, пытался разыскать хоть кого-то, кого раньше знал, но тщетно… Но говорить об этом Морин не стал. Впрочем, Арктур, кажется, его понял.

— Может, к нам? Командир Марон тебе рекомендацию с дорогой душой даст…

Морин тут же вспомнил Дельфину и едва удержался от гримасы. А ведь "зрящие" в некотором смысле являются преемниками Клинков. И вроде бы, с одной стороны, ему предлагают заниматься тем, что для него давно привычно… но с другой — вступить в ряды "зрящих" означало службу Империи. А своё мнение об Империи Морин уже высказывал. И как бы не тому же Арктуру.

Хотя… в Морровинд он возвращаться не намерен — там таких возвращенцев с поджатым хвостом и без него, как квам-блох… а такие предложения делают все же не каждый день и не каждому встречному. Но и соглашаться…

В общем, предложение следовало как следует обдумать.

— Возможно, позже, — ответил он так мягко, как только мог.

Арктур понимающе усмехнулся и, встав, ушёл к лошадям. Ненадолго, впрочем — вернулся он через несколько минут, держа в руках оплетённую соломой бутыль и пару кружек.

— За успешное уничтожение Тёмного Братства, — предложил он тост, разливая вино.

Шармат, привязанный отдельно — в противном случае зловредный жеребец непременно затеял бы драку — вдруг громко фыркнул и постучал копытом по подмёрзшей земле. Морин неожиданно для себя вздрогнул, едва не расплескав вино — в фырканьи вороного ему почему-то почудилась тень насмешки…

Там, в Данстаре с жеребцом что-то случилось. Морин помнил, как вернувшись после сожжения гроба Матери Ночи вместе с трупом Цицерона, обнаружил разгромленную конюшню. И как конюх, пряча глаза, сообщил, что вороной внезапно взбесился, выломал двери денника — и ускакал в неизвестном направлении. Морин сходу предположил, что направлялся он на ближайшую живодёрню — характерец у Шармата был таков, что желающих пришибить его было с избытком — но промолчал, не желая вступать в долгий, и, по его мнению, совершенно бессмысленный спор.

Единственное, что вызвало его протест — требование оплатить ремонт разгромленного денника. И неизвестно, к чему привёл бы спор, но... Шармат вернулся.

Морин ясно помнил этот момент: конюх, дюжий норд, уже примерился ухватить его за грудки... но вдруг со стороны дома Сила Весула — легко узнаваемого по развевающимся на ветру драным тряпкам, призванным изображать знамёна Мифического Рассвета — раздались испуганные вопли, конюх, глянув в ту сторону, охнул: "Талос могучий!" и отступил назад, вцепившись в висящий на шее амулет. Морин, невольно проследив за его взглядом, тоже охнул — но, вместо того, чтобы броситься наутёк, как это сделал конюх, рванул к дому Весула. Там, свесив голову и едва переставляя дрожащие ноги, медленно брёл Шармат, встретивший прибежавшего хозяина жалобным ржанием...

Потом был долгий путь к конюшне... Морин помнил, как сначала оторопело разглядывал жеребца, пытаясь понять, что с ним вообще произошло и как теперь бороться с последствиями: Шармат весь, от храпа и до кончика хвоста — некогда роскошного, а теперь превратившегося в отвратительную сосульку — был покрыт подсыхающей коркой крови, смешанной с какой-то слизью... Помнил, как снова ругался с конюхом… как бесились лошади "зрящих", пока он — сам — отмывал и отчищал притихшего жеребца…

Шармат шумно вздохнул и ткнулся мордой Морину в плечо. Кружка с вином вылетела из руки, данмер выругался, досадливо отпихивая тяжёлую конскую башку, и потянулся поднять злополучную посудину. Жеребец снова фыркнул — длинно… и снова — словно бы с насмешкой.

— Насмехаешься, скотина, да? — Морин подобрал кружку и потянулся потрепать Шармата за жёсткую чёлку.

Жеребец всхрапнул и пару раз мотнул головой — словно кивал: дескать, ага, хозяин, насмехаюсь.

— Смотри-ка, — хмыкнул Арктур, наполняя посудину во второй раз, — можно подумать, он тебе отвечает.

Чёрная башка повернулась в сторону имперца, и Морин снова вздрогнул — показалось, что в глазах жеребца на миг сверкнули злые алые искры.

— Ничего, после второй бутылки он и разговаривать начнёт, — хмыкнул Морин в ответ.

И тряхнул головой, отгоняя наваждение — причудится же… принять отсвет от костра даэдра знают за что.

Арктур коротко хохотнул.

— Это было бы забавно, — проговорил он. — Хотя, — имперец задумчиво посмотрел на почти слившегося с ночной теменью Шармата, — сомневаюсь, что твоё чудовище, буде у него дар речи, сказало бы что-нибудь доброе. Не конь, а даэдрот какой-то…

— Скажешь тоже — даэдрот, — фыркнул Морин, почёсывая широкий лоб жеребца — Шармат притих, развесив уши и неприкрыто млея.

После Данстара он сильно переменился — прежде бывший злобным чудовищем, не терпевшим панибратства даже от хозяина, жеребец как-то помягчел и стал сам напрашиваться на ласку. Морин, неожиданно для себя обнаруживший, что по-настоящему привязался к злонравному вороному, этому только порадовался. Хотя и обеспокоился тоже — повышенная ласковость могла означать, что жеребец нездоров… Впрочем, с остальными Шармат вёл себя по-прежнему, был злобен и дик, а так же неизменно бодр — и Морин успокоился. Почти.

— А что? — вклинился младший из "зрящих", тщетно пытаясь устроиться поудобнее на лежанке из нарубленного лапника — полученная от Цицерона рана почти зажила, но явно ещё давала о себе знать. — Командир, помнишь ту байку по коня?

— Что за байка? — заинтересовался Морин, видя, как оживились остальные члены их маленького отряда, поглядывая то друг на друга, то на почти слившегося с ночной темнотой Шармата.

Арктур поморщился.

— Нашли, что вспомнить на ночь глядя…

— Ну, командир… — просительно протянул раненый.

— Пёс с вами, — вздохнул он. — Тем более ты, — Арктур кивнул Морину, — судя по всему, эту байку не слышал… В общем, про Тёмное Братство — да-да, это история про них, — снова кивнул он поморщившемуся данмеру, — много чего болтают. А нам надо было разобраться, где выдумки, а где правда… Ну, про то, что Принцы даэдра иногда делают смертным подарки — хоть и не просто так, а за услугу — всем давно известно…

Морин кивнул. Сам он предпочитал с даэдра не связываться, но о Звезде Азуры было известно любому данмеру.

— Вот и Ситис, говорят, время от времени делает подарки своим последователям. Но не всем, а самым... — Арктур скривился и зло сплюнул в костёр, — отличившимся. Но он, рассказывают, дарит не оружие или другой какой артефакт, а посылает своему любимчику помощника.

— Коня, надо понимать, — криво усмехнулся Морин.

— Верно. Иногда это кобыла, иногда жеребец, — он оглянулся на притихшего Шармата, — но всегда обязательно вороной масти. Быстрый, как ветер, бесстрашный…

Морин хмыкнул, вспомнив дорогу из Драконьего Моста к фолкритскому Убежищу и то, как жеребец, увидев дракона, обор­вал при­вязь и вмес­то то­го, что­бы дать дё­ру, как по­ложе­но нор­маль­ной ло­шади, ки­нул­ся в дра­ку.

Послышались смешки, "зрящие" заоглядывались на вороного — историю с драконом они тоже знали. Тот, словно в ответ, протяжно фыркнул.

— …и, болтают, бессмертного, — закончил Арктур.

Морин поймал себя на том, что ему хочется поёжиться. Трусом он себя никогда не считал. Да и уничтожение Тёмного Братства… не то, чтобы это было целью его жизни — но подвернувшуюся возможность это сделать он не мог упустить. И не упустил. Потому что мог. Да и, чего от себя-то таиться, хотел. В Тамриэле определённо станет немного чище без них. Вот только с учётом случившегося с Шарматом в Данстаре после того… услышанная только что история оставляла довольно неприятный осадок.

— А отличить его от нормальной лошади можно? — поинтересовался он, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

— Можно, — хмыкнул в ответ Арктур. — Говорят у этой лошади глаза красные, точно кровь. И светятся в темноте.

Морин не выдержал. Обернулся. Впрочем, он был не единственным — все, точно по команде, уставились на Шармата. Тот, заинтересованный всеобщим вниманием к себе, уставился на них в ответ, но, не дождавшись никакого продолжения, коротко фыркнул и потряс головой. Продолговатые, как у всех копытных тварей, зрачки сверкнули белым…

Белым, с облегчением осознал Морин. Не красным.

— Что-то мне не по себе, — услышал он чей-то голос.

— Сами виноваты, — хмыкнул в ответ Арктур. — Расходимся. Уверан, сегодня первая половина ночи наша.

Морин кивнул. Вздыбленные услышанным нервы всё равно не позволили бы уснуть, так что дежурство в карауле было как раз кстати.

Утро началось с воплей. Верный своей паскудной натуре Шармат в очередной раз незаметно перегрыз привязь и цапнул за задницу одного из "зрящих", когда тот неосмотрительно прошёл слишком близко. Урона, впрочем, имперец никакого не понёс, если не считать слегка пожёванную "юбку" лёгкой бригантины. Больше пострадала его гордость, из-за чего он теперь гонял жеребца поленом по всей поляне, изрыгая ругательства, самым безобидным из которых было "ситисова кляча". Видимо, услышанная накануне история произвела на него самое неизгладимое впечатление. Впрочем, судя по поведению вороного, эти догонялки ему откровенно нравились. Причём настолько, что на остальных лошадей, тесно сгрудившихся на краю поляны, он не обращал ни малейшего внимания, хотя в любое другое время непременно затеял бы драку. Нет, сегодня ему явно было интереснее дразнить человека. Понаблюдав за ним пару минут, Морин хмыкнул и вернулся к сборам.

— Пусть разомнётся, — ответил он на вопросительный взгляд Арктура. — Иначе он до полудня выделываться будет.

— И где ты его нашёл такого? — покачал головой тот.

— В Вайтране продали. Причём немалую скидку сделали, — с лёгкой ехидцей проговорил Морин.

— Представляю, как был счастлив его прежний хозяин — избавиться от этакого сокровища, — фыркнул Арктур.

Морин усмехнулся.

— Да, этот парень, Скульвар Чёрная Рукоять, в мой второй приезд в Вайтран был несколько… обеспокоен. Он-то мне сказал, что Шармат просто тугоуздый⁽¹⁾…

— Ага, — снова фыркнул Арктур, — а оказалось, что тебе продали даэдра в лошадином обличье.

Словно услышав, Шармат резко остановился и, угрожающе прижав уши, лязгнул зубами перед лицом своего преследователя. Видимо, игра в догонялки ему надоела… но Морин вновь ощутил укол тревоги — создавалось впечатление, что жеребец слышал их разговор. Причём не только слышал, но и прекрасно понимал. Совпадение, разумеется, не более… но почему-то на душе было неспокойно.

Шарахнувшийся было в сторону имперец зло ругнулся и вновь замахнулся поленом, не обратив внимания на изменившееся настроение вороного.

— Хватит, — тихо, но жёстко скомандовал Арктур.

Тот вздрогнул и медленно опустил руку, одновременно осторожно отступая назад:

— Виноват, командир.

Наигравшийся жеребец ещё раз для острастки клацнул зубами и потрусил к хозяину. Морин покачнулся, невольно поморщившись, когда массивная башка ткнулась лбом ему в плечо, требуя ласки.

— Наигрался? — спросил он, запуская пальцы в жёсткую чёлку.

Шармат длинно и шумно выдохнул и замер, прикрыв глаза и развесив уши.

— Ну, что, даэдра в лошадином обличье, — потрепав конскую гриву напоследок, усмехнулся Морин, — пора седлаться.

Жеребец негодующе фыркнул и чувствительно боднулся, от чего Морин едва не сел на задницу. Седловку он, как любая лошадь, терпеть не мог, но, зная, что за послушание хозяин непременно чем-нибудь его угостит, обычно почти не вертелся и брюхо не надувал. Впрочем, брюхо он не надувал ещё и из-за того самого угощения — этой хитрости Морина научил все тот же Скульвар, мол, пока лошадь жуёт, можно спокойно затягивать подпругу. Но не выразить протест он не мог.

Со "зрящими" Морин расстался на развилке. Арктур, направлявшийся в Драконий Мост, предлагал поехать с ними, но он отговорился делами, пообещав заехать позже. Настаивать тот не стал. Недоверчиво кивнул и, пожелав удачи, пришпорил коня, догоняя своих.

Морин подождал, пока "зрящие" скроются из виду, после чего отъехал к обочине, спешился… и, отойдя на несколько шагов, проговорил, держа руку на рукояти меча и чувствуя себя идиотом:

— Может, хватит притворяться?

Шармат, успевший потянуться к усыпанному алыми ягодами кустику снежноягодника, замер. Потом медленно — не по-лошадиному медленно — повернул голову… и Морин едва не застонал в голос.

Глаза у жеребца были красными. Ярко-ярко красными…

1) о лошади: требующий тугого нажима удил для управления, не подчиняющийся слабому нажиму

Вернуться к тексту

Конюх, молодой имперец, при виде Морина явственно занервничал, заполошно косясь куда-то в сторону.

— Что? — тут же подобрался данмер.

— Лошадка ваша, господин, того… — промямлил конюх. — Занедужила сильно. И… того…

Морин вздохнул. После того, как он избавился от ситисова жеребца — пытаться убить тварь он не стал, помня слова Арктура о её бессмертности, просто оставил его у входа в руины Мзинчалефт, спустившись в Чёрный Предел и выбравшись оттуда через подъёмник Ральдбтхара — с лошадьми ему отчаянно не везло: жеребцы, кобылы и мерины всех возрастов и мастей — кроме вороной — постоянно дохли. Кого-то рвали хищники, кто-то умудрялся сожрать какую-нибудь ядовитую дрянь… а некоторые и вовсе гибли безо всяких видимых причин.

Тогда, выбравшись из Чёрного Предела и оплакав единственное близкое существо, Морин отправился в Драконий Мост, наняв в Виндхельме извозчика, и вскоре при содействии "зрящих" покинул Скайрим, перебравшись в Анвил. Благо, ничто его не держало — все мыслимые долги были розданы, слушать славословия в свою честь было уже невыносимо, отказываться от приглашений ярлов, желающих видеть "прославленного Довакина" своим таном надоело до зубовного скрежета. А в Сиродииле, до сих пугливо оправляющемся от последствий войны, никому не было дела до ещё одного данмера. В Сиродииле можно было просто жить… по крайней мере, так он думал поначалу.

Анвил Морин выбрал ещё по одной причине, ведь логичнее, казалось, поселиться в Чейдинхоле — там, где вот уже третью сотню лет сильна данмерская диаспора — беженцы от Красного года. Но… с некоторых пор Морин начал опасаться вороных лошадей. Нельзя сказать, что у него на то были веские основания, но… поговорку про дерево и лес он помнил. А лошади знаменитой чейдинхольской породы, славящейся своей быстроногостью, были именно этой масти. Анвильцы же, то ли в пику заводчикам Чейдинхола, то ли ещё почему-то, разводили собственную породу — статных лошадей белоснежной и серебристо-серой масти, не таких быстрых, как чейдинхольские скакуны, но более выносливых и при этом нарядно выглядящих. И очень внимательно следили за чистотой породы. Так что появление вороного жеребца — бесхозного вороного жеребца — не осталось бы незамеченным.

В том, что спокойно жить ему не дадут, Морин не сомневался, поэтому ничуть не удивился, однажды вечером увидев на пороге своего дома старых знакомцев из Пенитус Окулатус. Впрочем, вменённые ему обязанности были не слишком обременительны… если бы не одно "но" — необходимость частых поездок. А для этого была нужна лошадь. Тут-то Морин и столкнулся с тем, что в конце концов начал считать своим проклятьем.

Прикинув, что с такими расходами деньги, запас которых был вовсе не бесконечен, скоро иссякнут, Морин не раз задумывался о том, чтобы перестать покупать лошадей. Но другого способа быстро передвигаться по провинции не было, поэтому приходилось раз за разом раскошеливаться. О том, чтобы вернуться в Скайрим за… даже мысленно Морин не мог называть это существо Шарматом, с горечью осознав, что вороной — его вороной, злонравный, своевольный, но преданный — по всей видимости, погиб в Данстаре — он даже не задумывался, всей душой надеясь, что ситисово отродье вернулось туда, откуда вылезло.

Нынешняя кобыла — той самой анвильской белой породы — была последним его приобретением и, в отличие от своих предшественников, продержалась достаточно долго, чтобы дать хозяину надежду на то, что "лошадиное проклятье" наконец-то спало. И вот теперь снова…

— Что с ней? — обречённо поинтересовался Морин, шагая в сторону денников.

— Дык, это…

Конюх замялся, потом вжал голову в плечи и торопливо, сбивчиво заговорил, испуганно таращась на Морина:

— Сбежала она, господин… Ночью криком кричала — прямо как человек — распугала всех… Реман, мы с ним вдвоём завсегда, посмотреть пошёл, вдруг ласка или пума… А она, лошадка-то, стойло сломала и… — он помолчал, пожевал губами. — Не ходите, господин, Реман как увидел, так не в себе сделался. Говорит…

— Что? — поторопил его Морин.

— В крови там все, — почти беззвучно проговорил конюх. — Я одним глазком глянул…

— В крови? — подобрался данмер.

В памяти услужливо развернулась картинка: покрытая грязным истоптанным снегом улица — и бредущий по ней, повесив голову и едва переставляя дрожащие ноги, покрытый кровавой коркой Шармат… Нет! Не Шармат — тварь, занявшая его место!

Что ж…

— Куда она убежала, видели?

Конюх посмотрел на мгновенно помрачневшую физиономию Морина… помялся…

— Не ходили бы вы за ней, господин…

— Куда. Она. Убежала.

— К Гведену, — сдался имперец.

Гведен Морин знал. Крошечный посёлок в два десятка домов и четыре улицы на полпути от Анвила к солеварням на побережье лимана у границы с Валенвудом. Какого Обливиона тварь понесло туда?

Бросив конюху монету и не обращая внимания на возобновившиеся увещевания, Морин зашагал в сторону посёлка. Но на полпути между Гведеном и заново отстраиваемым фортом Странд вспомнил ещё об одном примечательном месте — и решительно свернул с дороги на юг. В холмы. Подобное, как известно, тянется к подобному…

Догадка оказалась верна: тварь обнаружилась на площадке между колоссальными обсидиановыми зубцами — остатками давно разрушенных Врат Обливиона. Даже две с небольшим сотни лет спустя это место пользовалось дурной славой: вершина холма была голой, как обглоданный череп, с торчащими, подобно драконьим рогам шипами Врат — местная растительность отказывалась расти на исковерканной дыханием Мёртвых Земель земле. На этой-то земле, некогда выгоревшей и спёкшейся до превращения в стекло, билось черно-красно-белое чудовище, вылупляясь из конской туши, как бабочка из кокона куколки...

Увидев Морина, тварь замерла, тяжело поводя боками и настороженно следя за ним взглядом багровых глаз… и вдруг, потянувшись к нему, тонко заржала, скребя передними копытами по скользкой стеклянистой поверхности.

— На жалость давишь? — зло процедил он. — Помощничек ситисов… а как я отвернусь, так тут же отправишь к своему… прародителю, так?

В ответ существо обиженно всхрапнуло и старательно замотало головой…

— …Я ведь от тебя не избавлюсь, верно? — обречённо спросил Морин в конце концов, устало растирая лицо.

Порождение Ситиса, за время их "беседы" успевшее "вылупиться" почти полностью, уставилось на него, всем своим видом как бы задавая вопрос: "Но зачем?!" Его не волновало, что Морин не собирается служить Ситису никаким образом — ни восстанавливать им же уничтоженное Тёмное Братство, ни создавать что-то ему на замену, ни делать что-либо ещё — оно просто почему-то упорно желало быть при нем. И совершенно не хотело в Обливион… или где там оно обреталось обычно. Что и демонстрировало всеми доступными способами.

С омерзительным чавканьем выдернув задние копыта из кровавого месива, некогда бывшего белой кобылой, кобыла вороная с трудом поднялась на трясущиеся, как у новорождённого жеребёнка, ноги. Морин подумал о тех, кому наверняка приглянется это чудовище — изящная тонконогая лошадка, если не знать, что она такое на самом деле, могла бы считаться украшением чейдинхольской породы.

— Назвать тебя Барензией… — задумчиво протянул он.

Кобыла негодующе фыркнула.

— И как мне тебя называть? Раз уж мне от тебя никуда не деться…

Не-Барензия смерила его непонятным взглядом и, вытянув переднюю ногу, постучала копытом по земле.

— Земля… — Кобыла помотала головой в уже знакомом выражении отрицания. — Нет?

Правое переднее копыто легонько стукнуло по земле... и — несколько раз и с большей силой — на полшага впереди. Там, где на землю ложилась тень от обсидианового зубца Врат. И ещё раз.

— Тень? Просто тень?

Кобыла энергично закивала.

— Ну, что ж, "просто тень"⁽¹⁾, — вздохнул Морин. — Давай поищем место, где тебя можно привести в приличный вид.

И добавил:

— Надеюсь, я об этом не пожалею.

1) имя коня в локализации TES-IV: Oblivion и TES-V: Skyrim — Теневая Грива/Тенегрив. Но дословный перевод Shadowmere — "простая тень"

Вернуться к тексту